Встреча с демонами

Глава 25

— Лукьян~

Я как раз пробирался через лес, когда раздался выстрел. Она ещё долго держала пистолет после того, как тело упало. От Лены не ускользнуло ни звука, ни эмоций. Я стоял в шоке, и знал, что Осса был так же потрясён. Мы выжидали несколько мгновений, чтобы посмотреть, кто победит, пока их тела падали на землю. Она оттолкнула Тодда от себя, открыв, что их тела были связаны, и это было доказательством изнасилования.

В момент, когда большинство девушек впали бы в истерику, Лена была холодной и отстранённой. Она была вся в крови, волосы оказались окрашены в красный цвет. Она с трудом поднялась на ноги, полуобнажённая, с разбитым лицом; даже сквозь кровь, были видны синяки. Мы молча ждали, казалось, целую вечность, пока она закричит или, чёрт возьми, сделает что-нибудь ещё. Я ждал её крика… Что угодно было бы лучше, чем отстранённый взгляд, которым она смерила меня. Мёртвые глаза, будто она застрелилась сама, а не убила насильника. Я подбежал к ней, дрожащей от адреналина, который медленно покидал её организм, когда опасность миновала. Губы дрожали, руки дрожали, и она не двигалась, пока я не подошёл ближе. Лена резко подняла взгляд, встретившись с моим. Она не нуждалась в утешении, не нуждалась в словах. Я завернул её в пальто, прикрывая частично обнажённое тело, а она обняла меня и уткнулась лицом в изгиб моей шеи. Она приняла это маленькое утешение, и тихо выдохнула, демонстрируя облегчение, что всё закончилось. Я подавил рычание; желание оживить этого мудака Тодда и убить снова, пронзило меня.

Я шептал утешительные слова, чего не делал с женщинами уже очень давно. Не задумываясь, я прошёл мимо её семьи, направляясь в ванную, опустил Лену на пол, как только мы оказались внутри, снял окровавленную одежду, осматривая ранения, которые она получила. Лена боец; даже если не сильнее в этом противостоянии, она выиграла битву. Её тело было тому доказательством. Она заблокировала память, решила выкинуть это из головы, притвориться, что никогда не было. Её эмоции были необузданными, обжигающими и разжигающими огонь в глазах. Она держала их под замком, будто это всё кошмар, и она могла проснуться в любой момент. Она дрожала, мой костюм был испорчен, когда она прислонилась ко мне в поисках утешения; ко мне, а не к семье. Их она не просила, а цеплялась за меня, как за спасательный круг.

Самым мягким голосом, но сквозь зубы она произнесла последнее, чего я ожидал:

— Возможно, секс просто не для меня.

Я уставился на неё, наблюдая, как она ждёт моего ответа. В этой женщине была сталь, сила, о которой я и мечтать не мог. Голубые глаза смотрели в ответ, жизнь и эмоции возвращались в них, когда она смотрела на меня.

— Я же говорил, что у тебя просто ещё не было подходящего партнёра. — Я хотел быть осторожным в поддразниваниях, потому что, как только она оправится, я покажу ей, что такое правильный секс.

Убедившись, что она чиста, я вывел её из душа, накрыл полотенцем и вытер. Она знала, что я её обнимаю, знала, что она в безопасности, и что я не буду спрашивать, всё ли с ней в порядке. Ответ точно нет. Её на хер изнасиловали. Я опоздал, заставив себя остаться на вечеринке, чтобы дать ей пространство. Любому будет плохо после изнасилования, и ей не нужно задавать этот глупый вопрос. Почему люди спрашивали всё ли нормально после насилия, выше моего понимания. Та бравада, что Лена демонстрировала немного ранее, и которую заменила мёртвая тишина, что я видел в лесу, удивила, и я почувствовал прилив облегчения, от того, что Лена медленно приходила в себя после произошедшего. Большинству женщин нужны на это несколько недель, если вообще переживали это.

Я достал марлю и пластырь, а также крем, который Бейн принёс мне прошлой ночью, из ящика. Крем — фальшь, у него был приятный аромат и ничего более. Я провёл пальцами по самой страшной из ран Лены; частично закончив работу, которую начал в душе. Я не хотел исцелять её полностью, чтобы навлечь подозрения на свои способности, нужно просто снять сильную боль и предотвратить образование шрамов, как я сделал с ожогами прошлой ночью. Пусть лучше она думает, что её исцелил грёбаный крем, а не я. Я наложил на рану кусок марли и приклеил пластырь, чтобы завершить маскировку.

Сняв с себя мокрую одежду и накинув халат, я не отвёл Лену в её комнату, а привёл в свою, уложив под шёлковое одеяло, взглядом отмечая каждую рану и синяк. Она боролась. Мой свирепый маленький воин отбился от мудака, и хотя она не победила, одолела его силу. Она выжила.

Спайдер остался с телом, и мысленно со мной связался:

«Это был демон Асмодей. Дерьмо исчезло, как только мальчик умер; его тело пропахло одержимостью. Плохая новость в том, что мы не знаем, кто это был».

Демон Асмодей, должно быть, взял под контроль мальчишку несколько дней назад, овладел его телом и заявил о своих правах на него. Затем они пошли за ней, а значит, демоны пришли поиграть в Хевен-Крест. Главный вопрос — почему? Свидание Тодда и Кэссиди в доме Лены и в её постели теперь обрело смысл. Он был не просто слаб; а жалок, чтобы стать одержимым очень мерзким существом, чьими отличительными чертами были похоть и насилие.

Быть может, демоны Асмодей ответственны за пропажу молодых женщин, или её брат. Нам нужно внимательно это рассмотреть, учитывая, что этот кто-то вмешивался в мои дела. Молодых ведьм можно использовать по-разному, будь они живые, умирающие или даже недавно умершие.

Я чувствовал её эмоции, хотя и пропустил мимо ушей то, что он ей сказал. Обычно я мог читать её мысли, но с Леной не мог. Она усовершенствовала стены и с каждым новым днём, когда просыпалась, укрепляла их.

Как только я надёжно уложил её в кровать и обнял, услышал шёпот:

— Спасибо. — Она охрипла от криков о помощи, которая не подоспела вовремя.

— Спи, Лена. Я держу тебя, — ответил я, крепче прижимая её к себе, и, неосознанно прижался поцелуем к шее, где бешено колотился пульс. — Здесь тебя никто не тронет, ты в безопасности.

— Магдалена~

Я проснулась одна, растянувшись на огромной кровати, мягкой, как шёлк. Я резко открыла глаза и огляделась. Я лежала в постели Лукьяна, обнажённая и избитая после прошлой ночи. Я медленно села, натянув на себя одеяло, чтобы скрыть наготу. Мне было больно даже сидеть. Я двигалась вяло, оценивая повреждения, которые чувствовала или видела. Их было гораздо больше, чем вчера казалось. Между ног ныло. Синяки расцвели на внутренней стороне бёдер. А сняв пластырь, я увидела, что пулевое ранение превратилось в покрасневший шрам. Сторона, где Тодд порезал меня, покрылась струпьями, и кожа начала заживать. Как и после пожара, крем удивительно исцелял. Ожоги должны заживать неделями, и я знала, что Лукьян использовал непросто крем, ускоряя процесс заживления.

Я посмотрела на себя в зеркало и заметила синяки на губах и подбородке. Я не чувствовала боли, когда засыпала, без сомнения, притуплённая адреналином. Сегодня мне стало чертовски больно, и переезд потребовал огромных усилий. Я проскользнула в душ, заметив, что кто-то оставил мне смену одежды. Очень осторожно справившись с болью, я вымылась, затем быстро вытерлась полотенцем и скользнула в спортивные штаны; с узором из роз, так что, скорее всего, их принесла мама. Рубашка оказалась мешковатой, поэтому я засунула её в штаны и надела куртку на молнии, которая подходила к спортивному костюму. Затем собрала волосы в высокий конский хвост, морщась от боли из-за ран на затылке. Тодд разбил мне голову о землю, но умолял меня убить его, не дать причинить мне боль. В этом не было никакого смысла.

События до сих пор казались нереальным, будто я наблюдала, как всё происходит с кем-то другим, а не пережила. Я не готова разбираться с произошедшим, и отчётливо понимала, что я не единственная жертва. Тодд сопротивлялся чему-то, даже напав на меня. Как ни странно, я не чувствовала себя оскорблённой и не винила себя за то, что произошло. Я слышала, что так ведут себя некоторые жертвы после изнасилования.

Я вошла в кухню, игнорируя факт, что в комнате тут же стало тихо, стоило мне войти. Лукьян сидел там с человеком, который был с ним прошлой ночью, единственными, кто точно знал, что произошло. Ещё там сидела моя бабушка и семья, а также несколько старейшин из ковена, которые смотрели на меня с жалостью. Мне, нахрен, не нужна жалость.

— Магдалена, ты в порядке? — спросила мама, когда я налила кофе и повернулась, чтобы лучше их рассмотреть. Пришло время разобраться с этим, а иногда лучше хорошо атаковать, чем постоянно быть в обороне.

— Нет. Как и Тодд, и то, что случилось, ужасно, но мне нужно, чтобы вы поняли — я не единственная жертва. На меня напали, так что не спрашивайте, всё ли со мной в порядке, потому что я сама не знаю. Я почувствовала, что Тодд не хочет делать то, что делает. Кто-то контролировал его, он практически умолял меня убить его. Вот на чём нужно сосредоточиться.

— Я чувствовала всё, что с тобой случилось, — тихо сказала Кендра, и её глаза наполнились слезами. Она говорила об изнасиловании, а я не хотела об этом говорить. Ещё нет.

— Научись это отключать, Кендра, — твёрдо заявила я. Вероятно, больше из-за смущения тем, что она чувствовала. Моё тело жестоко изнасиловано; я не хотела такого для сестры. Никто никогда не должен чувствовать ничего подобного. Иногда из-за связи нам с Кендрой трудно отделиться друг от друга. Я чувствовала её, как если бы она была расширенной частью меня, и она чувствовала то же самое ко мне. Я не могла отключить связь во время нападения, а значит, Кендра знала каждую мерзкую деталь того, что случилось со мной, как если бы это случилось с ней.

— А что именно случилось с тобой? — спросила одна из старейшин, внимательно наблюдая за мной нежным взглядом серых глаз.

— Такого не должно ни с кем случаться. Это полный отстой. Я справляюсь с этим по-своему, и буду благодарна всем, если вы не станете относиться ко мне, как к куску прекрасного фарфора. Я не разобьюсь. И мне нужно, чтобы вы знали — Тодд спас меня. Он заслуживает того, чтобы его похоронили с честью за жертву. Без него вы готовились бы хоронить меня, а не его.

— Он пытался причинить вред кому-то из родоначальников, его не похоронят с честью предков, — осторожно ответил другой старейшина.

— Вы меня не слышите. У Тодда не было выбора, это был не он. Что-то каким-то образом контролировало его тело. Я не совсем понимаю, но с момента, как я вышла на поляну, и до момента, как он умер, он умолял меня убить его, чтобы спасти себя. Разве это похоже на человека, который хотел сделать то, что сделал? Он знал, что я подняла пистолет, и не помешал мне выстрелить, хотя легко мог это сделать. Тодд позволил мне выиграть, и это сразу же должно было предупредить нас о реальной проблеме. Я почувствовала в нём что-то ещё, что-то тёмное и злое. Сосредоточьтесь на этом, а не на том, что невозможно изменить, как это случилось со мной. Вы не можете изменить то, что сделано, но мы можем предотвратить это с кем-то другим.

Никто ничего не сказал. Они просто смотрели на меня так, словно я сошла с ума. Я поставила чашку на стойку и попыталась взять себя в руки. По комнате пронёсся электрический импульс, предупреждающий меня о появлении Лукьяна, что придало мне сил. Почему, я не уверена. Каждый раз, когда я просыпалась прошлой ночью в слезах, он обнимал меня, шепча нежные слова, пока я не засыпала. Он не должен был этого делать, но сделал. Он стал моим утешением во время бури, пока я боролась с кошмарами.

— Слушайте, я знаю законы. Знаю, что если человека используют одержимостью или он вынужден что-то делать, это можно простить, потому что он не контролировал свои действия. Он это заслужил. Он боролся, желая убедиться, что я выиграю. За это он заслуживает уважения.

— Тёмная магия, как ты описала, вызвала бы рябь; мы бы почувствовали её, Магдалена, — прошептала бабушка, встретившись ос мной взглядом голубых глаз.

— Уверена? — спросила я. — Ты не почувствовала Бенджамина, а он тёмный. Он находился у поместья после пожара; кто-нибудь из старейшин, прибывших во время и после пожара, почувствовал его?

— Да, мы его не чувствовали, — ответила бабушка, тревожно заламывая руки. — Но если ты говоришь правду, значит, кто-то очень сильный мешает нам почувствовать их присутствие. Мы должны немедленно начать Вознесение. Мы сильнее во время праздника и с полным потенциалом.

— Это шокирует, однако не думаю, что мы должны принимать поспешные решения. Если начнём Вознесение рано, можем создать эффект ряби в будущих поколениях. Время неспроста выбрано — магия всегда течёт сильнее всего во время Белтейна и Самайна, и послушники получат больше силы во время церемонии в один из этих дней. Предпочтительно Самайн, так как завесу между мирами легче пересечь. Требуется меньше магии, чтобы призвать предков, а значит у нас больше тех, кто получает их силы.

— Мы должны сказать Хелен, — предложил другой старейшина, останавливая седовласую женщину, прежде чем она смогла бы рассказать больше о потенциальном влиянии на будущие поколения.

— На нас нападают, мы должны начать приготовления. Так дальше продолжаться не может, и ты знаешь почему, Нэнси. Это может быть связано с прошлым, и по той же причине записи о том, что случилось с поколениями, которые жили до нас, настолько размытые, — возразила бабушка, на мгновение, закрыв глаза, прежде чем посмотреть на остальных.

— О чем ты говоришь? — уточнила я, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Тебе не следует так открыто обсуждать дела ковена! — прошипел один из старейшин, осторожно оглядывая комнату.

Бабушка кивнула и заговорила.

— Созывай собрание, Нэнси. Мы должны немедленно сообщить новую информацию верховной жрице. Необходимо гарантировать защиту детей от того, что охотится на них, и быстро.

Кендру не интересовали старейшины; вместо этого она рассматривала каждый видимый синяк, и вздрагивала, переживая мою боль. Я закрыла эмоции, зная, что она почувствует, как я отключу её. Округлив глаза от удивления, она уставилась на меня. Прежде я полностью закрывалась от неё всего несколько раз. Я повернулась на пятках и вышла из комнаты, направляясь в коттедж, желая убедиться, что Луна в безопасности, так как я не закрыла дверь, услышав крики Тодда прошлой ночью.

— Магдалена, ты должна присутствовать на собрании. Твои раны продемонстрируют остальным необходимость поторопиться, — сказала бабушка, останавливая меня.

— Хочешь показать мои синяки? — спросила я, не веря, что она вообще это предложила. — Чтобы все женщины были в ужасе от того, что могут стать следующими, или потому что ты думаешь, что другие старейшины откажутся от идеи начать Вознесение раньше? — не думая о том, что говорю, бросила я.

— Потому что ты — доказательство необходимости ускорить Вознесение и порвать с традицией, — объяснила Нэнси, словно я глупый ребёнок.

— Нет, спасибо, — прошептала я. — Я бы не хотела стоять перед ковеном в качестве сломанного примера. Я избита, но не сломлена. Вы и без меня разберётесь.

Я не стала ждать их согласия и ушла, едва сдерживая эмоции. Мне нужно тихое место побыть одной, без любопытных глаз Кендры, следящих за каждым моим шагом. Она заступалась за меня на собрании, поэтому меня и отпустили. Она знала каждую грязную деталь.