Врата в рай

16. Лизa. Нет выхода

Он так и не успокоился. Даже когда мы наконец вошли в мою комнату, он не проронил ни слова. Настольные лампы уже включили, постельное белье сменили, кровать аккуратно расстелили для отхода ко сну.

Я оставила его стоять в центре комнаты, а сама отошла в сторонку и стала тихо наблюдать за ним. Из-под повязки на глазах по его щекам медленно текли слезы. Он мужественно, стараясь, чтобы я не заметила, глотал их. Его член все еще был в состоянии эрекции.

Я прошла через двустворчатую дверь, гадая про себя, может ли он меня слышать, а потом не выдержала и оглянулась. На фоне вполне буржуазной обстановки он, в своих наручниках и ошейнике, смотрелся просто потрясающе, белая повязка на глазах только подчеркивала румянец на щеках и пышность шевелюры.

Я тихонько уселась за письменный стол. У меня ужасно болела голова, хотя это была даже не боль, а, скорее, шум. Все тело, нет, не тело, душа болела за него, но меня словно парализовало. Я снова взяла его личное дело и достала оттуда блестящую черно-белую фотографию, где он, улыбаясь в камеру, был снят в водолазке и больших солнцезащитных очках. Я закрыла папку и отложила в сторону.

И вот так я сидела за столом, в задумчивости покусывая костяшки пальцев, пока не прокусила их зубами до крови и не остановилась в испуге. Тогда я встала и начала нетерпеливо срывать с себя одежду, нервно швыряя ее на пол.

И уже абсолютно голая я вернулась в спальню. Я подошла к нему и снова посмотрела на его лицо, а потом нежно погладила и, отогнув край белого ошейника, взяла его за подбородок, чтобы получше рассмотреть.

Я пробежала пальцами по пухлой нижней губе, потом — по щекам. У него была шелковистая кожа — такая бывает только у мужчин; я хочу сказать, не мягкая женская кожа, а именно шелковистая. Мной овладело странное чувство: ощущение обладания, потной власти над ним, хотя, по идее, я должна была испытывать нечто совсем иное. Меня заклинило на нем, несмотря на то что это был не первый случай в моей практике. Да, меня заклинило на нем, но он был для этого неподходящим объектом. Я, конечно, могла еще раз высечь его, могла заставить ползать на коленях. И он это сделает. А я опять окажусь взаперти.

Он никак не мог успокоиться и, похоже, был в бешенстве, а от моих прикосновений пришел просто в неистовство. Тогда я подошла к нему сзади и развязала руки, а потом расстегнула ошейник, отшвырнув его в сторону.

Когда путы упали, его тело словно вздохнуло свободнее, а член еще больше напрягся. Потом его руки пришли в движение. Сначала он потер затекшие запястья, затем попытался было снять с глаз повязку, но не стал этого делать, а потянулся ко мне.

Я хотела отскочить, но он поймал меня за руки и поставил перед собой. Поняв, что я совершенно голая, он, тяжело дыша, стал ощупывать мое тело, бедра и груди. И прежде чем я успела его остановить, он крепко прижал меня к себе. Его член бился о мое лоно. Эллиот все целовал и целовал меня, как безумный, а потом поднял на руки. Тогда я сорвала с его лица повязку и заглянула в его глаза. Они были нереально голубыми, светящимися и какими-то неземными. Я поняла, что схожу с ума. Я действительно потеряла голову.

И больше я уже ничего не видела. Он, продолжая целовать, увлек меня вниз, поставив на колени, и мне вдруг стало так жарко, так горячо, что комната поплыла перед глазами. Распяв мое тело на ковре, он вошел в меня одним быстрым, сильным толчком. На секунду я словно ослепла и оглохла. Я застонала, и у меня вдруг остановилось дыхание. Я изогнулась дугой, одна волна удовольствия сменялась другой, мне показалось, что еще немного — и я просто умру. Он оседлал меня, сквозь пелену на глазах я видела основание его члена, ритмично входящего в меня, и я почувствовала, что наши жизненные соки сливаются воедино. Сказочное, неправдоподобное ощущение, способное свести с ума! Когда он одновременно со мной кончил, вонзая член все сильнее и сильнее, все глубже и глубже, а я, дрожа, кричала, визжала «нет-нет-нет!», и «боже мой, вот дерьмо!», и «черт возьми!» и «нет, не надо, хватит», но потом сдалась, не в силах ни шевелиться, ни говорить.

Придя в себя, я его слегка толкнула, пихнула в грудь. Господи, как приятно было чувствовать его рядом с собой, чувствовать тяжесть его головы у себя на плече, вдыхать теплый, солнечный запах его волос! Я еще раз пихнула его, наслаждаясь тем, что не в силах сдвинуть его с места. А затем я вытянулась и замерла.

Открыв наконец глаза, я увидела неясные блики света, кровать, лампы, маски на стенах — истинные лица моего «я».

А потом я увидела его. Он сидел, не шевелясь, слегка касаясь коленом моего бедра. Волосы взъерошены, лицо красное и влажное, рот снова приобрел былую жесткость, глаза — огромные и мечтательные, полные воспоминаний. А еще он смотрел на меня. У меня было такое ощущение, будто я просыпаюсь на берегу бурной реки в полной уверенности, что я совершенно одна, и вдруг обнаруживаю рядом странное существо мужского пола, которое ест меня глазами так, словно никогда в жизни доселе не видело живой женщины.

Он не показался мне странным, или опасным, или непокорным. Нет, он показался мне абсолютно непредсказуемым, каковым и был до сих пор.

Я медленно села, затем поднялась. Он внимательно за мной следил, но даже не шелохнулся.

Подойдя к комоду, я взяла с кресла пеньюар и надела, думая о том, как странно ощущать на себе эту оболочку из кружева и хлопка, которая, по идее, должна была защищать меня от него.

Я нажала кнопку вызова хэндлера, и он побледнел. На его лице отразился сначала неприкрытый страх, затем — отчаяние. А глаза его, обращенные ко мне, подернулись влагой. У меня вдруг комок встал в горле. Да, все когда-то кончается. Но что это значит? Почему я пытаюсь внушать себе то, что и сама не до конца понимаю? Он смотрел прямо перед собой, куда-то в пустоту, мимо меня, словно ему нужно было принять важное решение, но он был не в силах этого сделать.

И тут почти сразу в комнату вошел Дэниел, который отвечает за мою спальню. И я заметила, как изменилось его лицо, когда он увидел раба, сидящего в вызывающе расслабленной позе, без обычных наручников, и не обращающего на нас абсолютно никакого внимания.

Эллиот, думая о чем-то своем и глядя в никуда, медленно поднялся на ноги.

Дэниел явно почувствовал облегчение, но вид у него был весьма неуверенный.

— Ладно, — сказала я. — Уведите его на ночь. Ванна, полный массаж, ультрафиолетовая лампа, — продолжила я и, задумавшись, замолчала. Ага, уже готовлю для него распорядок дня. Обычная рутина. Если я срочно не отошлю его, то сойду с ума. И все же он должен получить то, на что подписался. — Хорошо. А утром на занятия с другими кандидатами. В восемь тренировка с Дианой, а в девять — сервировка стола с Эмметом. Я попрошу Скотта использовать его для демонстрации в своем классе в десять.

Нет-нет. Только не Скотт. Он может влюбиться в Скотта. Надо что-то сделать, надо… Хорошо. Пусть будет Скотт. Пусть Скотт использует его для демонстрации. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Скотт уж точно не даст ему спуску.

— В полдень отдых, потом обслуживание столиков или работа в баре. Смотреть, но руками не трогать!

Что еще? Больше ничего не придумать. Он обязательно влюбится в Скотта!

— За любое непослушание, буквально любое, выбить из него всю дурь, но никто, я хочу сказать, никто, даже Скотт, чтобы пальцем его не тронул, я хочу сказать…

У меня уходила почва из-под ног… Я тонула…

— А еще хочу, чтобы он отдыхал между четырьмя и шестью, а в шесть ноль-ноль чтобы был здесь!

— Да, мэм, — смущенно и несколько обеспокоенно ответил Дэниел.

— Какого черта, что с тобой творится? — сказала я. — Ты что, совсем рехнулся?

— Извините меня, — воскликнул он, взяв Эллиота за руку.

— Убери его отсюда. Живо! — закричала я.

Эллиот молча смотрел на меня. Необходимо немедленно это прекратить. Меня молнией пронзила мысль, что я провалила все дело, не оправдала его ожиданий, что впервые за время «тайной жизни» выбилась из колеи. У меня застучало в висках, и я резко отвернулась.