Лэ, верховная жрица Опара, недовольно смотрела на девушку, предназначенную в жертву Древним Богам.
Приближалась середина месяца Синего Солнца, наиболее благоприятного для человеческих жертвоприношений — а светловолосая девушка по-прежнему лежала на постели, безучастная ко всему, кроме воды. Ее лихорадка прошла, по силы не возвращались, а израненные ноги не заживали…
Было ясно, что в таком состоянии пленница вряд ли сможет дойти до алтаря, как того требовал обычай. Если же ее принести в жертвенный зал на руках, кровь такого слабого создания будет неугодна богам.
— Вы кормите ее, как я приказала? — гневно спросила Лэ низших жрецов, стоявших рядом.
— Да, великая. Сначала мы запихивали еду ей в рот, потом она стала есть сама. Она ест немного, но вполне достаточно, чтобы подняться на ноги… По-моему, она просто притворяется! — жрец гневно взглянул на девушку, из-за упрямства которой ему грозило суровое наказание.
— Вот как? Что ж, ей придется встать! — бросила Лэ. — Продолжайте кормить пленницу, но пить не давайте. Поставьте чашку с водой на середину комнаты — когда захочет, пусть достанет воду сама.
— Да, о великая! — быстро ответил мужчина, придя в восторг перед мудростью жрицы.
— Да позаботьтесь, чтобы пища была соленой!
Лэ в последний раз холодно посмотрела на бледную белокурую девушку и вышла из комнаты.
Джейн терпела весь день, но наконец попросила у своих тюремщиков дать ей напиться. С тем же успехом она могла бы обращаться к каменным стенам этой комнаты!
Жрец поставил чашку с водой в десяти шагах от постели и вышел, заперев за собой дверь. Девушка долго лежала, не сводя глаз с вожделенной чашки. От жажды у нее мутилось в голове, во рту горело, как тогда, когда она покачивалась в шлюпке посреди океана. Но ведь там просто неоткуда было взять воду, тогда как здесь…
Джейн приподнялась и тут же снова откинулась на одеяла — стены комнаты завертелись вокруг нее. Она попыталась снова, потом еще раз, кое-как слезла с лежанки… Встала на четвереньки и поползла по каменному полу, даже не пытаясь подняться на ноги. Добравшись до чашки, она стала пить, как пьют звери, захлебываясь от жадности, и только под конец взяла сосуд в руки.
Выпив все до капли, Джейн легла, свернувшись калачиком, не имея сил на обратный путь. Но наконец холод заставил ее зашевелиться — и, с трудом дотащившись до постели, она забилась под одеяла.
Наутро жрец обнаружил на полу пустую чашку и радостно побежал сообщить Великой, что ее хитрость удалась. Не пройдет и нескольких дней, как пленница будет ходить, можно в этом поклясться! Древние Боги останутся довольны жертвой — вот уже много десятков лет на их алтарь не возлагали белого человека!
Когда Клейтон понял, что Джейн пропала, он заставил себя покинуть хижину и отправился в джунгли на розыски.
До самой ночи англичанин бродил в прибрежных зарослях в поисках девушки или ее следов. Один раз он прошел мимо дерева, под которым Джейн пряталась от Тюрана, но не заметил следов похитивших ее зверолюдей — следов, которые Тарзан увидел бы так же ясно, как указатель на городском перекрестке.
Клейтон громко звал Джейн до тех пор, пока не привлек внимание льва. В последний миг Уильям успел взобраться на дерево и просидел там всю ночь, потому что Нума время от времени порыкивал в чаще.
На рассвете, когда зверь ушел, Клейтон с трудом спустился с дерева и, дойдя до зарослей «кошачьего когтя», вдруг заметил на сучке лоскут от платья Джейн, а рядом — лужу крови. Лоскуток оторвался от одежды пленницы зверолюдей, когда ее тащили сквозь кусты, а кровь принадлежала антилопе, которую лев задрал этой ночью — но Клейтон мгновенно решил, что Джейн Портер стала жертвой ужасного хищника.
Бесконечно долго он стоял, оцепенев от безраздельного горя, потом выронил лоскуток, который сжимал в руке, и побрел к берегу.
Он не сомневался, что Джейн нет в живых, и не хотел видеть то, что осталось от ее растерзанного тела.
Дотащившись до хижины, Клейтон свалился в лихорадке, с которой больше не пытался бороться. К чему пытаться победить болезнь, если девушка, которую он любил, погибла… Погибла по его вине! Он был плохим защитником и стал бы никудышным мужем, она правильно сделала, что отказалась стать его женой!
Клейтон метался в бреду на жалкой травяной постели, а русский злорадно наблюдал за ним, даже не пытаясь предложить больному еду и воду. Пищи англичанин все равно не тронул бы, но жажда превращалась для него в настоящую пытку. Между двумя приступами бреда он умудрялся кое-как дотаскиваться до источника, но боялся оставаться там — в таком состоянии он стал бы легкой жертвой для любого хищника. Уильяма больше не страшила смерть, но мысль о гибели в пасти зверя внушала ему непреодолимое отвращение.
Наконец Клейтон ослабел настолько, что уже не смог спуститься из шалаша. Целый день он промучился без воды, но наконец не выдержал и попросил Рокова принести ему напиться.
Русский молча слез по приставной лестнице и вскоре вернулся с кружкой в руках.
— Вот ваша вода, — отвратительно ухмыляясь, проговорил он. — Но сначала извинитесь передо мной за то, что вы постоянно унижали меня и не давали дотронуться до сучки, которая, по правде сказать, не годится даже для самого низкопробного парижского борделя…
— Заткнитесь! — прохрипел Клейтон. — Не смейте оскорблять девушку, которую я любил! Вы недостойны были дышать одним воздухом с Джейн Портер, а я… Боже, лучше бы я дал вам сдохнуть тогда в шлюпке — мир был бы чище сейчас!
— Вот ваша вода! — крикнул русский.
С этими словами он поднес кружку к губам и начал медленно пить. Остаток Роков выплеснул на пол и засмеялся.
— Будьте вы трижды прокляты… — прошептал Уильям Клейтон и закрыл глаза.