Выход Силой

4. Руна Ар

Первый наш с Ксенией выход в город как-то не задался. Нас с ней арестовала полиция.

А началось все… А началось все с того, что мои старики-воспитатели освоили видеосвязь. И конечно только для того, чтоб поговорить со мной. Уселись чинно перед камерой, и ну мне допрос устраивать на тему моей учебы в Лицее.

Шучу, конечно. Переживают они за меня искренне. У всех троих из родни только память осталась. Так что я им, можно сказать, сразу и за воспитанника, и за внука. Нет, сами они такого не говорили. И, уверен, не скажут. Но ведь такие вещи сердцем чувствуются. Так к чему пустое сотрясение воздуха?

— Что за люди в твоем классе? — невинно вроде бы поинтересовался эконом. — Хорошие ребята? Я знаю, ты не особенно быстро пускаешь чужих в свой круг, но все равно, дружить с кем-нибудь надо.

Рассказал. Как-то так вышло, что рассказал и о предложении мастерка. Вроде как в шутку. Чтоб посмеяться вместе. Так и вышло. Деды закхекали, заулыбались бесцветными губами.

— Золотой мальчик хотел принять в свиту серебряного, — констатировал чародей. — Так злато по двадцати к серебру идет.

Именно так, и тут не нужно быть экономом. За серебряную гривну в любом банке охотно отсыпят двадцатку золотом. Да только кто же станет менять. Белый чародейский металл силу магии охотно держит, а злато — как сито — сквозь себя пропускает без остатка.

— Что теперь будет, знаешь? — нахмурил брови воевода. — Ведь не попустит тебе твой мастерок. Мстить станет. Внутри может еще побоится, а вот на выходе — будь готов.

— Да я всегда готов, — хмыкнул я, и рассказал о занятиях гимнастикой. О том, какими глазами на меня одноклассники смотрели, и какими слабыми выглядели.

— Так за золото он и кого посильнее найдет, — поморщился эконом. Он вообще не любил говорить о деньгах. А особенно о том, что их вечно не хватает. — Таких, что и тебе ровней могут быть.

Старые манипуляторы. Как же я сразу-то не догадался! Вспыхнул тогда, нос задрал. Стал убеждать древних дядек, что они на совесть меня обучили, и что готов сломать любого, посмевшего встать на моем пути.

— А и сломай, Антонушко, сломай, — обрадовались деды. — Только без трупов. Трупы нам покаместь без надобности. А удаль свою молодецкую показывать надобно. И силу Богами дарованную в узде держи до времени. Ни к чему сейчас силушкой сиять пред никчемными людишками.

— Да я и не собирался… — угу, то так они не знали о моей… гм… скажем так: проблеме. Сила у меня была. И было ее много. Так много, что зачерпни я чуточку от нее, все равно море будет. И переплетения рун у меня такими насыщенными выходили, что вздумай я разжечь костер, полыхнуло бы все вокруг. На версту. Так мы с древними воспитателями пробовали и этак, но к шестнадцати годам я умел только воздвигать абсолютно ничем не пробиваемый купол вокруг себя. Ну и удерживать, прятать силу внутри, не позволяя ей сиять филиалом солнца в магическом зрении.

— Будь на чеку, воин, — прорычал на dansk tunga воевода, и отключил видеосвязь. А я даже ответы на свои вопросы не получил. Я ведь тоже… скучал по этим «тако же».

Беседа случилась за пару дней до выходных, и к моменту нашего с Ксенией похода, воспоминания несколько померкли. Скрылись за спинами казавшихся нескончаемыми тестов, сгладились бытовыми мелочами. Но в один миг вспыхнули в голове, стоило увидеть трех лбов и автомобиль с распахнутой дверцей у ворот Лицея. Сразу понял — эта делегация по мою душу.

А лбы это и не скрывали. Засуетились, задвигались, как только меня увидели. Один из них так и вовсе — широко распахнул руки, будто бы собирался меня обнять.

— Наконец-то, — воскликнул он. — Заставляешь себя ждать. Мы уж и не надеялись. Тебя, прямо-таки, жаждут увидеть очень серьезные люди, а ты в ясельках спрятался…

— Ты их знаешь? — удивилась Ксения. Аристократами лбы не выглядели. Сказать по правде, и образцом добропорядочного гражданина они бы не стали. Лет по двадцать — двадцать пять. Высокие, с накачанными мускулами, уверенные в себе. Но не воины. Мясо. Много о себе возомнившее мясо.

— Первый раз вижу, — криво улыбнулся я, припоминая пророчество старого воеводы. «Будь на чеку, воин»! О, да. Я готов. Но вокруг полно людей: куда-то по своим делам спешащих горожан, других школьников. На перекрестке, сразу за автобусной остановкой — ярким желтым пятном на снегу — патрульная машина полиции. Еще и камера лицейской Стражи, как назло, смотрела именно в нашу сторону.

— А ты, девочка, иди куда шла, — гнусаво, и от того, как-то глумливо, посоветовал Баженовой второй лоб. — Тобой мы займемся в другой раз.

— Чего? — вспыхнула Ксения. Она, как я уже успел убедиться, умела смотреть и видеть. И то, что троица недоумков нам не соперники, поняла мгновенно. — Ты с женой так будешь разговаривать, мразота!

— Да ты, слышь… — любитель обнимашек не мог не поддержать соратника, а потому, всего на секунду, отвлекся на девушку. И мне было вовсе не любопытно, что именно друг мразоты собирался сказать.

Очень удачно: его правый бок отлично подставился под удар. А удар в печень очень болезненный. Очень. Настолько, что в глазах темнеет, и мир вокруг становится страшным и враждебным. Наполненный чудовищами. Мной.

Второй удар, снизу вверх, быстрый и сильный, в челюсть. И ногой в колено. Он еще падал, а я уже был возле гнусавого. Поднырнул под глупый и медленный прямой удар рукой, развернулся, чуточку подпрыгнул и ударил раскрытой ладонью по затылку. Жить будет, но белый свет увидит не скоро.

— Летов! Сзади! — хватило бы и первого слова. Опора на крыло автомобиля, и я взлетаю на капот, готовый схватиться с третьим и последним членом делегации. И обнаруживаю улыбающуюся от уха до уха Ксению, поставившую подошву ботиночка на грудь валяющегося у ее ног мужика.

— Видал, как я его? — гордо воскликнула она. Ответа не требовалось. Только восхищение и благодарность за помощь.

— Спасибо, — поклонился я.

— Свои люди, сочтемся, — махнула ладошкой девушка, и тут же обернулась на взвывшую, казалось, у самого уха, полицейскую сирену.

— Всем оставаться на своих местах! — искаженный электроникой голос звучал как-то не страшно. Не убедительно.

— Бежим? — предложила Баженова.

— Смысл? Тут камеры вокруг. Найдут.

И чуть приподнял пустые руки, показывая, что не намерен сопротивляться. То, что это была не попытка похищения, а банальная провокация, понял сразу. И удивился сам себе. Будь я один, не было бы со мной Ксении, ввязываться в драку на глазах у полицейских и стражи — точно бы остерегся. Выходило, что я, как какой-нибудь герой дешевого кинобоевика с непритязательным сюжетом — тфу-тфу три раза — вступил в бой, защищая честь дамы? Докатился, отрыжка тролля!

Горше всего было осознавать, что старики, похоже, догадывались о том, что именно меня ждет. Даже предупреждали. Но почему-то при этом усиленно подталкивали к активным действиям. Зачем? Именно это я и намерен был выяснить после общения с полицейскими.

То-так я не знаю их коварную натуру?! Это я не о служителях правопорядка. С этими-то как раз все понятно: драка была, значит нужно вмешаться. Я о «такоже»-наставниках, привыкших везде и всюду устраивать для меня уроки. Не сомневался: провокация один из них, и мне следовало что-то понять, в чем-то разобраться и сделать для себя какие-то выводы.

Но размышлял я, наблюдая за тем, как полицейские вальяжно выгружают свои немаленькие телеса из автомобиля, о том — чьи же это, все-таки, забавы? Стариков-затейников, или того, кто смотрел на меня хитро прищуренным глазом с небес, маскируясь под бледную дневную луну?

Бежать действительно не было смысла. И именно это, вместо приветствия, заявил краснорожий от чрезмерного напряжения представитель закона.

— Надеюсь, вы умные детишки, и не побежите? Учтите: на регистраторе все зафиксировано. И это ваше агрессивное поведение, и то, как вы вышли из ворот Лицея.

— Нет, — чуточку, самую малость, изогнул я губы в улыбке. — Не побежим.

— Несовершеннолетние? — зачем-то уточнил второй патрульный. Можно подумать в Лицее могли учиться великовозрастные лбы.

— Да, офицер, — улыбалась в тридцать три зуба Ксения. Молодец, девка. Я же видел, что она волнуется. Переживает. Это меня, при живой матери — сироту некому было отругать за проступок. А у Баженовой и родители наверняка строгие, и сестра, с которой моя подруга явно не в лучших отношениях. — Учащиеся Лицея.

— Забирайтесь, учащиеся лицея, — хмыкнул красномордый. — Вам придется проехать с нами до отделения.

— Вы нас арестовываете? — удивилась Ксения.

— Задерживаем, — ткнул указательным пальцем в небо второй. — Медиков мы уже вызвали. Если окажется, что вы нанесли этим…

Тут он ничтоже сумняшеся ткнул носком ботинка в бок так и валяющегося на асфальте лба. Жаль не сильно. Камеры лицейской стражи наверняка бы это зафиксировали, и можно было бы совершенно искренне свалить любые побои потерпевших на непрофессиональные действия патрульных.

— …Господам тяжкие повреждения, у вас, молодежь, возникнут проблемы.

Девушка кивнула и первой села в автомобиль. В ту его часть, что была отделена решеткой от передних сидений. Мне оставалось только последовать за ней.

— Разве вам не нужно дождаться медиков? — спросил я, когда патрульные, не забыв запереть за нами дверь, уселись впереди.

— А это, сопляк, — неожиданно грубо ответил красномордый, усевшийся за руль и теперь тяжело отдувавшийся. — Не твоего ума дело: что нам нужно, а чего нет. На твоем месте я бы больше беспокоился о том, сколько розог достанется твоему заду от отца. Даже не сомневайся! Штраф вам выпишут не маленький.

— У меня нет отца, — хмыкнул я.

— Вот только не надо пытаться нас разжалобить, — включился в разговор второй. — С этими достойными гражданами города ты обошелся куда более жестоко, чем это дозволяется. Так что, как говорится: закон жесток, но это закон!

— Разберемся, — пообещал я, стараясь сохранять рассудок холодным. И все ждал, когда же всплывет тема финансовой помощи правоохранительным органам? Ну, или на худой конец, когда мне предложат позвонить «другу», и умалять о помощи.

— Разберется он, — хрюкнул водитель. — Нет, ты слышал? Он разберется. Ему судья такой вердикт вынесет, закачаешься. А он: разберется!

— Это точно, — поддержал партнера второй. — Семейный бюджет в опасности. Хоть разбирайся, хоть нет. И «дяденьки простите, я больше не буду» тут не пройдет. Ввязался во взрослые дела, ответь как взрослый.

Боги! Ну почему в этой троллевой провокации вы послали участвовать этих двух идиотов? Середина двенадцатого века Империи! Автоматические зонды на Луне замеряют напряжение магического поля, а эти… люди — обычные городские стражники, из самого низшего звена — ведут себя будто бы за окнами век третий, и нас везут на княжье правило. Да и то. Слава Богам, у нобилитета в этой стране все еще были какие-то права, а не одни лишь обязанности.

Мне, если использовать славянский термин, дворянину, их городской суд мог вынести не более чем публичное порицание. Судить, оштрафовать или еще чего больше могли только Имперский Суд по представлению офицеров жандармерии или правитель этой земли. И я сильно сомневался, что процветающая в Берхольме коррупция, затронула и коронных чиновников. Если городские в случае разоблачения могли отделаться увольнением с должности и крупной вирой, то имперским такой либеральный подход и не снился. Плаха, или каторга, если имеются смягчающие обстоятельства. Император мог простить многое, но только не предательство. А оказание имперскими служащими услуг сторонним людям за мзду, воспринимал именно как нарушение клятвы верности.

Как по мне: строго, но справедливо. У правящего рода было чему поучиться.

Так что волноваться мне было совершенно не с чего. И эти потуги меня запугать могли привести только к тому, что я рассмеялся бы им в лицо. Хотя, признаться, было не до смеха. Следовало подмечать детали, вникать в смысл оговорок, и запоминать. Фиксировать в памяти лица, должности и фамилии. А как иначе я смог бы понять степень коррупции в городской полиции?

Ненавистный город, и его продажные слуги! О, видят Боги, как сильно я их ненавидел. И в том будущем, которое намерен был построить, этим тварям места не было. Оставалось лишь не забывать вносить новых персонажей в список. И, после, воздать по заслугам.

Представление, совершенно не убедительная театральная постановка для единственного зрителя, продолжилась и в окружном участке. Пыхтящие от натуги патрульные сдали нас дежурному офицеру, а сами расселись неподалеку, дабы составить рапорты о происшествии.

Удивился, почему нас не заперли в клетку, которая была главной достопримечательностью участка. Куб, сваренный из стальных прутьев располагался точно по центру обширного помещения, так что вся деятельность полицейских проходила как бы вокруг камер временного содержания. Естественно, у находившихся под постоянным вниманием задержанных, не было ни единого шанса на побег. Один из отсеков куба был свободен, но нас с Ксенией усадили на жесткую лавку у стены вне клетки.

Дежурный — пожилой уже офицер с совершенно седыми волосами и многочисленными нашивками на мундире за ранения — был вежлив. Больше того, в голосе чувствовалось искреннее участие, что было совсем уж неожиданно.

— Посидите пока здесь, ребятки, — хрипло и, как мне показалось — смущенно, выговорил он. — Придется подождать. Как дознаватели освободятся, я вас провожу. Припомните пока, что в точности произошло. Вам это пригодится…

Моральная поддержка мне не требовалась, но признаю: стало как-то легче. И чтоб не забыть воздать по заслугам, когда придет время, я торопливо записал в телефон номер с личного жетона этого пожилого полицейского. Нельзя наказывать всех без разбора. Как оказалось, даже в этом притоне порока могут найтись достойные люди. Ну, или хотя бы те, чья совесть еще жива. Щит моей ненависти дал первую трещину.

— Будем как-то согласовывать показания? — деловито поинтересовалась Баженова.

— Нет. Это ни к чему, — качнул я головой. — Подумай и скажи: тебе могут грозить неприятности? Ну, из-за того, что кинулась мне на помощь?

— В худшем случае — штраф, — наморщив носик, посетовала девушка. — У меня есть жетон наемника, но у нас с тобой нет договора. Так что отговориться выполнением контракта по защите нанимателя не получится.

— Если ты намерена стать моим вассалом, договор будет лишним. Не стоит лгать даже в мелочах. Боги этого не любят. Могут не принять клятву.

— О! Летов! Так ты всерьез планируешь произнесение клятв под липой?

— Конечно. Пока, у меня есть честь и благоволение Богов. И то и другое предполагает исполнение всех требующихся ритуалов.

— Ого! Нужно будет позвать кого-нибудь из девчонок, — тут же мечтательно закатила она глаза. — Чтоб сняли видео. Диана будет кипятком писаться от зависти.

— Интимные подробности ваших с сестрой отношений меня мало интересуют, — засмеялся я. — Но поверь, там, и без твоих девчонок, будет кому снять нас с тобой на видео. И еще. Не думаю, что судья будет особенно уж строг с тобой. Акция нацелена именно на меня, а ты всего лишь оказалась случайным потерпевшим. Но какой бы ни была вира, я ее оплачу.

— Нашелся миллионер, — фыркнула Ксения. Это она наш вчерашний разговор припоминала. Когда я пригласил ее сопровождать меня в походе по торговым центрам. Давно пора было обзавестись современной молодежной одеждой, взамен моих «кафтанов прочных фризскаго сукна». Если бы я был на все сто процентов уверен, что достаточно разбираюсь в современной моде, отправился бы один. Однако следует быть честным даже перед самим собой, в этих вопросах я был совершеннейшим профаном, и без чьей-либо помощи обойтись не мог.

Тогда и всплыла тема бюджета предполагаемых покупок. В ходе обсуждения которой выяснилось, что десяти тысяч гривен, что смогли наскрести старики-затейники, ничтожно мало для полного обновления гардероба. С одной стороны, эта сумма составляла практически годовое жалование большинства горожан. С другой, наряды, предназначенные для лиц дворянского сословия, отличались не только высоким качеством и проработанным стилем, но и высокой ценой. Хочешь принадлежать к нобилитету не только по документам, но и на деле — выгляди соответственно статусу. Еще один, уже второй, урок от юной наемницы. И, чувствую, не последний.

В общем, я слегка разозлился и брякнул: «Прости, я не миллионер». И уже сутки спустя, эту, брошенную в сердцах, фразу мне припомнили.

— Еще не миллионер, — улыбнулся я. — Но ради такого дела, постараюсь поторопиться.

Вернулся седой полицейский с известием, что дознаватели готовы «снять показания». Ксенией занялась сидевшая в какой-то замысловатой позе — казалось, ноги чуть не два раза обвивали одна другую — молодая женщина — полицейский. А меня отвели к столу с решительно ничем не примечательным обитателем. Простое, не запоминающееся славянское лицо, русые, как у миллионов других жителей империи, волосы. Тонкие, злые губы. К тому же он был еще и одет в цивильное, так что ни имени, ни звания я узнать не смог.

— Имя, — скучающим, опять-таки — ничем не выделяющимся — голосом начал дознаватель, стоило мне примоститься на сидении возле его стола.

— Антон-Альрик, — с готовностью выдал я и улыбнулся. Было любопытно: хотя бы этот тип догадается поинтересоваться моей сословной принадлежностью?

— Фамилия?

— Летов.

— Летов, — повторил блеклый тип, отстукивая буквы на клавиатуре компьютера. — Гражданин Империи?

— Да.

— Да… Летов… Довольно распространенная здесь фамилия. Что? Мамаша залетела от кого-нибудь из тех самых? — улыбочка у этого типа оказалась премерзкая. Понятно, чего он хотел добиться, полагая, что оскорбляет мою родительницу. Только на правду не обижаются, верно?

— Вроде того, — спокойно согласился я.

— Цель прибытия в Берхольм, — снова отвлекся он на монитор.

— Слава и деньги[17], — хмыкнул я.

— Э… Чего?

— Образование приехал получать, говорю, — как мог, состряпал невинную мордашку. — Поступил в Первый Лицей.

— В первый лицей, — как попугай повторил за мной дознаватель. И тут же, резко, уставился мне в переносицу. — Прежде чем мы продолжим по существу правонарушения, у тебя гм… Антон, есть минутка на один звонок. Самое время попросить помощи, малыш. Сам знаешь у кого!

— Вот как? Я… — тут мне пришла в голову отличная идея. — Я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением.

И пока этот олух не передумал, быстро вытащил телефон и набрал номер Варгова.

— Олеф Бодружич? Это Антон. Я в районном отделении полиции, — затараторил, опасаясь, что невесть чему радующийся — растянутые в улыбке тонкие губы и вовсе исчезли с лица — дознаватель сообразит, что связался я совсем не с тем абонентом, с которым они ждали, и придется завершить разговор раньше времени. — Требуется Ваше присутствие. Адвокат? О! Это было бы и вовсе отлично. Спасибо. Понял. Жду.

— Значит, выбираем, все-таки, самый сложный путь? — покачал головой блеклый, проводил глазами укрываемый во внутреннем кармане куртки телефон, и вернулся к своему монитору. — Итак, согласно рапорту патрульного экипажа, покинув территорию Лицея, ты напал на группу горожан…

— Эээ… Офицер, — перебил я дознавателя. — Мой опекун, подполковник Вагров, рекомендовал мне не разговаривать с дознавателем без адвоката. Еще он удивился, почему сотрудники полиции не известили его сразу после моего задержания. По его мнению, это нарушает имперский закон… Я ведь не совершеннолетний, и пока Олаф Бодружич несет за меня ответственность. А вы что? Не известили?

Боги! А я-то еще удивлялся, почему Вагрова до сих пор нет. Эти твари вообще страх потеряли? Одно дело припугнуть школьника, показать на его, так сказать, личном примере — кто в городе власть. И совсем другое — прямо нарушать общие для всей страны законы!

— Не успели, — рыкнул блеклый. И добавил уже много тише, каким-то зловещим шепотом. — Закон тебе нужен, щенок? Ну, будет тебе закон! Смотри потом, не плачь!

— Не дождешься, — тоже тихо, но отчетливо, и с максимальным холодом в голосе, ответил я.

Дознаватель сжал кулаки, и так сверкнул глазами, что едва во мне дырку не прожег. Но быстро отошел. Скривился как-то не хорошо, и принялся стучать по клавишам компьютера, как заправская секретарь-машинистка. Что он там сочиняет отнюдь не вису в мою честь — это к провидице ходить не нужно. А вот, как именно ему этот полет фантазии отольется — я уже предполагал.

Он печатал, я скучал и разглядывал рабочую суету участка. Той его части, что была видна с моего места. Был соблазн вытащить телефон, выйти в Сеть и поискать точные формулировки закона о правонарушениях несовершеннолетних и правах дворянского сословия. Старики-воспитатели принуждали меня заучивать наизусть много чего, но законов среди всей этой бездны информации было совсем не много. И в основном, намертво вбитые в мою память правовые сведения касались земельных отношений. Ну и общие принципы имперского законодательства конечно. Уже потому, хотя бы, что это входило в общий курс обычной школьной программы.

Особенно те статьи Единого Кодекса Руской Империи, где говорилось о безусловном преимуществе древних договоров и изначальных уложений, перед обновленными, адаптированными под современные нужды, законами. Согласен, даже написано там все так красиво, что сразу понятно — мы все тут наследники былых героев и вождей, воинов и пахарей, раздвинувших границы Державы от седого Варяжского моря до Великого Восточного океана. Только вряд ли кто-то вне старых аристократических семей задумывается, что именно и зачем это все было записано первыми строками толстенного тома.

Я знал. И зачем, и что именно имеется в виду. Прецеденты и право сильного — вот о чем это. Древние вассальные ряды, даже если они прямо нарушают остальные уложения, выше Закона! Право сюзерена силой отобрать переданное вассалу имущество в том случае, если тот нарушает данную его предками столетия назад клятву. Право на месть и на объявление войны между родами. Право с оружием в руках защищать свое, от любых посягательств. Черным по белому, типографской краской по бумаге в этих скупых и красивых вступительных статьях Кодекса, говорилось о том, о чем пели скальды у очагов руских вождей и за длинными дружинными столами княжеских горниц.

Многие старые влиятельные семьи и без того давно уже были над Законом. Эта запись и не для них. А для тех, кто стал забывать с какой стороны браться за меч. Для тех, кто туго набив мошну, полагает себя хозяевами жизни. Чтоб такие, как эти — прыщи, вскочившие на ровном месте, знали, что истинные владыки повелевают не столько жизнью, сколько смертью. И имеют на это право.

Скучать пришлось почти час. Дознаватель никуда не отходил, так что подсмотреть, что за пьесу он там ваял, не было никакой возможности. Хотя, признаюсь, хотелось. Очень уж злобно он на меня зыркал и коварно ухмылялся. Так-то — понятно, чего он хотел добиться. Только уж что-что, а держать лицо я еще лет в двенадцать научился. Еще у меня отлично, смею надеяться, выходит маска надменного аристократа. Могу еще призрения добавить — кривая улыбочка и чуточку вздернутая бровь действуют безотказно. Так и развлекался. Безликий мне злобную рожу, я ему в ответ — гримасу, с которой смотрят на раздавленную дорогой туфлей жабу.

Потом в участок ворвался Варгов. Вот умеет же человек: вошел, и его сразу стало как-то слишком много. Так, что его спутника, щуплого, средних лет, в дорогом костюме, человека не сразу и заметил. Тот, в отличие от подполковника, как-то выделяться не спешил. Но вот лицо доброго дежурного офицера, когда он прочел надписи на врученной визитке, изменилось здорово. Дядечка прямо как от ядовитой гадюки отшатнулся, но направление, в котором меня искать, все-таки указал. А потом улыбнулся загадочно, поймал мой взгляд и подмигнул. Мол, держись пацан, засадный полк уже на подходе!

Я просил адвоката? Похоже, я получил кого-то действительно стоящего. Иначе при одном его имени туземная полиция вряд ли бы с лица спадала. Безликий дознаватель аж со стула вскочил, когда щуплый законник к его столу приблизился.

— Приветствую, молодой человек, — куртуазно поклонился адвокат.

— Антон? Ты цел? Эти… люди не прикасались к тебе? — одновременно с юристом, взорвался вопросами опекун. Нужно было делать выбор, кому отвечать в первую очередь. Поэтому я встал.

— Здравствуйте, — спокойно ответил я обоим сразу. — Олеф Бодружич, господин…

— Арон Давидович Капон, — еще раз поклонился щуплый. — Адвокатский дом Капон. Мы с вашим опекуном давно приятельтствуем.

— Опекун? — оживился дознаватель. — Значит, именно вы будете оплачивать штрафы этого малолетнего бандита?

— Позвольте осведомиться, — шагнул вперед Капон. — Представление для суда уже готово? Кто будет представлять обвинение?

Арон Давидович перенес все внимание на бумаги, в которые ему стал тыкать пальцем безликий, и мы с Варговым могли, наконец, поговорить.

— Твоей матери я не стал ничего говорить, — заговорчески, громким шепотом, поделился опекун. — Не зачем ее волновать. Ничего ведь серьезного не произошло?

— Нет, — качнул я головой. — Вам не о чем волноваться. Сожалею, что был вынужден вас побеспокоить.

— Ой, Антон, ну что ты, право слово, — отмахнулся муж моей матери. — Не чужие же люди. Тем более, я все еще несу за тебя ответственность.

— Спасибо, — еще раз, без особенного энтузиазма в голосе поблагодарил я. — И, Олеф Бодружич. Я бы хотел сам оплатить виру, если ее все-таки посмеют назначить.

— Светлые Боги! О чем ты? У Арона довольно документов, чтоб разом прекратить весь этот… Все это недоразумение. Надеюсь, ты никого не убил? Что вообще произошло?

Мне не жалко. В двух словах рассказал. Упомянул, что со мной в инциденте был друг, и что был бы признателен, если бы адвокат занялся бы и вызволением Ксении Баженовой тоже.

— Да уж, — как-то иначе. Как-то оценивающе, что ли, взглянул на меня Варгов. — Трое взрослых? И всех трех вы с другом… Как ты выразился? Устранили угрозу?

Усилием воли удержался от того, чтоб пожать плечами. Жест-паразит. Такой же привязчивый. Но и открывать чужим, по большому счету, людям степень своей воинской подготовки, желания не было. Предчувствие кричало, что утренняя стычка наверняка далеко не последняя, и заранее предупреждать потенциальных недоброжелатей было бы просто глупо. В то, что опекун с адвокатом способны сохранить мой маленький секрет, я совершенно не верил. Ладно Капон — он по роду деятельности должен быть обладателем и хранителем множества чужих тайн, но Варгов — точно нет. Поделиться удивительным открытием с женой. Та — с подругой. И пошла сплетня гулять по Берхольму, обрастая совсем фантастическими подробностями.

— Повезло, — улыбнулся я.

— Отлично, — совершенно серьезно похвалил меня адвокат, успевший уже закончить свои дела с дознавателем. — Завидная рассудительность для молодого человека. На том и стойте, кто бы ни спросил. И, вы абсолютно верно не стали давать какие-либо показания. Благодаря вашему здравомыслию мое вмешательство почти и не требуется.

— Тем не менее, я рад, что вы здесь, — вернул я любезность. — За себя я спокоен. В отношении фрекен Баженовой таковой уверенности у меня нет.

— О, там тоже нет причин для волнений. В рапорте четко указывается, что первый удар нанесли все-таки вы, Антон?

— Так и было.

— Отлично. Тогда и в благополучном исходе для этой отважной девушки я не сомневаюсь… Осмелюсь поинтересоваться… Кто она вам?

— Друг, — уверенно кивнул я. — Друг и в будущем — потенциальный вассал.

— Замечательно. Статуса друга более чем довольно.

Интересный человек, этот Капон. Вежливый, уверенный в себе, и четко понимающий глубину социальной трещины между простолюдинами и аристократией. Я был абсолютно уверен, что опекун поделился с адвокатом информацией о том, кто я таков. И тот, несмотря ни на что, ни словом, ни намеком не показал мне, что знает.

На определенном этапе плана стариков-затейников, мне полагалось найти надежную юридическую контору и озадачить их необычным заданием. Естественно, воспитатели не могли оставить такой важный вопрос на откуп неопытного меня. Из всего многообразия адвокатских контор были выбраны шесть, не запятнавших себя работой на откровенных воров и прохиндеев, имеющих долгую славную историю, и обладающих большим опытом представления интересов дворянства. Адвокатский дом Капон был одним из тех шести. Тем приятнее было наблюдать за профессионализмом одного из их представителей.

— Надеюсь на вас, — кивнул я юристу. — И позвольте вашу визитку. Возможно, мне понадобятся ваши услуги.

— Антон, что ты говоришь?! — вспыхнул опекун. — У Арона Давидовича может сложиться впечатление, будто бы ты и дальше намерен совершать эти агрессивные действия…

— Нет-нет, уважаемый Олеф Бодружич, — вытаскивая картонку из кармана, и протягивая ее мне, поспешил поддержать меня Капон. — Уверен, Антон Рутгерович принял единственно верное решение в той ситуации. В любом случае, с этим наверняка должны разобраться совсем другие организации.

Ну вот! Ну не молодец ли? Двумя словами дал мне понять, что прекрасно осведомлен и о том, кто я, и о потенциальном заказчике провокации. Я был доволен. Но для решения в пользу Адвокатского дома всего этого было еще маловато. Поэтому, просто поблагодарил адвоката искренней улыбкой, и промолчал.

Тем более что в участке начинался второй акт глупой пьесы «накажи строптивого одноклассника». Полицейские готовились сопроводить всех нас в здание суда. О, конечно под конвоем из пары сверкающих проблесковыми маячками, как ель на празднике Середины Зимы, автомобилей!

Меня, Слава Богам, повез опекун. Ксения села в машину к высокой, крепкого телосложения женщине. Как позже выяснилось — матери. К слову сказать, на матерого боевика, на деву щита, какими их рисуют в кинофильмах, старшая Боженова совсем не походила. Хотя двигалась с той же знакомой грацией, что и ее младшая дочь.

Сборы были недолги. А дорога и того меньше. По большому счету, мы все могли и пешком минут за пять дойти. Но, почему-то, эта простая идея никому даже в голову не пришла.

Слышал, некоторые люди ждут заседания городского суда по несколько месяцев. В прессе писали, что будто бы судей не хватает, суды завалены делами, а очереди к рассмотрению только увеличиваются. И тут же, что я вижу? Нас провели прямиком к судье, и стоило нам усесться на предназначенную обвиняемым лавку, как явился худой, как жердь мужик в мантии. Все встали. Кроме меня.

— Молодой человек, — строго, густым, неожиданным для его выдающейся худобы, басом обратился ко мне судья. — Вставать должны все, из уважения к суду.

— Обращайтесь ко мне, ваша милость, — выплюнул я презрительно. И остался сидеть. С чего бы это дворянину выказывать уважение какому-то судье? Чем этаким он это заслужил? Тем, что вовремя раскрыл карман, куда ему мзду за мое показательное судилище сунули?

Капон, молча, достал из папки лист с нотариально заверенной копией моего патента о принадлежности к дворянскому сословию, сделал два шага и положил на стол перед худым.

— Эээ. Что это? — нахмурился судья и поднял бумагу.

— В связи с разбойным нападением на лицо дворянского сословия, и попыткой похищения лица дворянского сословия, предлагаю суду незамедлительно передать дело в соответствующие инстанции Императорской Жандармерии, — отчеканил адвокат. — Тоже и в отношении человека ближнего круга лица дворянского сословия. Решение о временном задержании до выяснения обстоятельств дела повинных в нападении и попытке похищения, оставляю на высокий суд.

— Это как это? — меж тем гундел себе под нос жердяй. Явно расстроился. Вместо избиения младенца за горсть ногат, мужик получил кучу проблем и необходимость отвечать перед жандармами за непрофессионализм полиции. Но, видно, прохиндеем он был матерым — то-то оправился за считанные секунды. — Чтож, господа. Не смею вас больше задерживать. Закон есть закон. И мы все обязаны ему следовать… А вас, сударыня…

Судья сделал вид, будто бы сверяется с документами.

— Сударыня Баженова. Я попрошу остаться. В отношении вас у Закона еще есть претензии.

Ксения с матерью, с видом полной покорности превратностям Судьбы, встали. А я недоумевающее вздернул бровь, и посмотрел на адвоката.

— Осмелюсь просить еще буквально мгновение вашего внимания, Ваша Честь, — с коварной улыбкой воскликнул Капон. — Мой подзащитный утверждает, что фрекен Баженова является человеком его свиты. А по сему, господин Летов готов принять всю ответственность на себя.

— Вы готовы это подтвердить, ваша милость? — сморщившись, будто уксуса хлебнул, прорычал судья.

— Несомненно, — с готовностью подтвердил я. — Разве может быть иначе?

— Что это значит, — зловещим шепотом поинтересовалась Баженова — старшая у дочери.

— Мам, — так же тихо ответила Ксения. — Я потом объясню.

— Свободны, — как-то совсем уж грубо, рявкнул худой. — Дело закрыто.

— Позвольте мне вмешаться, — обратился я к пышущей яростью женщине, стоило нам только выйти из зала суда. — Я, как вы наверняка знаете: Антон Летов. Дворянин. Несколько дней назад Ксения изъявила желание стать моим человеком. Как выразился господин адвокат только что — человеком свиты. И не далее как сегодня утром, я эту ее просьбу решил удовлетворить…

— О! — сказала Ксения и улыбнулась.

— Дома поговорим, — зло поджала губы фру Баженова, и потянула мою одноклассницу в сторону. — Эти мажоры совсем оборзели…

— Ну, мама! — очередной, который уже раз, воскликнула Ксения, высвобождая руку из захвата. — Антон, Господин Капон, спасибо вам.

Я растерянно кивнул. Знал, чувствовал, что нужно найти какие-то правильные слова, способные убедить родительницу первого члена моей свиты, в том, что та сделала правильный выбор. И не находил этих слов.

— Пустое, — между тем отмахнулся адвокат. — Я всего лишь выполнял пожелание своего клиента. Не более того… Вам же, сударыня, я просто обязан сообщить, что ваша дочь еще сама не понимает, насколько правильным было ее решение вверить свое будущее в руки этого молодого… их милости.

— Я приму к сведению ваше мнение, — чуть ли не сквозь зубы процедила Баженова.

— Самое время пообещать госпоже, что такое больше не повторится, — в полголоса посоветовал мне Варгов. Впрочем, не достаточно тихо, чтоб этого не услышала мама Ксении.

— Не стану этого утверждать, — качнул я головой. — Могу лишь обещать, что приложу к этому все силы. В конце концов, жизнь наемника тоже полна опасностей…

— Что ты знаешь о нашей жизни?! — поморщилась Баженова — старшая, и, словно обрывая неприятный для ее разговор, четко скомандовала дочери: — В машину! Быстро!

— Да уж, — покачал головой опекун. — Серьезная дама. Влетит твоей подружке по самое небалуйся.

Мне оставалось лишь мысленно с ним согласиться. Было необычайно горько осознавать, что практически бросил своего человека на растерзание… родителей. Но что еще я мог сделать? Тогда еще не в моей власти было оградить будущего вассала от чьего-либо гнева.

Потом была еще поездка в городское отделение жандармерии, где улыбчивый молодой офицер тщательно записал мои показания. Выяснилось, что могли туда и не торопиться. Запись с камер наблюдения уже была снята и даже расшифрована специалистом по чтению по губам. Мне и оставалось только согласиться с очевидным.

Адвокат откланялся, крепко пожав руки нам с опекуном. Затем Варгов отвез меня к лицейским воротам. Весь день с неба сыпала снежная крупа, к вечеру окончательно скрыв под тоненьким шелковым покровом место нашего с Ксенией «выступления». Было даже жаль портить этакую девственную чистоту темными отпечатками.

— Мог бы и солгать, — попенял мне Олеф Бодружич на прощанье. — Глядишь, девчонке было бы легче дома…

— Я… гм… я не могу лгать, — нехотя признался я. — Не приучен.

— Иногда — нужно, — хмыкнул опекун, кивнул и уехал.

На этом длинный суматошный, полный неоднозначных впечатлений, день и закончился.

А утром, за час до занятий, когда я по обыкновению выскочил на мороз подразмяться, у дверей общежития меня ждала Ксения. И так же, как я — в спортивном костюме. Единственное что, видимо в расчете на долгое ожидание, надела шубку поверх.

Признаться, ждал каких-то слов. Упреков, рассказов о том, как сильно ее из-за меня наказали, или еще чего-нибудь в этом роде. Но девушка просто пристроилась сзади-слева. Я побежал, и она следом. Я взялся за упражнения, и она — то же самое. Молча. Будто бы так и должно быть. И всегда рядом, пока я не закончил разминку, и не вернулся домой.

Душ, быстрое облачение в лицейскую форму, и скорым шагом в столовую, на завтрак. Старики не раз и не два говаривали, что, дескать, пока я росту, режим питания — одна из важнейших вещей. И, перед поездкой в Берхольм, с меня было взято обещание хорошо питаться. Приходилось держать слово…

Ксении, терпеливо поджидающей меня на входе в столовую, я даже как-то уже и не удивился. Кивнул, и позволил сесть за один со мной столик.

— Ты сегодня удивительно немногословна, — светски заметил я, отставляя прочь опустевшую посуду.

— Боюсь брякнуть чего-нибудь не то, — призналась девушка. — Этот твой… Капон. Адвокат. Так с тобой говорил… «Соблаговолите», «будьте так любезны»… Я думала, дворяне так только в глупых сериалах разговаривают. Теперь вот переживаю… Кто меня научит так выражаться?

— Зря, — хмыкнул я. — Переживаешь зря. Арон Давидович тоже умеет говорить… по человечески. А за высокий слог взялся только потому, что боится.

— Боится? — удивилась Баженова.

— Ну, или опасается. Не знает, как именно нужно со мной себя вести. Выбрал максимально уважительную манеру. Молодец. Заработал дополнительный балл.

— Гонорар стал чуть больше?

— Нет, — улыбнулся я. — Ты не поверишь, но Капон вовсе не взял с меня денег. Ни с меня, ни Варгова.

— Этот представительный мужчина… Он — кто? Твой отец?

— Опекун.

— Отчим?

— Нет, — резко выдохнул я. — Просто…

Едва удержался, чтоб не выкрикнуть «просто муж моей матери». Представил, сколько это вызвало бы вопросов, и к каким догадкам могло бы привести весьма наблюдательную дочь наемников.

— Просто официальный покровитель до моего совершеннолетия. Варгов даже моим имуществом не имеет права распоряжаться…

— А адвокат? Откуда ты его знаешь? Он работает на вашу семью?

— Капон? Нет. Адвокатский Дом Капон на нас не работает. Но, думается мне: был бы не прочь. Они прекрасно понимают, что такое сотрудничество обеспечило бы заказами на годы вперед. Вот тебе и причина, почему Арон Давидович так осторожничал.

— Ясно. Просто он показался мне таким… лютым. Ты заметил? Его же, что в полицейском участке, что в суде, боялись о дрожи в коленях. Ну и показал он себя… классно, в общем, вышло.

— Да, он молодец, — улыбнулся я. — Только… Ксения. Прошу меня простить. Я не хотел ввязывать тебя во все это. Сожалею, что так вышло. Еще и перед родителямитвоими показал себя каким-то злодеем. Подставил тебя.

— Ай, да брось… — поморщилась фрекен Баженова. — Не сейчас, так потом. Что-то мне не верится, что ты планируешь прожить спокойную, ничем не примечательную жизнь провинциального помещика.

— О, нет! — засмеялся я. — Этого точно не жди. Я намерен хорошенько встряхнуть это болото.

— Вот и я о том, — Ксения охотно поддержала мое веселье. Жаль, ненадолго. Ссоры с родными приятным времяпровождением не назовешь. Сам я в сознательном возрасте с родителями не ругался. А потом и не с кем стало. Но, тут ведь не нужно иметь беспредельную фантазию, чтоб примерить семейные дрязги на себя. — А мать больше завелась от того, что я напросилась к тебе в свиту. У нее, видите ли, были другие планы. Она, видите ли, иначе видела мое будущее. Будто бы, это будущее ее, а не мое!

— Я так понимаю, это тема давнишний повод для ваших ссор?

— Вроде того. Прости. Тебя-то это не касается… И извиняться тебе вовсе не за что. Думаешь, я не понимаю, кто именно нам эту экскурсию в полицейский околоток устроил? Да этот… Эта тварь уже успел похвастаться, как четко он «вернул в стойло» зазнавшегося деревенщину. Я ему ноги отломаю, и скажу, что так и было…

— Сломай, — лениво выговорил я. — Нас обоих, скорее всего, из Лицея выпрут. Но, где именно сдавать имперские экзамены, не так уж и важно. Не так ли? Придумаем что-нибудь.

— А тебя-то за что? — фыркнула девушка. А в глазах — ни единой искорки смеха. Актриса! — Сломаю я, мне и ответ держать.

— Забудь, — дернул я бровью. — Нет больше никаких «я». Помнишь? В суде было заявлено, что ты человек моей свиты, и я принимаю на себя ответственность за любые твои действия. Это было услышано и принято к сведению. А, скорее всего, и где-то записано. Теперь, Ксения Баженова ломает ноги зарвавшейся твари, а отвечает Антон Летов. Только так и никак иначе. Привыкай.

— Но я…

— Что — ты?

— Я не рабыня, чтоб за меня отвечал хозяин. Вот!

— Все верно. Ты не рабыня. Ты человек, стоящий у меня за плечом. Доверенное лицо и…

— И?

— И соратник, — широко улыбнулся я. — Воительница. Дева щита! Мы еще встряхнем этот мир так, что сами Боги удивятся! Ну, ты как? Готова?

— О, да! — в предвкушении облизнув язычком алые губы, воскликнула фрекен Баженова.