Военный городок 65-й отдельной моторизованной стрелковой бригады располагался в 16 километрах от волостного городишка Сейны. Построен он был лет десять назад и имел непритязательное название Сейны-6. Планировкой и видами городок мало чем отличался от тысяч иных военных городков. Нельзя сказать, что все они были однотипны словно близнецы, ведь всюду в России бытовала своя специфика – будь то степи Поволжья или тундра Кольского полуострова, или же песчаники Туркестана, но тем не менее они имели присущие только им одним отличительные признаки: периметр, обозначенный бетонным забором и обнесённый колючей проволокой, контрольно-пропускные пункты и удалённость от магистралей.
В Сейны-6, где помимо 65-й бригады размещалось управление 18-го механизированного корпуса, Авестьянов приехал под вечер. У ворот КПП скучал боец с винтовкой на ремне, дежурный унтер-офицер проверял документы у шофёра грузовика, вёзшего продукты в гарнизонные магазины. Заурчав двигателем, выкрашенный в синий цвет двухтонный "Волгарь" гражданской марки тронулся к открываемым бойцом воротам. К машине Авестьянова дежурный подходил не спеша, скользнул глазами по номерам и вдруг подобрался. Видимо из Сувалок звонок был, решил Авестьянов, раз он по номерам "Морозовец" опознал, мало ли в гарнизоне своих таких же. Жаль внезапного "явления отца-командира" не вышло, Григорий любил неожиданно являться к новому месту службы. Выходит, в гарнизоне сейчас дым коромыслом, подумал он. Да и как иначе? когда сам командир корпуса едет.
Он вышел из машины, осмотрелся. Побелённые поребрики, клумбочки с ещё не проклюнувшимися цветами, свежевыкрашенное крыльцо дежурного помещения, над входом в которое вывеска с эмблемой военного министерства и надпись "КПП #1". Авестьянов шагнул навстречу дежурному.
Унтер подошёл строевым шагом, щёлкнул каблуками сапог и с отрывистостью старого служаки отсалютовал.
– Дежурный по первому КПП подпрапорщик Капустин!
Авестьянов козырнул в ответ, придирчиво оглядев подпрапорщика. Повседневная шинель с красными погонами и красный околыш фуражки. Цвет говорил о принадлежности к пехоте, не важно к простой или моторизованной, однако эмблемы на погонах были бронеходные. Будь в бригаде целый бронеполк вместо отдельного дивизиона, унтер носил бы родные чёрные цвета. На портупее кобура с табельным ТТ, на груди знак отличия "башнёр 1-го класса". Холодного оружия у него не было, бронеходчики его не носили ибо в тесноте боевых машин кинжалы, сабли и бебуты только мешают.
– Генерал-лейтенант Авестьянов, – представился Григорий, протягивая документы. – Вижу, готовились к моему прибытию.
– Так точно, господин генерал-лейтенант!
– Генерал-майор Колохватов на месте?
– Так точно. Четверть часа как проехал, – унтер вернул удостоверение, вновь щёлкнул каблуками и произнёс: – Прошу.
Авестьянов кивнул на последок и сел в машину.
– Кузнецов! – гаркнул унтер. – Открывай воротицу!
Городок Григорию понравился. Как и положено – чистенько и уютненько. Вдоль дорог аллеи акаций и молодых тополей. Кирпичные двух- трёхэтажные дома, во дворах беззаботная детвора, мамаши с колясками, на улочках прогуливаются группки молодёжи старшего гимназического возраста и влюблённые парочки. Мундиров почти не видно, время службы по распорядку дня ещё не кончилось.
– Ты, Пётр, не спеши, – сказал Авестьянов водителю. – Тут народ к скоростям не привычный.
– Слушаю, Григорий Александрович, – отозвался ефрейтор Зуйков и притормозил километров до пятнадцати в час, завидев как впереди на дорогу вслед за футбольным мячом выскочили два мальчугана.
У 4-го КПП, отсекавшего жилую зону от территории соединения, приезда командира корпуса дожидался офицер с повязкой дежурного.
Притормозив у шлагбаума, Зуйков подогнал машину вплотную к воротам.
– Господин генерал-лейтенант, за время моего дежурства происшествий в бригаде не имеется! Дежурный по бригаде подполковник Собакин! – вытянулся в струнку офицер, даже сабельные ножны у него невероятным образом стали вертикально.
Ответив на приветствие Григорий поймал на себе изучающий взгляд, что в общем-то было ожидаемо. В западных да и в центральных военных округах его погоны с вензелями манжурской армии и шеврон с солярным крестом были в диковинку.
– Без происшествий, значит, – ответил Авестьянов на привычную уставную формулу доклада.
– Так точно.
– А что, полковник, небось марафетик кругом наводится? – улыбнулся Григорий, 'повысив' дежурного, как издавно принято в войсках. Старшие часто в обращении 'повышали' младших, так подпоручики становились поручиками, штабс-капитаны капитанами, подъесаулы есаулами и так далее. Всё это работало и в обратном порядке – от младших к старшим. Только на флоте существовало 'неудобное' звание старшего лейтенанта, равное сухопутному капитану; сокращать 'старший' вроде бы не вежливо, поэтому в обращении часто употреблялось 'старлейт'.
– Наводится, есть такое дело, – без тени смущения ответил подполковник.
– Что ж, показывайте дорогу… И вот что ещё… – Авестьянов кивнул на машину. – Водителя моего на довольствие поставьте. Продаттестат у него с собой. Распорядитесь, чтоб его к автороте прикомандировали. И покормить бы. Дело к вечеру, он с утра не ел.
– Сделаем, – кивнул подполковник и полуобернувшись крикнул: – Запрудов!
Артиллерийский штабс-капитан, рекомый Запрудовым, появился за спиной подполковника как по волшебству.
– Помощник дежурного по бригаде штабс-капитан Запрудов!
– Вы всё слышали, капитан? – спросил подполковник.
– Так точно.
– Организуйте… Прошу за мной, господин генерал.
От 4-го КПП территория соединения начиналась со спортгородка. Рукоходы, турники, брусья, полосы препятствий – всё сейчас было занято солдатами. Крики унтеров, мельтешение одетых по форме номер три бойцов, чей-то далёкий смех.
За спортивным городком начинались одноэтажные здания учебных классов между которыми было оборудовано тренировочное поле для отработки штыкового боя. За классами стояли казармы "первого" полка – так в бригаде называли 130-й мотострелковый полк. Об этом Авестьянов узнал по пути, расспрашивая дежурного.
– Правой!… Правой! – командовал на плацу унтер, проводивший с ротой занятия по строевой. – Тяни носок! Четвёртый взвод отмашка рук где?!
Здание управления корпуса находилось на отшибе – за бором молодых елей, завезённых сюда видимо ещё саженцами откуда-нибудь из Псковщины. Идти по бору было просто приятно, еловый запах, вдоль тропинки скамеечки, урны и фонарные столбы, между деревьев носятся совершенно не боясь людей рыжие белки.
– У нас тут и барсуки иногда промышляют, – поведал дежурный, заметив интерес генерала к белкам.
– Неужто прямо здесь норы роют? Не поверю.
– Куда им тут… Из-за забора проникают. Сколько раз солдаты подкопы зарывали…
Здание управления разительно отличалось от всего, что было построено в городке. Это был высокий двухэтажный особняк некогда принадлежавший местному шляхтичу. Визуально узкие стрельчатые окна, даже на первом этаже доходившие высотой до пяти метров, балюстрады второго этажа, колоннада с фронтоном у центрального входа, острые готические шпили. Бывший особняк являлся продутом смешения классицизма и готики, и не поймёшь какого из стилей в нём больше.
Знакомство с офицерами и военными чиновниками управления корпуса прошло под раскатистый басовый барабанный бой, возвещавший о построении на ужин. Плац и казармы одного из полков отстояли отсюда метрах в двухстах и тем не менее бухканье барабана казалось близким.
В двухрядном строю застыло человек сорок. Начальники отделов и служб, штабные, писари, интенданты. Последние, будучи статскими чиновниками хоть и по военному ведомству, стояли в общем строю, но обособленно. Краткая строго по уставу процедура знакомства и приветствия заняла от силы пару минут. Авестьянов пожал наштакору руку и объявил, что все могут быть свободны.
– Разойдись! – распустил строй генерал-майор Колохватов.
– Итак, Нестор Иванович, показывайте ваши пенаты…
Следуя за наштакором Авестьянов припомнил попавшийся на днях номер "Российских ведомостей", где на первой полосе была заметка о другом Колохватове – известном генерале испанской войны. В заметке сообщалось об успешном парировании 2-м Русским Добровольческим корпусом контрнаступления республиканских интербригад под Мурсией, чем было обеспечено развитие наступления испано-итальянских войск Франко на Картехену с последующим занятием её. Братья-близнецы Колохватовы были весьма похожи, что конечно же не удивительно, однако кроме генеральских чинов (генерала от пехоты у Колохватова "испанского" и генерал-майора у Колохватова "сейновского") они предпочитали разные причёски и усы. "Испанец" на газетном фото носил распространённую в среде офицерства стрижку с ровным пробором по центру и пышные с завитыми концами усы, наштакор-18 брил голову наголо и носил модные в этом десятилетии усы щёткой.
…Разговор с Колохватовым затянулся часа на полтора. Наштакор докладывал о текущем положении дел в корпусе, сообщал последние новости, поведал о предпринятых им мерах по подготовке к развёртыванию частей и соединений.
Когда за окном вновь забухкал барабан, Авестьянов глянул на настенные часы. 21:25.
– Вечерняя поверка, – сообщил Колохватов. – В бригаде отбой в двадцать два… Вы, Григорий Александрович, ведь не ели с утра? Тут у нас почти под боком офицерская столовая.
– Благодарю, Нестор Иванович, это подождёт. Или у вас полуночников не кормят?
– Отчего же? Обыкновенно круглосуточно.
Григорий кивнул. По правде сказать, есть ему хотелось жутко. Но сейчас следовало разобраться с неотложными делами.
– Все шесть отдельных гаубичных дивизионов, переданных нашему корпусу, прибыли эшелонами неделю тому, – продолжил доклад Колохватов. – Два дивизиона дислоцированы в ППД* шестьдесят седьмой отдельной мотострелковой бригады, два в двести сорок четвёртом отдельном самоходно-артиллерийском полку, остальные два в четыреста семнадцатом отдельном зенитно-артиллерийском полку.
– Все дивизионы, надо полагать, усиленного штата?
– Никак нет. Только пять. Один был выделен из артполка где-то под Липецком.
– Что за системы?
– О-4. В штарме** обещают, что в течении апреля недостающие гаубицы прибудут эшелонами россыпью. Прямо с заводов.
– Значит без расчётов.
– Так точно. Но с личным составам затруднений не будет, послезавтра прибывает эшелон со сформированными в учебных полках расчётами.
– А в остальных дивизионах что за системы?
– Новые шестидюймовки О-15.
– Ну что же, Нестор Иванович, – Авестьянов чиркнул спичкой и подкурил папиросу, – ежели так пойдёт, глядишь и все шесть полков в срок развернём.
– Развернём, Григорий Александрович, будьте уверены. На пять полков, считай, половина орудий и парков имеется.
Авестьянов затянулся и согласно кивнул. Щёлкнул зажигалкой и Колохватов, выпустил облако дыма и подошёл к окну открыть форточку. Вытяжки в кабинете не было, сие достижение техники до Сейны-6 не добралось.
Григорий между тем задумался о корпусной артиллерии. В общем-то в русской армии калибры артиллерии корпусного подчинения начинались с восьми дюймов, исключение составляли тяжёлые миномёты калибра 180-мм ставшие поставляться в войска с февраля текущего года. Из прибывших отдельных дивизионов требованиям соответствовал только дивизион 203,2-мм гаубиц О-4. Однако же помимо него в 18-й мехкорпус были переданы ещё аж пять дивизионов. Целых шесть отдельных полков предстояло развернуть. Силища! А ведь кроме них корпусу были переданы полк самоходной артиллерии и два зенитных полка. Зенитки, судя по опыту Испании, могли успешно действовать не только против авиации, бронетехника и пехота им тоже была по зубам. По всему выходило, корпус в отношении артиллерии вскоре будет представлять весьма серьёзную силу.
Артиллерией русская армия в тридцатые годы была сильна как никогда. Авестьянов, как и всякий генерал интересующийся военной наукой, был достаточно знаком с трудами европейских теоретиков. Теорий о характере будущей континентальной войны (в неминуемости которой в Европе и за океаном никто не сомневался) было не мало. Итальянец Джулио Дуэ делал ставку на исключительную роль авиации и массированные ковровые бомбардировки, германец Гудериан уповал больше на панцеры, были и не столь известные доктрины, например, рисовавшие демонические картины тотальной химической войны. В генералитете русской армии верх взяла доктрина генерала Червлёнова, созданная им к концу первого года русско-китайской войны. В доктрине были изложены принципы сбалансированного применения в грядущей войне всех родов оружия. Вместе с тем, основной упор в огневой мощи частей, соединений и объединений делался на артиллерию.
Посылки к внедрению этой доктрины сложились в русско-китайскую, когда на втором году войны Главным Командованием было принято решение более не создавать новых артчастей, а изменить командно-звеньевую структуру артиллерии. В результате бог войны получил упразднённое в XIX веке ротное звено. Насыщение дополнительными орудиями артчастей сыграло немаловажную роль в разгроме поддерживаемой Англией и САСШ китайской армии. Тогда-то в 1931 году артиллерия и получила прозвание бога войны. Да и что говорить, когда отдельный артдивизион был сравним по численности стволов с полками некоторых европейских стран. Согласно действующим в русской артиллерии штатам от 1936 года, буксируемые и самоходные батареи имели два огневых взвода по два орудия и сводились в трёхбатарейную роту. Роты в свою очередь сводились в 36-орудийный дивизион. Полки имели трёхдивизионный состав. Штаты же отдельных дивизионов были усиленные – в огневых взводах по три орудия, численность стволов в дивизионах достигала 54-орудийного насыщения.
Серьёзную проверку русский бог войны прошёл в пылающем и по сию пору войной иберийском полуострове. Прошёл успешно и с честью. В Испании нашли подтверждение успешности сложившиеся в начале тридцатых годов и родились новые тактические приёмы применения артиллерии, особенно касательно тактической гибкости огневого манёвра. Пожалуй одну из главных ролей здесь играли профессиональный уровень командных кадров и обученность нижних чинов. Чтобы лётчик умел летать, он должен летать, моряк ходить по морям, бронеходчик не вылезать из полигонов. А артиллерист стрелять. И русская артиллерия стреляет. Стрельбы ротами и дивизионами по два-три раза в неделю, стрельбы на ежемесячных полковых и бригадных учениях, раз в три месяца стрельбы на дивизионных и корпусных учениях. А ещё случаются большие манёвры армейского масштаба. В итоге у орудий за год хотя бы раз прогоревшие стволы меняют, бывает что и по три раза. Неспроста ведь у каждого орудия ведётся учет количества выстрелов ствола, бывает что у устаревших пушек и гаубиц выпущенных в двадцатые не только каналы меняют, но и ствольные кожухи.
– Ну что же, Нестор Иванович, – сказал Авестьянов, – предварительно я своё мнение составил. Работа вами проделана обширная, я даже удивлён сколько всего вы успели.
– Всё в меру сил, Григорий Александрович. Всё в меру моих скромных сил, – Колохватову польстила оценка командира.
– Могучие, выходит, у вас силы, – Авестьянов улыбнулся и стряхнул пепел в пепельницу. – С утра я собираюсь в тридцатую дивизию, хочу своими глазами посмотреть на учения. Присмотрюсь-ка к командирам, посмотрю кто чего стоит.
– Дивизия на хорошем счету, – наштакор затянулся и пожал плечами. Выпустив дым, добавил: – Учения в тридцатой будут бригадные. С разницей в день.
– Вот и посмотрим каждую бригаду в отдельности. Жаль только дивизия отсюда далековато. Плоцично – это считай под Сувалками.
Колохватов развёл руками, мол, что тут поделаешь. Глубоко затянулся и воткнул папиросную гильзу в пепельницу.
– А с обустройством вашим как быть, Григорий Александрович?
– Не до этого пока. Вернусь с учений тогда и займусь. А вы мне домик присмотрите.
– Уже присмотрел. Жаль денщиков теперь в армии нет, а то б к вашему приезду…
– Да бросьте. На кой чёрт мне денщик в самом-то деле? Руки-ноги есть, было б только время.
– Вот-вот… Времени по обыкновению нам всегда и не хватает… Кстати, Григорий Александрович, – Колохватов бросил взгляд на наручные часы, – я на это время адъютанта вашего вызвал…
– Шутите? – усмехнулся Авестьянов.
– Никак нет, не шучу.
– С каких это пор командир не самолично себе адъютантов подбирает?
– Это, прошу прощения, я взял на себя смелость…
– Замечательно, право слово, – произнёс Авестьянов с оттенком иронии и выдохнул дым. – И кто же он?
– Есаул Маренко. Прибыл в бригаду на той неделе начальствовать над казачьими сотнями разведбатальона. Да вот незадача, третьего дня во все моторизованные войска новые штаты для разведбатов спустили. Конные сотни упразднены, станичников по казачьим частям раскидывают.
– Отчего не к пластунам его?
– У пластунской сотни свой командир есть. Ко всему Маренко и не пластун. Глянулся он мне, Григорий Александрович, вот и решил попридержать его.
– Глянулся?
– Хваткий он. Зовут Игнатом Степановичем. Восьмого года рождения. В тридцать первом в третьей терской бригаде дрался в Манжурии. Был урядником. После войны в Заамурье дослужился до подъесаула. В прошлом году кончил ускоренные курсы Новочеркасского училища, выпустился есаулом.
– Терец значит.
Колохватов кивнул.
– Что ж, зовите. Поглядим каков казак.
– Окунев, – наштакор взял трубку внутреннего телефона, – есаул Маренко… ага… приглашай!
Он повесил трубку и сказал:
– Вы, Григорий Александрович, если что… Есаулу-то я предложил адъютантство, только сдаётся мне, он не преисполнился радостью.
– Ну уж! Не глянусь ему, неволить не стану, – усмехнулся Авестьянов, туша окурок в пепельнице. – Я и сам таков, что адъютантство мне в тягость.
Раздался стук в дверь. На пороге появился есаул в белой черкеске, белой нестриженой папахе, при шашке, бебуте и кобуре.
– Есаул Маренко за получением предписания прибыл!
– Проходите, Игнат Степанович, – пригласил Авестьянов. – Вон туда садитесь… Генерал Колохватов вам изволил от моего имени предложение сделать… Согласны, нет?
– Чего ж тут… Дело не хитрое, – прищурился Маренко, снимая папаху, – токмо скушное.
– Так уж и скучное? – Авестьянов улыбнулся. – Чего-чего, а скучать я вам не дам.
– Да не о том я, господин генерал. Строевой офицер я. Штабы, начальство… душа не лежит.
– Вот и замечательно. Тыловая душа мне не нужна. Вы, Игнат Степанович, позвольте спросить, где допрежде служили?
– В терской конно-мехдивизии. Моторизованной ротой командовал. Потом вот инде пришлось с Терека ехать… В энту бригаду назначение получил.
– Добро… Я вам, господин есаул, предлагаю не мальчишкой на побегушках у меня быть. Поручения мои будут в интересах службы. Мотопехота вам знакома, кавалерия тоже…
– У нас все с конной справой знакомы, – улыбнулся Маренко.
– Вот, скажем, завтра я отправляюсь на учения в тридцатой конно-мехдивизии. Имею желание не по рапортам своё мнение об её боеготовности составить. Для этого мне пригодился бы офицер перед которым не станут лоск наводить.
– Засланный казачок, – Маренко усмехнулся.
– Хм… – Авестьянов тоже усмехнулся. – Юмор… юмор – это хорошо… Мне нужен свой наблюдатель на учениях. В документах у вас будет значиться только представительство штаба корпуса. По рукам, Игнат Степанович?
– Эка вы напёрли на меня… Ну, по рукам.
– Тогда не смею вас задерживать. Все необходимые бумаги получите здесь перед выездом. В тридцатую дивизию отправитесь без меня… А теперь ступайте.
Есаул поднялся, натянул папаху, щёлкнул каблуками с кивком и чётко через правое плечо повернулся кругом.
– Ну, каков? – спросил после его ухода Колохватов.
– С характером есаул-то, – усмехнулся Авестьянов. – Ерепенистый. Такой по мне.
– Ну и слава Богу. Попал пальцем в небо.
– Так оно и бывает… Вот что, Нестор Иванович, не откажите в любезности…
– Слушаю вас, – Колохватов приподнял бровь.
– Право, не ловко и просить… Да чувствую, недосуг мне всё будет. В общем, не одолжите ли погоны и шеврончик? – Григорий улыбнулся. – А то мне не с руки как-то.
– Да ради Бога, Григорий Александрович! Пустяки-то какие, – наштакор выдвинул ящичек в столе, потом ещё один. Вытащил вышитые золотой канителью погоны с генеральскими зигзагами, следом добавил шеврон Менского военного округа.
– Благодарствую.
– Не стоит даже. Безделица какая…
До полуночи оставалось сорок минут. Авестьянов с аппетитом принялся за ужин. В столовую он пришёл только что, решив вопрос с чемоданами о которых до того забыл напрочь. Пришлось через помдежа по бригаде выдёргивать из казармы водителя. Чемоданы Зуйков отвёз в пустующий пока без хозяев дом.
Офицерская столовая была одноэтажной, типичной для гарнизонов планировки, только внутреннее оформление привносило черты индивидуальности. Электрические люстры и светильники по стенам подходили скорее для дома нежели для присутственного места, длиннолопастные потолочные вентиляторы пребывали пока что отключенными за ненадобностью, кафельный пол из сработанных под гранит плиток да вошедшие в массовое употребление лет десять назад барельефы, изображающие картины грандиозных промышленных строек, подвиги лётчиков-испытателей и моряков Севморпути. В гардеробе Авестьянов сдал шинель вольнонаёмному вахтёру, получил номерок и проводил глазами четырёх бойцов с бачками. Солдаты были из свободной смены выездного караула, бачки несли из кухни, получив поздний ужин как было заведено в бригаде из офицерской столовой. У входа их ждал армейский "Волгарь".
Ужин оказался довольно не плох. Макароны по-флотски со свининкой, квашенная капуста, ещё тёплый после выпечки вечерней сменой гарнизонной пекарни ржаной хлеб. Вроде просто и незатейливо, однако аж чем-то родным повеяло. Жена, конечно, готовит куда лучше, но то домашняя стряпня.
Он сидел в самом углу зала под окном, не спеша трапезничал да поглядывал на запоздалых и редких посетителей столовой. Вот явился сменившийся с наряда помдеж штабс-капитан. Холостяк, раз домой не пошёл. Вот заявился начальник патруля с двумя солдатами. И правильно, что их с собой в офицерскую столовую взял. Вот в уголке чаёвничают молодые подпоручики, что-то обсуждают, посмеиваются. А вот зашёл есаул в белой черкеске…
– Простите, барышня, – обратился Авестьянов к проходящей мимо подавальщице, – Окажите услугу, пригласите за мой стол вон того есаула.
– Запросто, – улыбнулась девушка и слегка поменяла траекторию пути.
Приглашённый есаул предстал перед Авестьяновым в лёгком смущении. Сел рядом, заказал ужин. Завязалась беседа о пустяках. Когда перед генералом всё та же подавальщица поставила большую чашку крепкого чая, разговор с есаулом плавно перетёк на холодное оружие.
– …Моя-то сабелька ещё старая, – говорил Авестьянов, – златоустовская. При царе кованная. "За Веру, Царя и Отечество!"
– Ныне тоже не дуром делают, – улыбнулся Маренко. – Булат – он верно служит да сечу любит. Мои ж-то клинки именные. Сам дома заказывал.
– Дома? – удивился Григорий. – Вы, Игнат Степанович, не из станицы Тарской часом?
– Как есть, оттудава.
– На бебут ваш глянуть позволите?
– Отчего ж не глянуть? Гляньте, – Маренко вытащил бебут из ножен и несколько хвастливо показал лезвие генералу, взяв одной рукой за рукоять, другой пальцами за кончик клинка.
– "Хорунжему Маренко Игнату Степанову сыну, вражинамъ на погибель", – прочитал Авестьянов надпись на лезвии. – Славный бебут.
– Шашка тоже не промах. Станичники не хуже златоустовцев делают.
Авестьянов не возразил. Тарские клинки и правда ценились, только в масштабах производства станица со Златоустом тягаться не могла. Завод в Тарской был построен в 1924-м в разгар северокавказской войны с вайнахами и дагестанскими горцами, поднявшимися как и веком ранее по наущению британской разведки. Однако в этот раз русское правительство не ограничилось половинчатыми мерами. Загнав горцев обратно в горы, казаки и армейские части продолжили их вытеснять. Методы войны использовались разные – от тактики генерала Ермолова, когда за гибель одного солдата выжигался полностью ближайший аул со всеми жителями, до агитации листовками с аэропланов и обстрелов агитснарядами. Естественными союзниками казаков и армии стали черкесы и осетины, в итоге на территории Терского Казачьего Войска совершенно не осталось вайнахов – чеченов и ингушей, а северный Дагестан стал полностью русским. Турки, поначалу пропускавшие через границу беженцев и горских партизан, в конце концов после дипломатической возни спохватились и перекрыли горы намертво. К концу двадцатых вайнахов осталось всего несколько тысяч – тех, кто успел удрать через перевалы в Закавказье, да и то они прозябали и по сей день в турецких лагерях (резервациях), постепенно истаивая. Турки им там такие режимные меры устроили, что можно с английскими концлагерями для буров сравнивать.
Саму же станицу Тарскую терцы теряли дважды. В первый раз летом 1918-го, когда ингуши и чечены с боями брали станицы и русские сёла. Только весной 1919-го терцы вернулись в станицу, выбив из неё ингушей и обратно переименовав инородческий Ангушт в исконную Тарскую. Второй раз станица была захвачена ингушами в 1923-м, но не надолго – на два дня.
– Вы позволите, господа? – подошёл к столу подполковник Корпуса Внутренней Стражи. – Вижу, клинки обсуждаете, дай, думаю, присоединюсь. Подполковник Торосов Геннадий Юрьевич, начальник особой части нашего корпуса.
– Присоединяйтесь, полковник, – сделал приглашающий жест Авестьянов. – Меня, надо полагать, вы знаете…
– Так точно. За тем и пришёл. Познакомиться.
На груди стражника была колодка со знаком ордена Владимира 4-й степени, как и все "испанцы" он носил наградную ленту на кителе с цветами франкистского флага.
– Есаул Маренко Игнат Степанович, – представил казака Авестьянов. – Мой адъютант… Так на чём это мы… О тарском булате…
– О нём, родимом, – кивнул Маренко. – У полковника вон тоже наш кинжальчик.
– Так и есть, – улыбнулся подполковник. – Случилось мне как-то в вашей терской столице застрять. Вот не поверите, господа! Первым делом весь Владикавказ обошёл на предмет тарских клинков. Кинжал искал. И нашёл.
– По всему вижу, вы по делу пришли, – подметил Авестьянов, встретив взгляд особиста.
– По делу, господин генерал. Вы ведь завтра с утра под Плоцично едете?
– Та-ак… – Авестьянову стало весело. – Уже прознали?
– Служба, – словно извиняясь сказал Торосов. – Надобность у меня имеется. Служебная. Хочу вот в попутчики к вам напроситься.
– В попутчики, значит? Добро. А своя-то машина, чай имеется?
– А как же. Но мне именно с вами надо.
– Вот как? Что за фокусы? Опять скажите многозначительное "служба"?
– Точно так и сказал бы, господин генерал, – Торосов улыбнулся краешками губ, отметив в тоне Авестьянова иронию. – Если конечно моё общество вам…
– Полно те, – прервал его Григорий. – Беру вас в попутчики. Но с условием.
– Слушаю.
– Поскольку служить нам с вами, – Авестьянов перевёл взгляд с Торосова на Маренко, – господа, по всей видимости, придётся долгонько, предлагаю расширить… углубить наше знакомство. Это ежели ни у кого нет на сей час неотложных планов.
Есаул и подполковник одновременно покачали головами.
– Да какие планы на ночь глядя? Помилуйте, – улыбнулся Торосов.
– У вас в Страже что день, что ночь… – заметил Маренко.
– Итак, возражений нет, – Авестьянов и не сомневался в их согласии, армия есть армия, от пьянки с командиром корпуса мало кто откажется. – Я надеюсь, штофчик коньяку здесь изыщется?
– Ну, это пустяк, – подполковник поднялся, – я сыщу.
Авестьянов вспомнил о чае, хлебнул и отставил подальше. Чай хорош, но пить его расхотелось. Григорий глянул на часы. Часа два можно и посидеть, четырёх часов на сон хватит вполне.
____________________
*ППД – пункт постоянной дислокации
**штарм – штаб армии
____________________