В одном из Питерских храмов, находящихся в тихом спальном районе, проходила обычная всенощная служба.
Прихожане, хоть и не слишком многочисленные, но верные и преданные не только Богу, но и своему приходу, истово крестились и в нужный момент, дружно падали на колени.
Чужие если сюда и забредали, то не нарушали строгий ход богослужения, а тихо проныривали к иконам, или к поминальному столу, зажигали свои свечки, неумело крестились, а потом так же крадучись спешили на выход.
На клиросе сладкоголосо и стройно пели профессиональные певцы, свечи потрескивали в кадильном тумане, создавая таинственный уют. С икон, отрешённо и страдая, смотрели многочисленные святые. А Богородица с младенцем торжественно восседала в каждом углу.
Настоятелем здесь был отец Зосима, пожилой, но подтянутый по-военному, благочестивый и строгий священник. За глаза, свои прихожане, именовали его святым старцем.
Он был строг к себе больше, чем к своей пастве, и всех знал по имени, а временами не ленился навещать по домам тех, кому требовалась его забота или духовное окормление.
Старца любили и слушались во всём, и даже церковное начальство вынуждено было считаться с его авторитетом.
А в этот вечер, как и в другие, он лично исповедовал своих духовных чад. Их было большинство, среди постоянных прихожан. Неподалёку разместился отец Андрей, молодой, высокий, со светло-русой, аккуратно постриженной бородой. И его люди принимали благосклонно, но несравнимо с тем, как почитали отца Зосиму. И очередь исповедников тянулась и к нему, хоть и куда как короче, чем к старцу.
Вперив внимательный и добрый взгляд в очередного грешника, отец Зосима никогда не перебивал его и не был слишком строг. Бог сам рассудит и накажет, кого посчитает нужным, любил рассуждать он. Старец никогда не забывал, что и сам он прежде, чем пришёл в святую церковь, нагрешил немало, так, что многим из его духовных детей и не снилось. Даже на исповеди он не стал рассказывать обо всём, приберёг покаяние исключительно для ушей Бога.
В самом конце очереди, он заметил краснеющего и бледнеющего прихожанина, которого тоже лично крестил. Крупный, подтянутый, тот работал охранником в одном из банков. И хоть деятельность его была далека от любви и смирения, но христианином он был честным и преданным. И службы пропускал, только если был чрезвычайно занят.
Волнение крёстного чада странным образом встревожило отца Зосиму, и произвело любопытство — эмоцию неуместную и грешную.
Павел, как звали его духовного сына, решительно подошёл на исповедь в самом конце очереди.
— Батюшка, — жарко зашептал Павел, — я собираюсь совершить смертный грех. И не отступлюсь!
— Что ты такое говоришь? — старец смотрел на мужчину тревожно и даже немного испуганно, — разве можно не отступиться от греха, если ты знаешь, что это грех?
— Мочи нет терпеть, — потупился Павел, однако, глаза его темнели от едва сдерживаемого гнева, — мы с друзьями решили начать жечь проклятых колдунов. И никто нас не остановит, не Вы, не полиция! Мы готовы пострадать, но пусть мир станет чище.
— Что случилось то? Расскажи подробней, — с сочувствием спросил отец Зосима.
И Павел рассказал:
— Повадились нам ведьмы пакостить. Мы же понимаем, отец, что когда на ровном месте беды и неудачи происходят, это может быть случайностью, но надо посмотреть по сторонам! Вот мы и посмотрели. А их тьма тьмущая! И всех изводят, даже тех, кто просто мимо проходит, хоть частичку силы или здоровья заберут. И разговоры мы их слышали. То есть… — он смутился.
— Говори, сын мой, — твёрдо потребовал старец.
— Прослушку мы ставили, было дело. Не хотелось обвинять попусту. Мало ли что показалось? А вдруг и правда, чёрная полоса? Не показалось! — он нахмурился и вздохнул, — собираются и проводят свои поганые ритуалы, крадут и здоровье, и красоту, и удачу. У друга моего жена при смерти, а врачи не понимают, что с ней? Лекарствами пичкают, а ей всё хуже и хуже. Одним словом, лопнуло наше терпение! Пора этих тварей на суд инквизиции призвать, — он замолчал, гнев словно весь вышел, оставив место холодной решимости.
Отец Зосима тоже молчал, он думал. А потом неожиданно спросил:
— Много с тобой решительных людей?
Павел взглянул на него растерянно и ответил:
— Человек пять наберётся.
— И им можно доверять? Не будут болтать на каждом углу о вашей затее?
— Идиоты мы, что ли? — возмутился Павел, — это же дело подсудное! Все люди с боевым прошлым, лишнего клещами не вытянешь.
— Это хорошо, — задумчиво проговорил отец Зосима, и вдруг разоткровенничался, — знаю я, что в городе творится? Давно уже наблюдаю, и тоже понимаю, что пора бы колдунов укоротить. Да только одни молитвы здесь не помогут! Они ведь тоже на помощь к себе немалую силу призывают, хоть она ничто, по сравнению с Божьей, — он испуганно перекрестился, повернувшись к иконе, — но в человеке, кроме искры Божьей, есть немало слабости человеческой. Потому и побеждают нас нечестивые. Не спешите, раз уж пришла пора восставать войску христову, в борьбе со слугами Дьявола, то и возглавить его должна святая церковь. А сами вы ничего путного не сделаете, посшибаете мелких сошек, сами погибнете, а корень зла всё равно останется, на нём другие ядовитые побеги произрастут. И получите вы только проклятия и посрамление.
Павел так опешил от слов старца, что челюсть его отвисла, а рот непроизвольно открылся.
Отец Зосима продолжал говорить:
— Буду просить благословения у митрополита. А дальше посмотрим. Он трусоват, конечно, но я попробую его убедить. С благословения и духовного покрытия церкви, всё получится. Но до этого времени, сидите тихо и наблюдайте! — он строго взглянул на Павла, тот опомнился, закрыл рот и вытянулся по стойке смирно, едва ли не рявкнув — есть! по старой армейской привычке.
— А за ту женщину я помолюсь, скажи только адрес. Всё с ней будет хорошо, — он так уверенно произнёс, что Павел и сам перестал сомневаться, что старец одолеет злые чары.
Отец Зосима, когда обещал помочь, не просто так был уверен в силе Креста Господня, а наверняка знал, что нужно делать для одоления колдовской напасти. Со своих прихожан он постоянно снимал колдовские чары, сплетая силу церкви в тайные ритуалы, от чего они получались особенно действенными.
Не всегда отец Зосима был благочестивым старцем. Он рассказывал направо и налево всем, как некогда Господь пришёл к нему в виде молодого монаха, когда он ехал в поезде, и на него снизошло Божественное озарение, слёзы брызнули из глаз, и в душу вошло покаяние. Эти слова всегда умиляли всех, особенно женщин, они тихонько вытирали слёзы и смотрели на отца Зосиму преданными глазами. И он почти не врал! Действительно, некогда трое суток в пути молодой монах, оказавшийся с ним в одном купе, восторженно рассказывал почти такому же молодому попутчику, о Боге, о Его любви и Славе, вдохновенно и красиво свидетельствовал о различных чудесах. И заставил крепко задуматься. Старец Зосима носил тогда совсем другое имя, хорошо известное в колдовских кругах. И был главой небольшого, но задиристого и дерзкого тёмного клана. Амбиции его простирались слишком далеко, и в конце концов, внимание на них обратили. По-настоящему сильного удара, произведённого группой опытных магов, клан не выдержал, почти все его товарищи погибли, а будущему благочестивцу пришлось спешно уносить ноги в другой конец страны, где по пути он и познакомился с наивным монахом. И тогда колдун понял, где он может найти приют и защиту. Он резко сменил направление пути, напросившись в тот же монастырь, где служил тот самый монах.
С тех пор, жизнь его круто изменилась. Полгода он ходил в послушниках, мужественно нёс послушание и терпел всё, что прежде казалось унизительным. Он уже осознал, какую силу имеет церковь, и прилагал максимум стараний, чтобы продвинуться к алтарю. Его скоро заметили, не только старания, но и необыкновенные способности, и стали поднимать по иерархической лестнице. Но, к сожалению, высоко подняться так и не удалось.
Молодого, теперь уже инока, с именем Симеон, перевели в другую обитель, а там он засветился на совсем не христианском служении. Оказалось, что его настоятель тоже некогда имел дело с чёрной магией, и прекрасно знал эту кухню. Он и вывел его на чистую воду.
Инок Симеон не мог допустить, чтобы все его старания пошли прахом, он лично посетил своего противника, и не побрезговал прибегнуть к шантажу, благо, что за тем водились некие некрасивые грешки, о которых ему случайно стало известно. А вот доказать грех колдовства самого Симеона, было не так то просто. Однако настоятель уже успел передать информацию о своих наблюдениях выше. Потому, карьера бывшего тёмного колдуна застопорилась. И только через двадцать лет он, наконец, получил место настоятеля в скромном храме, на окраине Петербурга. Но наверх больше не стремился. После пострижения в монахи и рукоположения в священники, ему снова поменяли имя, на Зосиму. На его взгляд, нелепое и глупое, но оказавшееся как нельзя более подходящее для его нрава.
К тому времени, колдуны уже о нём забыли, и не помнили ни имени, ни того, как он выглядит, да и те, кто знал его лично, давно уже погибли. Но отец Зосима не думал о них забывать, он постоянно следил за всем, что происходило в их среде. Сам не понимая — зачем?
А любовь прихожан, которых он часто избавлял от различных напастей, и его благочестивое поведение, заслужили ему крепкую репутацию и неоспоримый авторитет. Да и не допускал отец Зосима подковёрные игры против себя. Реагировал быстро и жестоко, ещё до того, как ситуация выйдет из-под контроля. Об этом тоже все прекрасно знали и предпочитали с ним не связываться.
После разговора с Павлом, старец шёл домой и чувствовал необыкновенный прилив сил и вдохновение. Прежний азарт к войне взыграл в нём после долгих лет смирения. Он всё ещё был не так уж и стар, немногим более шестидесяти. И сейчас спина его выпрямилась, и даже походка сделалась стремительной и уверенной. Старец вновь почувствовал вкус к жизни и не собирался упускать открывшуюся возможность мощно заявить о себе.