10. Руна Турс

Комоедицы. 1148 год
Середина месяца Martius ю.к.

Указания приняты к исполнению.

Активизирована программа провокаций поднадзорного для выявления его магического потенциала.

Светояр

У самих славян нет единого мнения: следует ли начинать печь блины уже в день Весеня, или отложить до официального начала предмасляничной недели — Комоедицы. Даже у нас в княжестве, отличающемся от остальных изрядной патриархальностью традиций, разные селения справляют главный праздник весны по-разному. Те люди из славян, что пришли с Ингемаром, задабривают медведя-Велеса комами-блинами уже в первый день. Остальные, ведущие родословные от попутчиков Свенельда, Комоедицу от Весеня четко отделяют.

Признаться, мне всегда было все равно. Вчера блины есть или завтра. Хоть так, хоть этак, но до дня равноденствия эти комы будут везде. На каждом перекрестке, на витринах большинства магазинов, и даже в телевизоре — в каждой рекламе. Еще с самого утра на улицах Берхольма повис тяжелый, щекочущий нос, запах горелых тряпок. Обрядовые костры, в огне которых сжигали все ненужное старье, и тем самым очищали себя и семью от былых невзгод и неприятных хлопот, разводили в строго отведенных местах. Но было их много, и, видимо, год вышел для местных жителей не особенно удачным — чадили эти кострища знатно.

Старики говорят: каждый народ носит своих Богов с собой. Так и предки моих земляков некогда принесли свои обычаи на эту суровую землю. И кто я такой, чтоб запретить им чтить жителей Неба так, как это делали предки? Не думаю, что славянам нравится, когда русы устраивают кровавый блот[37]. Но, ни разу не слышал, чтоб кто-то из них возмущался. Традиции, и этим все сказано.

Казалось, что весь город прямо-таки помешался на сжигании тряпок и поедании мучных изделий. Но, нет. Позвонили из военно-патриотического клуба «Воины Ветра», и напомнили, что я все еще должен вернуть их спортинвентарь. Это они о старой, побитой и тупой, как бревно, секире так изящно выразились. Уточнили еще, что до собственно Масленицы клуб работает в обычном режиме, и надеются, что я выберу время для посещения здания бывшего речного вокзала до окончания каникул.

Почему бы и нет? Сложные задачи, заданные математиком из особого списка, я, на волне хорошего настроения, прорешал еще вчера вечером. Остальные предметы вообще не напрягали. Долгов или плохих отметок, которые нужно было бы исправлять, вообще никогда не было. Так почему бы не посвятить день чему-нибудь полезному?!

Уже в дверях застал звонок от Баженовой. Девушка как будто почувствовала, что я куда-то в город собираюсь. Оказывается она на праздники все-таки домой уехала, да вот решила вернуться.

— Достали, — дала Ксения всеобъемлющий ответ на вопрос, о том, что случилось, и почему она решила эти семейные праздники провести в моем обществе. Еще сразу заявила, что сидеть в опостылевшей общаге в такой замечательный весенний день — это преступление, и что она с радостью составит мне компанию, если я все-таки встану на путь исправления. Пришлось поделиться с девушкой своим намереньем — посетить военно-патриотический клуб. Та пискнула что-то о бездарно потраченном времени, но закончила все-таки на оптимистичной ноте:

— Хотя, ты не перестаешь меня удивлять. Так что и у этих чудаков с тобой может быть интересно. Жду внизу.

Однако она не одна ждала. Она вместе с Вышеславом Ромашевичем ждала. Прежде не раз наблюдал некую конкурентную борьбу между этими двоими за мое внимание. А тут этакое единение душ. Удивительно.

И что самое интересное, выглядел здоровяк в высшей степени странно. Во-первых, он был празднично одет. В один из главных славянских праздников года, это означало, что на нем были традиционные синие штаны-шаровары, сапоги из мягкой кожи, а из-под полушубка выглядывал расшитый красными узорами воротник рубахи. Ну и еще, под стать узорам с рубашки, яркие, пышущие смущением, щеки.

Впрочем, у этого детинушки было, что в голове, то и на языке:

— Я это, господин, ваша милость… Утром сегодня не пришел, — попытался объяснить причину смущения гигант. — Обещался же каждый день. Учить молил. А сам… Это… Родичи барахло в огонь бросать заставили.

— А ты прямо сопротивлялся, — немедленно отреагировала Ксения. — Прямо, упирался изо всех сил.

— Так ведь надо же было, — с надеждой на прощение, развел огромными ладонями тот. — Всегда же так делают.

Я поморщился, в один миг прекращая это препирательство, и поинтересовался:

— Мы с Ксенией собираемся взглянуть на клуб «Воины ветра». Это не развлекательный клуб. Не тот, где алкоголь, музыка и танцы. В этом клубе собираются те, кто опоздал родиться, а в fara I hernadr[38] сходить хочется. Можешь отправиться с нами. Или нет. В любом случае, появление на утренних тренировках — это твое личное дело. В конце концов, тебе это нужно больше, чем мне.

— Старый он уже, воинскую науку постигать, — хихикнула Баженова. — Меня с пяти лет учить начали. Я еще буквы не все знала, а выбивать конечности из суставов умела.

— Ektemann ему не стать, — согласился я. — Но и мы с тобой пока от этого далеки. Не так ли? А с такой силой и габаритами, в крайнем случае, и он сгодится.

— Ну, только если ты так считаешь, — пожала плечами смертоносная девушка. — Тогда я, пожалуй, тоже буду посещать эти ваши тренировки. Интересно же, чему и как учат русов.

— Приходи, — согласился я, отметив про себя, что с каждым разом бороться с вредоносными ужимками становится все легче и легче. — Итак? Твое решение, Вышеслав? Ты с нами, или родичи сожгли еще не все заботы прошедшего года?

— Я это… — снова вспыхнул щеками здоровяк. — Я с вами, коли позволено будет. Только… Это… Я говорить не мастак. Я лучше нести чего-нито буду. Груз, или поклажу. Можно?

— Нужно, — засмеялась Ксения. — Вон у Антона в руках. И груз тебе и поклажа. Неси. Кстати, твоя милость. А что это?

Сверток получился не особенно аккуратным, но зато отлично скрывал сам груз. Не идти же мне было ясным белым днем с топором в руках! Да ладно бы это была действительно хищная боевая секира. А то — старая, вся в выщербинах и сколах, и даже кое-где ржавая. Прямо мечта маньяка, а не топор.

— Топор, — тяжело вздохнул я. — Брал в клубе на время. Теперь вот нужно вернуть.

— Светлые Боги! Антон! Ты мне ничего про этот эпизод из своих приключений не рассказывал, — всплеснула руками девушка. А я поразился ее умению строить фразы таким вот, удивительным, образом. Теперь Вышата будет абсолютно уверен, будто бы я делюсь с Баженовой всем сокровенным.

— Да так, — равнодушно протянул я. — Было дело. Понадобился на минутку — другую. Пошли. И расскажи мне, что именно скрывается под словом «достали»? У тебя все еще проблемы в семье?

Пока ждали вызванное по телефону такси, Баженова успела рассказать о том, почему семейный праздник решила провести где угодно, только не дома. Несколько раз повторила, что ни в чем меня не винит, но у её матери и старшей сестры было совсем другое мнение. Ксению считали, чуть ли не предательницей, бросившей род в трудное время ради развлечений в обществе богатенького аристократа. Любые возражения, как это принято у женщин, сочли оправданиями. А раз оправдывается — значит виновна.

Удивительно, но отец девушки мнение женской части семьи не разделял. Мне показалось, Ксения вообще относилась к родителю куда теплее, чем к родительнице. Не говоря уж о сестре, с которой была, по ее словам: вялотекущая война.

Не мудрено, что устав отбиваться от нападок, Баженова решила сбежать. Проблему это конечно не решило, но ведь невозможно постоянно выслушивать всякие грязные измышления. Тем более обидные, чем дальше они были от правды.

— Ты упомянула некие тяжелые для семьи времена, — в машине Ксения замолчала, не желая посвящать незнакомого водителя в перипетии своей личной жизни. У меня образовалась минутка на обдумывание и поиск вариантов решения. Вины за собой я не чувствовал, но помочь подруге и первому вассалу был просто обязан. — Что-то серьезное? Кто-то из твоих родителей болен?

— Ай, — отмахнулась Ксения. — У всего отряда тяжелое время. Не только у нас. Перебиваемся мелкими заказами на охрану всяких второстепенных объектов. Платят мало. А тут еще мое обучение в Лицее влетает в ногату…

— «Мы бьемся, как рыба об лёд, а она с господами развлекается», — процитировала она противным голосом, и закатила глаза. — Не парься. Сдам эти проклятые имперские экзамены, и все проблемы сразу кончатся.

— Понятно, — выдохнул я. — Можешь выполнить моё небольшое поручение? Нужно будет поговорить с отцом… Он ведь офицер? И командир боевой группы, где твоя мать «дева щита». Верно?

— Ага, — хмыкнула Баженова. — Научился пользоваться Сетью?

— Было кому учить, — вскинул я брови. — Так как? Сможет твой отец устроить мне встречу с руководством отряда? Желательно в праздники, или в выходной день. Это не срочно. Но до Дня Поминовения желательно переговоры уже завершить.

— Ого. Скажи еще, что намерен нанять отряд, — не поверила Баженова. — Это, знаешь ли, не дешевое удовольствие.

— Да-да. Я знаю… И скажи еще… Насколько можно верить сведениям с раздела в Сети о вашем отряде? Там у вас действительно есть действующее звено воинов в МД? Что за доспех? Какого поколения? Кто производитель?

— Старенькие, — поморщилась девушка. — Кто ж наемникам новьё продаст?! Эта-то пятерка из трофеев. Второго поколения. Техники с ними больше времени проводят, чем с семьями. Слава Богам, что удалось всякое разное на модели одного производителя поменять. Нашего. Отечественного. «Мехелин-Грид 2.0» от «Объединенных Заводов Мехелина». На вооружении имперской армии сейчас…

— «Гридень 5.5», — неожиданно вторгся в разговор Вышата. — Совершенно новая платформа. Но от линейки «Грид» только недавно отказались. И до сих пор она считается оптимальной по соотношению «броня/подвижность». Пятая серия куда лучше вооружена, и мощность двигателей запредельная, но маневренность у «Грида» все-таки лучше.

— О-бал-деть, — по слогам выдала Ксения спустя минуту тишины. — Вышата! Ты прям, как диктор с канала «Меч Империи». Я аж заслушалась.

— Интересуешься мобильными доспехами? — вежливо поинтересовался я. Признаться, ничего для меня нового Ромашевич не сказал. Все это много раз обсасывалось на форумах любителей военной техники в Сети. Поражал сам интерес здоровяка к вещам, которыми никогда в жизни не сможет управлять. Все пилоты МД — благословлены Богами. Без личной Силы, со сложной техникой управляться невозможно.

— Ага, — вновь покраснел гигант. — Дядька заразил. Дядька у меня — голова! В своем гараже конструирует доспех для людей… для простых, в общем.

— Чем бы мужик не тешился, лишь бы хмельное не пил, — отмахнулась Баженова. Наверняка это была цитата, и почти наверняка — кого-то из семьи.

— Получается? — уточнил я у угрюмо отвернувшегося Вышаты. — Доспех для простолюдинов получается у дядьки?

— Корсет у него давно готов, — обрадовался моему интересу тот. — Броневые пластины только надеть. Их легко купить можно. Дядька сейчас как раз на них деньги копит… А с электроникой у него прямо беда. Слишком большим и тяжелым блок получается.

— Хотелось бы взглянуть, — почти равнодушно, чтоб не распалять ревность Баженовой, выговорил я. — Когда будет свободное время.

— Я это… Договорюсь. Дядька добрый. Он всем показывает…

Дальше я не слушал. Рассказчик из Вышаты никакой. Вычленить что-либо полезное из толпы бесконечных восклицаний и междометий довольно трудно. Да особо и незачем. В том, что Ромашевич не забудет, и организует мне экскурсию в гараж родственника, я ничуть не сомневался. Здоровяк еще ни разу и словом не упомянул полученное от меня задание, и особенно о том, как продвигается его выполнение. Задача не простая, и у парня наверняка там куча трудностей возникает. Так почему бы не дать ему почувствовать свою пользу в более простой акции?

За разговорами дорога пролетела быстро. Ведомая рукой опытного шофера, машина ловко свернула в узкий проезд между двумя гигантскими, серыми и неопрятными, горами весеннего снега, и подкатила к приземистому зданию старого речного вокзала. Конечно с парадной стороны — откуда таксисту было знать, что вход на другом фасаде? Дороги и тротуары были вычищены до асфальта, луж практически не было, и можно было попросить водителя проехать еще сто саженей. Но не стал. Погода стояла отличная. Солнце, небо синее-синее, птицы орали на сотни разных голосов. Дорога была знакомой, и я решил, прежде чем заниматься делами, осмотреть поле своей памятной битвы с драуграми при свете дня.

Казавшаяся тем вьюжным вечером серая громада вокзала, оказалась выкрашенной в светло-горчичный. Обычно этим цветом отмечали государственные присутственные места, так что уже это о многом говорило. Ну и, конечно, качество недавнего ремонта: когда даже не потрудились замазать по новой места с отвалившейся штукатуркой, а просто тщательно и густо замалевали проблемные места. Бывшие когда-то что-то значащими каменные узоры — выделили белым, остальное — чиновничьим. Вот только насест для Худина с Мунином из-за бесконечных окрашиваний стал похож на неопрятную двузубую вилку, а сами птицы — откормленными пингвинами с далекого южного материка.

— Вышата! — пришлось оторвать здоровяка от парадных дверей, дабы он не оторвал давным-давно запертые створки. — Вход с другой стороны. Идем.

— И правда бывал тут? — все-таки удивилась девушка.

— На половину, — признался я.

— Это как?

— Дальше коморки сторожа не проходил.

— Не пустили? — округлила глаза Баженова.

— Некогда было, — лаконично пояснил я, пытаясь вспомнить, как же, троллья отрыжка, зовут хромоногого сторожа и его малолетнего родственника. Потому что он, племянник, как раз выворачивал из-за угла бывшего вокзала.

— Я Ведька, — радостно заорал тот сразу, как нас увидел. Чем в один миг решил половину моей беды. — Ведислав! Помните меня? Я тогда, пока вы с мертвяками бились, окнами вам светил! Помните?

Улыбнулся мальчишке и протянул руку для пожатия. По-взрослому. Парнишка притормозил за сажень, степенно подошел и пожал. Как равный. И тут же, словно вновь кто-то включил в нем ребенка, снова затараторил:

— Дядька Тихомир-то с ночи отсыпается. Да сказывал, что вы должны сегодня прибыть. Наказывал, чтоб встретил, да показал тут все. Все у лодочного сарая. Там грек лекцию читает. Ну и ладью к воде готовят. Скоро же река вскроется. Дядька говорит, птицы раньше обычного прилетели — верная примета…

— Вышеслав, отдай топор Ведиславу, — велел я, и после того, как здоровяк передал бесформенный сверток парнишке, обратился уже к тому:

— Отнеси, пожалуйста, оружие в арсенал. Мы пока к сараю пойдем. Потом нас догонишь.

— Да я быстро, — легко согласился Ведька и исчез. И пока мы дошли до угла, он уже тяжеленной дверью хлопнул. Метеор, а не парень!

И правда, Ведька догнал нас на полдороги к лодочному сараю.

— Там, — махнул парень чуть в сторону. — Хускарлы на мечах бьются. А в сарае грек лекцию читает. Куда пойдем?

И выразительно посмотрел в сторону непонятных пока «хускарлов». А я понял, что если бы не наказ старого одноногого Тихомира нас встретить и проводить, мальчишка уже был бы там, где раздавались воинственные возгласы, и звенела сталь. Жаль только, что пришлось Ведьку расстроить. Вспышками «огней Одина»[39] и пением хорошо заточенного железа меня было не удивить, а вот лекция, читаемая греком, в клубе любителей скандинавского средневековья — это было любопытно.

Греком, конечно же и вполне ожидаемо, оказался небезызвестный всем нам лицейский учитель гимнастики Аполлон Рашидович Иоаллиадис. Ворота в лодочный сарай были приоткрыты, так что даже его еще не увидев, отлично услышали знакомый бас:

— …Так богатые стремятся к богатым, тако же и сильные должны объединяться с сильным, — грохотала в не особенно большом помещении греко-татарская философия Апполона Рашидовича. — Потому что деньги — это пыль и ничто. И только сила и воинская удача имеют значение. Только они, в нашем жестоком мире, верная дорога к уважению и власти. Ибо сказано великими предками: Сила — это власть!

— Курносый, что? — негромко хихикнула Ксения. — У «медоведа» конспект лекций стащил?

— Не, — в полный голос гаркнул Вышата. — Это послание к клубам принца Хэльварда. В газетах сегодня пропечатали. Оне на мидсумар[40] всеимперский фестиваль объявили.

— Все верно, — грохнуло из-за ворот горловой трубой Иоаллиадиса. — Слышу глас Ромашевича. Входите, молодой человек.

Вышата одной рукой, словно бы это была форточка, а не тяжеленная створка ворот, открыл дверь пошире, и посторонился, давая войти первым нам с Ксенией. И прежде чем предстать, перед черными, как волосы трэля, очами грека, успел еще подумать, что составители текстов для младшего, моего одногодки, кстати, сына императора и мои старцы-воспитатели явно с одного поля ягодки. Сомневался я, что молодой парень мог бы выдумать эти «ибо» и «тако же».

— Будете участвовать в фестивале? — поинтересовался я у светлого контура лицейского учителя гимнастики. Все равно, больше — со светлого дня в семерки сарая — я ничего пока не видел.

— В этом году — нет, — с явным сожалением в голосе, отозвался быстро проявляющийся греко-татарин. — Здравствуй, Антон. И вы, ребята… О, да с нами дама!

И тут же гаркнул так, что у меня непроизвольно ноги подогнулись:

— Вот он, наш герой! Отважный воитель, отбивший клуб от восставших мертвецов!

— Какие интересные подробности из твоей личной жизни я тут узнаю, — проворковала, сквозь звон в ушах, Баженова.

Но я уже ее не слушал. Ни ее, ни Аполлона, зачем-то взявшегося рассказывать: почему именно в этом году их клуб в объявленном принцем Хэльвардом фестивале участвовать не будет. Будто бы мне было до этого дело.

Я смотрел на судно.

Испокон веков скандинавы любили свои корабли. Тщательно за ними ухаживали, украшали витиеватой резьбой, затейливыми носовыми и кормовыми фигурами, раскрашивали яркими красками. И, за века совместного проживания, привили свою любовь славянам. Иначе в огромной стране и нельзя было. Конечно, проще было день плыть, чем три дня продираться через чащу в соседнее селение. А уж у нас на юге Сибири и подавно.

Русы умели строить корабли множества видов и назначений. Грузовые, рыболовецкие, для перевозки лесоматериала и боевые. Или смешанного типа, вроде того карви, что хранился на моем озере в усадьбе. На нем и в бой можно было пойти и грузы возить.

Но, сооружение, что предстало перед моими глазами, кораблем не было. Старый, судя по сколам — видавший виды большой рыболовецкий баркас, к которому зачем-то приделали высокий форштевень с головой, отдаленно напоминающей какое-то чудище.

— Нравится? — воодушевленно гаркнул прямо мне в ухо грек. — После ледохода будем спускать на воду. Парни всю зиму готовились. Грести учились…

Боги! Они хотели продолжить издеваться над трупом заслуженного ветерана!

— Разбираешься в мореходстве? — с затаенной гордостью спросил белобрысый парень на пару лет меня старше.

— Всегда считал, что нет. Теперь думаю, что — да, — искренне выдал я.

— Что? И по веслам пробежать сможешь?

— Пробежать сможет даже Вышата, — дернул я головой в строну большого, но не выглядевшего ловким, Ромашевича. — Стоять гораздо сложнее.

Парень фыркнул носом, и продолжил какой-то, на мой взгляд, детский допрос:

— Что? И грести умеешь?

— Да, — снова согласился я, вспоминая бесчисленные версты, пройденные на веслах.

— Скажи еще, что и драугры тут действительно бродили, как Тихомир с Ведиславом говорят, — оскалился незнакомец.

— Да, — слегка поморщился я, прикасаясь самыми кончиками пальцев к здоровенной, замазанной смолой и краской, выщерблине в киле лодки. Как раз в том месте, которым судно встречает волну. След, который мог остаться только после столкновения баркаса с чем-нибудь очень твердым.

— По телеку говорят, их тут видели, — вдруг согласился парень. — А ты чего на них полез? Вызвал бы полицию, да и все.

— С перепугу, наверное, — равнодушно ответил я. Состояние несущего каркаса лодки занимало меня куда больше, чем обсуждение того сумбурного вечера.

— Уже познакомились? — прогудел физрук. — Это Антон Летов. Я о нем рассказывал. А это Йорген Магниссон, наш стирсман[41]. Он из семьи потомственных судостроителей. Известный в наших краях род…

— Да-да, знаю, — по-новому взглянул я на Магниссона, и протянул руку. — Будем знакомы?

Мой карви тоже был построен шестьсот лет назад потомками Магни, и, при должном присмотре и заботе, прекрасно пережил все эти века. За одно это стоило начать уважать непутевого потомка прославленного рода.

Пожали друг другу руки. Я назвал свое имя, представил спутников.

— Что? Парни выбрали, — продолжил, сопроводив фразу пожиманием плеч, Йорген. — Я в клуб пришел, потому что хотел научиться сражаться. А меня в стирсманы только потому, что знал, с какой стороны правило к ладье крепится. Без шуток…

— Вы чего? К баркасу рулевое весло приделали? — фыркнул я. — За что вы так со старичком-то?

— Что? У тебя, поди, и такого нет, — улыбнулся потомок известных в наших краях кораблестроителей и подмигнул.

— Нет, такого нет. Я рыбу ловить не люблю. Скучно.

— Нравится наша ладья? А, Антон? Ребята? Хотите подняться на борт? — соткался из сумрака черноволосый грек. — Правда, у нас не принято до посвящения в «Воины Ветра»… Но вы ведь уже с нами. Правда?

— Мальчишки, — хмыкнула Ксения и отвернулась. А потом и вовсе вышла из сарая.

— Как-нибудь в другой раз, — вежливо отказался я. Пока, все что удалось увидеть, не нравилось. Кроме Йоргена. Этот парень сразу показался каким-то настоящим. Цельным. Такого хотелось иметь в друзьях.

— Велька говорил, где-то рядом тренируются с острым железом? — завуалировано пригласил я Магниссона выйти на улицу. Сил больше не было смотреть, как, образно говоря, на корову прилаживают седло. — Покажешь?

— Что? Рашидович говорил, ты фехтованием увлекаешься? — спросил стирсман когда мы отдалились от сарая, и грек больше не мог нас слышать. — И Тихомир рассказывал, как ты ловко с драуграми…

— Можно подумать, он что-то в пурге видел, — удивился я. — Я мертвяков-то еле нашел. А если бы не Ведька с его сигналами, точно бы заблудился в круговерти… Да и не было там никакой ловкости. Рубил, как дрова.

Йорген кивнул, и, похоже, не поверил. Но промолчал. А я все-таки решился поинтересоваться:

— Слышал, Магниссоны больше не строят корабли. Мебель теперь, да?

— Угу, — без большого восторга ответил парень.

Говорят, лет сто назад на нашей реке каждый второй корабль был с верфи известного рода. А пароходы так все до одного их постройки были. Семья росла и богатела. А их родовой дар — управлять деревом, словно бы то было податливой глиной — позволяло выпускать суда, как пекарь печет пирожки. Одно за другим. Потом, когда в судостроение металлы заменили дерево, знаменитые верфи закрылись. Но распрощаться с деревом роду уже не суждено. Дар есть дар. Теперь Магниссоны делают самую лучшую мебель в Сибири.

— А ты чего сражаться захотел? — намекая на семейное дело, спросил я.

— Что? Отец не из главной ветви, и работает технологом в цеху — отмахнулся Йорген. — А мне и вовсе ничего не светит. Завод не резиновый. Не резчиком же идти… Род позорить. Учусь сейчас в училище при заводе. Но чувствую не мое это. Не лежит душа…

— Понятно, — еле удержался чтоб не кивнуть. — Здесь учат? Сражаться-то?

— Ага. Учат. Сейчас сам увидишь.

— Драккар мы уже видели, — лениво выговорила Ксения. — Сейчас цвет северного воинства узрим.

— Ох, и язва, — засмеялся парень. — Как ты ее терпишь?

— Это своя язва, — охотно поддержал я Йоргена. — Дружественная. С врагами она куда более жестока.

К старому пирсу, вели две лестницы. А между ними прежде, когда все это еще было речным вокзалом, располагались палатки мелкой торговли. Пирожки, напитки, мороженное, сувениры и все такое прочее. Теперь от палаток остались только неопрятные развалины, а на небольшой площади перед ними, укрытые от чужих взглядов со всех сторон, два десятка молодых людей занимались основами фехтования. По большей части топоры. Несколько мечей. Простые круглые щиты. Ничего особенного. Самые простые движения. Программа подготовки лейданга[42], и не более того. В середине двенадцатого века, в эпоху расцвета огнестрельного оружия, и это-то было никому, кроме аристократов, не нужными навыками. Но занимались парни с явно видимым энтузиазмом.

— Что скажешь? — испросил я у Баженовой экспертное заключение.

— Мясо, — сморщила носик девушка.

— Ты требуешь от них слишком многого, — разочарованно высказал я свое мнение. — Они делают это для души, а не чтоб уметь защитить родных. Такое вот замысловатое хобби у ребят.

— Не хочешь показать свою удаль молодецкую? — Аполлон возник из ниоткуда, словно джин из арабских сказок. — А? Антон? Ты же хвастался, что практик в фехтовании.

— Это будет несколько бесчестным, — качнул я головой.

— Не волнуйся, — засмеялся грек. — Оружие тренировочное.

— Антон хочет сказать, — тоном лениво потягивающейся пантеры мурлыкнула Ксения. — Что это будет бесчестным по отношению к вам, Аполлон Рашидович. К вашим… ребятам. Даже если все они, скопом, будут против одного Антона.

— Охо-хо, — в полный голос захохотал Иоаллиадис. — Баженова! Признайся честно. Ты преувеличиваешь.

— Вот что за люди, — всплеснула руками девушка. — Упертые, как бараны. Ничего понимать не хотят, пока им по голове не стукнешь. Антон, покажи им. Очень прошу.

— Давайте, мы с Ксенией, против всех ваших, — сдался я. — Ты не против побыть сегодня девой щита?

— Почту за честь, — чуточку поклонилась та. — И дайте ему что-нибудь… Палку, хоть что ли какую-нибудь.

— Палку? — не поверил Йорген.

— Можно и палку, — хмыкнул я. — Постараюсь бить в полсилы.

— Ну вы даете, — неверяще протянул Магниссон. И обернулся к молчаливо блестевшему глазами Вышате:

— Они что? И правда настолько круты?

— Я бы… это… ну… против них не рискнул, — кивнув раза три для верности, кое-как выговорил Ромашевич.

— Ахренеть, — еще раз не поверил стирсман клуба.

Принесли палку, еще несколькими минутами назад, бывшую черенком от какого-то инструмента. А на другой стороне квадратной площади два десятка парней выстраивали стену щитов.

Так-то, все правильно. Идеальный метод усмирения много о себе возомнившего новичка. Правильный строй должен был выдерживать бросаемые в него бревна, не то что наскоки дерзкой парочки лицеистов. Будь на моем месте кто-то другой, пару минут постучав палкой по щитам, наглец убедился бы в полной своей несостоятельности.

Правда сейчас, в двенадцатом веке, и щиты, и стена из них — давно отживший свое анахронизм. Сейчас наглеца бы встретил шквал свинца, от которого, как известно, никакие магические щиты не спасают. Прямо слышу голос Ратимира Ратиборовича, бубнившего так нравившимся девушкам баритоном обще известные вещи:

— …И лишь серебро и свинец, с точки зрения потентики, отличаются от остальных природных материалов прямо-таки выдающимися качествами. Записали? Как серебро, способное впитывать энергию Силы до полного насыщения, так и свинец — полная того противоположность — эту энергию разрушает…

Огнестрельное оружие уже сто с лишним лет властвует на полях сражений именно потому, что пули делаются как раз из свинца. И простолюдины давным-давно бы сбросили власть аристократов, если бы и здесь не было нюансов, практически сводящих на нет все преимущества стрелков. Расстояние имеет значение! Вот и весь секрет.

Но во времена героев и великих свершений стена щитов спасла не одного славного воителя, и повергла в прах не одного наглеца. Нам же с Ксенией предстояло показать, что и она не преграда для истинного воина.

Снял пальто, и передал его Ромашевичу. Потом подумал, и добавил пиджак от лицейской формы. Еще только предстояло обзавестись одеждой достойной грядущего положения, и на то время ничего приличнее лицейского костюма у меня не было. И жаль было, из-за какой-нибудь глупости, получить оторванный рукав.

До строя было шагов сорок. Ксения слева, как и положено щиту. Я с палкой.

— Парни, — крикнул я через поле. — Постараюсь аккуратнее, но если что, заранее извиняюсь. Может быть больно.

Щиты в строю качнулись. Соседи-соратники шепотом обменялись мнениями и вновь застыли в ожидании. Они не боялись, потому что не верили.

— Готовы? — гаркнул грек. — Начали!

Сделали несколько шагов, чтоб приноровиться и двигаться синхронно. Потом побежали. На последних аршинах девушка оказалась чуточку впереди, и менно ей досталась честь нанести первый удар. Ребром магического, переливающегося славянскими узорами, щита в стык стены. Точно по центру. В образовавшуюся щель ввинтился я с палкой. На этом показательный бой должен был бы и закончиться, но они все еще не верили.

Сходу опрокинул одного, поддел палкой оружие другого, от чего топор звонко вдарил самого же хозяина по шлему. Строй сломался. Вместо того чтоб сжать, раздавить наглеца щитами, мальчишки решили нападать.

Стало еще проще. Скользил между растерявшимися бойцами, сбивал с ног, создавая кучу-малу мешавшую окружить меня со всех сторон. Бил по рукам, пинал под колено, выдергивал из рук все равно им не нужное железо. Бросал в сторону сияющего Силой щита, а пару раз и сам использовал затвердевший воздух девушки в качестве опоры для прыжка.

Было весело и немного жаль, что в руках кусок деревяшки, а не остро отточенная сталь, и нельзя пожертвовать Отцу кровь этих олухов. Утешал себя мыслью, что Волчьему Пастуху не интересна кровь овец. Что только разочарую Бога таким даром, как сам был разочарован, увидев клуб и его обитателей.

Еще, хотелось, чтоб к этой валяющейся и стонущей у ног куче тел добавилась туша отправившего мальчишек на убой грека. Даже простой палкой можно причинить много боли, и уж с этим-то человеком я бы не стал сдерживать руку.

Не торопился, но бой кончился все равно как-то быстро. Я даже вспотеть, как следует, не успел. Оглядел дело рук своих, бросил палку, и вернулся к Баженовой. Щит она уже успела погасить. И, судя по всему, тоже не слишком устала его держать. Но я все-таки спросил:

— Вымоталась?

— Я? — удивилась девушка. — Да нет. Я же просто стояла на месте. Ничего сложного.

— Хорошо получилось, — похвалил я.

— Нормально, — отмахнулась та. — Ты чего так долго возился? Не хотел им слишком сильно навредить?

— Ну да, — протянул я. — Они же не виноваты, что у одного hauknefr[43] что-то свербит под хвостом. До сих пор не понимаю, зачем он все это устроил.

— Каждый хотел бы быть частью чего-то действительно большого. Важного, — философски заметила Ксения пока мы неторопливо шли в сторону большого хранителя моей одежды. — Вот и он — тоже. Сеть патриотических клубов — это же серьезное оружие в умелых руках.

— Кузница кадров, — согласился я.

— Не только. Еще и информационный задел. В любой момент можно напомнить о себе, рассказав о чем-нибудь из жизни клубов.

— Логично.

— Ну да. У того, кто подсказал принцу эту идею, золотая голова.

— А у того, кто решил к этой идее примазаться — гнилое сердце.

— Что ты, прям как мальчик маленький, твоя милость, — сморщила носик Ксения. — Просто честолюбие. Не специально же он отправил парней под твою палку! Думаю, планировался прямо противоположный процесс.

Грек убежал за медиком, который, как оказалось, постоянно присутствовал в клубе во время тренировок. Так что надевал пиджак я в полной тишине. Знал бы, что Аполлон управится за минуту, и я бы поторопился. Не знаю, что именно он там успел проконтролировать, какую помощь кому оказать, но пальто натягивал уже под его восторженные вопли.

— Вот бы пригласить твоего учителя потренировать наших ребят! — закончил он свою бестолковую речь. — На следующем фестивале мы бы всех порвали просто.

Я сделал вид, что не понимаю намеков. Нет, ну правда! Как объяснить этому человеку, который, кстати, и сам когда-то занимался спортом, что воином, как и чемпионом, можно стать, только когда хочешь этого сам. Действительно хочешь. Отдаешь всего себя этому. Выкладываешься по полной каждый день, утром перешагиваешь через боль в мышцах, и снова идешь заниматься. Хороший учитель — это тоже очень важно. Но, все-таки вторично.

— Я узнавал, — не унимался Иоаллиадис. — В других княжествах клубам местная власть помогает. И финансово, и вообще…

— Обратитесь в канцелярию княжества, — почти равнодушно выговорил я. — Но думаю, вам откажут.

— Почему? — удивился грек. — Это же не прихоть. Это же его императорское высочество для молодых людей…

— Вот именно, — дернул я бровью. — Хэльвард. Ваш клуб принадлежит ему. Причем тут княжество?

Учитель гимнастики не нашелся чего еще сказать, и мы засобирались уходить. До вечера мне нужно было попасть в кампус — дракона кормить, а ведь хотелось еще в кафе посидеть, мороженного поесть. В столовой лицея кормили вкусно и обильно, но довольно однообразно. Себя же нужно любить, и иногда даже баловать.

Серьезных травм не оказалось, а синяки и ушибы — раны не настолько серьезные, чтоб уложить молодой и здоровый организм на больничную койку. Тем не менее, когда увидел небольшую толпу ребят на пути к выходу из клубного тренировочного городка, удивился. А Баженова вообще тут же встала слева, готовясь вновь призвать щит.

— Антон! — вышел из группы парней клубный стирсман. — Так что ты решил? Останешься у нас?

— Извини, нет, — качнул я головой. — Рад был знакомству, но здесь я не научусь, ни чему новому.

— Да уж, — выкрикнул кто-то из-за спины Йоргена. — Тебе и старого хватило, чтоб нас повалять.

— Я долго этому учился. Много лет.

— А зачем? — все тот же молодой задорный голос.

— Зачем? — я задумался. Действительно, зачем? Чтоб быть готовым ко всему, что меня ждет в жестоком мире аристократов, как говорили мне старики? Так мир изменился. Это же очевидно! Я слежу за новостями в Сети, и не встречал еще ни одного сообщения о начале войны между старыми магическими родами. Этот подал в суд на того. Тот выиграл тяжбу у иного. Главы родов договорились о том-то. Этого полно. А чтоб кровь, огонь и кишки на деревьях во славу Богов — нет этого. Отошло в прошлое. Считается анахронизмом и варварством. Дуэли — да. Дуэли еще случаются. А вот полномасштабных войн кланов — давно уже нет. Так что: самый лучший клановый боец теперь — это адвокат!

Так зачем я истязал собственный организм много лет? Что я шептал себе, до крови прокусывая губу от напряжения? Что поднимало с земли, куда меня раз за разом опрокидывал древний, но крепкий как дуб, старик-воевода?

— Зачем? — крикнул я так, чтобы все точно меня услышали. — Затем, что в Вальхалле полно свободных мест! Нужно только быть готовым, и не упустить момент, когда Небесные Девы станут отбирать кандидатов. И я твердо намерен попасть в эйнхерии[44]! Заставить Небо запомнить мое имя!

— Да ты просто псих, и не лечишься, — протянул чей-то вальяжный голос.

— А по мне, так вы все — тоже ненормальные, — скривил губы я. — Нормальные дома сидят, перед телевизором. Пиво пьют. А не сражаются тут, и не получают синяки и ссадины.

— Так это увлечение. Хобби. Не всерьез. Вроде игры в викингов, — возразили мне.

— Этим мы с вами отличаемся, — согласился я. — Все, что я делаю, стараюсь делать хорошо. И не считаю это игрой. Удачи, парни. Успехов вам… И все такое.

Пожал руку задумчивому Йоргену, и мы вышли на яркое солнце площадки перед парадными дверьми бывшего речного вокзала. Такси было уже вызвано, и должно было подъехать с минуты на минуту.

Сказать, будто я был разочарован — это как ничего не сказать. Я был раздавлен. Крушение надежды обзавестись в клубе верными хирдманами, друзьями и соратниками, оказалось довольно болезненным. Даже там, в единственном на многомиллионный город месте, где собирались поклонники эпохи великой руских героев, не нашлось ни единого человека с горящим сердцем! Означало ли это, что и во всей стране я не найду единомышленников? Что из миллионов потомков завоевателей я последний, кто стремится занять место на скамьях вокруг очага у подножия трона Отца Богов?

Конечно, дружину можно было просто нанять. За приличное жалование всегда найдется сотня — другая желающих сразиться хоть с самим Ёрмунгандом[45]. Но это же означало, что их верность будет зависеть от величины оплаты. Допускать же в ближний круг людей, способных предать — это ли не глупость?! И хуже всего, что не было ни единой идеи, где еще можно было поискать достойных свиты людей.

О, конечно. Воспитатели легко нашли бы несколько десятков бойцов из той, прежней, еще отцовой дружины. Тех, кто, подобно Кнуту Ормссону, были как бы во временном отпуске, дожидаясь того момента, как у правила встанет новый князь Летов, и их служение снова будет востребовано. Но ведь им всем сейчас уже под сорок. Старики, которые вряд ли поймут и примут мои чаянья и устремления. Которые постоянно будут сравнивать с отцом, советовать и поучать. И всегда видеть во мне только мальчика, взявшегося играть во взрослые игры. Не предводителя, не лидера. Ребенка! Сопливого студента, которому повезло родиться со звучной фамилией.

Понятное дело, и это временно. Прошли бы годы, и я своими делами, возможно, добился бы их уважения. Только к моменту, когда я войду в самую силу, все они уже станут древними стариками, которым пристало рассказывать внукам о деяниях молодости, а не стоять в строю и смотреть в глаза Смерти.

Все это меня совершенно не устраивало. Хотелось чтоб, если я крикну: «Вперед!», ответом было «Ра-а-а» внушающее ужас во врагов. Чтоб моя дружина стала еще одним щитом и мечом в руках, а не вечно нудящим над ухом — «нельзя, не принято, не положено» — насекомым над ухом. Потому что я действительно намеревался потрясти этот застоявшийся, как озеро, превратившееся в болото, мир.

Посидели в кафе недалеко от Лицея. Разговаривали о всяком разном. Ничего серьезного. По большей части слушали язвительные комментарии Ксении на увиденное в клубе. Мог бы добавить, но на сердце и без того было тяжело, и не хотелось изливать эту безнадегу на друзей.

Слегка обсудили с Ксенией процесс заключения договоренности с наемниками. Нельзя сказать чтоб девушка была в этом вопросе специалистом — ее родители даже не входили в правящий отрядом род. Но все-таки разбиралась куда лучше меня. А уж о реальных возможностях «Перуничей» знала практически все.

Ну что сказать? Пройти три тысячи верст и основать в дикой Сибири княжество, как это сделал мой предок, они бы не смогли. Из оговорок Баженовой, да и просто с точки зрения здравого смысла, было понятно, что действительно крепко в отряде только правящая семья и еще несколько родов считающих частную армию семейным предприятием. Остальные, и их было большинство, приходили, когда дела у отряда шли в гору, и увольнялись, когда вознаграждение их не устраивало. Логично было предположить, что раз «Перуничи» стали браться даже за охрану не особенно важных объектов, на тот период времени, ни большой численностью, ни высоким качеством бойцов они не располагали.

Тем не менее, в гильдии наемников отряд был на хорошем счету, стоял по рейтингу где-то в середине, и не был замечен ни в едином срыве контракта по своей вине. Большего от них я и не ожидал.

Вышата засобирался домой. Хотел еще забежать к родственнику, договориться о моей экскурсии в таинственный гараж, где строится мобильный доспех для не владеющих Силой людей. Думаю, главной причиной был все-таки праздничный стол, который традиционно накрывали хозяйки в первый день Комоедицы, и за которым наверняка появится и его дядька. Но ничего говорить здоровяку не стал. Тем более что он пообещал явиться на утреннею тренировку, и рассказать о реакции изобретателя на проявленный мною интерес.

Потом проводил Ксению до остановки общественного транспорта. Ночевать в опостылевшей общаге она не хотела. Ну и естественно торопилась обрадовать родных возможностью заключить выгодный контракт. Я о таких вещах прежде даже не задумывался, но оказалось, что семья, через которую получалось получить дорогостоящий найм, получала не плохой процент от суммы сделки. Уж не говорю о возможности поправить за мой счет отношения в семье, чему я был только рад.

А я пошел кормить дракона. Позвонил только прежде Ормссону, предупредил, чтоб видеокамеры у старого пирса были отключены, и по пляжу не бродили посторонние. Выслушал заверения, что все договоренности в силе, и что мое трещавшее по швам инкогнито все так же остается секретом для недругов. Кем бы они небыли.

Услышал фоном веселые голоса детей и звон приборов по тарелкам. Понял, что оторвал начальника лицейской стражи от праздничного застолья, и, извинившись, отключился. Было печально. И если бы еще и морской змей не пришел кормиться, я бы совсем загрустил. Но, на счастье, волшебной твари было плевать на праздник, скорое наступление весны и сезонную победу одних Богов над другими. Зверь просто хотел есть, и даже был согласен на то, чтоб я погладил его шершавую морду.

Дракон, словно гигантская кошка, мурчал, вибрировал всем телом, заодно наполняя меня чуть ли не буддийским спокойствием. Словно мудрец, успокаивающий страждущих фразой: «это пройдет». Словно седые горы, миллионы лет наблюдающие за суетой у подножия. Волшебная тварь, в принципе способная прожить не одно тысячелетие, могла себе позволить философскую отрешенность.

И все-таки, стало как-то легче. Припомнилось, что я и сейчас не один. Что есть Ксения, есть Вышата. Мои старики-разбойники в конце концов. И пусть каждому из них что-то от меня нужно, каждый преследует какую-то свою цель, но идем-то мы в одну сторону.

— Все будет хорошо, — уверенно выговорил я, глядя, как сытое чудовище медленно погружается в темные воды скованной льдом великой реки.

И, как славяне говорят: будто в воду глядел. Их волхвы ворожат на плошку с водой, чтоб прозреть грядущее. От них и весь народ подхватил.

Думал пару дней дам себе отдохнуть. Позанимаюсь с Вышатой, тем более что он следующим же утром изъявил желание учиться еще и основам фехтования. А я и рад. Мне тоже тренировки лишними бы не были. Жаль, что получилось только утром на второй день Комоедицы.

К обеду зазвал к себе опекун. Хороший человек, не хотелось расстраивать его по пустякам. Так что согласился. И уже в такси понял, что зря. Позвонили старики-воспитатели и огорошили новостью, что к Масленице намерены переехать в Берхольм. Попросили снять им номера в приличной гостинице, и озадачить Капонов поиском здания. Требовалось где-то разместить будущие службы и департаменты княжества. Правит естественно князь, но управляют все-таки чиновники. Иначе и быть не может.

В принципе, переезд стариков в самый крупный город княжества входил в план. Только я почему-то считал, что будет это уже после того, как имперский суд вынесет главный вердикт, я сдам выпускные экзамены, и открою миру свой истинный статус. Трое древних прохиндеев были удивлены моей наивностью. Спросили: а кто будет готовить церемонию? Кто возьмет на себя труд оповестить о необходимости присутствия многочисленные вассальные рода, арендаторов и соседей? В конце концов — кто будет тренировать дружину, которую я вроде как уже начал набирать? Я сам? А учиться мне когда? Да и невместно мне самому выписывать вензеля на рукописных приглашениях. И иначе нельзя. Следует проявить уважение. Даже к тем, кто уже десять лет отказывается платить сюзерену щитовые[46], отговариваясь отсутствием князя на троне. Слава Богам, отказывались не все. Иначе бюджет княжества рухнул бы в пучины царства Хель.

В общем, вместо того, чтоб радоваться празднику за обедом в доме опекуна и матери, я ломал голову, как за пару дней все успеть. Вариант — просто обзвонить гостиницы и забронировать номера сразу был забракован. Кто я такой, чтоб они верили мне на слово? Требовалось личное присутствие и предоплата… Или слово наследника шорских зайсанов Ашина Шелтран-шана! Уж кому-кому, а этому молодому человеку в любом отеле найдут подобающий младшему князю номер.

Пока идея была свежа, созвонился с Шелтраном. Тот, понятное дело, в восторге от нового задания не был, но и не отказал. Ему-то как раз было кому перепоручить это не сложное дело. Он в Берхольм одних слуг, наверное, с пару сотен привез. С Капонами вышло еще проще. Обрисовал задачу, скинул цифры для связи напрямую со старым экономом, и забыл проблему.

Написал сообщение Ксении. Известил, что хотя и намерен принять участие в обсуждении контракта с «Пенуничами», заключать ряд от имени княжества станет другой человек. Тот, кто обладает правом это делать. И — да. На контракте будет большая княжеская печать, а не только чья-то подпись. Все серьезно.

Пока занимался нежданно-негаданно свалившимися на голову заботами, несколько отвлекся от происходившего за столом. Ну и, видимо, пропустил что-то важное. Потому что все молчали, и смотрели на меня. Словно бы первый раз увидели.

— Твоя мать, Антон, хотела тебе кое-что сказать, — как-то чересчур торжественно, прокашлявшись прежде и сняв салфетку с шеи, заявил опекун.

— Антон, — отчего-то грустно взяла слово мать, дождавшись разрешающего кивка мужа. — Мы с Олефом планировали это сделать после твоих выпускных экзаменов. Но видим, что и сейчас это будет уместно…

А я начал закипать. Чего бы эта женщина ни собиралась сказать, чем бы меня не огорчить или обрадовать, но слышать «Антон» вместо простого «сын» было… горько. Губы шевельнулись в беззвучном: «руны на роге режу, кровь их моя окрасит».

— Мне… нам принадлежит бывшая городская усадьба Обдорских. Это в пригороде. Ты верно знаешь. Там сейчас городской гольф-клуб…

Моя мать, урожденная княжна Обдорская, Снежана Тайшина, приходится внучкой действующему князю Обдоскому. Усадьба досталась матери в качестве приданого, и десять лет назад, после пропажи отца, вернулась в ее собственность. В досье собранном на моего опекуна говорилось, что средства от аренды комплекса зданий и прилегающей территории площадью в семь десятин — около ста тысяч гривен в год — основа благосостояния семьи Варговых. Понятное дело, вот чего я точно не ожидал за праздничным столом в Комоедицу, так это разговоров о бывшем представительстве Тайшиных в Берхольме.

— Ты уже совсем взрослый, — между тем продолжала мать. — Вскоре отправишься поступать в Универсиум или Академиум. Тебе понадобятся средства, чтоб хорошо выглядеть, хорошо питаться и покупать нужные книги. Я… Мы знаем, что княжество сейчас не слишком богато. Что воспитатели при всем желании не могут выделить тебе достаточно денег… Да и потом. Прости, но я знаю, что и будучи князем, ты будешь стеснен в средствах. Просто поверь. Я знаю, о чем говорю.

— Посмотрим, — прорычал я сквозь зубы. Челюсть от напряжения свело судорогой, а в глазах давно уже плавали кровавые пятна. Спорить, или даже что-то доказывать совсем не хотелось. Грезилось каким-нибудь волшебным образом в один миг оказаться на берегу реки, и скинуть, слить в бездонную пасть дракона бушевавший в крови прилив Силы.

— Теперь мы хотели бы, чтоб ты принял эту усадьбу от нас в дар, — пробилось сквозь грохот боевых барабанов в ушах. — Договор истекает на Дажьбогов День, но они наверняка не откажутся продлить его на тех же условиях. В крайнем случае, у Олефа есть друзья, опытные юристы. Они помогут…

— Я не могу… — вытолкнул я слова в плывущий волнами вокруг мир. — У вас дочери. Им нужнее.

А еще я вообще не хотел брать что-либо из рук этой чужой по сути женщины.

— Не волнуйся, — самодовольно выговорил Вагров. — Все предусмотрено. У нас еще достаточно средств, чтоб обеспечить приличное будущее дочерям.

Об этом в досье тоже было. Олеф Бодружич не брезговал пользоваться инсайдерской информацией, и скупал акции тех предприятий, которые потом получали крупный заказ от военного ведомства. Ничего противозаконного. Ценные бумаги действительно покупались, а не принимались в дар в обмен на протекцию. В собранных на Вагровых материалах особенно уточнялось, что такие операции по повышению личного благосостояния — обычная практика в интендантских службах крупных войсковых формированиях и гарнизонах. За воровство в императорской армии могли и казнить, а на такие мелкие шалости смотрели вполглаза.

В результате, в инвестиционном портфеле Олафа скопилось бумаг без малого на полмиллиона гривен. Дающих стабильный доход в четыре процента годовых. В пять раз меньше, чем семья получала с аренды поместья. Но ведь в приданое матери, кроме зданий и земли, входили еще и доли в разных предприятиях. И вот там суммы были уже гораздо крупнее — по разным оценкам, от полутора до двух миллионов гривен. Так что Вагровы не бедствовали, и, в принципе, могли себе позволить дорогие подарки нелюбимому отпрыску.

— Но за заботу о сестрах — спасибо, — улыбнулась мать. — Мы боялись, что ты не примешь их, как родных. Девочки, поцелуйте братика!

Близняшки со скоростью космических ракет рванули ко мне, и клюнули теплыми губками мне в щеки. Не ожидал, что дети у Олафа окажутся такими… дисциплинированными.

— Будет лишь одно условие, — сурово поджала губы мать. А я снова, который уже раз в ее доме, отметил и отсутствие так и напрашивающегося — «сын», и улыбки при виде братской любви. Хотя, признаюсь: никаких эмоций я к двойняшкам не испытывал. Для меня они были просто детьми. Чужими детьми. — Запомни! Это поместье никогда, ни при каких обстоятельствах не должно вернуться в руки Тайшиных. Никогда! Ни в коем случае! Поклянись! Самым дорогим, что только у тебя есть, поклянись!

Вороны! Самое дорогое, что у меня было — это ноутбук. Но он, наверное, в качестве виры не подошел бы. Поэтому, поклялся Силой. И подумал, что вот и начались эти аристократические заморочки, как сказала бы Ксения. Бывшая жена нелюбимого мужа делится с нелюбимым сыном ненавистью к предавшему ее роду. Старики-воспитатели рассказывали, как отец, встретив Снежану Тайшину на традиционном губернаторском балу на Мидсуммар, влюбился с первого взгляда. И как старшие родичи принудили девушку сказать «да», когда отец явился просить ее руку и сердце. Фактически — продали. Деды честно пытались объяснить мне, почему я могу и не дождаться материнской любви и ласки. А я все равно не понимал. Даже псы любят своих щенков. Почему же она, бывшая княжна Обдорская, как кукушка, подкинула меня на руки трем седым мужикам?! Не понимаю, и никогда, наверное, не пойму.

Но подарок взял. Принял. Решил, что попавшая в руки Летовых городская усадьба Тайшиных — это не от любви к сыну, это от ненависти к отцу и братьям. И тогда выходит, что это как бы и не подарок. Выходит, что я, в некотором роде, отнял у Обдорских их собственность. И это было вполне допустимо. Совесть смолчала, а я мысленно потирал руки, планируя дальнейшие шаги. Естественно, ни в какую аренду я поместье сдавать не планировал. Мне самому в Берхольме жить негде.

Вечером, в такси — спешил вернуться в Лицей, кормить питомца — позвонил еще раз Капонам. Уточнил, что поиски здания нужно ограничить окрестностями городского гольф-клуба. И что нужно найти причину досрочного расторжения договора аренды. К моменту, как символично высказался Ормссон: моего выхода Силой, поместье должно приобрести жилой вид. Арон Давидович — в этот раз попал на него, а не на старейшину семьи — заверил, что начнет действовать сразу же, как только документы на смену собственника будут готовы. Еще поделился радостью. Рассказал, что небезызвестный мне Велизар Велиславович Костына, выиграл-таки грант от княжеского фонда «Серебряная Сибирь», и уже вовсю закупает вожделенное оборудование.

— Очень рад, — искренне сказал я. — Напомните ему при случае, чтоб за хлопотами не забывал о расследовании. Подходит время передавать документы в имперский суд, а у нас еще ничего не готово.

И тут с удивлением узнал, что не прав. Что расследование давным-давно закончено, что к делу приложены материалы даже того изыскания, что было проделано десять лет назад по горячим следам. Что три древних махинатора с берега Драконьего озера в курсе всего, и даже держат ситуацию в своих крепких еще руках. И что Капоны будут всех мальчиков, родившихся в ближайшие десять лет в их семье, называть моим именем, если я сумею как-то обуздать плескавшую через край энергию уважаемых княжеских эконома, зачарователя и воеводы. Потому как эти трое дедов не просто контролируют, они просто везде, и без их одобрения невозможно даже вздохнуть.

Пообещал что-нибудь сделать. Не ради целого поколения Антонов. Просто это не дело, когда важные вещи проделываются за моей спиной. Когда великий план разрабатывался, был уговор, что я участвую во всем. И обо всем должен знать. Отговорка: «не отвлекать мальчика, у него скоро экзамены» неприемлема. Организовать троим старым хитрованам номера в гостинице — на это отвлечь «мальчика» значит можно? А на что-то серьезное — уже нет?

В общем, разогрел себя так, что едва снова «резать руны» не пришлось. А потом, уже в своей комнате, когда вызвал дедов на видеосвязь, едва только успел выговорить свои претензии, как услышал:

— Забыли мы, Антонушко, — покаянно склонил лысеющую макушку эконом. — Старые же совсем. Все сами, да сами. Как есть, из головы вылетело, что есть теперь взрослый природный господин.

Вот как на таких сердиться? Рассказал о подарке матери, затребовал ежедневную сводку, порекомендовал дать Капонам выполнять то, к чему у них родовое призвание, да и пошел кормить дракона научившегося мурлыкать.

Загрузка...