Война в Ветёлках

XX

Серый, адайской породы иноходец весело бежал по накатанной дороге. Белавин лежал на кошме в просторном тарантасе, мягко вздрагивающем на неровностях. Быстрая езда не устраивала сейчас Федора Степановича: ему хотелось хорошо продумать все то, о чем говорилось на бюро райкома. Он несколько раз натягивал вожжи, стараясь сдержать лошадь, но та вытягивала шею, мотала головой, рвала удила и прибавляла скорость. Тогда Белавин снова давал волю иноходцу, а сам, прикрыв глаза, смотрел сквозь набежавшую пелену тумана то на широкую спину коня, то на степь. Он всецело поглощен был тем, что с ним было несколько часов назад.

— Ну как, Федор Степанович? — начал разговор первый секретарь райкома партии Козырев со стоявшим у края покрытого зеленой скатертью стола Белавиным. — Не развалили ваш колхоз личные бычки и брички?

Белавин пожал плечами. «Да вроде все в порядке», — подумал он про себя и хотел произнести вслух, но его опередил Козырев.

— Давай отчитывайся, сколько сможете еще сверх твердого плана сдать государству хлеба, мяса, молока, шерсти.

Белавин назвал цифры. Члены бюро переглянулись, посмотрели на секретаря райкома, потом снова — на Белавина.

— Честно, — сказал Козырев. — Без обмана. Но ведь в колхозе тогда ничего не останется для помощи остро нуждающимся.

— Мы будем просить, чтобы на эти нужды нам разрешили оставить пудов пятьсот хлеба.

— Оставляйте пятьсот. Только с условием — возьмете тридцать семей эвакуированных.

Белавин хотел что-то возразить, но Козырев поднял руку и повторил:

— Тридцать семей. Устройте с жильем, накормите, выдайте единовременно по пуду муки на едока, овощей. Где есть маленькие дети — молока дать на первый случай.

Снова в кабинете воцарилась тишина. Было слышно, как тяжело дышит грузный военком, как хрипят с присвистом у него легкие, как ветер бьет веткой в окно, как ржет на улице лошадь.

— Вот за этим мы тебя вызвали, — секретарь райкома поднялся со стула. — Расскажи, пожалуйста, где разместишь людей, какие возможности у тебя есть их накормить?

— Сразу не сообразишь, — проговорил Белавин. — Скажу только, что будем стараться, и никто у нас голодным не будет.

Козырев пошел провожать Федора Степановича. Вышли на крыльцо, секретарь райкома спросил:

— Ну, как там дружок Веревкина?

— Про Чупрова спрашиваете?

— Откровенно говоря, я ведь думал, что и Фома замешан в краже хлеба. Оказывается, нет…

— Чупров никогда не был замешан в подобном, — сказал Федор Степанович. — Чужого не возьмет. Вот я его и не пойму. А впрочем, понять можно…

— Довлеет над ним кулацкое прошлое.

— И еще прошлое белогвардейца… А так ведь — работяга.

— А все-таки, — предупреждал Козырев, — за ним нужен глаз да глаз. Ну, счастливо. Привет от меня Валентине Андреевне. Заеду скоро к вам.

Всю дорогу из райцентра до Ветелок не выходили из головы эвакуированные. Не шутка для такого хутора — тридцать семей. Их надо сразу накормить, устроить по квартирам, выдать продукты. Отказаться бы от этой адской работы, сослаться на болезнь. Но на фронте не легче… Нет, не легче.

Уже темнело, когда Белавин въехал в хутор.