Всегда на переднем крае

В. Горбачева, В. Лебедкин Куда приводит «ниточка»

В милицию поступил сигнал: в общежитиях пропадают счетчики. Самые обыкновенные счетчики электрической энергии. Кто-то неуловимый старательно соединяет провода «напрямую», а счетчик обрезает. И так поочередно «обслуживаются» общежитие за общежитием.

В отделе сигнал приняли, но особого значения ему не придали: есть дела поважнее. А это, «пустяковое», поручили новичку Ивану Семыкину, только что прибывшему из школы следственных работников.

Для кого, может, и пустяковое, а для него это было первым, а значит и ответственным поручением, своего рода экзаменом, проверкой тех знаний, которые получил в школе.

Вопросов было много. С чего начать? По какому пути пойти? Прежде всего подумал: счетчики похищаются не для личного пользования (иначе хватило бы одного-двух), а если так, то для них нужен рынок сбыта. Решено было для начала понаблюдать за «толкучкой» и другими объектами, где обычно сбываются разные вещи. Догадка подтвердилась. Через несколько дней трое задержанных полностью признались в содеянном.

Семыкин был доволен своим успехом. Сразу же написал отчет и представил своему начальству.

Николай Михайлович Малодиков, заместитель начальника райотдела, внимательно познакомился с бумагами и где-то в глубине души улыбнулся: так и есть, обычная ошибка новичков. Документы оформлены неправильно. Вспомнил начало и своей деятельности. Тоже были ошибки. Ему тогда почему-то осторожно, как бы издалека, старались подсказать, помочь, боялись обидеть, что ли. А как теперь, в свою очередь, поступить с Семыкиным? Николай Михайлович задумался. Перед ним сидел строго подтянутый молодой человек, еще комсомольского возраста. В отделе с ним, по сути дела, не были знакомы. Но анкетные данные говорили о многом…

Юность Ивана Семыкина так же, как и у многих его сверстников, прошагала в сапогах и солдатской шинели по дорогам войны. Разгром фашистов на Орловско-Курской дуге, Корсунь-Шевченковская операция, Ясско-Кишиневская… Словом, солдат. А потом — комсомольская путевка в органы МВД и Саратовская школа по подготовке следственных работников. Человек бывалый.

С таким надо разговаривать без обиняков, напрямик, решает Николай Михайлович.

— Не годится! Вы неправильно подготовили дело. Процессуальное оформление документов ведется на каждого в отдельности. Мы должны убедительно доказать степень виновности каждого. Ведь задача наша заключается не в том, чтобы осудить человека, а главное, подвести к осознанию своей вины и тем самым перевоспитать его. Придется сделать все заново!

Семыкин изменился в лице, побледнел. Николаю Михайловичу показалось, что он готовится возражать и, чтобы окончательно обезоружить его, добавил:

— В нашем деле мелочей нет. Запомните это. Мы работаем с людьми!

Но молодой следователь и не думал возражать. Он правильно понял замечание старшего товарища. Ему просто было стыдно за свою оплошность. Он и сам знал, что в работе с людьми мелочей не бывает. В этом пришлось убедиться не раз.

…На Рышкановке обокрали частный дом. В то время, когда хозяйка вышла в огород, кто-то осторожно вынул стекло в маленьком окне на веранде, проник во внутрь и похитил первые попавшиеся под руку ценные вещи.

Через полчаса Семыкин был уже на месте происшествия. Заметил на стекле четко проступавшие отпечатки пальцев. Пригласил соседей в качестве понятых. Составил протокол. А вещественные доказательства направил экспертам-криминалистам.

Через некоторое время работники милиции задержали в доме, за которым уже долгое время велось наблюдение, подозрительного человека. При нем оказались вещи, похищенные на Рышкановке. Задержанный категорически стал отрицать свою причастность к краже. Тогда сличили отпечатки пальцев и убедились, что следы на стекле принадлежат ему же.

Все вроде бы ясно. Вору теперь не отвертеться. Иван Егорович вызвал его на допрос. Положил стекло на стул на самом видном месте.

«Понаблюдаю, как он будет реагировать, увидев неопровержимую улику — стекло», — решил он. Это и была как раз та мелочь — ошибка. Задержанный вошел в кабинет и, когда ему предложили сесть, спокойно, как ни в чем ни бывало, взял стекло, перенес его на другое место, а сам сел на освободившийся стул. Семыкин сразу не придал этому значения, но, когда сказал вору, что отпираться нет смысла, так как эксперты установили на стекле именно его отпечатки пальцев, тот ощетинился и также спокойно заявил:

— Моих следов на стекле быть не может по той простой причине, что я не воровал.

— На стекле ясно видны отпечатки пальцев. Они ваши…

— Это фальсификация. Отпечатки вы сняли с других предметов, которые так старательно специально мне вчера подсовывали…

Следователь продолжал настаивать:

— Но ведь на стекле есть отпечатки именно ваших пальцев, и от этого никуда не денешься. Посмотрите, они даже невооруженным глазом видны.

Вор и головы не повернул.

— Эти следы я оставил сейчас, когда перекладывал стекло на другой стул.

Казалось бы мелочь — обвиняемый взялся за стекло, когда вина уже доказана. Ан нет. Эта «мелочь» и завела в тупик. Осложнила расследование дела. Пришлось искать выход из создавшегося положения. Помогла все та же «мелочь». Следователь показал, в каком положении стекло вынималось из рамы и как за него брался вор, когда перекладывал со стула на стул. Таким образом, получилось, что следы от пальцев есть на четырех сторонах стекла. Преступник вынужден был признаться.

После этого случая Семыкин не только не пренебрегал «мелочами», но всегда старался обратить внимание на любую деталь, пусть даже самую незначительную. И это нередко ему помогало.

…На Кишиневском кожевенном заводе стала исчезать качественная кожа. И не в малом количестве. Долгое время не могли установить, кто ее крадет. Местные контролеры обратились за помощью в милицию. Сотрудники милиции решили по-своему начать расследование. Они установили наблюдение за вещевым рынком, мастерскими по пошиву и ремонту обуви и т. д. День проходил за днем — никаких результатов.

…На автобусной станции царило обычное оживление. Приходили и уходили машины разных маршрутов. Толпились пассажиры у касс. Шум, суета. Работник милиции, дежуривший на автостанции, обратил внимание на женщину, которая пыталась втиснуться в переполненный автобус. В руках у нее был старый мешок, и из дыры торчал кусок кожи…

— Зачем устраивать давку? — обратился к ней милиционер. — Я помогу вам сесть на другой автобус, совсем свободный. Он уходит через пятнадцать минут.

— От спасибоньки, милый, — отошла в сторону женщина. — А я вже зовсим з сил выбилась.

— А это что в мешке, кожа, что ли? — кивнул он головой.

— Кожа, кожа, милый. Батькови на чоботы.

— А где же взяли столько?

— Купила, купила, милый…

— У кого?

— Та на базари. Дядька якийсь з-пид полы продавав…

— Кожа-то ворованная, — сказал милиционер. — Придется вам задержаться.

— Та що вы, милый? — запричитала женщина. — Купила я, ей-богу, купила. Хиба ж можно красты? Та провалиться мени та цьому мисци… Та хай бог накаже… Та… не брала я… Купила, кажу…

Женщина действительно кожу купила. Увидела на базаре мужчину, который из-под полы предлагал кусок кожи, и спросила, нет ли еще. Он вначале недоверчиво посмотрел на нее. Но когда узнал, что она не местная и сегодня собирается уезжать, соблазнился: такой выгодный покупатель не часто попадается. Когда привел ее к себе домой, предупредил, чтобы на случай чего не говорила, у кого брала.

Но женщина перепугалась и не стала скрывать — все рассказала, как было. Семыкин записал ее показания и вечерком наведался в указанный дом. На улице его встретил хозяин, мрачный, небритый, в комнату не пустил. Как и следовало ожидать, он оказался работником кожзавода.

Пригласили его в милицию. Когда женщина увидела, сразу сказала: он. А мужчина категорически отказывался, мол, никому и никогда кожу не продавал и эту женщину видит впервые.

— Значит, говорите, видите впервые, — задумчиво произнес следователь и обратился к женщине: «Вспомните и опишите все, что вы видели в доме этого забывчивого гражданина, какая там мебель, как расположена, как одеты детишки, какие дорожки на полу и прочее».

— А теперь остается съездить к вам домой, — сказал Семыкин, поднимаясь, — и проверить, правильно ли описала женщина вашу квартиру.

Небритый понял, что отпираться больше нет смысла.

Так помогла делу одна, казалось бы, незначительная деталь — расстановка мебели в доме.

Преступник всегда оставляет следы, всегда есть «ниточка», которая помогает распутать сложный узел. Семыкину и вначале, и много позже, когда он уже работал в республиканском следственном отделе, приходилось не раз заниматься расследованием различного рода преступлений. И даже когда дело было сложным, выручала обычно маленькая «ниточка», мелочь.

…Немало времени понадобилось Семыкину для того, чтобы распутать дело с крупным хищением сырья и других материалов на Бельцкой меховой фабрике и масложиркомбинате. По заслугам получили любители легкой наживы. Как ни крутились они, как не вертелись, вывести их на чистую воду опять же помогла маленькая «ниточка», казалось бы, самая незначительная деталь.

Но бывает, что и начинается преступление тоже с мелочи.

Жили-были в Оргееве три женщины. Не только совместная работа сближала их. Они были примерно одного возраста, на долю которого в годы войны пришлись суровые испытания. Директор, старший бухгалтер и счетовод-кассир Оргеевской киносети. Каждый день они встречались на работе, многие вопросы решали вместе и присваивали денежные средства также вместе в течение целых шести лет.

А началось-то все с «досадной мелочи» в ноябре 1963 года. Кого-то из сотрудников надо было поздравить с днем рождения, а денег ни у кого с собой не оказалось. Выписали из кассы 18 рублей прогрессивной доплаты на имя зятя директора, который в киносети не работает. Через некоторое время понадобилось уже 50 рублей. Потом еще и еще…

Росла Оргеевская киносеть. Из месяца в месяц выполняла и перевыполняла план. Но премиальную доплату за перевыполнение плана получали 2—3 киномеханика. В ведомости же значилось 7—10 человек. За остальных расписывались сами, деньги ложили в общую кассу и забирали их для личных нужд в течение месяца.

А еще оформляли на работу вымышленных лиц. Приходил, допустим, человек к директору, просился на работу киномехаником. Писал заявление. Ему предлагали работу, но слишком далеко от дома. Естественно, человек не соглашался. Уходил, а заявление оставалось. Тут же издавали приказ, оформляли его на работу и два раза в месяц расписывались в ведомости напротив его фамилии.

Других же оформляли по совместительству и выплачивали им половину ставки. В документах же значилось, что у них работает человек на полной ставке. Это давало им возможность присваивать остальные деньги, а также прогрессивку. Так, например, П. И. Баркарь вместо 50 рублей получал 25. Через некоторое время стал получать 50, но не получал прогрессивку. Или Е. С. Мардарь. С июня 1967 по май 1968 года получал вместо 62 — 31 рубль. Брат зятя директора вовсе не работал, а зарплата ему выплачена в сумме 240 рублей 80 копеек. Все это было так ловко обставлено, что никакая ревизия в течение длительного времени ничего подозрительного обнаружить не могла, несмотря на поступавшие сигналы. Начислялись, например, А. В. Герчиу 8 рублей 23 копейки, за которые он расписывался, а затем в ведомости перед восьмеркой проставлялась цифра 5, получалась положенная сумма 58 рублей 23 копейки.

Около шести месяцев потребовалось, чтобы распутать весь клубок махинаций. Надо было найти людей, опросить каждого, сверить подписи, просмотреть каждую ведомость. И — неизбежный конец — известная скамья. Запричитали те, кто долгое время грел руки возле чужих денег. А ведь знали же, что совершают преступление, и не остановились вовремя, думали, что все пройдет незамеченным. Но, оказывается, и в их деле была «ниточка». И следователь ее нашел.

Так было и в Комрате. В органы народного контроля поступила жалоба — в Кочулийском сельпо продают порченые пряности. В Комрат срочно выехал Иван Егорович Семыкин. Проверили — факты подтвердились. На прилавках магазина были продукты, давно списанные и нигде не числившиеся. На первый взгляд, все вроде бы ясно: виновных нужно наказать и дело прекратить. Но опытный следователь чувствует, что если есть «ниточка», значит нужно посмотреть, куда она ведет. Не может быть такого, чтобы люди нечистые на руку ограничились только махинациями с пряностями. Нет ли еще каких злоупотреблений?

Иван Егорович решил еще раз пройти по магазинам и понаблюдать. Задержался в продуктовом. Посмотрел. Люди приходят, берут покупки и уходят. Работа идет четко, слаженно. Нарушений никаких как будто не видно. И вдруг заходят двое, по виду завсегдатаи этого магазина. Один из них кивком головы поздоровался с продавцом и жестом, понятным всем выпивохам, указал на горло:

— Соку!

Продавец молча наклонился под прилавок и поставил перед ними два стакана с вином. Семыкина это насторожило. Во-первых, в магазине не разрешается продавать вино на розлив, а во-вторых, откуда здесь разливное вино?

После предъявления удостоверения следователя и знакомства с продавцом тот признался, что вино поступает из сельпо в кислородных подушках, а больше ему ничего не известно.

«Ниточка» повела дальше. Оказалось, председатель сельпо, тот самый, который распорядился продавать испорченные продукты, договаривался с заведующим винпунктом, брал у него вино и продавал, а деньги они делили между собой.

Получалось уже как в пословице: «Чем дальше в лес, тем больше дров». «Ниточка» превратилась в «канат». Председатель сельпо сказал Семыкину, что продано таким способом около четырех тонн. В связи с этим возник вопрос: как на винпункте покрывают недостачу, и вообще, в результате чего появилась возможность красть вино.

О том, что следственные органы заинтересовались продажей вина, стало известно руководству Комратского винзавода. Директор и особенно главный инженер почему-то стали чинить всяческие препятствия расследованию. Но ларчик, как говорится, открывался просто — главный инженер как раз и был тем самым заведующим винпунктом, который воровал вино. Главным инженером он стал совсем недавно.

Новый заведующий винпунктом, по настоянию своего предшественника, срочно состряпал фиктивное заявление, в котором указал, что при передаче ему хозяйства была обнаружена недостача четырех тонн вина. Жулик решил, что отвечать за четыре тонны все же легче, чем за большее, да, к тому же, он надеялся, что следователь после такого заявления не будет назначать ревизию, которой он особенно боялся.

Но следователь не отступился. Компетентная комиссия вскрыла, что акта передачи виноматериалов нет, так же как и самой передачи не было. Просто новый заведующий постеснялся потребовать оформления соответствующей документации от своего будущего начальника. А последнему это как раз и нужно было.

Комиссия тщательно проверила и обнаружила на винпункте не недостачу в четыре тонны, как писалось в заявлении, а припрятанные, нигде не числящиеся излишки: 180 тонн вина и две тонны спирта!

Видимо, надолго готовил себе запас «главный инженер», но недолгой оказалась его карьера…

От следователя требуется огромная сила воли, выдержка, большой диапазон знаний — сегодня одним делом занимаешься, завтра другим. И везде он должен быть специалистом. Люди тоже каждый раз встречаются разные: у каждого свой характер, к каждому нужен индивидуальный подход. Следователь — и психолог, и педагог. Потому он считает дело действительно законченным лишь тогда, когда преступник понял свою вину перед обществом, перед своим народом и в дальнейшем не совершит никакого проступка. И мучает чувство неудовлетворенности, если тот, кто садится на скамью подсудимых, только на срок, определенный решением суда, прекращает преступную деятельность.

В Унгенском райпотребсоюзе Семыкин раскрыл хищение 47 тонн муки. Молодой парень, жизнь у которого вся еще впереди, уходя в тюрьму, заявил ему:

— Вы меня попутали по мелочи. Вот подождите, отсижу срок и тогда такое закручу, что и комар носа не подточит.

Что ж, пусть себя потешит человек несбыточными мечтами. Придет время — и он поймет свою ошибку. Жаль, что поздно для него будет — жизнь не бесконечна.

…18 лет Семыкин стоит на страже интересов народа. Нелегкая у него работа. Но не было за это время ни одного дела, которое осталось бы нераскрытым. Родина высоко оценила труд следователя: Иван Егорович награжден медалью «За безупречную службу» всех трех степеней.

…Вечерами подолгу светятся окна в его квартире. Дома жена, взрослый сын-десятиклассник. Ждут они своего отца и мужа с работы. Сын смотрит на мать, а мать на сына — опять они не сходят сегодня в театр. Ну что ж, сходят как-нибудь в другой раз. Все вместе.

А в другой раз снова долго не гаснет свет в окнах. Иван Егорович снова в пути, ждут его где-то неотложные дела.