Второй сборник Центрифуги

Из таинственного скитанья

Я принес тебе образ желанья

И песню – о, слушай меня!

Но оставил цвести я розы,

Я не трогал вещей (лишь грезы!),

Вещи любят сияние дня.

Для тебя же мой пламенный взор

Погрузился и в свет, и в тени,

В ветер быстрый и в светлый костер,

Во все радости мира рождений, –

Чтобы лучше смотреть на тебя,

Тени вечера раздробя.

Ветер дышит, чтоб лучше услышать,

Я подслушал каждый звук, –

Слушай песни, выйди на луг,

Слушай шопоты, нежный танец,

Что свершает вечерний румянец.

Чтобы знать мне, как прикасаться

К твоей груди, к устам и смеяться,

Как во сне – на сени струй

Положил я, доверясь звуку,

Мою легкую руку и мой поцелуй.

Очи открой, огнями вея,

Но тише, – спит любовник твой!

Восстань, душа моя, Психея,

Возьми свой светоч золотой;

Смотри ясней: Любовь проснулась,

Взгляни – уносится она, –

В лучах и чуде встрепенулась,

Тобой лучом одарена. –

– И вот теперь с тобою тайна,

Уединенье, нищета,

Но в этих плачах не случайна

Ее мечта и красота;

Ты завтра грустною, но белой,

За то, что мнила умереть,

Печальное склоняя тело.

Узнаешь радость – отгореть,

И будущей зари блистаньем

Научишься быть тихим сном.

Божественных словес мерцаньем

О воскресеньи золотом.

Из мира светозарной тени,

Где ангелы вели меня,

Кто мне откроет двери дня? –

Я сплю – и мчится рой видений.

Ветры плывут стезей пахучей

На роз блестящих огоньки;

В мои горящие зрачки –

Они, как свет в морские кручи.

Неверные часы и вещи!

Там, где лежит цветов ковер,

Напев божественных сестер

Ко мне взлетает и трепещет.

Дрожу: и в сердце страх и радость,

И тихо ожидаю я:

Вот – тень протянется моя

И солнечная хлынет сладость.

Она была богата двадцатью годами,

Я – молод двадцатью рублями,

Мы устроили общий кошелек,

Он был помещен, как я мог,

В неверную ночь, весенними порами.

Луна продырявила это знамя,

Круглясь пятью рублями;

В эту дырку прошел наш рок:

Двадцать лет и рублей!.. лунный цветок!

Деньги мелочью – увы! – не рублями,

Возраст тем же, а не годами!

Все – из дыры в дыру – лунный цветок,

Из кошелька в общий кошелек…

– Приблизительно такой же рок!

. . . . . . . . . .

– Нашел ее весьма весенними порами,

Весьма – годами, весьма – рублями;

Те же: – дыры и луны цветок.

Потом – все дева с двадцатью годами

И… коммунальной служанки рок!

. . . . . . . . . .

– Еще потом: охота за прохожими господами,

Что ценятся пятью ночами, пятью рублями…

Далее: – засыпает обоих общий песок,

И ночь не дырявит луны цветок.

Великолепен в центре Император, –

Верхом, лилово-желтый мчит в огонь,

Багровым пламенем лицо его объято,

Свиреп, как Зевс, и добр, как папа, он.

  Внизу, у золоченых барабанов,

У пушек розовых – войска умилены,

И, стряхивая пыль с своих султанов,

Вождя глазеют, ошеломлены.

  Министр налево, опершись на палку,

Он смотрит и дрожит всем телом жалко; –

«Да здравствует наш Император!» – А сосед

  Его спокоен. Кивер солнцем черным

Горит. Среди – распластан дровосек,

Мычит: «В чем дело?» – красный и покорный.

Балка наполнена зеленью; в ней река запевает,

Легко взметывая на травы брызги серебра, –

А в них солнца нагорного сияет игра;

Маленький дол от лучей зацветает.

Солдат молодой, – рот открыт и нагое темя, –

Спит, залившись кресса цветом голубым;

Он простерт и прикрыт травами всеми,

Куда солнце дождит светом своим.

В ногах его – цветет кашка. Улыбаясь, словно

Больной малютка сквозь сон неровный,

Спит. Баюкай, Природа, его – холодно ему и

Благоуханья цветов ноздрей его не тронут,

Спит он на солнце, в траве руки тонут,

Спокойный. – И две красные ранки на правом боку.

Не медлить чудный чужестранец будет;

Идет тепло, и Вечность близит шаг,

От долгих снов Владычицу разбудит,

Когда исчезнет мир в любовных пламенах,

И хладну Ночь покинуть весь принудит,

Лишь Сказка в старых воскрылит правах.

На лоне Фрейи мир воспламенится

И в страсти страсть тогда возвеселится.