Ваше высокопревосходительство!
Сим довожу до вашего сведения, что несмотря на все усилия, изучить багаж прибывшего в Берхольм наследника инородческого князька Ашина, Ашин Шелтран-шана не представляется возможным. А.Ш.Ш. прибыл в сопровождении многочисленной свиты, одной из обязанностей которой, является непрерывный контроль личных вещей княжича. Зафиксирована повышенная активность А.Ш.Ш.
Он сам, либо его подчиненные контактировали со многими значимыми людьми города. Заключались коммерческие сделки. Повторных контактов А.Ш.Ш. с поднадзорным А.Л. не замечено.
В некоторых селениях юго-западных фюльке княжества, в ночь перед днем Великого Велеса до сих пор славянские бабы выставляют на порог связки колосьев и пучки льна, и отбивают скот в хлеву от призрачной «коровьей болезни». Ладно, хоть не напиваются до белой горячки стоялыми медами, и не лупят мужей палками. Вроде как, чтоб скотина — та, что рогатая, а не та, что на двух ногах — весь год была ласковой, а коровы давали больше молока. А ведь еще лет пятьдесят назад, если верить старикам-воспитателям, и это было в порядке вещей. Традиции. И этим все сказано.
Но вот что мне всегда нравилось в этом древнем славянском празднике, так это обязательные к употреблению сдобные пышки со свежим маслом. М-м-м… вкуснятина.
Только в начале февраля, для тех, кто считает, будто молоко рождается на полках магазинов, коровы рожают телят, и на столах селян появляется свежее молоко. Ну, и конечно — масло. Потому что, как они верят: у Велеса и борода в масле. А встречать посвященный этому божеству день без главного символа скотьего изобилия, как-то не по-людски.
В ВеликоВелес вся империя отдыхает. Выходной. Славяне считают, что работа в этот день может навлечь болезни на скот. Причем, обихаживать домашних животных — это вроде и не работа. В праздник Скотьего Бога — это вроде выказывания уважения повелителю славянских одаренных, и властелину всего живого на Земле.
На завтраке в Лицейской столовой пышки были. И масло. Но, наверняка, и то и это — произведено было не руками домашних мастериц, а на конвейере какого-нибудь пищевого комбината. Из сырья идентичного натуральному. Выглядели они красиво, но на вкус были так себе.
На ужин, для тех, кто оставался на три праздничных дня в Лицее, планировалось застолье. Богатое. Иначе, по приметам, и весь следующий год станет скудным, а с уходом Зимы, из дома пропадет и счастье. Верила администрация в древние приметы и верования, или нет — понятия не имею. Но рисковать не желало. В таких вопросах лучше не рисковать. Предки тысячелетиями объедались до колик в животе в этот день, и нам завещали. Вполне в рамках «славного традициями» учебного заведения.
Ну, в смысле не нам всем. Славянам. Но какой рус откажется хорошенько набить живот? В скудных скандинавских землях хорошая еда — уже сам по себе праздник. А в честь кого именно — это уже дело пятое.
Я на невкусные пышки не налегал. Берег место в желудке. В тот день я должен был аж дважды попасть за праздничные столы. Во-первых, у Капонов. И, Слава Богам, что Ксения в этот раз не могла меня сопровождать. Ее еще вчера забрала мать. В их роду этот праздник почитается особенно, и празднуется исключительно в семейном кругу. Так что услышать, или увидеть что-то не предназначенное для ее глаз и ушей, Баженова у Капонов не смогла бы.
На ужин пригласил Варгов. Первым порывом было отказаться. Уж лучше с почти незнакомыми людьми в лицейской столовой и невкусную пищу, чем за одним столом с женщиной, за десять последних лет ни разу не потрудившейся поинтересоваться моим здоровьем.
И все-таки, согласился. В знак уважения к Олефу Бодружичу. Этот человек пока никак передо мной не провинился. Даже наоборот: примчался в полицейский участок мне на выручку быстрее белки Рататоск[24]. Еще и адвоката с собой прихватил.
Что же касалось матери… Решил, в лучших традициях «тако же»-воспитателей, воспринимать этот ужин в качестве урока. Не всегда же мне придется общаться только с приятными людьми. Нужно было учиться общаться и с такими вот… чужими.
Отложил неприятные мысли на потом. На момент, когда само свидание перестанет быть будущим, обратившись настоящим. В конце концов, ничего не мешало, демонстративно обидевшись, сесть в такси и укатить обратно в Лицей. Только следовало проделать это так, чтоб Олаф Бодружич не имел и тени основания винить в инциденте меня. Чтоб зачинщиком ссоры была женщина, родившая на свет, и, спустя шесть лет, бросившая меня на попечение банды стариков с вывернутыми в сторону «величия рода» мозгами.
К Капонам же ехал с нетерпением. Надеялся только, что по мне этого было не сказать. Крепился изо всех сил. Заставлял себя смотреть через окно такси на украшенные стилизованными колосьями улицы города, а не в сто первый раз перечитывать на смартфоне короткое, выученное уже наизусть, сообщение от Арона Давидовича: «Да, по всем пунктам».
Капоны из караимов. Когда, после походов хольмгардского князя Свентъярфа, Хазарский Каганат канул в Лету, тамошние иудеи — поклонники жестокого Бога Яхве — поспешили покинуть сожженные дотла города. Часть из них отправились на запад, в Тавриду, в ромейские колонии, и осели там. Другая, особенно те, кто плотно занимался транзитом товаров по Великому Шелковому Пути — на восток. Ну и к нам в том числе. Берхольм тогда из пограничной крепости стремительно превращался в местный центр торговли и ремесел. Владеющие обширными связями на восточных рынках люди легко тут прижились.
В отличие от правоверных иудеев, караимы не почитали никаких иных книг священными, кроме Библии. Никаких Тор, Талмудов и всяких других, накопленных иудеями за века текстов. Только Библия и еще нечто, трудно понимаемое неспециалистом, называемое караимами «устной традицией».
Впрочем, как и всем остальным жителям империи, мне было совершенно все равно — во что именно верят эти люди. В Яхве, Пень Лесной или Небесного Дракона. Главное, что делали они это давно, от веры отцов не отступали, и их покровитель время от времени бывает к ним благосклонным. Действительно сильных одаренных, чьи имена остались бы в Истории княжества, караимов я не припоминал, но точно знал, что у Капонов даже родовой дар имеется. Что говорило о древности рода, и стойкости в вере его представителей.
Где еще, в какой еще стране такое возможно? Потомок скандинавских завоевателей ехал к иудеям-сектантам праздновать славянский праздник. В горних высях над нашей Империей, Боги толкаются локтями, словно рабочие в общественном транспорте в час пик.
Наемная машина привезла меня не в самый центр города, но в черту Старого Берхольма, прежде окруженного каменной стеной. Караимам здесь принадлежит целый квартал. Одно, выстроенное здоровенным прямоугольником, трехэтажное здание, с аккуратным небольшим парком внутри. Та часть, что выходила на площадь Свенельда-Странника — офис Адвокатского Дома Капонов. Там есть отдельный вход с улицы для клиентов, но мой путь лежал к воротам, к кованной, поднимающейся вверх решетке, закрывающий въезд во внутренние области комплекса строений.
Таксист удивился, но ничего не сказал. Посмотрел только пристально на меня в зеркало заднего вида, и недоверчиво качнул головой. Засомневался, видно, что ради мальчика с ярко выраженной скандинавской внешностью тюрки-иудеи станут поднимать богато изукрашенную растительными узорами решетку. И ждал — сразу не уехал — пока не убедился: подняли. Наверняка, расскажет о странном пассажире друзьям и родственникам. Те — своим. Через пару — тройку дней слух обрастет подробностями, и превратится в очередную городскую легенду. А потом наступит лето. Сдам имперские экзамены, и мое лицо появится на всех телеэкранах княжества. И этот вот любопытный водитель таксомотора скажет: «Так вот же он. Смотрите! Это его я вез к караимам на ВеликоВелес!»
Нельзя верить слухам: ни красной ковровой дорожки, ни оркестра не было. И лакея в украшенной золотой вышивкой ливрее — тоже. Пришлось наступать на горло гордости, и открывать двери самому. Внутри, в парадной прихожей, меня встретил Арон Давидович и, под ненавязчивую болтовню о погоде и народных приметах: оттепель на ВеликоВелес к теплой весне, проводил в празднично украшенную столовую.
В доме было чисто. И просторно. Много украшенного резьбой дерева, штукатурка в светлых тонах. Изредка, на стенах картины. Причудливые узоры паркета, обычная, крепкая и практичная, мебель. Достаток, причем: на протяжении очень долгого времени, вот о чем говорила такая, в чем-то даже скупая, обстановка. Достаток, и ни единого намека на роскошь. Люди, живущие здесь, не привыкли хвастаться, а суровую надежность предпочитают веселому блеску позолоты.
Семья у Капонов оказалась довольно большой. Человек тридцать, не меньше. Признаться, мне хоть и представили всех до единого, включая детей старше пяти лет, имен даже не пытался запоминать. Единственное что отметил: за столом караимов, в этот святой для славян день, собралось пять поколений. От старейшины клана Зераха Моимовича, седого румяного старичка, державшегося с достоинством князя, до его пра-правнуков, ребятишек только-только вошедших в сознательный возраст. Арон Давидович, кстати, приходился старейшине внуком. И уже сам был дедом пары забавных парнишек с живыми карими глазенками.
На миг сжалось сердце. Я увидел воочию образ идеальной семьи. Древнего рода, богатого людьми. Дружного, не смотря на наверняка имеющиеся внутренние разногласия, цельного, уверенно смотрящего в будущее глазами самого младшего своего члена.
— Ты принес в наш дом частицу Божественного Света, — поклонился мне старейшина ритуальным приветствием, и указал на место за столом справа от себя. — Знай же, дорогой гость, что здесь ты найдешь пищу, кров и безопасность.
— Почту за честь, — я вернул поклон. Нет ничего зазорного, даже для представителей старых аристократических семей, в том, чтоб поклониться мудрости.
Сел. Но прежде чем женщины начали раскладывать по тарелкам пищу, Зерах Моимович что-то долго говорил об ангелах, Божьей благодати, и моих благословенных предках, тысячу с чем-то лет назад приютивших бедных изгнанников на своих землях. Слушал вполуха, даже не пытаясь вдумываться в смысл. Следовало ожидать нечто в этом роде. Когда-то же нужно высказать владетелям слова благодарности. Не думаю, что Летовы часто попадали в дома живущих в Берхольме караимов.
На столе было много рыбы. Муксун с севера, судак, щука. Бийская стерлядь, Катуньский хариус. Копченая, жареная, пареная и рыбное заливное. Много мучного. Обязательные для этого дня пышки, пироги с десятком разнообразнейших начинок, масло и творог. А вот мясного было совсем мало. И уж понятное дело — никакой говядины и свинины. Первую в день прославления Скотьего Бога станет есть только самоубийца, а вторую почитатели Яхве и вовсе никогда не едят. Понятия не имею с чем именно связан этот запрет, но знаю, что точно такой же существует и у масульман — главных теологических противников иудеев.
Впрочем, начнешь стараться угодить всем, останешься голодным. Мы, русы, выходцы из бедных фъёрдов Скандинавии, едим все съедобное. А мой, судя по всему, не закончивший перестройку Силой, организм был способен переварить вообще все что угодно.
Стол был богат, чего на нем только не было. Но пахло все равно рыбой. И лишь потом, после того, как утолил первый голод, отметил, что запах пропал.
Яства были приготовлены непривычно, но вкусно. Перепробовал все, что было положено хозяйками на мою тарелку, и до чего смог дотянуться рукой. Заметил, что хороший аппетит искренне радовал женщин Капонов, потому вовсе перестал как-то сдерживаться. Хвала Ригу, не на званом ужине в домах аристократов. Там хоть сколько-нибудь проявленный интерес к пище со стороны гостя мог вызвать пересуды в свете на неделю, не меньше. «Вид надлежит иметь пресыщенный, пищу вкушать с легким отвращением на лике. Тако же и в питие не усердствовать, до коли с сиденья не встал», — говоря словами моих стариков-воспитателей.
На счастье, никакого спиртного за столом не распивали, как это обычно происходит в домах русов. Там, в праздничные дни, даже дети хоть по глотку хмельного, но должны выпить. Ритуальное приобщение и знак уважения Богам. Имитация распития меда поэзии.[25] Отказаться — значит обидеть хозяев и прогневить Богов. Так что не пришлось портить о себе впечатление показательным игнорированием традиций.
Под чай из трав Алтая — бадан с чем-то еще — и сладкую выпечку, дети пели и декламировали стишки. Видимо это должно было развлечь гостя, потому как разговоры о делах за столом категорически не велись, а жевать в тишине было как-то непривычно.
Наконец, женщины стали уносить все со стола и уводить детей. Подростки и юноши ушли сами, не забыв предварительно поблагодарить старейшину и, почему-то — меня. Мужчины пересели на места ближе к нам с Зерахом Моимовичем.
— Мы изучили документы, ваше сиятельство, — без долгих предысторий, начал, как старый мой знакомец, Арон Давидович. — И признали, что сможем добиться успеха во всех процессах, если они будут вами инициированы.
— Отличная новость, — медленно кивнул я, как бы предлагая адвокату продолжать.
— У нас появился лишь один вопрос, ваше сиятельство, — подхватил тему старейшина, а остальные мужчины, тоже наверняка как-то связанные с юриспруденцией, тут же принялись кивать, как китайские фарфоровые болванчики. — Скажите мне, Антон Рутгерович. Что станет с этим городом?
— С Берхольмом? — уточнил я, только чтоб выиграть немного времени на обдумывание. В принципе, нечто подобное прогнозировалось. Ответ на этот вопрос у меня давно был готов. Следовало только подобрать нужные слова. Подходящие для этих людей и этого дома.
— Именно там, ваше сиятельство. Именно так. Поймите нас. Мы, благодаренье вашим достославным предкам, поселились здесь очень давно. И привыкли считать этот город своим домом. Не хотелось причинить Берхольму и его жителям какой-либо вред.
— Даже при самом плохом варианте развития событий, горожане не почувствуют перемен, — догадавшись, наконец, о чем именно спрашивал этот старик, ответил я. — В идеальном, коррупция будет полностью изжита. Это означает, что порядка и процветания в городе только добавится. Я не планирую каким-либо образом вредить городу. Вычистить его от мусора… В том числе — человеческого. Восстановить попранную справедливость. Дать горожанам равные возможности. Да! Вредить? Нет.
— В документах не содержится описания мероприятий вашего сиятельства по… изменению существующего положения в городе вещей, — осторожно продолжил расспросы Арон. — Я имею в виду время, после того, как имперский суд вынесет нужный нам вердикт. Мы опасаемся, что у вас появится соблазн изменить все сразу… Силовыми методами. В этом случае Берхольм и его жители могут пострадать.
— Силовые методы, — улыбнулся я. О, да! Я понимал, к чему ведет хитрый караим. Учитывая репутацию нашего рода, они боялись, что я поведу себя как захватчик. Так, словно бы взял Берхольм штурмом, и отдал на поток и разграбление. В моей способности завалить улицы города-предателя трупами, они не сомневались. — Отличный кеннинг. Если придется писать вису, я, с вашего разрешения, непременно его использую… Но нет. Город мне нужен. И я намерен оставить его своим потомкам. Богатым и платящим налоги. Я ответил на ваш вопрос?
— Однако, — продолжил я, не став дожидаться, когда последует просьба об очередном уточнении. Юристы — дотошные люди. Привыкшие скрупулезно разбираться в вопросе, прежде чем браться за дело. — Некоторым людям… возможно даже некоторым семьям… придется покинуть наш славный город. Естественно, после того, как они оплатят причиненный их деятельностью ущерб.
— Не исключен вариант, ваше сиятельство, — качнул головой старейший из Капонов, и остальные тут же повторили, задергали, закачали головами. Это единордушие уже начинало раздражать. — Что эти «некоторые» сочтут ваше устранение менее расточительным мероприятием, чем… как вы выразились: «оплата ущерба».
— О, да, — оскалился я. — Это здорово упростит все дело. У меня появится право применить, как вы выразились: «силовые методы». Все законы, и писанные и неписанные, и Божьи и человеческие, встанут на мою сторону. Нужно быть отчаянной отваги человеком, чтоб бросить вызов разгневанному Летову.
Я даже разволновался слегка, представив, примерив, словно отцовское пальто, такое вот, «силовое» развитие событий. Пылающие, словно гигантские свечи, небоскребы. Сминаемые волей и Силой автомобили. Трупы, кровь и пламя. Родовой дар всколыхнулся, выполз из самых потаенных глубин моего я, расползся по комнате серой свинцовой тучей, в один миг погасив все иные краски, наполнив жилы сидящих рядом людей невыносимой тяжестью безысходности, лишив сил и даже самой воли к жизни. И тут же, двумя ударами сердца спустя, гнёт исчез, втянулся обратно, как верный пес в конуру, до времени, когда хозяин снова призовет его на службу.
Эта, скромная, по моему мнению, демонстрация, привела к совершенно непредсказуемым последствиям. Стоило только краскам дня снова заиграть в обширном помещении, как старый Зерах Моимович, тяжело опираясь о резную спинку стула, сполз коленями на пол. А потом и остальные, наверное, с десяток Капонов помоложе, в точности повторили движения своего старейшины.
— Примите же… — хрипло начал, остановился, прокашлялся, и продолжил чистым крепким голосом старик. — Примите же наше служение, господин. От всего рода Капон, прошу и клянусь уже более десяти веков распростертой над этим домом Благодатью Божьей, в верности и честной службе.
Это был неожиданный поворот. Тонкий, как интрига, вполне в духе коварных римлян, дипломатический ход. Не наемные юристы, не соратники, готовые встать плечом к плечу в битве за славное будущее моего рода в обмен на вознаграждение. Слуги, честно исполняющие прихоть хозяина. Всего лишь, исполняющие.
Слуги рода — это нечто особенное. Люди, целая семья, посвятившая себя служению какому-то аристократическому семейству. Еще не дворяне, но уже и не простолюдины. Обладающие всеми правами мещан, но неподсудные обычным, гражданским судам. Ибо ответственность несет отдавший приказ, а не исполнитель.
Идеальный вариант для Капонов. Во-первых, совершенно исключающий какую-либо месть со стороны обиженных их деятельностью мастеров Берхольма. А во-вторых, разом поднимающий их социальный статус. О, да! За века благоденствия, эта семья наверняка сумела накопить достаточно, чтоб ее члены ни в чем не нуждались многие годы, даже пребывая в счастливой праздности. Но ведь они и не думали останавливаться на достигнутом. А хороший юрист, адвокат со светлой головой и хорошо подвешенным языком, по определению не мог зарабатывать мало.
И вот настал момент, к которому эти люди, множество поколений, стремились. Их заметили. В их услугах нуждается правящий род не самого маленького и потенциально богатого княжества. Получить герб, войти в благородное сословие им, потомкам хазар-иудеев, практически невозможно. Только если купить титул где-нибудь в Европе, чем грешили множество их ортодоксальных единоверцев. Да и то. Кто примет их в серьез? Кто позволит войти в общество высокородных?! А слуги рода повсеместно вызывают уважение. Это не тщеславные купчишки, купившие титул барона. Это люди, вверившие судьбу многих будущих поколений в руки хозяина. И у меня, у всех грядущих, еще не рожденных Летовых, больше не будет права выбора. Теперь этим будут заниматься только Капоны, или никто.
— Принимаю ваше служение, славный род Капон, — прокаркал я вмиг пересохшим горлом. И сложил ладони лодочкой. В которые седой как лунь Зерах Моимович тут же вложил свои сухие морщинистые, неожиданно тяжелые, руки. — Отныне и вовеки веков. Пока жив хоть один Летов, вы не будете знать нужды, и вам не будет грозить опасность.
У нас были и другие слуги. Мои старики-воспитатели, например, как раз из таких. Жаль только, что их семьи, пройдя вместе с моим родом через тридцать три несчастья, практически исчезли. Еще один род, куда более многочисленный нежели мой или стариков, после пропажи отца… Как бы это высказать по тактичнее… Самоустранился. Они жили где-то в горах Алтая, чем-то занимались, женились, рождались и умирали, но все это без участия господ. Вне моей жизни и моих интересов. У Капонов так не выйдет. Великий план огромен, и подразумевает, в том числе, возвращение рода в столицу, ко двору императора. Не в придворные, нет! В свет, в самую гущу аристократической жизни. Целая банда матерых юристов должна будет существенно облегчить мне выход из небытия, и обеспечить неотвратимость воздаяния.
— Мозес, — едва успев подняться с колен, перешел к делу Арон Давидович. Указывая на своего родственника. — Готовит документы по первому пункту. Это самый важный этап. Без него все остальные лишаются смысла.
— Согласен, — милостиво кивнул я, усилием воли выныривая из мечтаний о грядущем.
— Однако мы полагаем, что он же и самый простой в исполнении. В судебной практике достаточно прецедентов, и имперский суд, наверняка, примет нужное вам решение. Далее…
Арон называл этап большого плана и того человека, кто станет им заниматься. От первого, до последнего пункта. От простого к сложному, пока все до единого будущие дела не оказались распределены.
— Есть еще кое-что, — изобразил маску грусти старый прохиндей Зерах Моимович. — В суде может всплыть вопрос о судьбе вашего несчастного батюшки. Осмелюсь напомнить, господин, что до настоящего времени так и не выяснено до конца, был ли он лишен жизни в то роковое утро. Было бы не лишним с вашей стороны проявить некоторую активность в выяснении обстоятельств пропажи их сиятельства Рутгера Вальгардовича…
— Его милости, — чуточку поморщившись, поправил я. — Мой отец был слаб. Верхняя грань зеленого уровня. Не более… Но я рад, что вы напомнили мне об этом… Моя… Супруга моего отца десять лет назад нанимала соответствующих специалистов. Все собранные детективами сведения сохранились и теперь. Но… Вы, ваша семья, я слышал, занималась защитой господина Костыны? Верно?
— Вы отлично осведомлены, ваше сиятельство, — обозначил поклон Арон. — И, если я верно понял вашу мысль, вы намерены нанять Велизара Велиславовича для расследования… гм… пропажи?
— Полагаю, господин Костына, с помощью своих методов, способен добиться большего, чем смогли частные сыщики, — улыбнулся я адвокату. Приятно, когда слуги угадывают твои намерения по малейшему намеку. — Однако мой интерес к… предприятию господина Костыны более широк. Скажите, Арон, Давидович? Как по-вашему, «Сибирскому Краю» пригодятся инвестиции?
— Велизар Велиславович, в моем присутствии неоднократно жаловался на недостаточную техническую оснащенность, — немедленно отрапортовал тот. — Что-то связанное с электроникой, которая, насколько мне известно, весьма дорогостояща.
— Ну вот, — кивнул я, мысленно посылая горячий привет полугреку Иоаллиадису. То, как он, головой трясу, то плечами дергаю. Вполне, конечно, обыденные, человеческие жесты. Но прожил же шестнадцать лет как-то без них! — Почему бы нам не быть полезными друг другу?
— Боюсь, ваше сиятельство, с этим могут возникнуть проблемы, — вмешался старейшина. — Костына весьма щепетилен в вопросе независимости своего портала. Может воспринять финансовую помощь, как попытку купить его лояльность.
— Пф, — фыркнул я. — Естественно. И любой на его месте так бы и подумал. Но дело в том, что мне не нужна его лояльность. Мне в этом городе нужен, скажем так: независимый и непредвзятый эксперт. Человек или организация, что станет выискивать и подмечать все вредное для города и горожан, и хвалить по заслугам.
— Осталось лишь, каким-то образом, донести эту мудрую мысль до господина Костыны. Боюсь…
— А вы, Зерах Моимович, не бойтесь. Вообще больше никогда ничего и никого не бойтесь! Кроме меня, конечно, — ухмыльнулся я. — Больше никто и никогда не посмеет причинить вам вред, не разобравшись прежде со мной. А в здешних тростниках я самый большой и сильный тигр[26].
— Что касается поисков сведенбий о пропаже моего отца, так тут все просто, — продолжил я, глядя на притихших юристов. — Я нанимаю Адвокатский дом Капон, а вы — уже его портал. Инвестиции же…
— Простите, ваше сиятельство, — подал голос самый молодой из присутствующих в гостиной мужчин. Его имя, хоть и называли мне дважды, я к стыду своему совершенно не запомнил. — У меня, кажется, есть решение.
— Излагайте, сударь, — ободряюще улыбнулся я человеку, лет как бы ни на десять меня старшему.
— Организовать фонд. Что-нибудь вроде «Фонд поддержки проектов». Из средств фонда выплачивать ежегодную премию наиболее полезным княжеству людям или организациям.
— Великолепно, — вынес я вердикт, лишь на минуту задумавшись. — Готовы заняться организационной частью? А старшие родственники вам в этом помогут. Когда у фонда появятся счета в банке, на них поступят средства от лиц, пожелавших остаться неизвестными. Думаю, миллиона хватит для начала. Потом добавим.
Интересное сделал наблюдение. Ведь не бедные люди, эти Капоны. На счетах, поди, не один миллион имеется, да и в недвижимости ого-го сколько. Этот дом-квартал почти в центре сама по себе драгоценность. А стоило озвучить сумму, вдруг засуетились, задвигались, переглядываться стали. Как дети, честное слово.
— Обдумайте стратегию сохранения и приумножения средств фонда. Не дело, когда деньги мертвым грузом лежат на счетах в банках, — продолжал я отдавать распоряжения. Теперь, когда дело не касалось юриспруденции, мне стало проще общаться с Капонами. Может быть, все они дипломированные специалисты, но их с самого детства не обучал доктор экономики — старик дотошный и злой на язык. — Идеально было бы найти грамотного и честного экономиста, и назначить его финансовым директором фонда. Естественно, директором распорядителем должен будет стать кто-то из вас…
На этом серьезный разговор и завершился. Капоны еще предлагали осмотреть их коллекцию живописи, но я отказался. Меня учили. Втолковывали понятия перспективы, теней и особенности наложения мазков. Показывали на примерах, как художникам удается передать эффект «застывшего движения». Могу, при необходимости, поддержать разговор. Ну и все на этом. Поклонником изобразительного искусства это меня не сделало. Вот музыка — да! Музыка мне нравилась. Мне она представлялась акустическим воплощением Силы. Порядок в безумстве хаоса, мощь и энергия! Если к хорошей музыке прилагались правильные слова, получалось еще лучше. С хорошей песней можно горы набок по-сворачивать.
Второй причиной, по которой я решил покинуть гостеприимный дом юристов, было наблюдение. Все-таки Ксении удалось научить меня кое-чему. Впрочем, трудно было не заметить, как Капоны жаждут остаться, наконец, сами с собой наедине, и обсудить случившиеся с их семьей метаморфозы. Поделиться мнениями, и, за одно, перемыть косточки мне. А уже после, согласовать громадный объем работ, что им предстояло выполнить.
К Варговым ехать было рано. Не сидеть же мне на диванчике в гостиной, пока вся семья — слуг в семье подполковника интендантской службы не держали — мечется, накрывая праздничный стол. Притом, что мне даже поговорить с ними не о чем. Не оценками же хвастаться. По моему глубочайшему мнению, это вообще никого кроме меня и администрации Лицея не касается.
Пешком до пригорода, где располагался дом Варговых, было идти далековато. А если снова на такси, то, немного не доезжая, будет военно-патриотический клуб «Воины Ветра». Куда я давным-давно собирался попасть, да так и не собрался. Были сомнения, что в праздничный для всей империи день там кто-то окажется, но хотя бы разведать, посмотреть на здание и окрестности со стороны мне ничего бы не помешало. За одно, это позволяло, как говорят славяне: убить время. Так вышло, что водителю приехавшего по вызову автомобиля, вместо адреса дома опекуна, был назван адрес другого места.
День, со времени Йоля — праздника Середины Зимы — здорово прибавил. Но всеж не так много чтоб я успевал к клубу еще засветло. Вышел из такси уже в вечерних сумерках, в совершенно незнакомом месте, а по пути не догадался вызвать на телефон карту этого района города.
— Заблудился? — в один миг определил причину моей растерянности таксист. — Чего потерял? Вон то здание и будет по твоему адресу.
Днем слегка подтаяло, всего за один неожиданно весенний день в самом конце зимы сугробы потемнели, а дороги с дорожками покрылись блестящей корочкой льда. Ни одной проталины еще и не намечалось, но пахло почему-то влагой и сырой землей. Правда, стоило солнцу скрыться за горизонтом, господин Мороз вернул себе власть. Почувствовал, что похолодало еще на пороге дома Капонов, но такси привезло меня к реке, а там было еще холоднее.
А еще, там, у реки, был удивительно низкий для города фон силы. Так-то сила разлита везде. Где-то меньше, где-то, вроде городов с их плотным населением во множестве использующих магические артефакты, много больше. Существовали на картах и особо отмеченные зоны с практически нулевым уровнем, но там, ни люди, ни животные не жили. Исковерканные каким-нибудь природным катаклизмом места, с неприветливым климатом и почти полным отсутствием жизни.
Клуб располагался в старом, даже, наверное — старинном — здании речного вокзала. Ближе к реке сохранились и, теперь никак не используемые, причалы, и даже большой лодочный сарай со специально оборудованным, механизированным, спуском в воду небольших кораблей.
С другой стороны дороги — той, на которой меня высадили из такси — бензоколонка с парой сопутствующих магазинчиков. Что-то автомобильное, я не стал вникать. Тем более что то ли по случаю позднего времени, толи из-за праздника витрины были скрыты за бронежалюзи. В «аквариуме» оператора автозаправки свет был. Должно быть такие заведения вообще работают круглосуточно.
Еще дальше, на склоне холма, черной рамкой по белому снегу, виднелся забор маленького христианского кладбища. Это ответвление иудаизма у нас в Сибири не особенно популярно, но все же имеет несколько десятков тысяч приверженцев. По большей части — приезжих из юго-западных княжеств империи.
Пейзаж оптимизма не внушал. Признаться, вообще уже пожалел, что вышел. Одет я был во все новое и соответствующее статусу, но совершенно не подходящее для погоды. Мог ведь доехать уже до Варговых и сидеть на мягком кресле с чашкой ароматного чая. Идти до пригородного поселка было не далеко, всего верст пять. Но начинавший задувать с реки ветер, и продолжающий усиливаться холод заставлял задуматься о вызове очередного извозчика.
Поднял воротник пальто и сунул руки в карманы поглубже, с сожалением вспомнив теплый, хоть и не такой презентабельный с виду полушубок. Тем не менее, решил, что раз уж приехал, нужно хотя бы осмотреть здание клуба. Некоторые из окон, по-славянски, занавешенные тяжелыми портьерами, на первом этаже тускло светились. Был не нулевой шанс, что кто-то в клубе все-таки есть. И что этот кто-то не откажется провести краткую экскурсию для потенциального участника.
Странным было только то, что при приближении к старому зданию вокзала уровень силы еще просел. И, я чувствовал, что — все еще продолжал падать. Словно бы кто-то или что-то там, как каким-то магическим пылесосом, втягивал разлитую в пространстве энергию.
Большие парадные двери, выходящие на дорогу, оказались заперты. И, судя по накопившейся на ступеньках мусору, уже давным-давно. А вот на той стороне, что окнами смотрела на реку, возле дверного проема даже движение какое-то удалось разглядеть.
— Эй, — ускорив шаг, выкрикнул я. Было опасение, что обитатели клуба войдут в тепло, меня не заметив, и запрут дверь изнутри. А мне уже не до экскурсии было, лишь бы позволили немного отогреть руки и вызвать очередное такси. — Эй, послушайте! Постойте…
Проклятый ветер облачками пара срывал слова с губ и уносил вниз по реке, куда-то в сторону острова Забока. Тьма еще больше сгустилась, небо затянуло низкими, снеговыми тучами, и одинокий слабенький, фонарь у двери болтало, словно флюгер на ветру. Свет и тени метались, создавая какие-то вовсе уже удивительные, фантастические картины. В один миг мне даже показалось, что у человека, так и продолжающего какую-то непонятную возню возле закрытых дверей, глаза блеснули холодным синим светом.
Еще подумалось, что не свидетелем ли кражи со взломом я там оказался? Не злодей ли это какой-нибудь, пытающийся вскрыть запертые двери бывшего вокзала? Я перешел на бег. Решил, что если вместо минут в блаженном тепле помещения, немного подвигаюсь, наказывая злоумышленника, то, в принципе, тоже согреюсь.
Шагов с пяти или шести осознал, что мне не показалось, что у злыдня действительно глаза светились. И что это не совсем человек.
— Драугр[27]! — выдохнул я, резко останавливаясь.
И он был не одинок. Из-за угла здания, пошатываясь от порывов ветра, вышло еще двое таких же существ.
Слава Богам, в клубе все-таки были по настоящему живые люди. Силуэты двух человек промелькнули. Потом один вернулся, чтоб с помощью жестов указать на входную дверь. Меня заметили и не бросили одного в компании трех монстров.
Оставалось только каким-то образом отогнать поднявшегося мертвеца от двери. Проще всего, конечно, было бы призвать силу, и сжечь его к троллям. Но решил, что трое драугров еще не повод для уничтожения всех строений в окрестностях. Родовой дар тоже мог бы помочь — хотя бы замедлить и без того не особенно ловких существ, но тогда от моей тайны камня на камне не останется. Уж эти двое из клуба то точно почувствуют, и, конечно же, расскажут другим.
Знал, что поднявшиеся из ледяных могил твари, получают прочность железа, но не ожидал, что и тяжесть тоже. Я, разбежавшись, плечом врезался в того из драугров, что царапал железные входные двери в клуб. Думал, отброшу его подальше, и пока медлительное существо будет подыматься, успею юркнуть в здание. Подальше не получилось. При ударе у меня самого даже хрустнуло что-то в плече, а монстр даже не упал. Отпрянул на пару шагов — вот и весь мой успех. Меня аж в жар бросило от обиды.
Хорошо, что и того хватило. Все входные двери всегда открываются наружу, и эта не была исключением. Три или четыре аршина[28], на которые получилось отодвинуть драугра от дверей, как раз хватило, чтоб обитатели клуба успели меня впустить.
— Навий день завтра, ваше благородие, — захлопнув и заперев тяжелую дверь, вместо приветствия поделился информацией местный сторож. Никем иным этот пожилой уже — лет ему было далеко за сорок — мужик с деревянным протезом вместо левой ноги быть не мог. Ну не член же он клуба! Да и каким-нибудь руководителем человек в меховой овчинной безрукавке и войлочных чунях тоже явно не был. — А тут у нас кладбище это, будь оно неладно. То ничего-ничего, то лезут в такие вот навьи ночи. Спасу от них нет.
— Что? Часто лезут? — удивился я. Признаться, мне прежде казалось, что такие твари, вроде оживших мертвецов или призраков, давным-давно упокоились в Истории и на страницах приключенческих книг.
— Не, не часто, — признался сторож. — На моей памяти первый раз только. А я тут, при клубе уже годков с пять служу. Сказывали, раньше…
— Ясно, — перебил я излишне словоохотливого мужика. — Оружие в доме есть? Меч, а еще лучше топор?
— Они к полынье бредут, дядька Тихомир, — откуда-то сверху раздался звонкий мальчишеский голос. — А там стоят, как статуи. Ждут поди кого?
— Подь сюда, Ведька, — гаркнул так Тихомир, что я даже чуточку присел от неожиданности. — Их благородие сведи в арсенал. Оне навьих тварей упокаивать будут.
— Мне бы еще варежки, — поморщился я, прочищая зазвеневшее ухо. — Руки замерзли.
— А как же, — мне показалось, сторож даже обрадовался. — Как же оно без варежок-то. Стужа такая. Марена-Вьюница пришла, как жо оно иначе то?
Сторож прохромал мимо и скрылся в проеме комнаты, откуда в прихожую лился свет.
— Вы, ваше благородие сюда проходьте, не побрезгуйте. Тут у меня и чаек есть, и варежками вас тут снабдим…
Помещение, куда позвал меня Тихомир, была одновременно и его жилищем, и сторожкой, и местом хранения инвентаря. Всяких лопат, мётел и всякого прочего, что требуется для уборки дворовой территории. Там же нашелся горячий чайник и целая чаша свежих велесовых пышек. Туда же прибежал и оставивший наблюдательный пост у окна на втором этаже парнишка лет тринадцати или четырнадцати, которого сторож назвал Ведькой.
— Племянник мой, Ведислав, — официально представил мне наблюдателя Тихомир. — Я при клубе и за сторожа и за дворника, а Ведька помогать прибегает. Нравится ему здеся…
— Ага, — согласился Ведислав. — А в клуб пока не берут. Говорят возрастом не вышел.
— Чего они тут вообще делают? — поинтересовался я. Напрашиваться на обзорную экскурсию, когда у дверей поднявшиеся мертвецы бродили, было как-то не правильно. Но, раз уж все равно попал внутрь, получить ответы на основные вопросы сами Боги велели.
— Тот год лодку строили, — загнул мизинец Ведька. — Летом испытывали, сейчас что-то переделывают. Потом к ним инструктор фехтования ходит. Из бывших, из господ офицеров. С холодным оружием учит обращаться. В подвале тир устроен. Туда тоже человек приходит…
— Человек, — передразнил племянника Тихомир. — Их милость, майор в отставке! А не человек! Богами благословенный, зеленый ранг имеет.
— А чего? — обиделся Ведислав. — Что он, не человек что ли?
— Этот философский вопрос вы решите как-нибудь в другой раз. Хорошо? — вмешался я. — Арсенал покажешь? Надеюсь, он не заперт?
— А вы чего? Правда что ли с мертвяками сражаться выйдете? — выпучил глаза паренек.
— Обязательно, — кивнул я. — Нельзя, чтоб эти твари по городу разбрелись. Много горя могут простым людям доставить… Знать бы еще сколько их подняться успело…
— Много не будет, — авторитетно заявил сторож. — Упырями только свежие покойники становятся, а эти… сектанты… хоронят редко. С середины зимы если четыре или пять раз видел, так и того много.
— Четверых у полыньи видел, — подтвердил парнишка. — Один еще у дверей где-то бродит. Рыбу, наверное, не любил при жизни.
— Рыбу? — удивился я. — Причем тут рыба?
— Не, ну а чего они к воде сразу пошли? — пожал угловатыми плечами племянник. — Мать рассказывала, нечисть текучей воды боится. А эти наоборот к полынье сразу…
— Вот и посмотрю за одно, чего они там нашли, — улыбнулся я. — Пошли оружие выбирать?
Арсенал богатством не блистал. С десяток хорошо побитых, исцарапанных и окончательно затупленных мечей разных типов, но все до единого из дрянного железа. Три легких боевых топора и всего одна классическая «бородатая» секира. Вроде тех, которыми традиционно вооружены гвардейцы константинопольского василевса. Крепкое тяжелое лезвие, как и у всего остального оружия в арсенале, было затуплено. Но, учитывая длинную, в два аршина, рукоять и приличную сталь, это был лучший выбор для схватки с неповоротливыми драуграми.
— В подвале еще ружья есть, — почему-то шепотом поделился знаниями Ведька. — Но они в ящике железном заперты. А то бы раз, и бошки им по-отстрелить…
— К воронам ружья, — примеряясь к секире, пробормотал я. — Все равно не умею ими пользоваться.
— Че, правда? — удивился паренек. — А этой штукой умеешь?
— О, да. Мой юный друг. Этой я умею, — оскалился я. — Любым честным железом умею.
— Полицию наверно надобно вызвать, — поморщился сторож, выдавая видавшие виды, старенькие меховые варежки, когда мы с проводником вернулись из арсенала. — Так ведь после с бумагами одолеют. Акт, протокол, почему инвалид в охранении…
— Лучше такси мне вызови, — хмыкнул я. Объясняться с продажными городскими стражниками не было ни малейшего желания. Только время зря терять. — Я как закончу, уеду сразу. Оружие на днях завезу. Опаздываю уже.
— Родные потеряли? — понимающе кивнул Тихомир.
— Вроде того, — вынужден был согласиться я.
Пора было идти, чего делать категорически не хотелось. Нет, страха не было. Даже будь поднявшихся мертвецов в десять раз больше, ничего сделать мне они не смогли бы. И дело не столько в моих умениях, хотя и они имели значение. Амулет. Серебряный кружок на цепочке. Древний могущественный артефакт, не позволяющий ни живому, ни мертвому, ни стали, ни магии, причинить вред тому, на шею кого надет. Напитанный силой, он спас бы меня в куда более серьезной схватке. А уж защитить от полудюжины драгугров — это само собой.
Не хотелось выходить из теплого помещения. А еще больше — ехать в дом Варговых. Мелькнула даже предательская мысль, все-таки вызвать полицию, и, сославшись на обязанность дать свидетельские показания, сообщить опекуну, что приехать не могу. Отогнал коварную искусительницу прочь. Однажды данное обещание нужно уметь исполнять. Ну и становиться персонажем уголовной хроники в берхольмских газетах не хотелось. А пришлось бы. Где полиция, там и бойкие репортеры. Поднятые чьей-то злой магией могильные твари верная гарантия журналистского интереса.
— Помигайте окнами что ли, — поморщился я, застегивая пальто на все пуговицы, и натягивая варежки. — Когда такси приедет. Крик могу и не услышать. Ветер.
— Ведька сделает, — кивнул сторож. — Он — молодец. Парень ответственный растет. Светлые Боги вам в помощь, ваше благородие.
— У дверей чисто, — донеслось сверху, от наблюдательного пункта. — Тот что там был, к полынье побрел.
— Пошел, — выдохнул я. — Открывай.
Ветер и бьющийся в припадке фонарь. Старые знакомцы.
Показалось, будто стало еще холоднее. А ближе к реке, куда пришлось бежать вслед за неспешно ковыляющим драугром, и подавно. И силы возле воды было еще меньше.
— Н-на, — выкрикнул я, со всей силы, широко размахнувшись, врезав твари по шее. Да так удачно, что голова слетела и покатилась по ступеням вниз к старым причалам.
С остальными тварями так просто не получилось. Хотя бы уже потому, что сначала их нужно было еще найти. Снег, ветер и мороз. Такой хороший, теплый денек и настолько же, для контраста, отвратительная ночь. Славяне говорят: у природы нет плохой погоды, каждая к чему-то пригодится. Хотел бы я, чтоб мне объяснили — для чего подойдет этакая вот гадость.
Следы быстро задувало. Я ямки в снегу, бывшие когда-то отметинами прошедших здесь драугров, уже разбирал больше интуицией, чем глазами. На счастье, хотя бы освещенные окна клуба все еще можно было разглядеть. А то я начал даже было тревожиться, что и сам не найду дорогу обратно, к людям, к теплу.
Искаженная морда магической твари возникла из снежной круговерти неожиданно, в точности, как показывают в дешевых фильмах ужасов. Моргнул глазами, и вдруг прямо передо мной перекошенная морда со светящимися синими огнями глазами. Прежде монстр был какой-то старухой, с перекошенным лицом. И обращение в немертвую красоты ей не добавило.
Взмахнул топором, и тварь, даже не сопротивляясь, развалилась на две части. Тело отдельно от головы. Тут только подумал, что вообще-то это странно. И рассказы стариков-воспитателей, и книги, в кготорых описывались встречи людей с поднявшимися мертвецами, утверждали, что драугры — одни из самых агрессивных магических монстров. Ощущают присутствие живых с расстояния до версты, и всегда нападают. Там же, у старых берхольмских причалов, мне попались какие-то неправильные упыри.
Путь пошел под уклон, и уже очень скоро я спустился на лед реки. Ведька утверждал, что драугры бредут к полынье, и все говорило о том, что я был уже очень близко к конечной цели.
На удивление, ветер там был куда слабее, чем наверху. Снег шел и там, но хотя бы, его не бросало полными горстями прямо в лицо. Теперь стало возможным разглядеть черную вытянутую проплешину открытой воды. И темные фигурки тварей, истуканами замерших на самом краю тонкого льда.
Мне не ведомо, каким чудом истончившийся лед выдерживал тяжеленных монстров. Но под моими ногами начало потрескивать, когда до воды было еще шагов семь или восемь. У меня даже ёкнуло где-то под сердцем, от одной мысли, что могу провалиться в холоднючую воду.
— Эй, твари! — остановившись, заорал я. — Вот он я. Живой и вкусный! Идите сюда!
Нужно ли говорить, что мой призыв не возымел никакого успеха? И как бы я не старался привлечь их внимание, не кидал бы в их сторону куски снега и льда, максимум чего смог добиться, это пары брошенных вскользь сияющих холодным синим светом взглядов. Было что-то такое в ужасающей черной воде, что интересовало восставших мертвецов куда больше какого-то жалкого живого человечка.
В один прекрасный момент, словно бы по команде невидимого режиссера, монстры одновременно шагнули вперед. Прямо в воду. В глубину. В один миг, попросту исчезнув из вида. И когда я, донельзя ошарашенный невероятностью зрелища, уже собрался было возвращаться к зданию клуба, из черной, как сама тьма, воды поднялось нечто. Здоровенное, похожее на темный же горб, существо, даже не показалось полностью. Но и того хватило, чтоб на лед вокруг, практически до самых моих ног, выплеснулась речная вода. И в довершение всему, и без того не особенно прочное основание, на котором я продолжал находиться, жалобно заскрипело, затрещало, и вроде бы как даже слегка прогнулось.
— Светлые Боги! — выкрикнул я, торопливо отбегая на берег. — Да что же ты такое?!
Испытал еще один приступ соблазна. Очень хотелось призвать родовой дар, шарахнуть по округе кругом отрицания — света, воли, силы — разозлить укрывающееся в темных глубинах существо, заставить его показаться. О да! Хотя бы взглянуть на гиганта, сумевшего подчинить, притянуть к себе, а после — поглотить, выпить их силу, как выпивал энергию из всего окружающего пространства. Не трудно было догадаться, что в образовании практически белого, свободного от силы, пятна виновато это самое чудовище. Оставалось лишь понять — что оно такое.
Монстр больше не показывался, а я задал сам себе вопрос: ну вот оно вышло из воды. И что дальше? Чем, каким оружием я стану с ним бороться? Магией, которая у меня, подобно необъезженному жеребцу, скачет куда хочет, а не туда куда надо? Тупой секирой, не способной и ветку перерубить, не то чтоб еще прочную кожу магической твари?
Но азарт — нечто вспыхнувшее в груди, и подталкивающее к продолжению битвы, боевыми барабанами стучал в ушах. Еще какой-то миг, и я, плюнув на собственные разумные мысли, ринулся бы в бой.
От авантюры меня спас племянник сторожа. Видимо он подавал сигналы миганием света в окнах, да я, стоящий спиной к клубу их не увидел. И тогда этот паренек воспользовался системой звукового оповещения. Вокзал же. Как-то же должны были извещать пассажиров о начавшихся посадках на корабли, а встречающих о прибытии долгожданного рейса.
— Ваше… гхрр-ррр-р… Ваше благородие! Таксомотор прибыл. Поторопитесь!