Всё к лучшему

ВЕРА И БЕЗВЕРИЕ

Этот малоизвестный православный храм московской патриархии открыли в городе Шфарам, где живут израильские арабы. Подальше от евреев, если говорить правду. А иначе вообще зачем говорить?

Сюда приезжают русские репатрианты из Назарета и всего севера страны. Настоятель прихода против съемки не возражал, но попросил не снимать лица прихожан.

– Не все хотят, чтобы их увидели соседи.

– В смысле? – переспросил я. – А что здесь, секта или что-то запрещенное?

– Нет, – объяснил батюшка. – Но боятся. Они сами себя боятся…

– Ладно, – согласился я, хотя и не понял.

И зачем тогда надо было уезжать из России?

Камеру мне все-таки чуть не ломанули с подачи какой-то истерички в черной монашеской робе. Типа, чужак проник.

– Мы не верблюды, чтобы нас снимали, – брызнула она свободой своей воли.

И я сплюнул в сторону.

А недалеко, на берегу Тивериадского озера, живет отец Иринарх, хороший товарищ, мимо которого я редко проезжал, не навестив. Тепло с ним и легко. Никогда не спорили, не возникало причин. Сам он грек, хорошо говорящий по-русски. Бывший пулеметчик греческой армии.

Его храм заметен издалека своими малиновыми куполами, и русские паломники любят бывать здесь: есть и выход к озеру, и уютная тень, и даже гламурные павлины, орущие благим матом.

Иринарх сам воссоздал храм. А расписали его художники, которых он нашел на Родине. Недорого взяли. Из уважения. У греков еще такие понятия, оказывается, есть.

Однажды он позвонил и, напомнив о моей просьбе, сказал, что будет крестить русскую девушку-репатриантку. Но она при встрече испугалась оказаться в кадре.

– Хочу стать христианкой, но чтоб об этом никто не узнал.

Мне казалось, что люди, обретая Веру, любую, становятся свободными внутри, нащупывают почву под ногами и небо над головой. Но на практике это происходит нечасто. Многие не себя ищут. И не Бога в себе. Они бегут от одиночества к новым, как думают, людям и другому, как им кажется, миру. Но сами те же. Просто пытаются надеть иную одежду. Помывшись. Опять же, батюшка вместо психотерапевта.

А жизнь, казалось, омытая Верой, так и остается смиренно двуличной или агрессивной, как осиновый кол из того самого дерева, на котором… Но главное, она остается по-прежнему «как бы».

Самоутверждение Верой изначально попахивает серой и дымом костров. Как и должности. И то, и другое – от мира сего.

Ущербного, как психология ефрейтора, мечтающего победно повеситься на генеральских лампасах.

Один человек мне сказал, что власть от Бога, и все ее хотят.

– Мечта импотентов, – ответил я и подумал: «Если власть от Бога, то трудно не стать атеистом…».