Война в Ветёлках

XXI

Целую неделю пролежала в постели Пелагея. Ее то било как в лихорадке, то она сбрасывала с себя одеяло, поднималась вся в поту, будто с горячего банного полка, сидела, чуть слышно охая, на кровати, свесив ноги. На работу она не выходила. Домашние заботы упали на плечи Настеньки. Она и корову доила, готовила еду, ухаживала за матерью и Андрейкой. Пелагея не поднялась даже и в тот день, когда радостная Настенька, забежав в избу, громко закричала:

— Мама, мама, и нам просяной соломы целый фургон привезли. Да большущий такой! Теперь на целую зиму хватит. Дядя Игнат спрашивает, куда сваливать.

Пелагея, повернувшись к Настеньке, спросила:

— А кто еще с дядей Игнатом?

— Тетя Валя Горбова… Ну ты говори, а то они ждут.

Пелагея в нерешительности сказала:

— Пусть сверх сена сложат.

Настенька убежала, а Пелагея сползла с кровати, подошла к окну и увидала ту самую пару бурых быков, на которых ездили убирать картофель. Вот подошла к ним Горбова, взяла за налыгу и дернула быков, чтобы поставить их ближе и удобнее.

Опять вбежала Настенька, быстро одела Андрейку и потащила его во двор.

— Пусть посмотрит, как солому будут сгружать. Ему, наверное, интересно.

Выпроводив за дверь братишку, Настенька снова обратилась к матери:

— А чем мы будем угощать возчиков? Тетя Маша, я сама видела, варила для них гуся.

— Ладно, доченька, сейчас мне не до этого. Другой раз позовем. Иди, смотри там за Андрейкой.

Настенька ушла, а Пелагея снова легла.

«А что если в избу зайдет Горбова и попытается заговорить? Нет, нет, не надо, — мучилась Пелагея. — Я отвернусь к стене и буду молчать».

Пелагея чувствовала свою вину перед Андреевной и готова была на любое унижение, чтобы та простила ее, но в то же время что-то ее сдерживало.

Горбова все-таки зашла. Сложив солому, она отряхнулась и сказала Игнату:

— Ты пока подбери тут солому, сделай все по-хозяйски, а я зайду.

Она взяла на руки Андрейку, поцеловала его в измазанную каймаком щеку и сказала:

— Ну, вот, играйте тут. А я пойду вашу маму проведаю.

Зайдя в избу, Валентина Андреевна остановилась у порога и окликнула:

— Поля, ты не спишь?

Больная в одно мгновение поднялась и села. Казалось, больше смерти она боится, как бы гостья не прошла в горницу. Огромный комок встал у нее в груди. Она задыхалась, но комок этот держала, как тяжелый камень на шее.

— Знаю, Полюшка, твою гордость, — немного пройдя вперед, сказала Андреевна. — Но ведь у меня-то на тебя никакой обиды. Ладно, приду в другой раз… За самоваром поговорим.