Выход Силой

6. Руна Логр

Руская Литература читалась на языке русов, а Славянская на славянском. Учитель ромейского, как и преподаватель латыни, использовали соответствующие языки. Остальные наши наставники в выборе были не ограничены. Кто-то вел урок на славянском. Другие предпочитали сканди. А историк — единственный из всех — использовал русский.

Так-то ничего в этом необычного нет. Славяно-скандинавский суржик активно внедрялся в быт населения империи. В Сети уже было полно страниц, целиком написанных на этой хелевой смеси наречий. Существовали кабельные платные телеканалы и радиостанции вещавшие на нем. Высоколобые интеллектуалы с экранов телевизоров вовсю философствовали на тему признания русского третьим государственным, а после, когда подавляющая часть подданных на нем заговорит, то и единственным.

Признаться, была в русском какая-то неосознанная привлекательность. Соблазн. Должно быть, приятно говорить на том языке, который способны понимать абсолютно все вокруг, а не как сейчас — у каждого медвежьего угла свой. Тут и ходить далеко не нужно. Взять хотя бы наше княжество. Берхольм говорит преимущественно на славянском, но стоит отъехать верст сток югу, и там уже в чести фризский. Вернее, дикая смесь наречий русти, варангов и стародатского. Еще южнее, в горной части домена, скандинавского становится больше, а славянский даже не все понимают, не то, чтоб еще и говорить. Юго-западные равнинные фюльке[20] наоборот — совершенно славянские. А Юго-восточные, Шорские, вообще вотчина тюркских инородческих князьков, говорящих на своих языках.

Только были у меня весьма обоснованные сомнения, что этот русский все-таки приживется. И дело не только в его явной искусственности. Я, например, представления не имею, каким образом совместить дух значений слов нескольких совершенно разных языков. Простой пример: на dansk tunga, а значит, и на сканди понятие «богатство» — rike — произошло от слова rige — царство, страна, государство. Подразумевается, что богатство достается человеку от или с властью. В славянском же, есть целых два, одинаковых по смыслу, но разных по духу, слова. Жир — в значении нажитых, трудом заслуженных вещей или денег, и богатство — как нечто, дарованное Богами, имущество доставшееся даром, найденное или даже украденное. Ни о какой «власти» славяне и думать не желают. Как, впрочем, и тюрки. В их языке «богатство» и «дар Бога» — это одно и то же слово.

И как этот, совершенно разный подход, совместить? Какой из языков взять за основу? Славянский? Так высшая аристократия будет против. Эти, даже если семья имеет славянское происхождение, говорят по большей части на сканди. Славянский — тоже так себе вариант. Хотя бы уже потому, что в Империи проживает несколько десятков славянских народов, обладающих собственным наречием или говором, и, зачастую, друг друга совершенно не понимающих. Официальным же был признан тот, на котором общались жители окрестностей столицы. И он же стал языком всей славянской литературы.

Но, не смотря на все усилия, за тысячелетие жители державы так и не стали единым народом — вот в чем проблема. Западные княжества сами по себе, центральные — сами, восточные так и вовсе — больше китайские, чем русские. У каждого племени свои Боги, свои сказки, свои беды, дворяне и праздники. И только власть над ними всеми одна. Власть Силы.

— Каждое поколение, Антонушко, — мудро высказался по поводу новомодного русского старый эконом, один из моих воспитателей. — В молодости выдумывает свой язык. Потом юноши становятся отцами, и возвращаются к речи своих предков. Что поделать?! Молодым всегда хочется все менять…

Наверное, я какой-то неправильный молодой. Мне русский не понравился, хотя и был, в общем-то, понятен. Да и сама идея — общей для всех речи, как-то к сердцу не пришлась. Как по мне, весьма удобно знать и говорить на обоих государственных языках. Рычать или взывать к Богам на сканди, петь протяжные красивые песни на славянском, ругаться на тюркском, читать оды на греческом, а законы на латыни. Что за глупость — смешать эти прекрасные инструменты в одну кучу?

Нужно признать, в исполнении учителя это жонглирование словами и понятиями было интересно слушать. От некоторых словоформ, вроде «отправились викинговать» даже холодок восторга по спине прокатывался. И все-таки, будь его рассказы на каком-нибудь из официальных языков, я мог бы пытаться уловить оттенки. Нюансы подачи материала, из которых могло бы стать понятно общее направление в современной внутренней политике государства.

Но этот урок Злотан Чеславович Богданов начал с другого. С громогласного и восторженного объявления. Конечно, снова на русском, чтоб автора этого словарного калейдоскопа тролли сожрали!

— Господа лицеисты, слышали ли вы новость? Императорский суд снял все обвинения с Велизара Велиславовича Костыны, хозяина и редактора нашего любимого новостного портала «Сибирский Край»! Обращение в суд высшей инстанции подготовили специалисты Адвокатского дома Капон. И они же осуществляли защиту интересов портала на самом слушанье.

— Что еще за «Край»? — тихонько поинтересовался я у Ксении, пока учитель был занят наведением порядка в классе. Оказалось, что далеко не все разделяли восторг Богданова. Мастерок с прихлебателями так и вовсе настроен был откровенно враждебно к «хозяину и редактору».

— Портал в Сети, — так же тихо ответила Баженова. — Новостной. В оппозиции к мэру и правящему совету Мастеров.

— Хорошие журналисты?

— О! Проныры те еще. Болтают, этот Костына чуть ли не целую разведывательную сеть в Берхольме создал. Такие вещи раскапывают, что жандармы удивляются.

— Ну-ну, — прервал нашу светскую беседу Злотан Чеславович. — На этом реплики с мест считаю излишними… Вернемся к теме нашей сегодняшней беседы: «Завоевание провинции Британика племенами древних германцев»…

Не интересно. Тем более что было это давным-давно: лет этак за четыреста до Империи. Раздираемая гражданскими войнами Римская империя вывела из Британии свои легионы, и этим прямо-таки пригласила занять опустевшие каструмы отрядами с полуострова Ютландия. Юты с англами, а следом — саксы с варангами, быстренько навели свои порядки на острове… Но эти земли столько раз завоевывали, что переселение части древнегерманских племен в истории тех веков совершенно проходное, обыденное событие. Единственное что: варанги — вообще-то одно из племен фризского союза. Как раз то, что триста лет спустя походов на Британику, приняло самоназвание — русти. И они же, после того как их главный город Дорестад смыло наводнением, следом за Рюриком Фрисландским, переселились в окрестности Альдебъерга и Хольмгарда. И — да! Ирония судьбы, но именно русти «поделились» именем со всеми скандинавскими переселенцами на земли славян. А «варанг», преобразовавшись в «варяг», стал означать участника личной дружины, хирда, правящей из Хольмгарда династии.

Но, как по мне, так это не повод заучивать имена варварских вождей, высадившихся с длинных лодок, тролли знают — куда и когда. Ну, да. Захватчики, смешавшись с коренным кельтским населением, создали новый, англо-саксонский, британский этнос. Но нам-то, здесь, в центре Сибири, полторы тысячи лет спустя, что с того? Остров-то потом еще несколько раз завоевывали и создавали этносы. Даны, потом — франки, будто бы медом им там всем было намазано. Нашли, к воронам, Ирий земной — молочные реки с кисельными берегами…

У Богданова, впрочем, и эта скучная тема выходила на удивление живой и складной. Словно древние сказания о героях, Богах и походах. Эпичные битвы, в которых, к слову сказать, редко участвовало больше тысячи человек с обеих сторон. Великие вожди, без всяких сомнений огнем и мечом освобождавшие земли под расселение своих соплеменников. Сложная политическая обстановка, когда на ста квадратных верстах плодородных земель могло уместиться три-четыре независимых королевства. Ну, да. В заливаемой морями Фризии, или в переполненной людьми Дании и того места не было…

Место. Старики воспитатели не раз и не два повторяли: у каждого в Мидгарде есть свое место. И чем раньше ты поймешь, осознаешь и займешь его, тем счастливее станешь. По праву крови, по велению сердца или волею Богов и данных ими талантов. Древние Норны плетут свои нити, на которых — узелками — переплетенья наших Судеб, на положенных им высшими силами местах.

Довольно не просто принять такую, заранее кем-то предопределенную, судьбу. Особенно в юности, когда ветер в голове и пламя в заднице, гонит-гонит-гонит куда-то вперед, за горизонт, в иные дали. Туда, где все по-другому, все иначе, или где еще можно что-то изменить. Сломать старое, накарябать на скамейке «нет судьбы», всколыхнуть мир, как застоявшееся болото. Потом только понимаешь, что и этот порыв, бунт — тоже чей-то замысел, а ты всего лишь игрушка в их руках. И благо если фигура. А бывает ведь что и пешка! Или больше того — краска на доске. Черная или белая — не суть. Все равно, обе попирают сапогами те, кто статусом — местом — повыше.

Стать игроком?! Вырвать свою Судьбу из ловких пальцев Ткачих? Получить великий дар от Бога-покровителя, обзавестись невиданным могуществом, Силой способной потрясти даже небеса? Занять потом, после смерти, несомненно героической, место среди героев прошлого, среди Эйнхериев, в чертогах Вальхаллы?! О, да! Это по мне!

Прошедшие выходные получились на редкость плодотворными. Для Баженовой же, теперь всюду меня сопровождавшей, еще и весьма поучительными.

Впрочем, не могу не признать: кое-чему и я у девушки научился. Все-таки у них, у женщин, умение правильно выбирать одежду — это врожденное. Данное от природы, и ни от социального статуса, ни от воспитания не зависящее.

Еще выяснилось, что десять тысяч гривен — это совсем не много. Понятно, что вопрос этот философский, и зависящий от конкретных запросов человека. Но если вы молодой дворянин, и намерены одеться в соответствии со статусом в Берхольме, сумма в две годовые зарплаты среднего городского служащего, или в четверть месячного бюджета нашего поместья, оказывается ничтожно малой.

Еще пока ехали в район сосредоточения магазинчиков готового платья, Ксения засыпала вопросами вперемешку с советами. На большую часть — обещал подумать, а меньшую вообще не понял. Признаться, даже предполагать не мог, что смена одежды — настолько сложная операция. Мне-то казалось, что достаточно будет посмотреть на вещи, и купить те, что понравятся. Согласно распорядку дня, на переодевание у меня отводилось не более полутора часов. Потом — плотный завтрак в каком-нибудь не особенно дорогом заведении, и встреча с недавно прибывшим в город долгожданным человеком.

Еще я хотел просто прогуляться по центральной части старого города. Посмотреть на людей, полюбоваться достопримечательностями, к созданию большинства из которых, так или иначе приложили руки мои предки. Резиденция губернатора — императорского наместника в Западной Сибири, священная роща с идолами славянских Богов и насестом для воронов Одина, набережная, застроенная особняками богатейших аристократических семейств княжества. Программа была обширной. Я и не надеялся успеть посмотреть все за один день, но ведь с чего-то нужно было начинать!

И только на Коротком Спуске — улице плотно оккупированной лавками модной одежды — до меня дошло, наконец, что планы стоит существенно подкорректировать.

— Я так понимаю, места, где все продается в одном месте, мы не найдем? — нервно дернув бровью, поинтересовался я у облизывающейся в предвкушении забега по торговым точкам Баженовой.

— Пф, — фыркнула девушка, и хитро прищурила один глаз. — В соседнем квартале есть гипермаркет для среднего класса. Там есть все, и в одном месте. Синтетика, пластик и китайский ширпотреб. Сойдет?

О, на этот вопрос я знал ответ. Нет! Не сойдет. Я намерен был потратить деньги на то, чтоб выглядеть тем, кем и являлся. Одежда, сшитая криворукими мастерами из искусственных тканей в каком-нибудь подвале Шанхая, меня не устраивала.

Из сумбурных и совершенно бессистемных сведений, что обрушились на меня из уст Ксении, удалось вычленить несколько основополагающих принципов. Искренне гордясь собственным достижением, я даже не поленился и записал их себе на будущее.

Итак, прежде чем заняться собственно поиском и примеркой деталей одежды, мне следовало мысленно представить себе образ, который должен был получиться в итоге. Тут главное — не льстить себе. Не воображать, будто фигура идеальна, и купив платье «как вон на том манекене» будешь смотреться точно также. Выставочные образцы специально изготовлены под искусственное тело, а потому и выглядят соответствующе.

У меня не особенно велик рост. В строю одноклассников на уроках гимнастики мое место ближе к концу, чем к началу. Значит, платье должно было зрительно, как бы вытягивать меня. Делать выше, чем на самом деле. Это первое.

Второе — какие бы тенденции моды не царили в мире, есть расцветки тканей, которые ну ни как не подойдут к моему лицу и цвету волос. Кроме того, клянусь золотыми усами Рига, просто не мог себя представить в ультра ярких одеждах. Представлялось, будто я в них буду этаким ярмарочным скоморохом. Клоуном, которого никто никогда не воспринимает серьезно. Белый, по словам Баженовой, полнит. Мой выбор — серый, во всех его оттенках, черный, или темно-синий. Без каких-либо полосок, клеток или что там у них еще бывает. Вышивка под серебро — приветствуется. Она должна была акцентировать внимание на серо-стальных моих глазах.

Дальше. Материал. Никакой синтетики. Только натуральные материалы. Подделки — удел поддельных господ. Настоящие аристократы выбирают только природные ткани, кожу и металлы. Это же правило касается и принципов подбора аксессуаров.

И последнее: удобство. Каждый дворянин — так исторически сложилось — воин. Обладающий Силой — в особенности. Армия Империи — это конечно значительная сила, но, в случае войны, подразделениям вооруженных сил придавались маги из дворян. В качестве универсальной защиты и тактической артиллерии. Так сказать: два в одном.

Кроме того, интересы аристократических родов зачастую приводили к вражде. А та, в свою очередь, к локальным стычкам. У крупных семей и свои вооруженные формирования имелись, но основной ударной силой, все-таки были одаренные. И где, а главное — когда придется вступить в бой с врагом, одним Богам известно. Быть готовым. Везде и всегда. Что еще остается?

И одежда аристократа должна соответствовать. Удобная, не стесняющая движений, способная скрыть носимое с собой оружие. Позволяющая сразу со светского раута ввязаться в драку, а после вернуться ко второму коктейлю.

Прежде, при каждом дворянском роду числились собственные ткачи, портные, сапожники и зачарователи. Сейчас, в середине двенадцатого века, этого уже конечно нет. Их роль приняли на себя многочисленные ателье. Так-то, в идеальном случае, все, что дворянин надевает на себя, должно быть изготовлено вручную, точно под конкретного человека. Жаль только, что ни мой бюджет, ни отсутствие свободного времени этого не позволяли.

Три часа спустя, и девять тысяч двести двадцать гривен в минус, из лавки, в которой я решил прекратить это тряпочное безумие, вышел молодой, отлично одетый почти во все новое аристократ. Единственное, что осталось от прежней одежды — это обувь. Ничего лучше или качественнее сшитых еще в поместье руками старых мастеров полусапожек из оленьей кожи, мы так и не нашли.

Мое барахло, в которое, как бы этого не хотелось, в Лицее пришлось облачаться снова, отправили с курьером в общежитие. Стоила эта услуга сущие пустяки, по сравнению с горой уже истраченных денег, а таскаться по городу с пакетами желания не было совершенно.

— Господин, — мы со стариками-воспитателями особенно оговаривали, чтоб посланник, и по совместительству — старший сын шорского зайсана, при встрече воздержался от проявления почтительности. Ни кого не удивит и не заинтересует встреча трех молодых, примерно одного возраста, людей в среднего класса кафе в тихом центре Берхольма. Что нельзя сказать об аристократических расшаркиваниях, которые аборигены вольного торгового города, наверное, только по телевизору и видели.

А этот троллий сын еще и встал, едва нас с Ксенией завидев входящими.

— Ашин, — кивнул я, и сел за столик. Первым. Хочет встречу в традициях вежества, он ее получит. Зал заведения не мог похвастать особенно большим наплывом посетителей. Кроме того, за которым поджидал меня посланец инородческого князька, было занято еще пара.

Кивнул Баженовой на соседний стул. Она обязательно должна была усесться второй. Хотя бы уже как член моей свиты.

— Садись Шелтран-шан. Садись, и скажи — как все прошло? Были ли какие-то затруднения в банке?

— Нет, господин, — Боги, да он издевался? Он, похоже, прямо-таки упивался игрой в разведчиков. И уж точно не воспринимал ситуацию всерьез. Парень лет на пять мене старше, а все еще детство под хвостом играет. — Договоренность была достигнута заранее. Моей задачей была только доставка груза по назначению.

— Отлично. Карточка?

— Конечно, господин.

Наследник дремуче древнего рода Ашин аккуратно, двумя пальцами, вытянул из портмоне пластиковую банковскую карточку и, замерев на миг, словно бы в сомнениях, протянул ее мне. Я же церемониться не стал. Просто выхватил вещь из его пальцев, и быстро спрятал во внутренний карман.

— Вот так просто? — вскинул брови посланник.

— В чем сложность? — удивился я. — Вечером свяжусь с твоим отцом. Он наверняка ждет моего подтверждения. Ты можешь отправляться домой…

— Я… Мне давали другие инструкции, — скривился парень. — Отец наставлял, что я должен буду остаться и помочь… тебе. Он говорил, ты скажешь — что я должен буду делать.

— Еще он говорил при встречах держаться по-простому, признаков особой почтительности не проявлять? Говорил, что за нами могут следить? Что у меня в этом городе полно врагов, и ни одного друга? Говорил?

— Говорил, — фыркнул молодой мужчина. — И что с того? Кому ты нужен здесь, следить еще за тобой…

— Отправляйся домой. Скажешь отцу, чтоб прислал того, кто понимает и говорит на человеческих языках. Детский лепет я отказываюсь слушать.

— Мальчик… — оскалился гордый сын заросших черной тайгой сопок, и привстал, будто бы собирался напасть.

— Мальчик, — кивнул я, даже не подумав пошевелиться. Уж кого-кого, а этого человека я совершенно не боялся. — Но этот мальчик — господин твоего отца. Сколько у тебя братьев?

— Шесть.

Я радостно улыбнулся и продемонстрировал курьеру открытую ладонь.

— Шесть, — ладонь сложилась в кулак. А потом, из кулака высвободился указательный палец. — А титул шана — один. Я достаточно понятно намекаю, или ты все еще сомневаешься в моем праве приказывать?

Мужчина надолго замолчал. И он, и я знали тысячелетнюю историю взаимоотношений наших родов. Как и то, что не раз и даже не два, мои предки отказывались принимать вассальную клятву у назначенного зайсаном, но неугодного нашей семье наследника — шана. А так же о том, чем закончился… ну назовем это — бунт, одного из таких шанов.

— Прости… Простите, господин, — сделал нас собой усилие Шелтран. — Не отправляйте меня назад. Я клянусь верно служить вам.

— Чем клянешься? Покровительством Небесной Волчицы?

Род Ашин ведет свою родословную от божественной Волчицы, верного стража девятого неба, и первого воина дружины Бога-Создателя Ульгеня. Они считают, что именно покровительство божественного предка позволило семье пережить века, оставаясь правителями живущего к востоку от Алтая народа.

— Да, — продавил сквозь зубы парень. — Клянусь покровительством Волчицы, верно служить вам.

— Хорошо, — кивнул я. — Теперь давай, наконец, начнем вести себя, как старые знакомые, пришедшие попить чай с пирожными в кафе. И кстати… Есть первое задание.

— Какое же? И как мне к вам обращаться… здесь, в кафе.

— Обращайся по имени, как же еще. Раньше делать это тебя ничто не смущало.

О, да! Мы с этим парнем знаем друг друга давно. И знакомство наше началось с того, что этот негодяй расквасил мне нос. Было больно и обидно — он был старше и сильнее. Единственное, что мне оставалось, это схватить какую-то палку, и приняться, в ярости, дубасить злого гостя.

— Запомни, маленький Ашин, — сказал наш воевода, когда нас с Шелтраном все-таки растащили. — Летовы, получая удар, всегда отвечают вдвойне. Но и за дружбу тоже вдвойне воздают.

Признаться, это было вообще мое самое первое осознанное воспоминание. Сколько лет мне тогда было? Четыре? Пять? Но именно с того момента запомнил — я Летов. А этот, весь в кровавых соплях, старший мальчик — Ашин. И я — Летов, главнее его — Ашина.

— Я привез еще кое-что, Альрик, — Шелтран даже рот прикрыл ладонью, словно открывал мне страшную тайну. Он все еще не верил, что двое мальчишек и одна девчонка за столиком в кафе могут кого-то интересовать.

— Я знаю, — улыбнулся я, показывая, что оценил глупую шутку. — Это все понадобится чуть позже. Я скажу, что именно и куда нужно будет доставить. Что сказать и дожидаться ли ответа.

— С этим мог бы справиться любой, — фыркнул гордый наследник туземного князька.

— Но не любой сможет удержать любопытство в узде, и не сунуть нос в то, что его не касается. Запертое и опечатанное должно таковым и оставаться до определенного момента. Тебе я доверяю. Кому еще я могу доверять?

— Это довод, — кивнул Шелтран. — Принял. Буду ждать распоряжений. С чего мне нужно будет начать?

— Начать? — удивился я, очень надеясь, что моя растерянность не отразилась ни в голосе, ни в мимике. — Должна же быть какая-то официальная причина твоего появления в Берхольме?

— Да-а, — отмахнулся парень. — Заказом партии тяжелой техники для наших карьеров займутся слуги. Зачем-то же я тащил всю эту ораву с собой?! Мое дело — только подписать договора и передать гарантийные письма банков.

Род Ашин, кроме управления шорским народом, занимался еще разработкой нескольких месторождений. Боги всегда были благосклонны к этой семье — на их земле и уголь и железная руда располагались прямо на поверхности, и не требовали обустройства дорогостоящих шахт. Но инвестировать в приобретение новейшей техники род никогда не переставал. Давным-давно, в котлованах работали тысячи рабов. Теперь, в огромных карьерах — сотни машин.

А вот на серьезную металлургию у Ашинов никогда средств не хватало. Равно как и на предприятия углехимии. Что являлось постоянной причиной зависти к более богатым или удачливым семьям. Старики-воспитатели знали, чем привлечь Ашина Улушхана — отца Шелтрана — на свою сторону. Ему был обещан металлургический комбинат, где контрольным пакетом акций владели бы мы, но заправляли бы на нем шорцы. Зайсан даже готов был отправить наследника в столицу, получать нужное образование для управления железоплавильными предприятиями, но все-таки легко согласился повременить с таким важным делом. Помощь Шелтрана необходима была мне здесь.

— Строить комбинат тоже станут слуги? — дернул я бровью. — Уж я бы точно не утерпел, и попытался бы сам разобраться во всем. Хотя бы для того, чтоб у слуг не было возможности меня обманывать.

— Что это за слуги, раз имеют наглость обманывать хозяина?

— Все лгут, — развел я руками. — Никому верить нельзя. Мне можно. И даже — нужно. Мое слово — закон.

— Ха, — воскликнул и засмеялся шорец. — Отлично сказано. Пойду, пороюсь в каталогах. Быть может, увижу там что-то такое, что ускользнет от глаз специально обученных подчиненных.

— Еще тебе положено встречаться с поставщиками, и задавать кучу коварных вопросов, — хихикнула Баженова. — И, кстати. Ты назвал господина Альриком. Почему у тебя это звучало, как Эрлик[21]?

— Не обращай внимания, девушка, — осклабился Ашин. — Старая детская шутка.

— Я сломал ему обе руки, — равнодушно выговорил я. — Сколько нам было? Одиннадцать и пятнадцать? Как-то так?

— Пятнадцатилетие я встречал с лубками на обеих руках, — поморщился парень.

— Видишь, какой отличный я сделал тебе тогда подарок? — усмехнулся я. — Ты стал мудрее, и больше никогда не сомневался в моей силе. И научился судить людей по делам, а не по возрасту или внешнему виду.

— С тех пор ты освоил хоть что-то другое? — оскалился шорец. — Или разрушение все-таки твой удел?

— О! Ломать и крушить я теперь умею в совершенстве! Не сомневайся.

— И в мыслях не посмел бы, — кивнул тот. Сказать, что мы с ним не были друзьями — это не сказать ничего. После нашей первой встречи, я ненавидел его всей своей маленькой детской душой. И когда седой воевода предложил учить меня воинскому искусству, согласился не раздумывая. Итогом второго свидания были переломы конечностей у излишне, на мой вкус, острого на язык мальчишки.

Это я сейчас понимаю — умом, не сердцем — что все наши с шаном конфликты, всего лишь следствие. В усадьбе больше не было детей. Даже просто молодых людей — не было, а у меня никогда не было друзей или хотя бы партнеров по играм моего возраста. Соответственно, раз напрочь отсутствовал опыт общения с другими детьми, все шутки малолетнего наследника шорского зайсана, во время нечастых их посещений усадьбы, я воспринимал слишком серьезно.

— Жди инструкций, — кивнул я, дождавшись, когда молодой Ашин отведет глаза, проиграв дуэль взглядов. — У нас еще множество дел. Приятно было повидаться.

— Нам нельзя долго общаться, — сам не знаю почему, решил я объяснить хоть что-то Баженовой, когда мы, никуда особо не торопясь, брели по центральной части города. — В больших дозах Шелтран невыносим.

— Я вообще половины не поняла, — засмеялась Ксения. — Довольно необычное прежде для меня ощущение, а в твоей компании я испытываю его уже не первый раз. Словно бы вы говорили на каком-то своем языке.

— Так оно и есть, — охотно поддержал я веселье девушки. Хотелось расслабиться уже, и перестать думать о помощнике, и с которым не просто, и без которого невозможно. — Это язык скрытых намеков и потайных обещаний.

— Вау, — делано удивилась девушка. — Да неужели?

— Потом и ты научишься, — пообещал я покровительственно. — Когда станешь четко осознавать: с кем именно говоришь, и чего хочешь добиться. И, кстати, любопытно было бы выслушать твое мнение об этом человеке.

— Вот, опять, — хихикнула Баженова. — Снова какие-то нечеловеческие обороты речи. Почему бы тебе не спросить прямо? Любопытно ему…

— Ха. Подумай сама! Если я попрошу тебя о чем-то, то потом должен буду ответную услугу. А так, всего лишь обозначил свой интерес, а решение — говорить или нет — ты примешь сама.

— Вот даже как?!

— Именно так, и только так. Учти, я вообще-то не великий мастер плетения этих словесных кружев. Учили меня, учили, да так неучем из дома и уехал. Но работу настоящих кудесников, к которым слова, словно кошки, к рукам ластятся, довелось видеть.

— Сложно как все у вас, — поморщилась девушка. — И непонятно. Интересы, услуги… Каждый так и стремиться кусок из зубов соседа вырвать… И этот твой Ашин такой же. Каждое слово, прежде чем сказать, измерял, взвешивал и признавал годным или нет. Каждое, Антон, слово! Каждый жест, гримасу и положение рук. Даже в начале, когда он будто бы сомневался в твоем праве приказывать, и это было заранее просчитанный ход. А еще, он тебя боится.

— Феноменально, — искренне удивился я. Ее выводам, конечно. Не поведению Шелтрана. Оно-то как раз было вполне предсказуемым. Дела затевались нешуточные, и шорские князьки хотели удостовериться в моей решимости. Страх Ашина-младшего — тоже понятен. Когда твое будущее в значительной мере зависит от шестнадцатилетнего оболтуса, поневоле начнешь бояться. — Поделишься способом? Как ты это все разглядеть сумела?

— О! — брови домиком и губы, повторяющие формой произнесенную букву. — Смотрите-ка! Никак это прямая просьба об одолжении?

— Молодец, — засмеялся я. — Именно просьба. Вдруг это ваша семейная секретная техника. Требовать я не считаю правильным, а завуалированные намеки ты могла бы проигнорировать. И — да. Готов оказать встречную услугу. В пределах разумного, конечно.

— Ты так меняешься, когда вот так начинаешь говорить…

— Как? — не понял я.

— Как аристократ из телевизора, — прыснула хриплым смехом в варежку Ксения. — Такой становишься… Будто по тонкому льду идешь. Напряженный и предельно внимательный.

— Удивительный язык, — кивнул я собственным мыслям после долгих — в целую минуту — раздумий. На сканди такое не скажешь: говоришь, как идешь.

— Да-а, — подбоченилась Баженова. — Мы, славяне, такие! Удивительные. И как только вам, русам, удалось взять над нами верх?!

— Тебе действительно это интересно, или это так, для украшения слов? — веселье словно вороновым крылом смахнуло. Порой историческая правда может быть опасна в настоящем.

— Для красного словца, — машинально поправила девушка.

— Ты меня поняла, — неожиданно для самого себя, грубо рыкнул я. Вопрос был не шуточный. Однако я прекрасно осознавал, что если Ксения станет настаивать, придется пересказать содержание изначальной семейной летописи. В оплату науки о способах как прочесть человека по лицу я и не на такое был готов пойти.

— Расслабься, твоя милость, — легкомысленно махнула рукой Ксения. — Загадки истории меня не вдохновляют. Тем более что у тебя там наверняка какие-нибудь секреты, или даже, чур меня, тайны имеются, обладание которыми мне и даром не нужно. А вот умение определить — как с кем разговаривать, мне бы пригодилось. Ну, из ваших… непростых… дворян.

— Договорились, — заставил себя улыбнуться. — Раскрывай свои «фамильные секреты» чтения по лицам.

Прежде был уверен, что Баженова за словом в карман не лезет. Во всяком случае, речь ее всегда была достаточно грамотной и понятной. С минимумом слов-паразитов и невнятных междометий. Жаль, что этого оказалось совершенно недостаточно, чтоб внятно объяснить мне принципы чтения по лицам. «Дрожание нерва на верхней губе» или каким-то особым образом дергавшиеся в сторону зрачки — это что, верные приметы? Рога Эйктюрнира[22]! Ее послушать, так выходило, что половина встретившихся нам прохожих — латентные маньяки, а вторая — прелюбодеи, алкоголики и казнокрады. Нет, учитывая здание Городской Управы, откуда эти господа выходили, был склонен девушке верить. Но вот сам я ничего такого разглядеть не мог. Оставалось только признать, что некоторые вещи сделать все-таки не в состоянии, и порадоваться, что имею вассала с уникальными навыками.

Наступила пора исполнять свою часть уговора. Вот тут-то и выяснилось, что рассказать просто о сложных вещах тоже редкий дар. И как только у учителей это получается?

В принципе, с точки зрения Закона, в империи существовало только две категории граждан: дворяне и, так сказать — не дворяне. Соответственно, действуют два, существенно отличающихся, гражданских кодекса, два уголовных уложения и два табеля о рангах. На деле же, даже простые, не входящие в благородное сословие, жители страны могли относиться к крестьянам, мещанам, инородцам, купцам или работникам промышленных предприятий — рабочим. Плюс всевозможные виды государственных служащих, инженерно-технический персонал, охотники-промысловики, и еще сотни, если не тысячи, иных. Разные места жительства, род занятий и уровни образования накладывали отпечаток на размер налога и отношение властей.

С дворянством же дела обстоят еще сложнее.

К высшему сословию относятся не более одного процента всех подданных императора. Всего-то около шестисот тысяч человек. Конечно, если учитывать абсолютно всех дворян в государстве. И наследных и не имеющих права передать статус потомкам. Старых, перечисленных в Бархатной Книге, аристократических семейств и того меньше — чуть больше тысячи. И все они связаны между собой накопленными за столетия миллионами незримых нитей родства, претензий, вражды и дружбы.

Теперь добавим в эту «кашу» сотни вассальных родов, почитающих высших засюзеренов, и нити еще больше запутаются, переплетутся, перекрутятся. Да так, что порой и разобрать уже не получится: враг перед тобой или друг. Потому как у каждого из ленных владетелей есть соседи, родственники и недруги. Причем, как внутри земель сюзерена, так и за их пределами.

И «вишенкой на торте» станет аксиома: никто не забыт, ничто не забыто. Из поколения в поколение передаются древние, как сам Мидгард, размолвки, столетней давности одолжения возвращаются услугами праправнуков, а кровная месть и вовсе не имеет срока давности.

За более чем тысячелетнюю историю империи представители аристократических семейств неоднократно участвовали в военных походах, успели побывать в различных политических партиях, выродиться, возродиться, обеднеть или сказочно разбогатеть, занимать высокие государственные должности или какое-то время пребывать практически в безвестности. И все эти события накладывали определенный отпечаток на репутацию рода, на его негласный, но всем отлично известный статус. Политический вес в обществе. И в конечном итоге — на отношение к семейству со стороны правящей династии.

И если в отдаленных провинциях репутация значила куда больше благоволения императора, то в столице опальных дворян общество могло просто игнорировать. Показательный пример: когда давным-давно, лет этак двести назад, один из моих предков публично разошелся во мнениях с тогдашним правителем государства, тому пришлось спешно покинуть Хольмгард. Хотя бы уже потому, что жить рядом с теми, кто полагает тебя чуть ли не прокаженным, и не считает нужным даже поздороваться при встрече, достаточно тяжело. Тем более что предки и сами были у меня не подарок. Прямо скажу — иные их деяния иначе как злодейством и не назовешь.

Конечно, так, откровенно пренебрежительно, вели себя не все. Многие. Большинство. Но далеко не все. Нашлись и такие, кто сохранил доброжелательность и после того, как предок вернулся в Сибирь. В семейном архиве бережно храниться целая пачка писем от аристократов, не побоявшихся гнева императора, пересудов двора и людской молвы. А верхним листом в этой стопке — список имен и фамилий в два столбца. Те, кому должно воздать по заслугам, за зло — справа, и те, кому род задолжал за добро — слева. И тех и этих старики-воспитатели заставили выучить наизусть.

Может, и рад был бы забыть, да не смогу. Не поймут. Никто не поймет, ни левые, ни правые. Нет никаких сомнений в том, что наследники людей из списка, тоже прекрасно осведомлены о тех, давно минувших дней, событиях.

Как только это все объяснить девушке, за плечами которой не стоят молчаливыми тенями сотни призраков предков? Как научить тому, что вбито оплеухами суровых стариков-воспитателей, впитано вместе с пылью из древних свитков, передалось вместе с кровью при рождении? Где взять подходящие для всего этого слова?

— Но, на самом деле, все куда проще, чем кажется, — завершил я свой сумбурный рассказ. — Тебя же учили определять степень опасности противника? Ну вот! Здесь — то же самое. Только теперь рассчитывать ты можешь не только на собственные навыки, но и на всю мощь сюзерена. Сила — это власть. Помнишь?

— А ты, Антон, сильный? — как-то неожиданно легкомысленно, для этакой-то серьезной темы, поинтересовалась Баженова.

— Я? Очень! Даже не сомневайся. В хевдинге нельзя сомневаться. Иначе fara I hernadr[23] не задастся с самого начала.

Урок подходил к концу. Фризы благополучно потеснили изнеженных бриттов, отразили поползновения саксов перераспределить захваченные земли юга и юго-востока острова и основали королевство. Это мы, с высоты прошедших столетий, знаем, что не на долго. Что уже очень скоро из-за пролива явятся новые отряды, и таки отберут у варангов территории, позже ставшие известными как Эссекс — царство саксов. Британская история фризов на этом и закончится, дав начало новой, восточной. Той, где заставившие дрожать от ужаса половину Европы корабли с драконами на форштевнях пристают к берегам Альдебъерга. И только звонок, раздавшийся в старом здании Лицейского Дворца, мог прекратить это бесконечное движение народов.

На перемене, благо следующий урок должен был пройти в соседней аудитории, первым делом потребовал у Вышаты Ромашевича его телефон. Всеимперские Сотовые Сети вообще-то гарантируют защиту от прослушивания кем бы то ни было, кроме Имперской Службы Безопасности. Но и «охранку» я тоже не собирался ставить в известность о сути своих… операций. Назовем это так!

Заполучив средство связи, тут же набрал номер с визитки, полученной от Капона.

— Арон Давидович? Это Антон Летов, — прикрыв губы ладонью, начал я без сомнения важнейший разговор. От его итогов в немалой степени зависела успешность Великого Плана. — Это не мой номер. Говорю с аппарата… своего человека.

— Здравствуйте, ваше сиятельство. Понимаю ваши опасения, — без тени сарказма в голосе отозвался адвокат. — Чем могу помочь?

— Да-да, вы правы, Арон Давидович. Мне, и всему моему роду требуется помощь вашего Дома. В первую очередь, в качестве экспертов по юридическим аспектам. И уже после, в случае вашего положительного вердикта, как представителей рода в судах.

— Признаться, вы меня несказанно заинтриговали, Антон Рутгерович. И конечно: мы готовы взяться за экспертизу. Это подразумевает, что содержание предоставленных вами документов, не станет известно третьим лицам. Я правильно понимаю?

— Совершенно верно. Все больше убеждаюсь, что сделал верный выбор адвокатского дома.

— Приятно это слышать, ваше сиятельство. Что же касается юридического сопровождения дел всего вашего рода, Антон Рутгерович. Это вам придется обсудить лично со старейшиной нашей семьи. Заранее прошу прощения, если это… не входило в ваши планы.

О! Этот человек был мастером плести кружева из слов. Добавить сюда безукоризненное знание имперских законов, и получим опаснейшего оппонента в зале суда. Я начинал понимать, на чем основаны опасения и полицейских в участке, и судьи, при виде этого матерого человека.

За этой его заминкой прямо-таки звучало: «если это заставит вас лично посетить наш офис». Как бы подразумевалось, но не прозвучало. Потому что невместно мне, Антону-Альрику Летову, идти в дом наемных сотрудников. Это они должны прибыть ко мне. Жаль только, что этого места пока как бы не существует.

— Это не станет проблемой, — успокоил я адвоката. — С удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством.

Тут я тоже не сплоховал. Являться лично в офис для обсуждения дел — немыслимо. А вот посетить дом хороших людей будучи приглашенным, например, к обеду — обычное дело, и урона чести не нанесет.

— Пакет с документами доставит мой человек в ваш офис. О содержании курьер не имеет ни малейшего представления…

— Обсуждать что-либо с кем-либо кроме заказчика не в наших правилах, ваше сиятельство, — поспешил успокоить меня Капон. — С нетерпением буду ждать доставки. По готовности, немедленно сообщу. Ваш номер у меня есть.

— Достаточно будет текстового сообщения, — уточнил я, и поспешил распрощаться. Нужно было еще дозвониться до Шелтрана, чтоб он организовал доставку документов по нужному адресу. Благо рассыпаться в любезностях там нужды не было.

— Пакет номер два. Отправь человека доставить его в Адвокатский дом Капон. Сегодня.

— Конечно, Вышеслав Ромашевич, — хохотнул шорец. — В шпионов не наигрался?

— Сегодня, шан, — рыкнул я, и отключился. Не хотел портить себе настроение.

Но пришлось. Имею в виду: пришлось снова вызвать Шелтрана. Потому что буквально за пару минут до окончания перемены ко мне пробилась стайка младшеклассников, ведомая Добружкой Утячичем. Шум, беспорядок, суета и непрекращающееся и на миг какое-то птичье, воробьиное чириканье.

— Ха, смотрите-ка! К нашему Летову друзья по песочнице пришли, — тут же вылез с ехидными комментариями мастерок. — Зовут лепить куличики? А, Антон?

— Будут учить стрелять из рогатки, — с самым серьезным видом кивнул я. — Хочу отстрелить кое-кому все ненужное.

И, растрепав и без того растрепанные волосы Добружко, больше на вопли варнаковской стаи внимания не обращал.

— Здравствуй, Добружко, — улыбнулся я малышу. — Чем могу помочь?

— Договор про торт еще в силе? — прежде победоносно оглядев соратников, деловито поинтересовался парнишка.

— Конечно, — подтвердил я. — Мое слово крепко? У тебя все хорошо? Никто не обижает?

— Нет-нет, все хорошо, — обрадовался доброму слову Утячич. — Мы нашли того бубнилку. Он колдуна Ормссона на машине возит. Вот.

— Вот как? Это точно он? Ты не ошибся?

— Да он это. И ходит так же, и бубнит, когда думает, что его никто не слышит. Ты его сразу узнаешь. У него еще на макушке волосы повылазили…

— Залысина?

— Во-во! Лысина! Точно! Торт будет большим? А то мне еще парни помогали…

— Эти? — грозно нахмурил я брови.

— Эти, ага.

— Молодцы. Хвалю! Минуту…

Пришлось снова вызванивать Шелтрана. Теперь, правда, со своего телефона.

— Пришлешь мне в общежитие большой торт, — и не подумав здороваться, распорядился я. — Не меньше десяти фунтов. И чтоб вишенки были. Это обязательно. Сегодня до наступления вечера. В мою комнату пусть доставят.

— Чего еще изволите? — все-таки успел среагировать шан до того, как я повесил трубку. О! Я много чего изволил. Но именно в тот момент, больше всего на свете я хотел оказаться в тихом, надежном месте наедине с водителем машины главы лицейской стражи. Еще, желательно, чтоб в комнате была хорошая звукоизоляция. Потому что у меня к этому человеку накопились вопросы, сам, по доброй воле, он вряд ли захочет говорить, а пугать обывателей истошными воплями шофера я не хотел.