Очень многих женщин беременность сильно портит, но ее величество, королева Франции Анна Австрийская после зачатия буквально расцвела, став величественно красивой и чертовски соблазнительной. До такой степени, что мне очень хотелось прямо сейчас зажать королеву где-нибудь в углу и решительно задрать на ней юбки.
Но, увы, пришлось сдерживаться, все-таки не у себя в аббатстве, а в королевских покоях гребанного Лувра. Черт бы побрал этот вонючий и засранный сарай!
И отговорился лишь дежурной фразой:
— Я ваш покорный слуга, ваше величество…
На лице королевы появилось разочарованное выражение.
— Антуан… — тихо прошептала она. — Вы… вы совсем забыли меня? Но я всегда буду помнить вас! Почему вы так холодны?
— Ваше величество? — я вежливо склонил голову. — Право, я не понимаю. Я всего лишь ваш покорный слуга…
— Дерьмо!!! — вдруг прошипела Анна, схватила меня за руку и приложила ее к своему животу. — Он уже бьется! Слышишь? Наш ребенок уже бьется! Наш! Скажи мне, что любишь меня! Я жду! Я приказываю! Немедленно!
Я чуть не поседел от ужаса.
Твою же мать! Да, мы одни, но в этом гребанном Лувре за каждой стеной торчат чужие уши! Чувствуешь себя как на минном полу, один шажок в сторону, одно неосторожное слово и все, кирдык, приехали.
И понес в ответ какой-то жуткий бред. Ну почему с женщинами так все сложно?
— Ваше величество, не раздумывая, я отдам за вас свою жизнь и горе тем, что посмеет даже подумать причинить вам вред. Мои чувства нельзя описать, я… люблю вас…
Анна страдальчески вздохнула и обреченно прошептала.
— Корона для меня подобна терновому венцу. Да, я страдаю! Как бы я хотела отказаться от всего этого. Но неважно, не беспокойтесь, я буду терпелива и предусмотрительна.
— Все будет хорошо, ваше величество, — я быстро поклонился и выбежал из комнаты.
За дверью остановился, машинально перекрестился и тихо сказал сам себе:
— Ну что же, пора приступать. Черт, все через задницу, но справимся…
Никакой сложности в изъятии заговорщиков из обращения не было и нет. Еретик, сатанист, вдобавок заговорщик — все это железные основания для ареста и последующей казни.
Но все сильно осложняется тем, что задержания надо произвести без лишней огласки. Почему так? Все просто — публичные массовые аресты знаковых фигур из знати сразу всколыхнут дворянское общество под гребанным девизом — попрание гребанных дворянских свобод. Опять же, при каждой особе из высшей знати находится целая армия прихлебателей, которые из страха потерять прокорм будут орать больше всех. И не только орать — сейчас любой дворянин — это подготовленная боевая единица. В общем, надо любой ценой избежать гражданской войны.
Да, быстрые публичные суды с железными обвинениями в ересях поставят все на место, но и здесь есть большие сложности.
Эти сложности — простой люд. С ним как раз все очень непросто. Аресты они воспримут с радостью и пониманием, так как люто ненавидят благородную свору. А вот известие о том, что благородные твари чуть ли не все поголовно сатанисты, могут буквально взорвать изнутри простое общество. Объясняется все это очень просто: мало того, что вы наживаетесь на нас, мало того, что вы шикуете, когда мы перебиваемся с хлеба на воду, так вы еще и детишек наших для сатанинских обрядов крадете? Режь, жги благородную сволочь! И будут резать и жечь всех подряд, потому что простые французы сейчас совсем не те современные хиляки и слабаки, которые гнут гриву перед любым арабом.
А посему, публично тоже никого судить нельзя. А вот навечно в монастырские подвалы под предлогом добровольного пострига — почему бы нет. Благо есть под рукой отличное аббатство. Мое прекрасное аббатство. Благо его подвалов хватит на всех.
Итак, задача максимум на сегодня — решить вопрос с Марией де Шеврез, герцогом Монпансье и, собственно, Гастоном Орлеанским. И с теми, кто под руку попадет. С остальными — позже.
Остается только начать и закончить.
В одной из комнат меня уже ждали мои старые знакомые лейтенанты де Виваро и де Болон.
— Ваше преподобие, — гвардейцы кардинала и короля синхронно склонились в почтительном поклоне.
Они уже давно поняли, кто я такой и вели себя очень почтительно, словно пред ними сам папа римский.
Я ответил сухим кивком.
— Вы получили приказ его величества о том, что переходите в мое полное распоряжение?
— Да, ваше преподобие.
— Тогда к делу. Немедленно усильте охрану покоев короля и королевы. Одновременно, все выходы и входы во дворец должны быть заблокированы. После прибытия его сиятельства Гастона Орлеанского со свитой и герцогини де Шеврез, никого не выпускать, вплоть до моего прямого распоряжения. Вопросы?
— Нет вопросов, ваше преподобие.
— Тогда приступайте, господа. И помните, мы щедры к друзьям и беспощадны к врагам.
Отдав еще несколько распоряжений Арамису с Портосом и своим боевым монахам, я вернулся к его величеству, которого готовили к совместному выходу с королевой к придворным.
Луи небрежным жестом прогнал камердинера и слуг, после чего решительно заявил мне.
— С герцогом де Монпансье я разберусь сам! Остальных возьмите на себя.
Я отметил, что он сильно изменился: от нерешительности даже не осталось следа. Сейчас он выглядел как настоящий король: сильный, смелый, хитрый и жестокий. Королевская судьба на самом деле очень незавидна, тут поневоле станешь мерзким деспотом. Иначе не выживешь. Не иначе водка на венценосца начала действовать.
Я поклонился и задал вопрос:
— Что с его сиятельством герцогом Орлеанским?
— Проклятье! — неожиданно взорвался король и запустил бокалом в стену. — Почему? Почему я должен всех прощать? Принадлежность к моим родственникам вовсе не означает вседозволенность! Но… — он потряс кулаками. — Мне приходится! Чего ему еще не хватает? Я спрашиваю, чего? Мои милости для него безграничны! Порой, я думаю, что было бы лучше, если бы у меня была сестра, а не брат.
— Ваше величество, — я улыбнулся. — Позвольте с вашим братом я решу вопрос сам. Уверяю, вы будете удовлетворены полностью. Он не более чем пешка в чужих руках и, на самом деле, не питает к вам никаких враждебных чувств. Пусть поживет пока вне Франции. А мы позаботимся о том, чтобы здесь поубавилось его сторонников.
— Хорошо! — в сердцах гаркнул король. — Пусть будет так. Но пусть не показывается на мои глаза. Вы слышали? Я ему приказываю! Так и передайте, я не желаю его видеть!
— Будет исполнено, ваше величество. Что с герцогиней Марией де Шеврез?
Луи недовольно зыркнул на меня.
— Я же сказал, делайте с ней что хотите. Но… — он поморщился. — Никакой огласки… пусть просто исчезнет. И обойдитесь без жестокости. Все-таки… она дама. Может ссылка? Нет, решайте сами.
— Как прикажете, ваше величество, — я с трудом скрыл довольную улыбку.
Собственно, этой фразы я и ждал, теперь мои руки развязаны.
— Так… — Луи посмотрел на себя в зеркало и довольно улыбнулся. — Этот костюм идет мне, мой друг? Я хочу, чтобы вы сказали правду. Знаете, как мне не хватает людей, которые умеют говорить правду?
Костюм, как по мне, выглядел крайне отвратительно: все эти ленточки, рюшки, драгоценные камни и вышивки золотом, мать их за ногу, но королям приходится отвечать только то, что они хотят услышать.
— Он сидит на вас как на корове седло! — на родном и могучем честно признался я, но тут же перевел фразу на французский язык. — На китайском языке — это значит: вы подобны блистающему солнцу! Чистая правда! Ваш портной просто кудесник.
Луи расплылся в довольной улыбке и скомандовал:
— Водки! Мы всем покажем сегодня!
Пришлось расстаться с последними каплями орухо во фляжке.
Луи с шумом втянул в себя воздух и возмущенно прохрипел:
— Это все что ли? Больше нет? Ладно. Эй, кто там? Где, ее величество? Вы знаете, Антуан, я вам завидую! Ваш сан ограждает вас от женщин. А мне приходится терпеть женское присутствие рядом. К счастью, вы благотворно влияете на королеву и она становится образцом почтительной и верной жены! Как у вас это получается?
Ответить я не успел.
В двери показался Ля Шене и отрапортовал.
— Ее величество королева Франции Анна!
Луи нетерпеливо махнул рукой.
В кабинет вплыла Анна Австрийская и присела в книксене.
— Ваше величество…
Король склонился в элегантном поклоне.
— Вы сегодня великолепны, мой друг!
Он подошел к жене и поцеловал ей руку.
Несколько минут ушло на взаимное воркование, после чего их величества отправились к придворным, а я выскользнул из комнаты через другую дверь и смешался с толпой.
Через несколько минут мажордом трижды ударил своим посохом об пол и громогласно объявил:
— Ее светлость, герцогиня де Шеврез!!!
По толпе знати пошел глухой восторженный рев.
Гордая осанка, покачивающиеся в такт мелким, выверенным шажкам парчовые юбки и страусиные перья на шляпке, огромные глаза и застывшая на губах холодная, торжествующая улыбка.
Черт… даже меня проняло. Эта… сука… выглядела… великолепно! И одновременно смертельно опасно.
У меня по спине побежали холодные мурашки, а рука сама потянулась к пистолету под сутаной.
Сдержаться удалось только стиснув зубы.
Мария де Шеврез подошла к королю и королеве и присела в реверансе.
Анна и Луи приняли герцогиню очень радушно, по толпе пробегали бурные волны возбужденного гула.
— Ах, пришел конец этому мерзкому святоше!
— Она великолепна!
— Если бы Ришелье ее сейчас видел, он бы сгрыз от злости свою сутану!
— Пришло наше время!
— Праздновать, праздновать!
— Вернулись старые, добрые времена!
— Теперь заживем! Выпить, срочно выпить!
Я пропускал все мимо ушей и ждал, когда появится Гастон Орлеанский, и он не заставил себя ждать.
Воссоединение братьев прошло восторженно и идиллически, после чего королевский прием пошел своим чередом.
Луи и Анна удалились, через несколько минут в сторону королевских покоев потопал герцог Монпансье.
Я подождал, пока Гастон отправится в единственную уборную в Лувре и скользнул за ним.
Герцоги в наше время поодиночке не ходят даже оправиться, вот и сейчас за ним потащилась целая толпа придворных.
Я подошел к Орлеанскому, невежливо оттолкнув плечом какого-то щеголя.
— Это вы? — брат короля сразу узнал меня. — Ого! — он удивленно присвистнул. — Вы приняли сан? Неожиданно, неожиданно!
Судя пор всему брат короля пропустил момент моего возвышения.
— Нам есть о чем поговорить, ваше высочество, — я взял Гастона под локоть и отвел в сторону. Его прихлебатели было зароптали, но он жестом их успокоил.
— Итак, чего вы хотели?
— У меня есть для вас совет, ваше высочество.
— Потом, я сейчас не настроен выслушивать советы, — отмахнулся герцог, но я жестко придержал его за рукав.
— Как это понимать? — рассвирепел Гастон. — Вы забыли кто я? Немедленно объяснитесь!
Я вежливо улыбнулся и быстро объяснил ситуацию, в которой он оказался.
Герцог буквально потерял дар речь, так и стоял, раскрывая рот словно рыба. Пришлось его снова дернуть за рукав.
— И что же мне делать? — наконец, прохрипел он. — Что? Право… я не хотел, все должно быть не так…
— Бегите, ваше высочество, бегите, — искренне посоветовал я. — Потому что если вы не удалитесь, вас сегодня же арестуют. Это слова его величества короля Франции. Пусть пройдет время, а я пока похлопочу за вас. И не дай господь, вы возьметесь за старое. Вы понимаете? Поспешите, его величество может передумать. И помните, я всегда ваш добрый друг.
Гастон немного помедлил, а потом быстро кивнул.
— Я все понял.
— Прекрасно. Я всегда был убежден в вашем уме.
Герцог стремительно ушел, мои люди проследили за ним и отрапортовали, что тот уехал. Одновременно, быстро рассосалась толпа его прихлебателей.
Почему так поступил с братом короля? Тут все просто. Все равно Людовик простил бы Гастона Орлеанского. А сейчас, Гоша, будет чувствовать себя обязанным мне. Именно мне! А там посмотрим. Устроить критическое несварение желудка ему довольно просто. Или использовать в своих целях.
Таким простым и незатейливым образом, первого клиента удалось вывести из игры.
Не знаю, о чем говорил Людовик с герцогом Монпансье, но тот вышел от него словно живой мертвец. Думаю, после этого разговора герцогу уже было не до заговоров. Но опять же, посмотрим. Если не угомонится — просто умрет без всяких затей.
Следовательно, на сегодня осталось разобраться только с герцогиней де Шеврез.
И время сделать это наступило уже за полночь, когда она собралась уезжать из Лувра. Все уже разъехались, а стражники и гвардейцы по моему приказу рассосались по сторонам. Кучера и возничего герцогини уже изъяли, их заменили мои люди. Камеристку и служанку задержали в Лувре.
Я вышел из-за угла и направился прямо к ее карете.
Мария заметила меня и остановилась.
— Вы?
Выражение на ее лице не предвещало мне ничего хорошего.
— Ваша светлость… — я вежливо поклонился. — Не будете ли вы так любезны, уделить мне несколько минут?
Она что-то почувствовала, определенно почувствовала, но сумела сдержать себя в руках и сухо бросила.
— У вас пять минут.
Я лицемерно улыбнулся.
— Боюсь, мы не уложимся, ваша светлость.
Из темноты вынырнули боевые монахи и очень скоро, спеленатая как кукла герцогиня валялась на полу своей кареты.
Проклятье… она так визжала, что пришлось заткнуть ей пасть носовым платком брата Игнатия.
Из Парижа мы выехали без проблем, а через два часа карета остановилась возле винного погреба в охотничьем замке маркизы дю Фаржи.
С Марии де Шеврез сняли мешок.
— Прошу… — я предложил ей свою руку. — Позвольте вам помочь, здесь крутая лестница.
— Куда вы меня привезли, мерзавец? — герцогиня быстро оглянулась, а потом в ее руке блеснула сталь. — Умри!!!
Удар получился быстрый и хлесткий, словно бросок змеи, но чудом я успел перехватить ее руку и, не церемонясь, вывернул герцогине кисть.
На булыжники двора с лязгом брякнулся стилет, Мария взвыла и попыталась выцарапать мне глаза.
Я покачал головой и шагнул в сторону, герцогиню подхватили монахи и потащили ее в подвал.
Думал, герцогиня будет кричать, но она только глухо рычала ужасные проклятья и пыталась вырваться.
Если честно, я так и не придумал, как поступить с Марией де Шеврез и решил просто отдать ее Мадлен. О том, что уже маркиза с ней сделает, даже не догадывался. Верней, не хотел догадываться. Сами как-то разберутся.
Но как только спустился в погреб, все сразу стало ясно.
Узкая ниша с цепями и зажимами в стене, штабели кирпичей, инструменты и лохань со свежим известковым раствором…
Стоявшая у ниши Мадлен в плаще с капюшоном медленно обернулась. В свете масляных ламп она была похожа на привидение. На бледных губах играла зловещая улыбка.
В воздухе прошелестел безжизненный голос.
— Ну, здравствуй подруга. Давно не виделись…
Герцогиня сильно вздрогнула, забилась в руках монахов и обреченно завыла.
— Нет, нет! Не надо… заберите меня отсюда… я буду полезной, да, я сделаю все, только уберите ее! Не-еет…
Я резко развернулся и пошел на выход.
Без меня.
А у меня еще много дел. Вон, заговорщик на заговорщике и извращенцем погоняет…