Машин на шоссе было мало. На встречу Сурову проносились редкие грузовики, оставляя за собой разгоняемую ветром пыль, легковые авто встречались куда чаще, однажды даже попался поломанный автобус, торчавший у самой обочины. Пассажиры, большинство из которых сезонные рабочие в одинаковых костюмах и кепках, разбрелись по прилегающей роще. Автобанов в Южногерманской Республике не строили, промышленный и строительный бум, начавшийся в северном осколке Рейха в середине тридцатых, сюда не пришёл.
Серый фиат-1100 свернул на просёлочную дорогу сразу за указателем километража до Дохау. По дороге, огибающей одичавший и запущенный яблоневый сад, Суров ехал около четверти часа. Он свернул на втором повороте, въехав в узкую лесную прогалину, выведшую вскоре на просторный луг. Сам луг был пуст, ни коров, ни другой живности на нём не паслось. Вокруг него густо росли молодые деревья, начавшие без вмешательства человека отвоёвывать луговое пространство.
Зелёный спортивный рено "Жювакатр", только появившийся в этом году и уже ставший весьма популярным в континентальной Европе, стоял в самом центре луга. Левая дверь была распахнута, облокотившись на неё курил упитанный человек в сером плаще и фетровой шляпе. Фиат Суров подвёл к "Жювакатру" почти что впритык, осмотрелся, открыл дверь и шагнул к толстяку.
– К чему такая срочность, герр Заммер? – вместо приветствия спросил толстяк, пожимая протянутую руку. – Вы мне, если хотите знать, все планы на сегодня расстроили.
Суров извлёк из кармана портсигар и вытащил турецкую сигарету. В глаза толстяка он смотрел не отрываясь, постукивая в это время кончиком сигареты о портсигар. Прикурил, затянулся и бесцветным голосом произнёс:
– Ваши сегодняшние планы пусть катятся к дьяволу, герр Хельбиш.
Толстяк и ухом не повёл, он окутался дымом и совершенно по-деловому спросил:
– Что вас интересует, герр Заммер?
– Мне нужен надёжный человек в Аугсбурге.
– Это в моих силах устроить, – кивнул Хельбиш. – Как я понимаю, он должен быть готов оказать помощь снаряжением.
Суров кивнул.
– У него должен быть доступ к информации, хотя бы общего плана.
– Я вас понял, герр Заммер. Курт Яровиц, майор шутцполиции. Он бывший спартаковец, воевал против фон Зекта, после вторжения Антанты остался в рядах спартаковцев. Я вышел на него в тридцать пятом… В шутцполиции имеет кристально чистую репутацию. Тридцать два года, не женат, с матерью и сёстрами отношений не поддерживает, они считают его предателем. Предателем Рейха. У него есть брат, он уехал в Аргентину в тридцать четвёртом, Яровиц только с ним поддерживает связь. Брат иногда высылает матери деньги, но не часто и не много, в Аргентине жизнь тоже не лёгкая. Курт периодически помогает матери под видом денежных переводов от брата.
– Отец?
– Отец Курта погиб на Румынском фронте в шестнадцатом.
Суров выпустил дым и поскрёб пальцем усы.
– Какую валюту предпочитает этот ваш Курт?
– Он сотрудничает не из-за денег, – улыбнулся Хельбиш.
– Разочаровался в идеалах?
– Разочаровался, – подтвердил Хельбиш, – но не во всём. Примите мой совет, герр Заммер, о политических взглядах с ним говорить не стоит. Достаточно и того, что он предельно обозлён и ненавидит сложившийся в Южной Германии порядок. Томми он тоже ненавидит.
– Учту.
– Вы найдёте его на Райнёльштрассе в бирштубе господина Кюхла.
– Пивная так и называется?
– Да. Просто "У Кюхла". Он бывает там по вечерам практически регулярно. Скажите, что вы от меня и передадите вот это, – Хельбиш протянул старую кайзеровскую открытку, выпущенную в 1901 году по случаю тридцатой годовщины победы Пруссии над Францией.
Суров взял открытку и с интересом рассмотрел. Рисунок изображал прусскую линейную пехоту, наступающую по телам поверженных французов.
– Редкая вещь, – заметил он.
– Очень, – кивнул Хельбиш. – Курт коллекционирует старые открытки, эту я ему обещал ещё в марте.
– Благодарю, герр Хельбиш.
Толстяк улыбнулся, выбросил окурок и махнул на прощание рукой. Суров вернулся в машину и завёл двигатель. Курить за рулём он не любил, сигарету он потушил в выдвижной пепельнице бардачка.