Тарзан нащупал среди звеньев цепи одно наиболее источенное ржавчиной и теперь упорно старался согнуть его своими стальными пальцами, в то же время внимательно наблюдая за всем происходящим в поселке. Эти наблюдения давали богатую пищу для размышлений.
В деревне было не более десятка хижин, сильно отличавшихся от тростниковых хижин в поселке Мбонги. Массивные бревенчатые стены и прочные двери этих домов скорее напоминали стены и дверь хижины, которую когда-то построил отец Тарзана, лорд Грейсток. Палисад, окружавший селение, мог бы остановить атаку стада взбесившихся слонов… И эта маленькая деревня появилось на свет совсем недавно: бревна стен еще не успели потемнеть, а на доме неподалеку несколько мужчин только кончали настилать крышу.
— Тарзан, — тихо проговорил Арно. — Кажется, ремень подается…
— Хорошо. Скоро стемнеет.
— А как у тебя дела?
Человек-обезьяна не ответил.
Арно вздохнул и снова принялся дергать ремень.
Действительно, вот-вот должно было стемнеть, однако Тарзан знал, что сумерки в джунглях длятся считанные минуты, а вскоре после захода солнца на безоблачном небе взойдет полная луна.
К пленникам приблизился вождь с золотыми браслетами на руках и ногах, с широкой золотой пекторалью на груди. Некоторое он хмуро глядел на Тарзана и Арно; потом что-то повелительно крикнул, указав рукой сперва на белых людей, а после — на дом, который достраивали воины.
— Похоже, он велит перевести нас в хижину, — прошептал Джек, глядя вслед удаляющемуся вождю. — Может, мы зря стараемся, Тарзан? Сейчас тебя все равно раскуют и развяжут мне руки, тогда и рискнем…
Тарзан не ответил, по-прежнему трудясь над цепью.
Хотя жители поселка не проявляли большой враждебности, все равно в этой деревне было нечто, вызывавшее у человека-обезьяны растущеее беспокойство.
И он знал, что именно: в маленьком селении все было пропитано страхом.
В каждом движении воинов, почти не выпускающих из рук оружие; в испуганных быстрых взглядах женщин, говорящих мало и негромко; в скованных движениях жавшихся к ногам взрослых детей — во всем этом сквозил огромный страх, сгущавшийся по мере того, как тьма подбиралась к поселку.
Еще не погас закат, как женщины заспешили к домам, окликая на удивление послушных детей, а вслед за ними в хижинах скрылись мужчины. Больше того: даже часовые покинули смотровые площадки и устремились к жилищам….
Но сначала они нагромоздили у палисада несколько огромных кустов «кошачьего когтя», так что ворота полностью скрылись за возвышающейся перед ними колючей грудой.
— Черт! Мне это не нравится, — заметил Джек, который сидел лицом к ограде и имел больше возможности наблюдать за странными приготовлениями, чем Тарзан. — Надеюсь, они не собираются разжечь из всего этого костер, чтобы поставить на огонь котлы?
— Нет… Но дело все равно плохо, — сквозь зубы отозвался человек-обезьяна. — Такие заграждения чернокожие Мбонги ставили перед воротами своей деревни, когда к ним по ночам начинал наведываться хищник-людоед.
Тарзан почувствовал, как Арно вздрогнул.
— Ты серьезно? Неужели ты думаешь, что…
— Да.
На улице уже никого не осталось, кроме трех воинов, кончивших настилать крышу дома и теперь по приставной лестнице поспешно спускавшихся на землю.
— Ты хочешь сказать, что нас оставили на ужин зверю-людоеду?!
Арно рванулся и зашипел от боли в исцарапанном плече.
— Нет, кажется, нас сейчас попытаются перевести в хижину… Приготовься!
И человек-обезьяна напружинился, готовясь к схватке, как только с него снимут цепь. Ни у одного из воинов не было лука, а копья Тарзан вовсе не принимал в расчет…
Однако трое темнокожих мужчин вдруг замерли, не дойдя до пленников, и с ужасом уставились на что-то, находящееся позади Тарзана. Человек-обезьяна стремительно обернулся, чуть не свернув шею в попытке выглянуть из-за столба — и заметил быстрое движение рядом с воротами. Тень, еще более черная, чем палисад, мелькнула рядом со сваленными в кучу кустами и мгновенно исчезла. Но приемыш Калы, привыкший ловить взглядом молниеносные движения ночных хищников, понял, что это крупная пантера и что заграждение из кустов ничуть не помешало ей проникнуть в деревню.
— Господи… — прошептал Арно. — Ты видел?
— Да, — и человек-обезьяна удвоил попытки порвать цепь.
Теперь их жизнь зависела от того, удастся ли ему освободиться: воины, которым вождь велел перевести белых людей в хижину, в панике сами бросились внутрь и захлопнули дверь; один из них так спешил, что обронил копье у порога.
— Вернитесь! — крикнул им вдогонку Арно и разразился бессильной руганью.
— Тишше! — прошипел человек-обезьяна.
Джек замолчал, шаря глазами по теням, залегающим между хижин. Луна уже поднялась над поселком — и вот одна из теней плавно вылилась на залитую ярким серебристым светом улицу и превратилась в леденящий душу кошмар: в громадную могучую пантеру. Людоедка явно чувствовала себя здесь как дома, она лениво и уверенно вышла на свет и неторопливо огляделась по сторонам. Ближе всего к хищнице был Арно, и именно на него оценивающе уставились изумрудно-зеленые глаза огромной кошки.
Джек рванулся так, что ремень, стягивающий его запястья, затрещал — а человек-обезьяна, сознавая, что бессилен оказать другу реальную помощь, сделал единственное, что мог: испустил свой разрывающий уши боевой вопль, пронзительно прогремевший в ночи над вымершим безмолвным поселком.
Шита повернулась и одним скачком исчезла в темноте.
— Господи боже… — слабым голосом проговорил Джек. — В следующий раз предупреждай, что собираешься крикнуть! Меня чуть удар не хватил…
— Тшш… Она скоро вернется. Шита — не Сабор, ее не прогонишь криком…
Пророчество Тарзана вскоре сбылось: на сей раз пантера выскользнула из-за хижины справа и стелющимися шагами снова вышла на свет. Хлестнув хвостом по пятнистым бокам, она издала долгое мяукающее рычанье, как будто вызывала странную добычу помериться с ней силой голоса…
И тут от нового рывка Арно ремень наконец подался. Джек сбросил с рук ослабевшие петли и вскочил.
— Беги в дом!!! — гаркнул ему Тарзан: вывернув шею, он увидел, что пантера быстро приближается. — Эй, впустите его!!! Трусы!!!
Арно метнулся в темноту и исчез, а человек-обезьяна возобновил отчаянную борьбу с кандалами, не сводя глаз с мягко двинувшейся по кругу пантеры. Людоедка избрала жертвой громогласного человека возле столба и не интересовалась больше никакой другой добычей.
От рывков Тарзана столб трясся и трещал, с запястий человека-обезьяны, охваченных железными браслетами, капала кровь, но цепь не поддавалась. Рыча, пантера припала к земле, и приемыш Калы разразился в ответ таким же хриплым рыком, по-звериному скаля зубы…
Он не отрывал глаз от пантеры и не видел, как Арно, добежав до хижины, подхватил лежащее у порога копье и метнулся обратно — туда, где лютая тварь приготовилась кинуться на его друга.
Тарзан невольно сжался в комок и вобрал голову в плечи, когда пантера прыгнула…
Но когти хищницы не достали человека, которого она облюбовала в жертву. Между Тарзаном и людоедкой возник Джек Арно, и трехгранный наконечник копья пропорол пантере плечо, заставив ее перекувырнуться в воздухе.
Впервые Шита промахнулась во время броска! Это разъярило ее даже больше, чем рана, чем хлещущая из плеча кровь.
Гибкая и быстрая, как змея, пятнистая кошка развернулась, едва коснувшись лапами земли. Ненавистный враг еще не успел подобрать копье, выпавшее у него из рук при резком выпаде, как людоедка сделала длинный великолепный скачок и обрушилась на человека со всей яростью, на какую способна только раненная пантера.
Громовой рык известил прячущихся по домам перепуганных людей, что ночной демон настиг свою очередную жертву.
Но куда громче прогремел исступленный рев, вырвавшийся из глотки Тарзана, воспитанника обезьяны.
Увидев, что хищный зверь повалил и терзает его друга, Тарзан обрел силу целой стаи горилл. Столб накренился от сумасшедшего рывка гиганта, удерживавшая его цепь лопнула, словно тонкая струна. Человеку-обезьяне не понадобилось и секунды, чтобы очутиться рядом с пантерой; он схватил огромную кошку за загривок и за шкуру на хребте, оторвал от Арно и вскинул высоко в воздух.
Ни ловкость, ни свирепость, ни быстрота не смогли помочь Шите в схватке с обезумевшим от ярости лесным великаном. Мгновение спустя тело пантеры со сломанным позвоночником отлетело в сторону и, как тряпка, шлепнулось в пыль возле столба…
А Тарзан кинулся к Арно и упал рядом с ним на колени. Песок вокруг левой руки и плеча Джека пропитался кровью; воспитанник Калы с ужасом коснулся груди друга, напрасно окликая его по имени…
И тогда люди в хижинах, только что в смятении внимавшие шуму великого боя, в страхе задрожали от нового пронзительного вопля: на сей раз над залитым лунным светом поселком пронесся крик не ярости, не вызова, а беспредельного горя.