— Вот и хорошо, что вы можете меня видеть, Митрофан Александрович, — Фок крепко пожал руку лежащего генерала Надеина — старика крепко контузило разорвавшимся снарядом. Но дело свое его дивизия выполнила — бригада японской инфантерии, к тому же изрядно поредевшая после неудачной высадки у Бицзыво, была полностью смята стремительной атакой пехоты. Наступление русских предварял мощный удар артиллерии по двум деревенькам, и небольшой китайской крепости, где попытался укрепиться японский пехотный полк. «Бог войны» показал себя в полной красе — противник был вначале ошарашен мощью огня, содрогнулся и позже даже впал в панику. Еще бы — наверное, впервые в этой войне сюда русскими было стянуто более сотни пушек калибром 76 мм и крупнее, вплоть до шестидюймовых полевых мортир. От попадания чугунных бомб, весом в полтора пуда каждая, снаряженных даже не пироксилином, а черным порохом, глинобитные домики разносило в куски, только пыль в разные стороны шла…
— Жаль старика, но война есть война, а у японцев тоже имеются пушки. Вернее, здесь имелись, но полностью нами выбиты, как видно. Крепко им тут досталось, — Фок прищурил глаза как сытый кот, обозревая картину побоища. Война ведь не только кровавый ужас — гибель врага порой вызывает такой прилив адреналина и всплеск позитивных эмоций, что даже самые страшные картину кажутся великолепными. Совсем как любил приговаривать один французский король по поводу казненных, тушки которых раскачивались на виселицах долгими месяцами на страх противникам — «ничто не пахнет так приятно, как труп врага либо изменника».
На захваченных русскими японских позициях сейчас копошились солдаты и китайцы — такое важное дело как сбор трофеев всегда нужно выполнять централизованно, под строгим контролем. Так оно и понятно, ведь если не уследить, то все «арисаки» будут растащены, а если и винтовки оставят, то кинжальные штыки к ним «приватизируют» самым беззастенчивым образом, слишком ценны ножи.
С этим явлением Фок начал бороться еще при Бицзыво, и очень простыми эффективными мерами — угрозой разжалования унтеров и фельдфебелей, если в роте будет найден хоть один японский штык. А также весьма суровым наказанием для офицеров — отказом в представлении к чинам и орденам. И этого оказалось вполне достаточно — штыков сдавали даже больше чем винтовок, так как у японцев ими были вооружены все нижние чины. Про боеприпасы и орудия говорить не приходится — все подсчитывалось тщательно, неисправное отделялось — полки за сданные трофеи получали некоторую толику денежного вознаграждения от казны. Да и награды соответствующие — чем больше сдадут, тем лучше.
Видны были снующие по позициям фотографы — снимки будут изданы всеми ведущими газетами, и репортеры старались выбрать самые выигрышные ракурсы, благо трупы японских солдат лежали вповалку. Но встречались и группы сибирских стрелков, что стояли рядом с погибшими товарищами — тела лежали вразброску, со скатками шинелей, с ранцами на спинах и котелками. Прежде здоровые молодые мужики сейчас были убиты, и горестно взвоют их родные и близкие, получив извещения.
Потери неизбежны, и лишь будут они большими или не очень, зависело в определенной мере и от него самого. Японцы ведь пока сражаются до конца, боевой дух высок, и ожесточение таково, что сибирские стрелки пленных не брали, потому что те не сдавались. А потому просто перекололи всех сопротивлявшихся штыками.
— Николай Александрович, принимайте дивизию, — Фок повернулся к командиру 5-го ВС стрелкового полка полковнику Третьякову. — «Варяга» мне нужно, будем считать генерала Надеина временно выбывшим из строя. А вы теперь при нем начальником 1-й бригады, благо должность вакантна. Дело вы знаете прекрасно, так что моя дивизия в надежных руках. Следующий чин получите быстро — нужно только подождать возвращения наместника из Лаояна. Да и генерал Куропаткин не станет возражать против вашего производства в генерал-майоры. Это вам будет наградой за победу при Бычихэ, название то какое, созвучное с Бицзыво.
Фок усмехнулся, посмотрев на побагровевшего Третьякова — какой же полковник не мечтает стать генералом, он и сам таким был. Если нет здорового честолюбия, то в армии делать нечего, такие офицеры быстро превращаются либо в законченных циников, или в беспринципных карьеристов — последние особенно опасны, ибо страшнее любого врага.
— Дивизию берегите — в ней мои солдаты, они для меня как родные дети и внуки. Больших потерь не допускайте, нельзя проливать лишнюю кровь. Запомните это, когда генералом станете! Как говаривал великий Суворов — воюют не числом, а умением! И пушками с пулеметами — ибо скоро именно они станут диктовать ход полевых сражений!
— Я это уже понял, ваше превосходительство. Не думал, что в бою пулеметы окажутся настолько полезными…
— Это их еще мало, а вот когда в каждом батальоне будет десять стволов, а потом и полсотни — вот тогда войска в землю закапываться начнут. И совсем иная война пойдет, не так как в 1812 году — поля сражений опустеют, ибо все прятаться начнут. А кавалерийские атаки практически исчезнут как таковые — с сабельками на пулеметы в атаку не пойдешь. Но не конница — на марше драгуны и конные егеря намного любую пехоту опередят, а в бою уже будут спешиваться, чтобы коней не потерять.
— Страшные вещи вы говорите, ваше превосходительство!
— А вы сами над этим подумайте, Николай Александрович, какие баталии нас всех впереди ожидают. Просто поразмышляйте, и к этой новой войне уже сейчас нужно офицеров и солдат заранее готовить. Не стесняйтесь свои мысли на бумагу вносить — а то в академиях всегда к прошлой войне готовят, а не думают над тем, какая она в будущем будет. Вы ведь когда учились, то больше над опытом Крымской войны размышляли, как инженер, и над осадой Плевны, где наши генералы массу ошибок допустили. Которые, вроде, как и рассматривать нельзя, ибо участники тех событий живы. А напоминать им о том, и оттаптывать мозоли чревато последствиями. Ведь так? И давайте обойдемся без чинов — разговор у нас приватный.
— Вы правы, Александр Викторович, многие вопросы лучше не затрагивать, особенно Плевну. Вроде четверть века прошло, но слишком свежи впечатления от той многомесячной осады!
— Потому нам и надо вести подготовку к будущей войне, причем уже не против японцев, а их учителей. А навыки нарабатывать именно здесь, среди маньчжурских сопок. И опыт наш смело распространять, ибо он кровью уже оплачен. И учтите — пока идет война, к нам поневоле столичные генералы прислушиваться будут, но как она закончится, то все наши предложения станут гласом вопиющего в пустыне!
— Вы совершенно правы, Александр Викторович, — Третьяков нахмурился, видимо припомнил подобные случаи. Фок снова окинул взглядом поле недавнего боя и заговорил, может быть чуть резче, чем следовало.
— Не пытайтесь штурмовать те позиции, где японцы укрепились и окопались. Блокируйте резервным полком и саперами, подтягивайте тяжелую артиллерию и долбите из всех стволов гранатами и бомбами. Шрапнель бесполезна против укрывшейся в траншеях пехоты, а любая атака на неподавленную оборону, особенно на пулеметы, чревата только потерями, а не победой, — Фок тяжело вздохнул, но дальше заговорил не столь напористо:
— Так что обстрел ведите до конца, и пусть Ирман записывает, сколько и каких снарядов вы истратили за определенное время и против каких позиций. Важно знать расход боеприпасов, снарядов и патронов, чтобы хорошо подготовится к новой войне. И ведите подсчет потерь, как и неприятельских, так и собственных. Нужно знать точно — какое оружие эффективнее всего поражает, куда приходятся ранения, и предпринять соответствующие меры. Посмотрите на солдат, что стоят рядом с нами — какие выводы можно сразу сделать? Учтите — на войне мелочей не бывает!
— Солдаты как солдаты, потрепаны немного, но так в атаку ходили, да еще марш до нее был трудный.
— Обмундирование на коленях и локтях кое-где уже порвано. Распорядитесь, чтобы на первом же привале сверху заплатки наложили, или из плотной ткани, либо из кожи. И сапоги пусть унтера осмотрят — особенно подошвы, они имеют свойство отваливаться. А марш вас поджидает долгий — завтра Генгроссу помочь надобно, а то он против японских батальонов ничего сделать не может. Вы их левый фланг обхватите одним полком, а двумя обойдите — если не захотят отступать, тем лучше — подтягивайте тяжелую артиллерию. А начнут отход, то преследуйте энергично, старайтесь обойти и перехватить пути отступления. У вас для этого егеря есть, и даже конные с пулеметами. И все тщательно записывайте — устав нужно перерабатывать. А для этого полученный опыт осмыслить, и на его основе предложить лучшее решение, а иначе быть не может!
— Я понимаю, Александр Викторович, и все необходимые записи будем делать немедленно, для этого штабные и существуют!
— Только дуракам не доверяйте записи вести, их даже молиться заставлять не нужно. А на войне любой дурак многократно опасней врага, ибо он наш, доморощенный, плоть от плоти, и чаще умных в генералы выходит, ибо рыбак рыбака…
Фок осекся, понимая, что определенные границы переходить все же не стоит, намека достаточно. А то донесут на него с Третьяковым — такие особи в офицерской среде встречались, хоть наушников всячески вытравливали из любого полка. Осознав российские реалии, Фок выругался от души, и неожиданно в его глазах заплясали веселые огоньки.
— В свою очередь, как только у вас будут следующие победы, а они обязательно будут, то буду ходатайствовать о белом крестике, ведь золотое оружие у вас есть, а Георгия вы вполне заслужите! Надеюсь, вы теперь не обижаетесь на «старого Фоку», что всячески измывался над всеми вами? Но то к пользе было, а результаты сейчас прямо перед глазами!