XVII. Аббат

Глава 14

От неожиданности я сделал шаг назад. В самом деле, тут кто хочешь перепугается. Шикарный кабинет: сплошное золото, лепнина, великолепной работы резная мебель и король на коленях у моих ног. Какой-то сюрреализм, мать его. Особенно на фоне известных событий с королевой.

— Вы святой! — почти выкрикнул Луи, чем еще больше меня перепугал.

И принялся пылко целовать мои руки.

— Вы проводник воли Господа!

— Мы благодарны вам!

— Ваша святость прольется благодатью!

Проклятье…

Тут надо сразу отметить: никаких внятных свидетельств причастности его величества к лицам нетрадиционной ориентации попросту нет, даже с натяжкой: Луи крайне религиозен и суров к любым проявлениям половой распущенности. Однако, весьма пылок в изъявлении чувств к своим фаворитам и, в меньшей степени, к фавориткам. То есть, дальше поцелуев рук и обнимашек дело не идет. Вот и думай, что хочешь.

Справедливости ради никакого сексуального подтекста в этих лобызаниях не присутствовало, король просто горячо благодарил меня в присущем ему своеобразном стиле.

Я все это прекрасно понимал, но оттого гадливое чувство никуда не делось. И сразу же постарался сие действие прекратить.

— На все воля Господня! — сухо буркнул и вежливо, но настойчиво поднял короля с колен. — А я всего лишь скромный слуга матери нашей католической церкви.

И как назло, в этот момент, ушибленное колено снова дало о себе знать, боль была настолько острая, что с трудом получилось удержать в себе ругательства.

Луи заметил мою бледную морду, бурно всполошился и принялся, в буквальном смысле, ощупывать меня:

— Вы больны? Моего лекаря сюда немедленно! Эй, кто там! Это ранение? Что у вас болит? Кто? Кто осмелился?

Пришлось срочно объясняться.

— Все в порядке, ваше величество. Вчера я участвовал в задержании заговорщиков и просто поскользнулся. Немного покоя и все пройдет.

Но реакция оказалась прямо противоположной той, на которую я рассчитывал.

— Что? — гневно завопил король. — Вы? Вы сами задерживали этих мерзавцев? Кто посмел вас подвергнуть опасности? Неужели не нашлось других верных людей? Это неслыханно! Вас же могли убить! Кто вас послал? Назовите мне имя!

Я выматерил себя за болтливость и принялся спешно поправлять ситуацию.

— Увы, сын мой, мое присутствие при задержании заговорщиков было необходимо. У китайцев есть пословица… — я через паузу продекламировал по-русски: — доверяй, но проверяй. Что значит: даже самые верные люди порой нуждаются в надзоре. Увы, человек слаб и падок на соблазны.

Король слегка успокоился, но строго настрого запретил мне подвергать свою жизнь опасности. С чем я про себя охотно согласился. Вот честно, надоело до чертиков ходить по лезвию ножа. Еще бы убедить кардинала с Жориком ставить меня в покое и будет вообще все отлично.

Побаивался, что его величество возжелает узнать подробности задержания, так сказать, от очевидца, но он напрочь проигнорировал эту тему, словно ему было глубоко плевать на заговорщиков.

А дальше, Людовик принялся общаться со мной на религиозные темы, да с таким знанием дела, что пару раз загнал меня в тупик, потому что я сам особыми знаниями не обладал. Просто не успел нахвататься, ведь назначение аббатом прошло спонтанно.

К счастью, выручила импровизация.

В процессе Луи разнервничался, я уже стал побаиваться, что он впадет в религиозную истерику, но…

Но тут в кабинет вошла ее величество королева Франции Анна Австрийская.

Вошла мелкими шагами, вся такая чопорно-величественная и ослепительно красивая. Как уже говорил, в реальности королева не отличается особой красотой, но мой разум все сам услужливо додумал и представил. Все просто, банальные нюансы мужской психологии, для нас мужиков королевский венец даже из дурнушки делает богиню.

— Ваше величество, мы беседуем с нашим добрым другом аббатом Антуаном де Бриенном… — король подскочил к королеве, взял ее под руку и подвел ко мне. — Нам бы хотелось, чтобы вы присутствовали при нашем общении.

Анна с каменным выражением на лице присела в легком реверансе и приложилась к моей руке.

А я пребывал в глубоком охренении, сиречь, полном когнитивном диссонансе. В самом деле, даже в страшном сне не мог представить при въезде в Париж, что пройдет каких-то пару месяцев и мне буду лобызать длань сами короли. Не говоря уже о том, что я принимал непосредственное участие к продолжению королевского рода. Какой-то сюрреализм, иначе и не скажешь.

— Нам известно… — продолжал Людовик, обращаясь к жене, — что ваше пребывание в аббатстве Руаямон было сопряжено с вашим недовольством, однако, вы должны понимать, что покаяние должно быть истинным и строгим, ибо только наше смирение угодно Господу. И ваше усердие привело к милости Господней…

И посмотрел на меня, видимо, чтобы я продолжил.

Я чертыхнулся про себя и принялся по крохам собирать свои знания по теме:

— Господь милостив и любвеобилен к чадам своим! Но Господь не входит в сердце человеческое, пока оно полностью не очистится покаянием, а очищение возможно лишь при полном смирении…

Нес совершеннейшую чушь, как по мне, но каждой слово находило в короле живой отклик — на его морде даже начало проявляться фанатическое выражение.

Ну что тут скажешь: взрослый, умный, умный и расчетливый человек и на тебе.

Раньше бы я удивился, а сейчас все примерно понятно. Надо исходить из того, что на дворе семнадцатый, еще крайне дремучий век, вдобавок Луи глубоко религиозен. Как он не старался, заделать наследника женушке не получалось. А тут на тебе, королева съездила в паломничество, усердно помолилась и немедленно зачала. Не иначе чудо господне, я никто иной, как проводник сего чуда. К тому же, люди имеют весьма странное свойство создавать для себя кумиров. И короли не исключение. Впрочем, обольщаться не стоит, стоит мне хотя бы немного оступиться, и он точно с такой же убежденностью отправит меня на плаху. Как уже говорил, время дремучее и жестокое.

А вот королева…

Анна так и сидела со скучающе-надменным личиком, однако в ее глазах горел такой огонь, что у меня, простите за мой французский, даже привстал.

Речь понемногу свернула на семейные обязанности: тут я слегка воспрял, так как успел немного изучить вопрос с точки зрения религии и выдал настоящую проповедь.

— Как должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену, любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви. Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя! Но…

Я строго зыркнул взглядом на королеву:

— Но жена да боится своего мужа!

Король в точности повторил мой взгляд: мол, слышала, что святой человек говорит?

И Анна неожиданно мне подыграла. Поговаривали, что в быту, ее величество в отношениях с мужем не отличалась особой покорностью: не стеснялась перечить и даже повышать голос на помазанника божьего.

А сейчас, она со смиренной мордочкой и слезами на глазах упала на колени и припала к руке мужа.

Луи даже несколько растерялся и глянул на меня: типа, это то, что я вижу?

Я ответил мудрым и всепрощающим кивком.

В общем, получилось просто замечательно. Но итог этой мизансцены несколько меня озадачил.

— Мы желаем назначить вас духовником его величества! — пафосно заявил Луи.

Королева молча поклонилась, соглашаясь с королем.

Вот тут пришло время охренеть мне. Да что за хрень творится! Как не стараюсь вырваться из этого гребаного болота, но оно все больше и больше меня затягивает! Не хочу!

И немедленно постарался отбояриться.

— Ваше желание закон для меня, но, увы, сын мой, дела аббатства делают почти невозможным мое постоянное присутствие при дворе.

Людовик недовольно нахмурился, но Анна положила руку на его ладонь и хмурое выражение на королевской морде быстро разгладилось.

— Его преподобию нет необходимости постоянно присутствовать при дворе, — вкрадчиво заявила королева, — а я могу время от времени совершать паломничество в его обитель. В любом случае, вы всегда вольны при необходимости призвать его к нам…

И это сработало.

Король кивнул, встал и, расхаживая по кабинету, заговорил не терпящим возражений тоном.

— Мы желаем принять вас в кавалеры ордена Святого Михаила[8]! Мы немедленно дадим указание начать подготовку к инициации.

Дальше больше: король пообещал пожертвование моему аббатству в размере двухсот тысяч ливров, а вдобавок возжелал подобрать и предоставить в мое личное пользование владения, правда пока не упомянул: сколько и какие.

В общем, плюшки посыпались ливнем, что не могло не радовать. Но, черт побери, мой образ сурового и аскетичного аббата, как назло, предполагал категоричный отказ от всех мирских радостей.

Я и попытался отказываться, но наткнулся на неожиданно резкую и суровый отповедь от королевской четы.

— Ваша скромность известна, ваше преподобие… — недовольно нахмурился король. — Но мы находим ее чрезмерной.

— Ее величество имеет право награждать по своему усмотрению кого пожелает и когда пожелает, — отчеканила Анна в тон мужу.

Луи с благодарность посмотрел на жену и кивнул.

Пришлось заткнуться.

А потом королевская чета в моем сопровождении вышла к придворным.

Ослепительный свет свечей, блеск драгоценностей и густой аромат парфюмерии, густо разбавленный смрадом пота и нечистот. Три тысячи распутных монашек — в зале пахло словно в дешевом борделе.

Гулкий ропот мгновенно стих, наступила мертвая тишина.

Король обвел угрюмым взглядом своих придворных и скучным тоном отчеканил:

— Мы желаем представить вам нашего духовника аббата Антуана де Бриенна…

У меня сразу закружилась голова, а от завистливых взглядов и приторно любезных рож даже начало тошнить.

Особенно запомнилась наполненная незамутненной ненавистью морда королевского фаворита Клода де Сен-Симона. В отличие от остальных, этот даже не скрывал своей злости.

К счастью, король сразу ушел и жестом приказал идти мне за собой.

Уже в своем кабинете он сухо сообщил:

— Возвращайтесь пока к себе, ваше преподобие. Но знайте, я буду всегда рад видеть вас…

Приветливость и почтительность полностью исчезли из голоса короля. Чувствовалось, что он никого не хочет видеть.

Впрочем, мое желание полностью совпало с королевским. Я отдал бы многое, чтобы как можно скорей сбежать из этого позолоченного хлева, набитого расфуфыренными баранами.

На этом аудиенция закончилась.

Я облегченно вздохнул и припустил прочь.

Уже на выходе из дворца меня перехватил какой-то королевский чиновник и заверил, что пожертвование его величества с самое ближайшее время будет доставлено в аббатство.

А дальше я опять попал в руки отца Жозефа.

На его молчаливый вопрос последовал сухой ответ:

— Возможно меня представят к кавалерству ордена Святого Михаила, возможно король сделает щедрое пожертвование аббатству Руаямон и возможно мне подарят пару сеньорий. Королевская чета находится в согласии, задержанием заговорщиков его величество не интересовался, но гневался, когда узнал, что я участвовал в подавлении смуты. И да, прошу прошения, упустил: меня уже назначили личным духовником королевской семьи, при этом от сана аббата почему-то не отстранили. И самое последнее: моя верность вам ничуть не поколебалась. Сии возможные и явные милости меня больше тяготят, чем радуют.

Монах выждал несколько секунд, удовлетворенно кивнул и вкрадчиво заговорил:

— Возможно, наша опека покажется вам чрезмерной, но она продиктована исключительно заботой о вас…

Я очень тактично прервал его.

— Мне не кажется, отче. Я всеv полностью удовлетворен, разве что, кроме лишней публичности среди придворной знати.

— Это сопутствующее зло, — лицемерно вздохнул капуцин. — Но я уверен, вы справитесь, сын мой. Мерзкому сброду в окружении его величества уже давно требуется строгий пастырь.

Я молча откланялся, но окончательно свалить не получилось, потому что после капуцина мне предстояло встретиться еще и с кардиналом.

Принял он меня в своем мрачном кабинете, с неизменной дымчатой кошкой на коленях.

— Ваше высокопреосвященство…

Ришелье поприветствовал меня легким кивком и показал на кресло напротив себя.

Кошка пискнула и немедленно перебралась уже ко мне на колени.

На бледном, изможденном лице кардинала проявилась неожиданно доброжелательная улыбка и он тихо заговорил усталым, надтреснутым голосом.

— Ее зовут Сумиз. У нее есть родная сестричка — Руби. У меня тринадцать котов… — он сделал паузу, словно приглашая меня ответить.

— А у меня тринадцать собак, — я аккуратно почесал кошечку за ушком. — Но кошка всего одна. Я ее назвал Бестия. Правда, я не вполне уверен, что она у меня есть. Потому что она всегда приходит и уходит только когда ей захочется. Мне даже кажется, что это не я ее завел, а она меня.

Кардинал поощрительно кивнул и резко сменил тему.

— Поздравляю, вы произвели очень хорошее впечатление на государя. Мой вам совет — немедленно отправляйтесь к себе в аббатство и отдохните как следует, потому что очень скоро события понесутся вскачь и вам станет не до отдыха.

— Ваше высокопреосвященство? — я вопросительно посмотрел на кардинала. Его последняя фраза сильно меня насторожила.

— Не торопите события, — спокойно посоветовал Ришелье. — Вы со всем справитесь. Каким-то удивительным образом вы всегда находите верный путь. Найдете и в этот раз. Но я хочу, чтобы вы знали — моя поддержка всегда с вами.

«Поддержка на словах — это хорошо, — посетовал я про себя. — Но не помешала бы и бумага, в стиле: „То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказу и на благо государства“. А вообще, как все уж непонятно…»

Однако никаких пояснений и писем от кардинала не последовало, мы еще немного поговорили на отвлеченные темы, а потом он дал понять, что аудиенция закончена. А напоследок еще больше удивил меня.

Когда я уже был на пороге, он тихо сказал.

— Если со мной что-нибудь случится — позаботьтесь о моих кошках, Антуан…

Я не нашелся, что ответить и просто поклонился.

Встреча с Ришелье принесла громадное количество вопросов и не одного ответа.

Что значит, события понесутся вскачь?

Что значит, мне будет не до отдыха?

А кошки? Кардинал готовится к смерти? Да, сразу видно, что болен, да, очень уставший, но умирающим он точно не выглядит. Черт… ясно одно, у него на меня большие планы. Вот только какие?

Впрочем, пренебрегать советами его высокопреосвященства я не стал, решил несколько хозяйственных дел в Париже и немедленно отправился восвояси вместе с Арамисом.

Ехал полностью погрузившись в мысли, пытался проанализировать случившееся. Арамис тоже молчал.

Уже за стенами Парижа, в обычный фоновый дорожный шум вплелись звуки яростной схватки.

Я неохотно вынырнул из мыслей и увидел, что возле придорожной корчмы несколько непонятных типов увлеченно колотят палками какого-то парня — судя по внешнему виду — дворянина, правда обедневшего.

— Я вас всех убью мерзавцы! — рычал басом тот, размахивая кулаками, словно ветряная мельница. — Негодяи! Чернь! Свиньи!

Несмотря на количество нападавших, сдаваться дворянин не собирался, однако ему приходилось туго.

— Ваше преподобие? — Арамис вопросительно на меня посмотрел.

Я немного поколебался, повернул коня и без лишних слов достал пистоль из больстера — седельной кобуры.

Нападающих словно ветром сдуло.

Дворянин утер рукавом, разбитый нос, отряхнул пыль с полинялого колета, экспрессивно поклонился и прогудел густым басом:

— Благодарю за помощь, отче! Разрешите представиться! Я Исаак де Порто!

Я недоуменно на него уставился. Фамилия прямо намекала на то, что оный дворянин может оказаться прототипом того самого знаменитого Портоса. Да и выглядел он вполне соответствующе. Румяная обширная морда, широченные плечи, руки толщиной с мое бедро, однако…

Однако, Исаак де Порто, даже при моем невысоком росте, едва доставал мне головой до груди…