Право на передвижение на своей машине именно и только в Косове за пятьдесят евро я возьму в рамочку как сувенир. Все равно скоро эта территория будет отдельной страной. Она уже де-факто- отдельная.
Со своей полицией, институтами непризнанной государственной власти, флагом, развлечениями, телевидением, университетом, памятниками погибшим боевикам (или бойцам) Армии освобождения.
Кавалькада машин молодоженов и их родственников с развевающимся двуглавым орлом красного албанского флага проскочила так быстро, что я не успел их снять, но это не имело значения. Как не имело значения мое мнение или представление об этом крае – плодородной равнине, возникшей внизу, сразу после крученых гор Македонии.
Здесь уже все албанское, и люди, живущие на этой земле, похоже, не мыслят себя в Сербии или с сербами.
Это факт. И уже исторический.
Сами косовары говорят, что их правительство номинально, марионеточно, и всем управляют международные силы миротворцев. Их присутствие действительно ощутимо повсюду. Джипы, военные машины, парни то с итальянским, то, кажется, с литовским флагом на рукавах под бронежилетами. Но то, что в реалиях – это уже бесповоротно отдельная страна, хотя и не провозглашенная, очевидно.
Их границы – настоящие. С косовскими пограничниками и таможенниками, и на въезде и на выезде. Город мирно патрулируют албанские полицейские, следящие за порядком, мелкие и средние бизнесы бурлят. И такое количество современных бензоколонок на квадратный километр в Европе я видел далеко не везде.
У них еще нет своей валюты, потому что как бы нет государства. В Косове ходит евро. Но вечером в центре Приштины они устроили грандиозный концерт местных певцов в присутствии своего премьера с тысячами молодых косоваров-албанцев. Над импровизированной эстрадой висел портрет какого-то человека и короткий лозунг. Я подумал, что этот лозунг – что-то в духе «мы победим» и весь большой концерт связан с какими-то национальными праздниками или юбилеем. Но оказалось, что все это довольно расслабленное и попсовое, почти народное гуляние было в честь албанского генерала, который находится под судом международного Гаагского трибунала за военные преступления против сербов, а лозунг провозглашает, что участники концерта «с ним».
Признаться, я и не знал, что в Гааге судят не только сербов.
Те, с кем я говорил (а там проблема с языками), совсем не собираются в Великую Албанию и хотят жить отдельно от «метрополии». Кто-то из грамотных привел мне аргумент сосуществования независимой Германии и Австрии. Мол, и там, и там, в сущности, немцы… Так и они видят себя вне Албании. Во всяком случае, пока.
Уехавших и сбежавших из Косова албанцев сегодня в три раза больше, чем тех, кто сегодня здесь живет. Они говорят о репрессиях со стороны сербов точно так же, как сербы – о них. Слишком свежи еще утраты и неприязнь. Но люди спешат по своим делам на улицах или играют в футбол, до слез болея за свою команду на огражденном поле близ нарисованного маслом большого стенда с портретами трех молодых людей в камуфляже. Погибших, как все они считают, за их независимость. Памятники таким погибшим, с цветами, разбросаны по всей территории края.
Я не сомневаюсь, что на севере, в районе Митровицы, где жили и живут сербы, есть разрушенные православные храмы. Не поехал туда, чтобы не влететь с камерой и туристической визой под арест и депортацию. Слишком много военных миротворцев вокруг, чтобы лезть в этническую зону без согласования.
А в самом центре Приштины стоит недостроенный большой православный собор, который уже никогда не достроят, потому как нет прихожан. И полицейские неподалеку, возможно, не случайно следят в округе за порядком.
Я видел людей, которые хотят мира и жить, не оглядываясь. И, собственно, уже живут. И строят кафе, мотели, торговые центры и свои бизнесы. Непонятно, на какие, но, скорее всего, «черные» деньги. Безработица большая, но и налогов почти нет. И напряженности на улицах тоже.
Они не сидят, как мне казалось до приезда сюда, в нищете и жалобах, на подачках международного сообщества, словно вечные палестинские беженцы.
И даже приглашают приехать специально в Косово, чтобы снять фильм о том, что здесь происходит, пообещав встречи и интервью с кем я захочу, не навязывая…
Я бы сделал, но кто возьмет? Без заказа сверху. Думаю, что без политики еще долго будет трудно рассказывать о тех, кто жил и живет на этой земле.
Без политики – их как бы и нет.
А они есть.