Аугсбург, 13 мая (30 апреля) 1938 г.

Наступал вечер. Косые стрелы дождя громко барабанили в окно. В хмуром тёмном небе сверкнуло и на секунду на улице стало ярко как в ясную погоду. Спустя мгновение ударил раскат грома.

Суров сидел в кресле, накрывшись пледом, попыхивал сигаретой, протянув ноги к камину. Сухие поленья, выделенные фрау Бертой для постояльцев, весело потрескивали и давали хороший жар. Рядом в таком же кресле сидел Бергоф, потягивая хозяйский шнапс.

– Льёт как из ведра, – сказал он по-русски с тоской в голосе. – Совершенно как у нас в Пернове.

– Соскучились по дому? – поинтересовался Суров тоже по-русски.

– Нет, но… Вообще-то, да. Соскучился. Страсть как хочется по родным улочкам пройтись.

Суров кивнул, стряхивая пепел в пепельницу, которую держал в руке.

– А я, Александр Павлович, представьте, даже на похоронах отца не был. Узнал почти через месяц. Вот вернусь с чужбины и не знаю как матери в глаза смотреть буду.

– Простит она вас… мать всё-таки.

– Дай-то Бог.

Суров затянулся и потушил окурок. Его взгляд приковался к заоконному пейзажу, где под напором небесной хляби и ветра гнулись к земле ветви деревьев и кустарников.

– Мне вот что подумалось… Не поверите, Александр Павлович, вспомнились мне простые калоши. В такую погоду в них самое то ходить.

– Да, – согласился Бергоф, – ноги были бы сухие. У швабов почему-то калоши не приняты, а англичане ходят себе спокойно.

– И в ус не дуют, – кивнул Всеволод. – А я сегодня даже замёрз. Лето называется…

Бергоф улыбнулся и поставил на журнальный столик опустевший стакан.

Два дня под дождём, проведённые в изучении подходов к бывшему театру положительных результатов не дали. Площадь, переименованная англичанами в Георгплац – в честь их короля, то ли номер пятого, умершего в 1936-м, то ли какого другого, оказалась под надёжной охраной. Прилегающие улицы тоже. В самой администрации ежесуточно пребывало не менее роты британских солдат, площадь патрулировалась шутцполицией и английскими нарядами. Да ещё и шпики в штатском. В общем-то Суров и не надеялся на раздолбайство островитян и уж точно не помышлял о штурме. Его интересовала схема охраны кортежей. За прошедшие два дня эта схема была выявлена. Губернатор Швабии сэр Бартон довольно часто покидал администрацию и ездил постоянно меняя маршруты. Следовательно, устраивать подготовленную по всем правилам засаду всё равно что угадывать на пальцах какой из маршрутов будет избран в день развязки. А ведь второй возможности не будет. Действовать же с наскока – значило распылить группу и серьёзно снизить шансы на успех.

– Надо попробовать на въезде в город, – сказал Бергоф.

– Я думал об этом. Тут тоже неизвестно какой дорогой объект повезут. Вот незадача… прям хоть "языка" бери.

– Поставить на уши весь гарнизон? – Бергоф фыркнул и вдруг резко скривил губы. – В принципе… в принципе, если осторожно… чтобы шума не было…

Суров кивнул.

– Вот и я о том же. Я Ильина в бордель отрядил, тот что у Сент-Анна-Кирхе. Там часто офицеры появляются. Посмотрим, что он вынюхает.

– Бордель? – вскинул брови Бергоф. – Днём?

– Днём лучше. Ночью там от лимонников не протолкнуться.

Пробили настенные часы, возвещая восемь вечера. У входной двери послышалась возня и чьи-то шаги. Наконец, в комнату заглянул штабс-капитан Ильин, уже успевший скинуть промокшие плащ и шляпу, ботинки и носки.

– Это я, господа.

Он присоединился к компании минут через пять, переодевшись по-домашнему. Поставил кресло поближе к камину и вытянул к огню ноги.

– Замёрз? – спросил Бергоф.

– Не то слово! Ноги по колено мокрые. Погода – сволочь! Горячего бы попить…

– Ужин только через час, – напомнил Бергоф. – Тут тебе, Валера, не Россия. Не поводохлёбствуешь.

Ильин улыбнулся и протянул ладони к огню. Суров прикурил новую сигарету и сказал:

– Ты грейся и заодно рассказывай.

– Бордель считается для "приличных" людей, – слово "приличных" штабс-капитан выделил с ехидной ухмылкой. – Я под французика сыграл, коммерсанта из французского Марокко. Один мусье мне даже посетовал, что во Французском Марокко никогда не был. Пришлось с ним бутылку вина приговорить… Английских офицеров днём мало, поэтому девочек свободных в наличие…

– Ну и? – прервал его Суров. – Результат?

– Да вроде есть результат. Пришлось ради дела одну страхолюдину купить, они там все какие-то страшненькие… – он хихикнул. – "Приличный бордель"… В общем, напоил её и повёл в комнату… Бррр! Как улыбнётся – зубы синие! До сих пор, господа, меня колотит. Как будто в дерьме измарался.

– Чёрт бы вас всех побрал, капитан-филологов, – проворчал Суров, морщась. Традиция называть филологами офицеров разведупра, выходцев из неармейской среды, появилась лет десять назад. Ильин как раз был из их числа, попав во внешнюю разведку, окончив филфак в Харькове. Потом спецшкола при Академии генштаба и заброска нелегалом в Баварию. – Валера, мне не нужны эти подробности.

– Прошу прощения, господа, – смутился штабс-капитан. – Да чтоб я ещё хоть раз в бордель… Итак, результат. Накачал я, значит, эту шлюху бурбоном. Она, зараза, полкровати обрыгала… Я её не тронул… – (лицо Ильина скривилось, как будто он лимон съел), – побрезговал. Захаживает, по её словам, в бордель некий майор Уинслоу. Захаживает примерно раз в три дня. Берёт двух девочек и увозит к себе в загородный особняк. Там, по её словам, он нажирается как последняя сволочь и пользует проституток до полночи. Ну а после всех удовольствий их ночью же прислуга отвозит обратно. Так вот, Уинслоу этот адъютант генерал-майора Палмера.

– Палмер? – вскинулся Бергоф.

– Так точно.

Суров и Бергоф кивнули друг другу. Палмер – это уже что-то, всё-таки начальник аугсбургского гарнизона.

– А майор-то, судя по всему, может знать кое-что интересное, – заметил Суров. – Надо бы с ним аккуратно поработать.

– Я готов, – вызвался Ильин.

– Экий ты прыткий, капитан, – усмехнулся Всеволод. – Тут я сам, пожалуй, возьмусь. Захвачу Карпова для подстраховки.

Ильин глянул на Бергофа, но тот пожал плечами. А через минуту в комнату вошёл штабс-капитан Карпов, насквозь мокрый и уставший.

Загрузка...