На мгновение воцарилась звенящая тишина. Казалось, весь мир замер, ожидая моего ответа. Даже вечно шебутные мирмеции и те притихли, забившись по углам. Лишь настороженно поблескивали глазенками.
Фома застыл напротив меня, сжимая и разжимая кулаки. Лицо его застыло, глаза прожигали мою руку насквозь. Я видел, с каким трудом ему давалось сдерживать клокочущую ярость. Того гляди, сорвется — и тогда прощай мирные переговоры!
Нет уж, увольте. Только драки с лунатиком-берсерком мне не хватало для полного счастья! Зарубимся насмерть, и поминай измерение как звали.
— Узнаешь? — повторил я вопрос, напирая голосом.
И с затаенным злорадством наблюдал, как вытягивается физиономия у моего визави. Как расширяются глаза, как отвисает челюсть — в буквальном смысле слова! Ибо на моем запястье в виде черной татуировки были те же символы, что светились на руке Фомы. Точь-в-точь один в один!
Фома сразу понял, что это не просто татуировка.
— Ты… — просипел он, во все глаза пялясь на татуировку, — Откуда это у тебя? Неужели… неужели ты тоже?..
— Контактировал с Черным Зеркалом? — подсказал я, позволив себе скупую усмешку, — Нет, я получил ее несколько иначе. Правда, подробностей не жди — не до откровений сейчас. Просто прими как факт.
Фома судорожно сглотнул. С видимым трудом перевел взгляд с моей руки на свою. Пошевелил пальцами, разглядывая светящиеся закорючки. Пробормотал невнятно:
— Слушай, а ты можешь… ну, посмотреть внимательнее? На мои знаки? Может, чего углядишь такого, что я не могу?
Вот те на! Никак наш отмороженный мизантроп решил сменить гнев на милость? Прям интрига закручивается — закачаешься!
Аж протрезвел, зараза.
— Конечно, — великодушно кивнул я, усаживаясь обратно за стол, — Показывай, изучим под микроскопом. Глядишь, и найдем способ поправить ситуацию…
Фома неуверенно покосился на меня. Будто все еще сомневался — можно ли мне доверять. Но потом, решившись, пристроил локоть на столешницу и развернул предплечье внутренней стороной вверх.
Несколько долгих минут я вглядывался в мерцающие символы. Бормотал себе под нос, прикидывал что-то. Фома терпеливо сносил мои манипуляции, лишь нет-нет да подергивался нервно.
Наконец, я выпрямился. Задумчиво поскреб подбородок, сведя брови к переносице.
— Ну? — не выдержал Фома. Голос его так и сочился плохо скрываемым нетерпением, — Что скажешь?
Я вздохнул. Пожал плечами и неохотно процедил:
— Сложно сказать наверняка… Но, возможно, я знаю, как эти символы убрать. Тем самым излечив тебя от одержимости Черным Зеркалом.
«Внутри него находится точно такой же амулет-мозаика, что и внутри меня», — подумал я, — «Возможно, один из тех, что я сделал в прошлом. Все силы, которые использует Фома, также имеют природу Бездны… только амулет не дает их почуять и обнаружить для внешнего наблюдателя, так же как и мой. Только в Фому он встал крайне криво… отсюда и все эти побочки».
У Фомы аж дыхание перехватило. Уставился на меня, будто громом пораженный. А в глазах вдруг вспыхнул крохотный, робкий огонек. Лучик надежды — несмелый, едва заметный. Но он был, чтоб его! Впервые за долгие годы!
— Не шутишь? — прошептал одними губами, — Ты правда… можешь помочь?
Я осторожно кивнул. Не хотелось обнадеживать беднягу раньше времени. Заговорил мягко, стараясь подбирать слова:
— Послушай, приятель, я ничего не обещаю. Но есть у меня одна теория… Короче, мне нужно взглянуть на само Черное Солнце. Изучить его как следует, понять принцип действия. Только тогда, возможно, я сумею помочь тебе избавиться от этой дряни.
Сказал — и тут же пожалел. Потому что огонек надежды в глазах Фомы стремительно потух. Сменился бездонным, беспросветным отчаянием. Похоже, он уже не верил в свое спасение. Смирился с печальной участью — быть вечным рабом проклятого камня.
— Зачем тебе это, Безумов? — глухо произнес он, пряча взгляд, — На кой ляд тебе сдалось Черное Солнце? Что ты о нем знаешь вообще? Повелся на сказки о великой силе?
Я криво усмехнулся. Развел руками:
— Ну, кое-что знаю. Архивы моего рода хранят немало древних рукописей и манускриптов. Там и про Черное Солнце кое-что имеется. Правда, информация обрывочная, неполная. Так, разрозненные фрагменты и намеки. Но и их достаточно, чтобы сделать некоторые выводы…
— И что же это за выводы? — хмыкнул Фома. В голосе его явственно слышалась ирония напополам с горечью, — Поделишься, о великий и могучий? Или так и будешь юлить, как уж на сковородке?
Я почувствовал, как меня захлестывает злость. Так, спокойно! Только ссоры с этим психом не хватало! Нечего поддаваться на провокации!
Поэтому, одарив Фому убийственным взглядом, процедил с расстановкой:
— Не все сразу, мил человек. Для начала я хочу просто взглянуть на ЭТО. Понять, что же такое Черное Солнце на самом деле. И желательно — без крайних мер. Уж извини, но превращаться в одержимого психопата мне как-то не улыбается!
— Ха! Можно подумать, ты не такой уже! — фыркнул Фома, кивнув на мою руку. Но как-то вяло, без огонька. Видать, и сам понимал — переборщил малость.
— Меня не колбасит приступами безумия, — процедил я, — И я не опасен для окружающих.
Вот это Фоме крыть было уже нечем.
— Короче, — подытожил я, решительно поднимаясь из-за стола, — Вот что, Фома. У меня к тебе деловое предложение. Ты помогаешь мне добраться до Черного Солнца. Не до осколка, который выдают за победу в турнире, а до самого артефакта. А я, в свою очередь, стараюсь придумать, как тебя вылечить. По рукам?
И я протянул Лисовскому руку. Тот несколько мгновений таращился на нее, будто на ядовитую кобру. Но потом нехотя, явно через силу, ответил на рукопожатие.
— Идет, — буркнул угрюмо, — Но учти, Безумов. Если обманешь или подставишь меня — пеняй на себя. Я с тобой церемониться не стану.
Я ухмыльнулся:
— Брось, приятель. Это не мой метод — подставлять союзников. Чего нельзя сказать о твоей дружбе с Кривотолковыми. Ох и славную же свинью они тебе подложили, я смотрю! Измордовали как бог черепаху…
Фома дернулся, будто от удара. В глазах снова вспыхнула ярость — багровая, испепеляющая. Но он с явным трудом взял себя в руки.
— Потом сочтемся, — процедил сквозь зубы, — С Димой у нас будет отдельный разговор. И с Дарьей тоже. Никуда эти ублюдки от меня не денутся, в аду достану!
Мирмеции, робко выглядывающие из своих укрытий, при этих словах дружно вздрогнули. Переглянулись с опаской, зашушукались. Похоже, кровожадность Фомы пугала даже духов.
— А кроме Кривотолковых у тебя есть друзья? — спросил я, — Ты явно не мог появиться на турнире без их помощи. Айсштиль нашла на арене рунические знаки, которые позволили тебе преодолеть защитные чары и телепортироваться. Колись давай, кто такие! А то союзничков от меня утаиваешь, нехорошо!
Фома бросил на меня очередной испепеляющий взгляд. Процедил нехотя:
— Не друзья. Ну и не совсем союзнички. Скорее уж, случайные попутчики и сочувствующие. Мы с ними вроде как вынужденно объединились.
— Ну так и кто они? — не отставал я. Любопытство буквально распирало меня изнутри. Кому ж это еще приспичило бодаться с влиятельнейшим кланом Синегорья?
Фома скривился так, будто лимон раскусил. Нехотя обронил:
— Гризли это. Ну, из банды Грифов который. Он смог пролезть в участники турнира под чужой личиной. Он и оставил руны на арене во время своего боя. Лютые они, беспредельщики. Но сейчас нам с ними по пути. Черные Хирурги и Кривотокловы их в свое время сильно прижали, вот и затаили обиду, гады. Нашли общий язык, короче.
И замолчал. Всем своим видом давая понять — продолжения не будет. Мол, это вся информация, уважаемый Безумов — радуйтесь. А нет — так и не больно-то хотелось.
Я хмыкнул про себя. Слышал я что-то про Грифов краем уха от Перчинки. Сорвиголовы не хуже тех же Стервятников… Но банда довольно мелкая.
А вслух задумчиво протянул:
— Что ж… любопытные у тебя кореша, ничего не скажешь. С ними только хлопот наживешь, помяни мое слово…
— Не твоего ума дело, — отрезал Фома. И вдруг как-то заполошно глянул по сторонам, — Ладно, Безумов, закругляемся. Не хватало еще, чтобы нас тут засекли ненароком. У твоих-то девок, поди, язык без костей! Чего доброго, сболтнут лишнего…
Я невольно улыбнулся, покосившись на мирмеций. Те жались к стенам, затравленно мигали глазенками. Того гляди, опять под стол нырнут от греха подальше!
— Не бойся, лунатик, — хохотнул я, — Они у меня умницы, не выдадут. Да и кому им сплетничать-то? Здесь же божественное измерение, чужих не бывает. Только если я сам кого приведу…
Фома недоверчиво хмыкнул. Но возражать не стал — видать, и сам уже порядком подустал от всей этой нервотрепки.
А в следующий миг одна из мирмеций (кажется, Колокольчик, я их пока ещё путаю) несмело высунулась из-за колонны. Робко хлопая ресницами, пролепетала:
— Папочка, а может вы это… ну, вернётесь за стол? Мы новый чай заварим, с мятой! И пирожных подадим, с кремом. М?..
Я не сдержал снисходительной улыбки. Ишь, зелье приторное! И ведь не откажешься — обидятся ведь…
— Хорошо, милая, — кивнул благосклонно, — Уговорила, красавица. Мы с Фомой ещё немножко посидим. Правда ведь, дружище?
И повернулся к Лисовскому, приподняв бровь. А то вдруг опять ощетинится — мол, чаи гонять не нанимался! Но нет, обошлось. Фома лишь закатил глаза и обреченно вздохнул:
— Ладно уж, наливай свой чай. Хуже все равно не будет…
Кажется, чай с мёдом мирмеций ему всё-таки зашел…
Светлана стремительным шагом вошла в приемный покой Особого Учреждения для Содержания Одаренных. ОУСО, так и называлось. Подобные здания были спроектированы таким образом, чтобы удержать даже сильнейших Одаренных, если те вдруг взбунтуются или сойдут с ума. Это было мрачное здание из серого гранита, с узкими зарешеченными окнами и массивными стальными дверьми. Каждый сантиметр стен был исписан защитными рунами и дышал холодной угрозой.
Охранник на входе вытянулся по стойке смирно, завидев дочь влиятельного узника.
— Госпожа, до назначенного вам времени еще минута, — раздался чей-то голос сбоку, — Пожалуйста, имейте терпение…
Но княжна Соколова даже не удостоила его взглядом. Расправив плечи и вздернув подбородок, она прошествовала в камеру для свиданий.
Князь Георгий Константинович Соколов уже ждал ее там. Он сидел за столом, с безупречной осанкой, руки сложены перед собой. Даже оранжевая роба не могла скрыть его врожденного аристократизма и достоинства.
Князь и княжна молча разглядывали друг друга сквозь толстое бронестекло, усиленное магическими чарами. Когда Светлана опустилась на стул напротив, охранник за ее спиной нервно дернулся. Девчонка была слишком непредсказуемой, чтобы спускать с нее глаз хоть на миг!
— Здравствуй, папенька, — наконец произнесла Света. Голос ее звучал чуть суховато, — Как ты тут?
Князь ободряюще улыбнулся дочери:
— Здравствуй, милая. Со мной все в порядке, не переживай. Держусь.
Он обвел глазами камеру и поморщился:
— Конечно, эти стены и решетки — так себе компания. Но вынужденное одиночество дает время поразмыслить. Сотрудники этого замечательного учреждения весьма предупредительны, снабжают меня всем необходимым. Даже доступ в интернет есть, хотя и односторонний. Я могу читать все, что там пишут, но ни с кем связаться не могу…
Светлана нахмурилась. В ее лазурных глазах мелькнула искорка обиды:
— Вот как? Ты, значит, времени зря не теряешь. А обо мне подумать не забываешь?
— Ты о чем родная? — удивился князь, — Что-то не так?
— Я о тех напарничках, которых ты на меня навесил, — поморщилась Света.
Улыбка князя чуть померкла. Он мягко произнес:
— Светочка, пойми. Я только хотел тебя подстраховать. Одной против Безумова тебе пришлось бы ой как непросто…
— Ха! Слышала я все это и не раз… — вспыхнула княжна, — Они слабы и в итоге сильно пострадали. Мне это не по душе!
Князь выглядел удивленным. Обычно дочь никогда не беспокоилась о союзниках…
— Им нечего делать на этом турнире. Им еще тренироваться и тренироваться, — продолжала Света, — Дозволь мне сражаться одной.
Соколов вздохнул, покачал головой:
— Не кипятись, доченька. Я ведь как лучше хотел. Ты же видела, что Безумов учудил… Команда — великая сила…
— Ой, можно подумать! — фыркнула Света. Скрестила руки на груди, отвернулась, — Ты просто мне не доверял! Так и скажи!
Князь внимательно посмотрел на дочь. В голосе зазвучали теплые, ласковые нотки:
— Глупышка, ну конечно, я тебе доверяю! Горжусь тобой безмерно, ты даже не представляешь! Ты у меня умница, красавица! Сильнейшая! Кто еще смог бы поставить на место этого выскочку Безумова?
Светлана, услышав похвалу, слегка оттаяла. Но обиду все еще не желала отпускать:
— Да уж, Безумов тот еще фрукт… И ведь жульничал, гад! Эта его темная магия и порталы хитрые…
Соколов улыбнулся:
— Гад? Мне уже доложили, как ты с ним обнималась…
Света аж вскочила со своего места. На ее щеках вспыхнул легкий румянец, а в глазах вспыхнуло возмущение.
— Ничего я с ним не обнималась! — от ее голоса аж стекла задрожали, — Я… я его просто решила подлечить немного! А… э… э… чтобы выразить ему свое презрение, вот! И показать благородство рода Соколовых!
Сколов едва заметно ухмыльнулся в усы, но спорить не стал.
— Да, мерзавец тот еще, — произнес он задумчиво, — И толпа, кажется, ему симпатизирует… Ну ничего, невелика награда — симпатии толпы! Эти люди все равно не видели всей подоплеки. Своими дешевыми трюками он их ненадолго охмурил, но это скоро пройдет. Главное, что моя девочка одержала победу! Ты лучшая, Светочка! И последнее слово будет за тобой!
Княжна хмыкнула, чуть смягчаясь:
— Ну, хорошо хоть здесь ты со мной согласен…
Помолчала немного. А потом нехотя выдавила:
— Кстати… Я тут с дядей Мирославом говорила. Он к Государю на аудиенцию ездил, просил за тебя…
Георгий Константинович встрепенулся:
— И что? Что Император сказал?
Света закусила губу:
— Немедленно тебя освободить не получится. Государь сильно недоволен, он ведь защиту держал на одном своем горбу, пока ты с Горовым разборки устраивал. Но дядя Мирослав настаивал, что систему защиты надо полностью переделывать. Чтобы больше никто не смог воспользоваться ее уязвимостями. Вроде бы Император дал добро…
Князь возвел очи горе, тяжко вздохнул:
— Ох уж этот Горовой… Горе луковое, а не генерал-губернатор! Будет же до последнего отбрехиваться, выгораживать свою никчемную систему!
Он покачал головой, словно отгоняя грустные мысли:
— Ладно, что уж теперь… Придется подождать Высочайшего решения. Небось недолго мне куковать осталось. Авось все уладится…
Повисло тягостное молчание. Казалось, отец и дочь вдруг растеряли все слова, не знали, о чем еще говорить.
А потом… Светлана не выдержала. Глаза ее вспыхнули неистовым огнем, вокруг тела взметнулся мощнейший энергетический кокон. Пространство задрожало, пошло рябью. Девушка шагнула вперед — и толстенное бронестекло, не выдержав напора, с треском лопнуло, разлетелось мириадами оплавленных осколков!
Охранники обомлели, застыли с отвисшими челюстями. А Светлана уже заключила отца в объятия, прижалась всем телом, тряслась и всхлипывала! Слезы катились по ее щекам, княжна шептала прерывисто:
— Папочка, миленький… Прости меня… Это из-за меня ты здесь… потому что я оказалась слишком слаба… Я… должна была плюнуть на все и вытащит тебя отсюда…
Князь гладил дочь по волосам, бормотал утешающе:
— Ну-ну, не плачь, солнышко мое… Что ты, в самом деле! Все обойдется, вот увидишь! Я ж не пропаду, чай не маленький! Да и не дадут мне здесь сгинуть, больно ценный я кадр!
Света лишь крепче прижалась к его груди, всхлипнула:
— Я… я обещаю, папочка! Кля-я-янусь тебе — я выиграю чертов турнир! Во что бы то ни стало, любой ценой! Я уничтожу всех соперников, размажу по стенке! Черное Солнце будет наше! Мы отомстим всем, кто посмел нам перечить! Безумов, Кривотолков, Императора — всех в бараний рог скрутим!!!
Георгий Константинович замер, охваченный невольным восхищением. Его дочь, его отважная девочка! Он сразу после ее рождения понял — в ней скрыта великая сила, первобытная ярость, раскаленная добела! Уж она-то не подведет, выдержит любое испытание! Ради семьи, ради чести рода она костьми ляжет, но своего добьется!
— Я верю в тебя, Светочка, — прошептал князь, целуя дочь в макушку, — Верю… Знаю, ради близких ты и самому дьяволу глотку перегрызешь. А уж каким-то там Безумовым — и подавно…
— Пе-е-ерегрызу, — клятвенно пообещала княжна, шмыгая носом, — Зубами вырву, ногтями выцарапаю нашу победу! Чтоб никто не посмел больше унижать Соколовых! Гордость нашу топтать!
— Рассчитываю на тебя, родная…
Над камерой повисла звенящая тишина. Охрана все еще стояла ошарашенная, таращась на застывших в объятиях отца и дочь. Никому и в голову не приходило вмешиваться, разнимать пылких аристократов.
Самоубийц не нашлось…
Так они и застыли — могучие, несгибаемые. Две непокорных души, два пылающих сердца из рода Соколовых…