Возвращение королевы

Глава 37

Ки покидал Афру без сожаления. Ведь встреча с оракулом не успокоила Тамир, а только больше растревожила ее. Королева почти все время молчала, когда они собирались в путь и выезжали из Афры; впрочем, тяжелая и опасная дорога требовала слишком много внимания, так что им было не до долгих бесед. Но Ки чувствовал ее глубокую грусть.

Он понимал, что причина ее печали не только в разочаровании от встречи с оракулом. Он сам расстроил Тамир своей неловкостью, причинил боль им обоим. Каждую ночь ему снились их неуклюжие поцелуи, и Ки просыпался уставшим и виноватым.

А в тех редких случаях, когда поцелуй во сне доставлял ему удовольствие, Ки наутро просто умирал от стыда. В такие дни, наблюдая, как Тамир умывается у ручья и расчесывает волосы, Ки страстно желал, чтобы вернулось безоблачное время их детства. Ведь в те счастливые годы не существовало никаких сомнений, никаких недомолвок. Он мог смотреть на Тобина и касаться его, не чувствуя смятения в душе. Ки не сомневался в том, что они любят друг друга, только это была не та любовь, какой хотела и заслуживала Тамир.

Но все это Ки скрывал в тайниках своей души, понимая, что ей нужен сильный друг с ясным умом, а не слезливый нытик вроде придворных поэтов. Несмотря на все его старания, их разговор в ту ночь в гостинице все же был услышан посторонними ушами, и это тревожило Ки. Впрямую никто ни о чем не спрашивал его, но он видел, как компаньоны наблюдают за ними.

Аркониэль удивил Ки. Да, он все еще горевал из-за изгнания Айи, но, казалось, его отношения с Тамир никогда еще не были столь доверительными. Каждый день Аркониэль скакал рядом с ней, рассказывая о своих волшебниках, об их магии и о новой столице, строительство которой задумала Тамир. Она и раньше говорила Ки о том месте на западном побережье, которое явилось ей в снах, но теперь кое-что изменилось. Какая-то часть видения, дарованного ей в Афре, похоже, всецело захватила ее воображение, а Аркониэль с жаром поддерживал ее планы, несмотря на возможные препятствия к их осуществлению.

Трудности не пугали Ки. Он знал лишь то, что грусть исчезала из глаз Тамир, когда она говорила о новом городе, мечтая сделать его еще более великолепным, чем Эро. В такие минуты у нее было такое же одухотворенное лицо, когда она работала над новым рисунком для кольца или нагрудных лат. Она всегда становилась счастливой, когда собиралась создать нечто новое.

Аркониэлю пришлось много путешествовать, и с не меньшим увлечением, чем о магии, он рассуждал о сточных трубах и дренажных системах. Саруэль рассказала Тамир о городах Ауренена, о изобретениях, которые они использовали для вентиляции зданий и их обогрева. Ауренфэйе особенно много внимания уделяли всему, что относилось к купанию. Они выделяли для этого целые помещения, куда подводили нагретую воду, и устраивали там подъемные полы, обогреваемые снизу. В больших зданиях ауренфэйе строили купальни, в которых могла разом окунуться целая толпа народа. Они даже дела вели, не вылезая из воды.

— Ваш народ, наверное, только и делает, что купается, — с усмешкой заметила Уна.

— Да, купаемся мы чаще скаланцев, — сухо ответила Саруэль. — И не только ради чистоты, но и ради бодрости духа. Ванна с массажем и целебными травами весьма полезна для здоровья. По своему опыту могу сказать, что ауренфэйе не только пахнут лучше, но и здоровее других народов.

Никидес хихикнул.

— Ты хочешь сказать, что от нас воняет?

— Я просто говорю как есть. Тамир, когда ты начнешь строить свою новую столицу, ты, возможно, сочтешь полезным обеспечить купальнями всех ее жителей, а не только знать. Пошли своих строителей в Боктерсу, пусть поучатся их методам. В Боктерсе живут самые искусные мастера.

— Я бы и сама туда съездила, если там все похожи на Солуна и его кузенов! — пробормотала Уна, и несколько компаньонов согласно закивали.

— О да, — улыбнулась Саруэль. — Они даже среди ауренфэйе считаются исключительно красивыми.

— Я обязательно отправлюсь в те края, — сказала Тамир с легкой улыбкой. — Разумеется, для того, чтобы научиться строить купальни.

Все весело засмеялись. Все, кроме Ки. Он помнил, как Тамир смотрела на прекрасного ауренфэйе. Тогда он пытался не замечать этого, но сейчас, услышав ее шутку, испытал новый прилив бешеной ревности. Ки попытался изгнать постыдное чувство из сердца, но понимал, что очень скоро Тамир придется выбирать мужа, и с этим ничего поделать нельзя. Он попытался представить ее будущего мужа — и не смог. Но когда она смотрела на Солуна, ему хотелось вышвырнуть красавчика из комнаты.

«Я не могу даже поцеловать ее, — с отвращением к самому себе подумал Ки. — Какое же я имею право ревновать?»

Едва ли Ки мог всерьез участвовать в разговорах об архитектуре или теплых купальнях, но постепенно образ новой столицы захватил и его, особенно когда он слушал саму Тамир. Она уже придумывала не только защитные укрепления, но и сады и фонтаны. Разумеется, западная столица должна была получить и важное военное значение, на случай если бы им удалось решить вопрос торговых путей.

— Нужно найти способ проложить хорошую дорогу через горы, — размышлял вслух Ки, когда они на третий день пути разбивали лагерь на берегу реки, у подножия холма. — Думаю, это зависит от того, где именно появится город, но ведь там уже есть какие-то дороги. Я слышал, Коррут рассказывал о том, как они добирались до Афры. От Гедре до нашего побережья они добрались морем, но остаток пути проделали верхом.

— Да, там есть несколько троп, но они не годятся для торговых караванов, — сказала Саруэль. — К тому же перевалы открыты лишь несколько месяцев в году. И некоторые из них, наиболее удобные, до сих пор принадлежат ретха-нои, а они не слишком приветливы к чужакам — хоть к ауренфэйе, хоть к тирфэйе. Так что товары для продажи придется перевозить морем. А в обоих морях множество пиратов — зенгатийцы в Осиатском и разношерстные морские бродяги во Внутреннем. И конечно, кланам южного побережья придется в таком случае миновать пролив, что лежит ниже Райги, а он опасен даже в самую хорошую погоду. Но все равно это лучше, чем сухопутный маршрут.

— Нет, для торговли Скалы это не годится, — решила Тамир. — Я не хочу, чтобы новая столица была изолирована от всей страны.

Но даже при этих словах, заметил Ки, в глазах Тамир светилось мечтательное выражение, как будто она уже видела новый город во всем его величии, от сложной системы подземных труб до высоких башен дворца волшебников Аркониэля.

— Было бы проще и безопаснее добираться туда с севера, если бы не мешал перешеек, — сказал он.

— Ну, пока не нашелся способ убрать его, боюсь, нам никуда не уйти от плохих дорог или долгого опасного плавания, — засмеялась Тамир и повернулась к Аркониэлю. — Что скажешь? Может твоя Третья Ореска решить для меня эту задачу с помощью магии?

К удивлению Ки и всех остальных, Аркониэль задумался на несколько мгновений, а потом ответил:

— Об этом стоит подумать.

Тамир прекрасно видела, как страдает Ки, но ничем не могла помочь ни ему, ни себе. Шли дни, высокие горы остались позади, и Тамир снова начала отвлекаться от горьких мыслей, но по ночам они возвращались.

«Где твоя мать, Тамир?»

Вопрос оракула заставил ее похолодеть; там, в пещере, эти слова преследовали ее, а их значение выглядело еще более мрачным после признания Айи. Жрица не предложила Тамир ничего, кроме молчания, хотя в этом молчании ощущалось некое ожидание.

И все же, когда ее маленький отряд приблизился к повороту на Алестун, Тамир решилась. Она собрала всю свою храбрость, напоминая себе, что никто, кроме Аркониэля и Ки, не знает страшной тайны смерти ее брата или о том, что в башне старого замка живет гневный призрак.

— Я хочу остановиться на ночь в замке, — заявила она, когда впереди показался поворот дороги, уходящей к реке.

При этих словах Фарин вскинул бровь, а Ки посмотрел вопросительно, но больше, казалось, никого ее желание не удивило, разве что слегка.

— Это недалеко и куда лучше, чем останавливаться на постоялом дворе или спать под открытым небом, — продолжила Тамир, поясняя свое решение.

— День-два задержки значения не имеют, — сказал Аркониэль. — Ты ведь не была здесь почти год.

— Представляю, какое лицо будет у Нари, когда мы появимся на мосту! — воскликнул Ки. — А уж какой шум поднимет повариха, когда увидит, сколько ей нужно приготовить еды!

Мысль о том, что ее снова выбранит старая повариха, согрела Тамир, отчасти избавив от страха перед той задачей, которую ей на самом деле предстояло решить. Усмехнувшись, она сказала:

— Да, пожалуй, но за нежданное появление мы можем быть наказаны холодным ужином. Вперед! Поспешим, чтобы они там поскорее занялись делом.

Они с Ки пришпорили лошадей, пустив их в галоп, и со смехом оглянулись на остальных, сразу отставших. Впрочем, Фарин быстро догнал их, и по его усмешке Тамир увидела, что он готов принять вызов. Они втроем помчались вперед, обгоняя друг друга и громыхающие по дороге повозки, крестьяне изумленно таращили глаза. И вот наконец они вырвались на просторные луга и поля, окружавшие Алестун.

Тамир посмотрела на окруженные стенами домики и хижины, уютно устроившиеся в излучине реки. Когда отец впервые привез ее в Алестун, он показался ей огромным городом. Но воспоминания были не только радостными: она вспомнила, как попыталась выбрать куклу в качестве подарка на день рождения вместо какой-нибудь игрушки, подходящей для мальчика, и опозорила отца перед всем народом, собравшимся на рыночной площади. Теперь-то она понимала, почему отец так остро отреагировал на ее поступок, но все равно ее сердце сжималось при этом воспоминании даже спустя много лет.

Тамир покачала головой, подставляя лицо ветру, чтобы тот остудил ее вспыхнувшие щеки. В тот день отец подарил ей Гози, ее первого коня, а Фарин — ее первый деревянный меч для тренировок. И все ранние воспоминания Тамир были такими же: в них смешивались свет и тень, и теней всегда было намного больше.

«Черное создает белое. Грязь создает чистоту. Зло рождает величие» — так сказал афранский оракул.

И в этом заключалась вся ее жизнь.

Всадники вихрем промчались через рощу и очутились на широком ровном лугу. На невысоком холме перед ними на фоне гор вырисовывался старый замок, и его квадратная башня указывала в небо, как палец. Над крышей развевалось королевское знамя Тамир, но не оно привлекло ее внимание.

Выходившее на дорогу окно в верхней части башни лишилось одной из своих красно-белых полосатых ставен. Вторая, поблекшая и облупившаяся, криво висела на одной петле. И было так легко вообразить, что в этом окне виднеется бледное лицо…

Тамир отвернулась и придержала Миднайта — конь пошел шагом, а Тамир оглянулась по сторонам, схватывая взглядом знакомые картины.

Луг уже скосили, и небольшие стога беспорядочно стояли на склоне. Вокруг щипали молодую траву овцы и козы. В реке плавали лебеди и дикие гуси, а какой-то мальчишка из прислуги рыбачил, сидя на берегу, под деревянными мостками. Когда всадники приблизились, он вскочил и уставился на них, а потом стремглав бросился к воротам.

На казарме красовалась новая крыша, а грядки целебных трав, которые посадил Аркониэль, были отлично ухожены и даже расширены. Яркие цветы украшали огород, где росло еще и множество овощей. Две девушки с корзинами в руках вышли из-за угла казармы — и тут же метнулись назад, так же как мальчик.

— Кто все эти люди? — спросил Ки.

— Новые слуги из деревни, — пояснил Аркониэль, уже догнавший их и услышавший вопрос. — Когда я жил тут со всеми детьми, поварихе требовалась помощь. Но похоже, она наняла еще кого-то после моего отъезда.

— К тому же теперь здесь нет Брата и некому их пугать, — пробормотала Тамир. А потом шепнула волшебнику: — А моя мать их не беспокоит?

— Нет, — заверил ее Аркониэль. — Ее видел только я.

— А… — Тамир снова посмотрела вверх и на этот раз заметила кое-что другое: обширный участок ровной стены там, где следовало быть окнам. — Что там случилось?

— Где? Ах, это… Мне пришлось кое-что переделать, чтобы скрыть свое присутствие, — ответил Аркониэль. — Не беспокойся, это всего лишь магия. Все будет как прежде.

Едва всадники подъехали к главным воротам, как они широко распахнулись. По другую сторону стояли Нари и повариха и смотрели на Тамир, прижав ладони к губам. Первой опомнилась Нари.

Раскинув руки, она бросилась навстречу Тамир, заливаясь счастливыми слезами.

— Ох, детки, дайте поскорее вас обнять! — закричала кормилица.

Тамир и Ки поспешно спрыгнули на землю, и Нари обхватила их обоих разом. Тамир с изумлением увидела, какой маленькой стала ее старая кормилица. Она была на целую голову ниже Тамир.

Нари приподнялась на цыпочки и звонко расцеловала их обоих.

— Как же вы выросли за последний год! Ки уже бородой оброс! А ты, детка! — Нари передала Ки в объятия поварихи, а сама обхватила ладонями лицо Тамир, без сомнения пытаясь найти в нем знакомые черты мальчика, которого знала. Тамир увидела в глазах старой женщины лишь бесконечную любовь и изумление. — Великий Создатель, ты только посмотри на мою дорогую девочку! Стройная, как тростинка, и копия твоей дорогой матушки! Я именно такой тебя и представляла!

— Так ты меня узнала? — брякнула Тамир, чувствуя огромное облегчение. — Я мало изменилась, да?

— Ох, дитя мое! — Нари снова обняла ее. — Мальчик или девочка, ты всегда будешь той крохой, которую я держала на руках и кормила грудью. Как же я могу не узнать тебя?

Тут на Тамир набросилась с объятиями повариха, потом отодвинула Тамир от себя на длину вытянутых рук и принялась рассматривать.

— Какая же ты тощая, ужас! Кожа до кости! — Она пощупала руки и плечи Тамир. — Фарин, неужели твоя тетка совсем их не кормит? Бедный мастер Аркониэль! Ты опять стал похож на огородное пугало, а ведь я с таким трудом тебя откормила! Входите же поскорее, все входите! Дом у нас всегда наготове, и кладовые полным-полнехоньки. Уж сегодня-то никто из вас не ляжет спать голодным, это я обещаю!

Тамир быстро поднялась по истертым каменным ступеням и вошла в большой холл. Он был точно таким же, каким помнился ей со дня ее рождения, — вся обстановка сохранилась, только слегка потускнела. Несмотря на то что сквозь открытые двери и окна в холл лился солнечный свет, в углах и под резными стропилами притаились тени. Зато в воздухе плавали уютные запахи теплого хлеба, яблочного пирога и специй.

— Как вкусно пахнет… Ты что, знала о нашем приезде?

— Нет, твое величество, хотя ты могла бы выслать кого-нибудь вперед, — строго сказала повариха. — Нет, я теперь завела торговлю с городом, зарабатываю для тебя немножко деньжат. Я заложила на хранение хорошие вина, кладовая тоже полна. Так что к тому времени, как твои люди устроятся, я уже приготовлю все, что нужно. Мико! Беги, малыш, на кухню и разжигай огонь! Девочки, займитесь постелями.

Слуги, которых Тамир видела с моста, выскочили из-за двери и побежали выполнять задания.

Когда Тамир направилась к лестнице, чтобы подняться наверх, она услышала, как Тириен шепотом спросил Лисичку:

— Неужели королева здесь выросла?

Улыбаясь, Тамир побежала наверх, перепрыгивая через ступеньку, Ки следовал за ней. Тамир раздумывала, когда же лучше улизнуть и найти Лхел. А может, колдунья сама явится? И если она придет, что Тамир скажет ей на этот раз?

Их старая комната была тщательно прибрана и проветрена, словно они до сих пор жили в ней. На прежнем месте стоял и шкаф, которым Брат пытался задавить Айю, и резной деревянный комод, в котором Тамир когда-то прятала куклу. Тамир ощутила знакомую болезненную грусть, взглянув на широкую кровать с поблекшим пологом и плотным покрывалом. И ту же боль она заметила во взгляде Ки, когда тот шагнул к двери комнаты для игр.

— Запасная кровать по-прежнему стоит, — сообщил Ки. — Мы с компаньонами здесь и устроимся.

Тамир подошла к двери, посмотрела на игрушечный город и другие осколки своего детства. Не хватало только старой тряпичной куклы да угрюмого присутствия Брата. Пока не появился Ки, демон был ее единственным товарищем по играм. С тех пор как они покинули Афру, Тамир не видела и не ощущала присутствия Брата.

Она вышла в коридор и остановилась перед дверью отцовской комнаты, пытаясь представить, сможет ли и теперь ощутить его присутствие, уловить его запах… Но отцовская спальня оказалась лишь пустой, давно заброшенной комнатой.

В дверях остановился Аркониэль, в руках у него был дорожный узел.

— Я займу свою прежнюю комнату наверху, если ты не возражаешь.

— Конечно, — рассеянно ответила она, думая совсем о другой комнате. Она зайдет туда позже, и только одна.

Тамир еще немного постояла в комнате отца, вскоре бесшумно вошел Фарин. Через его плечо были перекинуты седельные сумки, и выглядел он слегка озадаченным.

— Гвардейцы устроятся в казарме, — сообщил он. — Моя спальня до сих пор цела, но… Может, хочешь, чтобы я устроился в какой-нибудь комнате для гостей, наверху?

— Я сочла бы за честь, если бы ты ночевал в комнате отца, — сказала Тамир и, прежде чем Фарин успел возразить, добавила: — Я спокойнее себя чувствую, если знаю, что ты где-то рядом.

— Как пожелаешь. — Он опустил сумки на пол и огляделся. Как приятно вернуться сюда! Тебе следует бывать тут чаще, когда все уладится. Я скучаю по здешней охоте.

Тамир кивнула, без слов поняв все то, что Фарин не мог произнести вслух.

— Я тоже.