Возвращение в джунгли

ХХIX. Лао

Над поселком Човамби горели звезды.

Большие серые глаза черноволосой женщины не отрывались от пламени костра, как будто в изгибах огненных язычков перед Лао вставали картины, невидимые для смуглокожих людей и двух белых, внимательно слушающих ее рассказ.

— Я — бывшая верховная жрица храма Древних Богов в городе Опар. Все мы потомки людей, явившихся на этот континент в поисках золота более десяти тысяч лет тому назад. Когда-то наши города стояли здесь от великого моря Восходящего Солнца до великого моря, в которое солнце опускается ночью, чтобы освежить свое пламенеющее чело. Здешние крепости были могущественны и сильны, но они не могли сравниться с великими городами метрополии, находившейся далеко на севере, за океаном.

Взад и вперед между этим материком и нашей родиной сновало множество кораблей. Отсюда везли золото и рабов, сюда — оружие, одежду, предметы роскоши… В дождливые месяцы в здешних городах мало кто оставался, только воины, наблюдавшие за работой черных рабов в рудниках, немногие жрецы и торговцы.

Но однажды разразилась беда. В обычный срок не вернулся ни один из отплывших домой кораблей. Мои предки ждали много недель; наконец выслали галеру, чтобы узнать, что случилось. Галера вернулась со страшными вестями: от нашей могущественной страны не осталось и следа, ибо остров, на котором она стояла, в один день опустился на дно океана.

Ревниво храня секрет источника золота, мы никому не показывали путь до Черного Континента, и теперь наступила расплата за алчность. Должно быть, единственная галера, забравшая отсюда полсотни людей и отправившаяся за помощью, так и не вернулась в цивилизованный мир — или ее погубил шторм, или потопили пираты. Спасения ждать было неоткуда, и мои предки навсегда остались на этой земле.

Потерявшие мужество люди скоро стали жертвами черных орд с севера и с юга; один за другим сдавались наши крепости и города. Наконец жалкие остатки некогда великого народа уцелели лишь в городе Опар. За тысячи лет забылась древняя культура, которой некогда мы так гордились, стерлись воспоминания о былом могуществе, угас интеллект. Многие мои соплеменники пали так низко, что…

Лао замолчала, по-прежнему глядя в пламя костра. Никто из сидящих вокруг людей Човамби не торопил ее, даже дети почтительно молчали. Молчал и Тарзан, хотя ему не терпелось услышать продолжение рассказа.

— Пали так низко, что стали смешивать свою кровь с кровью больших лесных обезьян. Люди, принадлежавшие к самой культурной и просвященной расе, через несколько поколений таких браков перестали походить на людей, и наш древний язык для многих вытеснило отвратительное обезьянье лопотанье.

Тарзан нахмурился, но промолчал.

— Только жрецы отчасти избежали духовного и физического вырождения, ставшего уделом остального народа. Гордые принадлежностью к высшему клану, они продолжали хранить традиции погибшей родины. Казалось, эта гордость сулила им спасение — однако на деле принесла такое же поражение, как остальным. Не желая думать о браках с черными людьми, жрецы наконец выродились почти так же, как те, кто смешивал свою кровь с обезьяньей. Знания, традиции и культура, замкнутые в стенах одного города, потеряли смысл.

Я, бывшая верховная жрица Опара, дочь верховной жрицы, пыталась убедить собратьев, что их высокомерная замкнутость ведет к неминуемой гибели — меня никто не желал слушать. Коллегия жрецов предназначила меня в жены человеку, в чьих жилах текла кровь и моей матери, и моего отца… То, что когда-то считалось позором для наших предков, стало теперь непреложным законом, и на протяжении многих веков ему никто не пытался противиться!

Лао стиснула кулаки, в ее глазах сверкнуло пламя, куда более жаркое, чем пламя костра.

— Но я не желала такой судьбы. Я читала древние свитки, пережившие тысячелетия, и знала, что есть другой, огромный мир за стенами нашего города — тот, куда у нас давно спускаются только зверолюди. Я должна была умереть там, где родилась, женой и матерью потомков кровосмесительных браков… Но я восстала — и случилось так, что впервые за тысячу лет верховная жрица Древних Богов покинула Опар и бежала в джунгли, предпочитая вольную жизнь и вольную смерть покорному прозябанию в городе живых мертвецов!

Голос Лао зазвенел, и вождь Човамби, сидевший рядом, погладил ее по плечу. Лао посмотрела на него и улыбнулась.

— Судьба оказалась милостива ко мне. Я пришла в эту деревню и обрела здесь то, чего не знала моя мать и, увы, никогда не узнает сестра: свободу и любовь, которые дороже всех сокровищ Опара!

Човамби обнял плечи черноволосой женщины.

— Самого большого своего сокровища Опар уже лишился, — сказал он. — А то, что в нем осталось, не стоит даже полусгнившей шкуры гиены! Хорошо, что я отговорил моего брата Вазири от попыток завоевать проклятый город, иначе нас ждали бы большие несчастья и, возможно, смерть…

— Неужели Опар и впрямь так неприступен? — небрежно спросил Джек Арно.

Его небрежность не обманула бывшую жрицу, чьи серые глаза, казалось, могли читали в душах людей.

— Неприступных городов не бывает, — покачала головой Лао. — Но я не советовала бы вам, чужеземцы, пытаться завладеть золотом, которое там хранится. Желтый металл давно потерял для нас цену, но люди Опара ревниво относятся к своему добру. Тот, кто попробует его похитить, окажется в большей опасности, чем очутившись на реке во время схватки крокодилов с бегемотами!

— И часто здесь случаются такие схватки? — полюбопытствовал спросил Тарзан. — Я вырос в джунглях, почти всю жизнь провел в них, но никогда не слышал о подобных сражениях!

Лао снова уставилась в костер.

— Всякий раз, когда на алтарь храма Опар возлагают человеческую жертву, заклинания жрецов возрождают древнюю магию, которая будит в животных неистовство. Пока не опустится жертвенный нож, на несколько миль вокруг города дикие твари кидаются друг на друга, а стены города Опара дрожат от воя полуобезьян…

Тарзан невольно вздрогнул, вспомнив свое видение: белокурую девушку на черном каменном алтаре.

— Значит, ваш народ приносит человеческие жертвы? — сквозь зубы спросил он.

Лао потупила голову.

— Раньше Древние Боги требовали только бескровных возлияний. Но с тех пор, как страшные беды обрушились на мой народ, повелителей моря и суши начали задабривать кровью. Жрецы говорили, что новые беды можно предотвратить только кровавыми жертвами, а всего угоднее богам, когда на алтарь проливается человеческая кровь…

— Где же вы берете людей для таких обрядов? — изменившимся голосом спросил Тарзан.

— Иногда их покупают у работорговцев, но работорговцы редко появляются в этих диких краях. Поэтому жрецы посылают отряды зверолюдей на поиски жертв вплоть до берега океана…

— А эту деревню они не тревожат?

— Если они осмелятся тронуть хоть одного человека из этой деревни, — Лао вскинула голову, раздувая ноздри, — они пожалеют о том, что Опар не поглотили джунгли, как все прочие наши города! Моя младшая сестра Лэ, нынешняя верховная жрица Опара, хорошо знает, что будет, если ее люди осмелятся посягнуть на народ, который я отныне считаю своим. И правители города отлично помнят, что я могу не только исцелять, но и карать!

Все вокруг испуганно зашевелились, когда дым над огнем вдруг стал принимать причудливые и зловещие очертания. Чувствуя грозную силу, наполнившую воздух, как жар костра, Тарзан подумал, что обитатели города мертвых будут последними глупцами, если рискнут бросить вызов мощи, которой обладает эта невысокая черноволосая женщина.

Напряженное молчание нарушил Джек Арно.

— Исцеляешь ты и вправду удивительно, — с глубокой благодарностью сказал он, взглянув на свою левую руку, с которой почти исчезли шрамы от когтей пантеры. — Как ты это делаешь, Лао?

— Хотя я больше не жрица Опара, я не могу открывать секреты искусства, передающиеся в моем роду от матери к дочери! — заявила жена вождя. — Но когда у меня родится дочь, я научу ее всему, что знаю сама. Жаль, Лэ так и не поймет, чего лишилась, отказавшись вместе со мной покинуть город…

— Лао… А видения, которые ты посылаешь во время обряда врачевания… — осторожно заговорил Тарзан.

— Я не посылаю видений, — покачала головой бывшая жрица. — Магия врачевания сама заставляет человека видеть то, что обычно сокрыто от взора людей.

— Но эти картины — пророческие?

— Я не знаю, что ты видел, когда вдохнул дым ната-маки, — Лао пристально посмотрела на человека-обезьяну, — и не могу сказать, было ли твое видение вещим, произошло ли оно в прошлом или еще случится в грядущем. Будет лучше, если ты станешь считать это просто сном. Согласись, во сне мы порой видим то, что и в самом деле потом происходит — но пока событие не случится, нельзя узнать, было ли сновидение пророческим или нет.

Тарзан мрачно кивнул.

Для собственного спокойствия ему и впрямь было лучше считать все увиденное в хижине сном. Конечно же, это было сном — пустым порождением дыма ната-маки! Ибо откуда в древнем городе в дебрях африканских джунглей могла появиться Джейн Портер?!