Глава 36

Никогда еще Алексеев не работал в своей жизни, и не испытывал таких моральных терзаний, как за последние сто дней. Понимание обреченности монархии, если война с японцами будет проиграна, придало ему энергии, и он готов был вернуться наизнанку, но изменить предопределенный историей ход развития событий.

Однако, оставаясь на Дальнем Востоке трудно повлиять на столичную жизнь. Однако даже в такой ситуации есть действенное средство, которое может воздействовать на умы тех, кто окружает императорский престол, и особенно великих князей. Пришлось крепко задуматься, прежде чем начать интриги — и главным надо было внести раздоры в фамилию Романовых, благо в большом семействе венценосцев разлад, недоверие и злопыхательство никогда не прекращались. В борьбе за власть и влияние все средства хороши, так что в великокняжеских семействах всегда задумывались над тем, почему правит «милый Ники», а не кто-нибудь из более достойных на роль самодержца одной из самых обширных империй мира.

— Смертельно больной Алексей будет цесаревичем вместо Михаила?! Такого самодержца не нужно — не думаю, что Фок ошибается, — пробормотал наместник себе под нос. И сжал губы, сдержавшись.

Евгений Иванович вот уже как два месяца отправил через европейские страны великим князьям, выражаясь на старинный манер, «подметные письма», направив верного человека. Подписи, понятное дело, не оставил, да и использовал печатную машинку — наводить на себя «тень» в таких случаях смертельно опасное дело. Так что удивятся «пророчеству», причем сильно — стравливать их нужно, стравливать между собой насмерть, и самому занять среди них достойное место.

Вместе с отправкой писем Евгений Иванович тут же предпринял меры к упрочнению своих позиций — терпеть рядом с собою конкурента, который к тому же постоянно интригует против тебя — весьма утомительное занятие. И погибельное, если знать, к чему такое терпение приведет.

— Хорошее дело «снайпинг» — охота на бекаса, которой занимаются англичане, — пробормотал наместник с нескрываемым удовлетворением. Все оказалось прозаичным занятием — установленный на хорошей винтовке мощный оптический прицел, оказывается, мог дать весьма действенный результат, если правильно воспользоваться этим симбиозом. И не нужно теперь никаких бомбистов-террористов, вооруженных револьверами и кинжалами нигилистов-ниспровергателей, а важен хороший стрелок, что с четырехсот саженей сможет всадить пулю в кочан капусты. И виновник теперь есть под рукою — генерал Фок, который это дьявольское оружие стал внедрять в войска, пусть с трубками вместо оптики.

К тому же с помощью недотепы Фока удалось убрать великого князя Бориса Владимировича из Ляояна. С крестинами он хорошо сообразил, и Борис, весьма недальновидный молодой человек, выпивоха, хам и потаскун, сам сунулся в настороженную на него ловушку. Даже не сообразил, что такой мезальянс Фока с маньчжуркой вызовет негативную реакцию «столичного полусвета», пойдут разговоры, которые набросят тень не только на него, но и на отца — великого князя Владимира Александровича, командующего гвардией и Санкт-Петербургского военного округа. А вот своего дядю самодержец не только побаивался, а в силу этого недолюбливал. Так что Борис оказался вовремя под рукою, крестины состоялись, и об этом событии тут же в английских и французских газетах пошли пересуды. И не только здесь, вскоре дошло и до самой Европы — причем с комментариями вроде «грязного сводничества» и «урона престижа белых цивилизованных людей перед грязными азиатами» были еще вполне безобидными.

Так что Бориску выдернули отсюда столь быстро, как репку выдергивают из грядки, но с «убийственным творением» Фока тот успел познакомиться. Так что его отец, августейший председатель «Императорского общества размножения промысловых и охотничьих животных и правильной охоты» должен сообразить, для чего еще можно использовать столь смертоносное изобретение генерала, связь с которым привела к скандалу с его сыном. И неизбежно затаить зло на венценосца.

— Ничего, это только начало, — Алексеев скривил губы — членов Фамилии он недолюбливал, видя их пренебрежение и хорошо зная о тех слухах, что ходили в столице про него. Потому и перебрался на Дальний Восток с удовольствием, ибо здесь он стал хозяином по праву власти, а они там лишь по праву крови, принадлежащей к Императорскому Дому.

Два дяди императора, великие князья Сергей и Павел Александровичи не играли в столице ни влияния, ни сторонников, отчасти из-за своего высокомерия, и равно определенной удаленности от двора. Первый был генерал-губернатором Москвы и в высшем свете про него ходили очень нехорошие слухи, которому способствовали постоянно пребывающие с данной особой смазливые адъютанты. Да и детей у него, понятное дело нет — а бомба Каляева, как сказал ему Фок, поставит кровавую точку.

А младший законный сын императора Александра пребывал в Париже — и обратная дорога в Россию ему была заказана. Два года тому назад овдовевший великий князь Павел женился второй раз на разведенной жене своего бывшего подчиненного — скандал был страшенный, такого чудовищного мезальянса никто в Императорском Доме не ожидал. Так что эту парочку не следовало принимать в раскладах, значимой роли они не играли.

Своего непосредственного патрона, великого князя Алексея Александровича, генерал-адмирала Алексея Александровича наместник тихо ненавидел, хотя охотно, демонстрируя преданность, принимал от него покровительство, оказываемое по-родственному, так сказать. Но теперь этому толстому борову, которому присвоили нелестное прозвище «семь пудов августейшего мяса», придется несладко — фактически он выбит из расклада, и долго не протянет — сибаритство до добра не доводит, это он всю жизнь в морях провел, причем отнюдь не на роскошных яхтах.

Войны с японцами наместник жаждал, оттого получив предложение статс-секретаря Безобразова об устройстве прибыльных концессий на реке Ялу, сразу принял. Русские в Корее — от такого известия все японцы зашевелились, и война стала неизбежной, вопрос ее начала был только по времени. Даже с Витте отношения ради этого наладил, хотя на дух не переносил всемогущего Председателя Совета министров, впрочем, как и тот его, о чем Евгений Иванович знал точно.

После первых же бесед с Фоком наместник осознал, какая невероятная удача ему выпала. Узнать о будущем было неимоверно тяжело, как и о том позоре, который свалился на его голову. А уж известие о крушении монархии и страшной гражданской войне чуть не доконало Евгения Ивановича — чудом пережил подступившую к нему смерть. Но оправившись, понял, что все, что не делается, то к лучшему. Ведь если бы он не спровоцировал эту войну, и не явился бы в теле старого генерала Фока еще более старый «попаданец», то не удержался бы на высоком посту наместника, который теперь требовалось превратить в пожизненный удел. И возможности для этого открывались сейчас на диво положительные. Даже с превосходными перспективами, размышляя над которыми наместник испытывал чрезвычайный прилив сил, и стал как никогда энергичен и предприимчив.

И морские победы последовали одна за другой — и с каждым разом он чувствовал, что японские адмиралы теряют уверенность и становятся более осторожными. И на то была весомые причины — большие потери не только в новых кораблях — два броненосца, один броненосный и четыре бронепалубных крейсера, парочка авизо — но и солидного числа устаревших «посудин», которые большой роли не играли. Но в общем счете потерь делали его победы весьма убедительными — так что большой белый крест со звездой получил он совсем не зря, по заслугам.

Да, и русский флот понес ощутимые потери, но убыль в кораблях была все же чуть поменьше. С момента начала войны флот лишился броненосца и три бронепалубных крейсеров, нового минного заградителя, девяти миноносцев и минных крейсеров, парочки старых небронированных крейсеров и канонерскую лодку. Пароходы, буксиры и катера можно не считать — такие потери неизбежны, причем у японцев они гораздо больше.

Так что нужно рисковать и дальше, каждый раз удваивая ставки. Да, при проигрыше ему икнется, но одно поражение при незначительных потерях — один-два корабля линии — ему не поставят в вину. Тем более, что теперь последует серьезное подкрепление, благо в столице осознали риск промедления и решили ему отправить на помощь отряд способных к дальнему переходу броненосцев, не дожидаясь полной готовности всей эскадры адмирала Рожественского. А в Порт-Артур он его в октябре проведет, благо соответствующий опыт получен.

— Ладно, о флотских делах можно подумать чуть позже, — Алексеев взял пальцами картонку, последнюю из первой пачки «отцовского наследия», как он ее стал называть с ехидцей, уже не имея прежнего благолепия перед «родственниками». Ведь они его таковым никогда не считали — в их глазах всегда оставался ублюдком, который не примажется к фамилии. И посмотрел на выведенный собственноручно вензель:

— Через несколько дней вы перестанете быть наследником престола, ваше императорское высочество, как пять лет тому назад вас лишили титула цесаревича. Но кто знает — если вам суждено было быть последним императором пару дней, то может быть, вы им станете гораздо раньше, и ваше царствование будет долгим. Кто знает…



Загрузка...