Я есть Жрец!

Глава 16

Глава 16

И все равно я мыслю через нарративы человека будущего. Странно, необычно? Так я и есть человек из далекого грядущего! Нужно использовать голову, а так же свою «прививку» от суеверий. Есть у меня «божественные предметы»? Пойдут люди против богов? А если это будет громко и со «светомузыкой»?

Я и Никей сели в катер пограничников, нынче ставший речным монстром. И тут, еще до того, как запустить мотор, я понял, что любое, или почти любое воинство, если на реке, то нам по зубам. Я же могу просто таранить однодеревки, ну а два плота, на которых так же плыли воины, и расстрелять с автомата можно. Ну а громкоговоритель с катера — имба, совершенное психологическое оружие попаданца из будущего.

— Дэви шарма! Перкус шарма [боги спасите! Перкус спаси!]! — приговаривал Никей, когда мы мчались к большой процессии из лодок и плотов.

— Я посланник богов! Я повелитель лодок, покоритель реки! — входил я в кураж, понимая, что нахожусь в катере в почти безопасности.

— Блят, дэбил! — Никей заменил свои кричалки на ругательства.

— Согласен! — выкрикнул я, все более смиряясь с тем, что бороться с мной привнесенными скверными словами бесполезно.

Перед тем, как подплыть к речному десанту Рысей, я сбавил ход. И три стрелы почти одномоментно прилетели в стекло катера.

*………….*……………*

Интерлюдия

Никей не раз плавал по реке. Делал это сам, на лодке, на плотах. И он, небезосновательно, считал себя отличным пловцом и гребцом. Никогда, ни при каких обстоятельствах, Никея не укачивало. Но тут… Сколько же усилий приложил наставник воинов, чтобы не извергнуть содержимое желудка прямо в большой лодке. Не мог этого себе позволить опытный воин, который дорожит своим статусом и авторитетом.

Потому, когда катер подплыл к плоту, который был впереди всей процессии, Никей не смог говорить еще минуты две, пережидая рвотные позывы. А с плота уже реагировали на приближающегося монстра. Даже стрела, летящая в Никея не заставила его сделать резкие движения. А когда пущенное в воина орудие убийства, ударилось о стекло катера и оставило после себя почти незаметную царапину, Никей стал приходить в себя.

— Где твой гром? — спросил наставник воинов у Глеба.

— У-у-у! — загремело в округе.

Это было громко, очень. А еще страшно. Так не кричит зверь, так никто не кричит! Это Глеб заклинанием, или еще каким способом, заставил кричать железную лодку.

— Боги спасите! — непроизвольно стал взывать к богам Никей.

— Говора! — сказал Глеб и протянул маленькую коробочку, от которой в катер уходила гибкая веревка.

На плоту люди не встали на колени, но стрелы уже не пускали, были лодки, которые спешно стали разворачиваться к берегу, чтобы бежать от чудовища.

— Я Никей, наставник воинов и главный воин племени Рыси! — начал вещать в громкоговоритель Никей.

И без того громоподобный с небольшой хрипотцой голос, тяжелым прессом ложился на речную гладь, попутно порождая страх и недоумение у воинов, что получили приказ на покорение странного поселения в месте, где раздваивается река.

— С какими намерениями вы идете к нам? — спрашивал Никей.

На самом деле, если сейчас командир отряда Рысей скажет, что они и вовсе не сюда идут, то доказать обратное Никею будет сложно. Еще не достиг десант Рысей места, где Днепр раздваивался на два неполноценных русла. Проплыли бы дальше, да и все. Потом вернулись. Но приказ лекса Хлудвага был однозначный — захватить и разграбить, но на этом месте поселений быть не может. Опасался «одоманшненный» вождь, что Динокл, лекс племени Огня, сочтет Хлудвага лжецом, который не чтит договоренности о разделе земель вдоль реки.

Но были иные причины, почему воины тут. Вот только подобное не стоило знать даже главному среди старших воинов, который командовал походом. Таким воином был двоюродный брат Никея, Рыкей. Не сказать, что кузены были сильно дружны, но родственные чувства в них присутствовали, точно. Всю сознательную жизнь мужчин они соперничали друг с другом. Если в боевой подготовке чаще всего Никей опережал брата, то Рыкей был лучшим командиром, всегда самоорганизованным, требовательным и умеющим быстро принимать решения.

— Никей, это ты? — прокричал Рыкей с ближайшего плота. — Почему здесь, а не в племени Огня? Или тут огневики? Они нарушили уговор?

— Рыкей, слишком много вопросов. Ты всегда был слабее меня, но не глупее! — усмехнулся Никей, окунаясь в такое уютное противостояние братьев, как в юности.

— Ты никогда не был сильнее! — вскричал мужчина с плота, забывая о всех своих страхах, вызванных появлением речного монстра. — Это я назначен лексом главным среди старших воинов.

— Только потому, что я не хотел им стать! — отвечал Никей.

— Приходи ко мне, и поговорим! Расскажешь, почему ты тут оказался! — прокричал мужчина и Никей задумался.

— Правь к берегу и оставь своих воинов на воде, потом и поговорим! — после непродолжительной паузы сказал Никей.

— Ты боишься? Воинов своего племени? — с превосходством и бахвальством в голосе спросил Рыкей.

— Саргон со своей звездой пытался убить меня, наследника и Севию! Так что я не знаю, кому верить, — сказал Никей, немного подумал и добавил. — Прости, брат, но так оно и есть. Предательство в племени Рысей.

— Что с Севией? Она жива? — в разговор старших влез молодой мужчина, выделяющийся статями даже на фоне мощных Никея и Рыкея.

— Корн, заткнись! Не смей лезть в разговоры старших воинов! — закричал Рыкей и ударил самого молодого воина своего звена в живот.

Корн попался под резкое ухудшение настроения командира. Рыкей уже чувствовал, начинал понимать, что имеется много нелогичного и странного в том, что он здесь, а с лексом осталось не более пятидесяти хороших воинов. При этом был род, который не дал в поход ни одной своей звезды. Да и Рыкей знал своего двоюродного брата, который ранее никогда не врал и лишь за то, что критиковал лекса, так и не двигался вверх в иерархии племени. Иначе, не видать было бы Рыкею должности главного среди старших воинов.

Через полчаса, когда речной, прирученный Никеем и странным парнем, зверь, отплывал от берега, два брата обнялись. Они соперники, да, но никогда зла друг другу не желали, может только в детстве, где подросток живет лишь эмоциями, но в последнее время, братья могли «воевать» только словами.

— Прими дар! — сказал Никей и протянул брату нож.

Это был столовый нож с закруглением, но наставник воинов смог хорошо заточить лезвие и теперь столовый предмет стал не самым эффективным, но оружием.

— Металл? Откуда? — Рыкей был ошарашен и даже опасался брать нож в руки. — И этот монстр тоже металлический. Тебя похитили злые боги и теперь ты их раб?

— Брат, — Никей чуть замялся. — Ты последний мой родственник. Нашего рода нет, но ты его, твои дети, его возродите. Поэтому, ты последний человек, которому я стану вредить. И не раб я богов, хотя мы все подчинены их воле. Я расскажу тебе все, или многое, как своему близкому.

Наставник воинов лукавил, сильно лукавил. Был человек, который для Никея оставался самым близким, несмотря на то, что он не был близок с… ней, с Мерсией. Поэтому он не стал во главе всех воинов Рысей, поэтому он отправился с Севией в племя Огня. Не мог видеть Никей женщину, которая шуткой богой, являлась женой лекса. Он становился слабым при виде Мерсии. И… она просила защитить ее дочь Севию, он и защищал.

На последних мыслях Никея передернуло. Все в общине знали, что отношения Глеба-жреца и Севии перешли все грани, при этом не было обряда, как и разрешения от отца-Хлудвага. Мерсия будет недовольна. Она никогда не любила жрецов и все, что с ними связано, предпочитая доверяться силе воинов. Хлудваг был мощным воином, но Никей свято верил, что Мерсия с лексом по принуждению и нужде сытно есть и тепло одеваться.

— Как… Мерсия? — Никей не хотел задавать этот вопрос, но слова прозвучали непроизвольно.

— Не ту женщину ты выбрал, Никей, — с сожалением сказал Рыкей.

Род Никея и Рыкея постепенно, но умирал. Не было какого-то судьбоносного события, после которого в живых остались бы только два двоюродных брата. То болезни унесли часть рода, то волки напали на селение рода, когда большинство мужчин участвовали в походе лекса. Ну а более всего, род терял в битвах. Мужчины рода были хорошими воинами, именно ими затыкали самые сложные направления экспансии Рысей. Мужчины умирали, их жены уходили в другие рода. И вот остались Рыкей и Никей. Первый брат имел двух жен, именно на него и возлагалась надежда на возрождение рода. А Никей… не везло мужчине с женщинами, особенно после того, как он полюбил жену лекса Хлудвага.

— У меня есть решение лекса… Я должен, — с сожалением сказал Рыкей.

— Будет много крови, брат. Мне придется с тобой драться, — с не меньшей грустью отвечал Никей. — Так и наш род прервется и люди умрут.

— Уйди от извергов! Будь рядом со мной! — с надеждой в голосе предложил Рыкей.

Никей смотрел на своего брата и искал слова, которые могли бы убедить родственника. Что такое долг, Рыкей знал, он всегда следовал своим клятвам. Ну а подарок? Только из-за сомнений и, вероятно, подарка главному среди старших воинов, и состоялся этот разговор, ну и немного потому, что Рыкей испугался гнева богов, которые вмешались в дела людей и дали Никею и его сопровождающему страшного зверя, что мог существовать только в божественном бестиарии.

— Я прямо сейчас потоплю твоих воинов! — пригрозил Никей, на самом деле не желавший этого.

— Такова судьба воина — погибнуть. И ты это знаешь не хуже меня, — отвечал Рыкей, судорожно размышлявший, как выпутаться из сложившихся обстоятельств.

Братья замолчали. Они смотрели друг на друга и думали, что делать. Рыкей мог довериться брату, он даже хотел это сделать, но семья главного воина осталась в селении Рысей, рядом с лексом. Их убьют, если случится предательство. А то, что неисполненное повеление лекса и есть предательство, сомнений не вызывало. У многих воинов, что пришли с Рыкеем так же были семьи, имущество, проверенные ветрами и дождями жилища, запасы еды. Лишаться всего они не захотят, тем более не имея таких мотивов, какие есть у главного среди старших воинов.

— В племени предательство? — спросил Рыкей, цепляясь за повод, чтобы отложить сражение.

— Да! И я думаю на жреца и на род Морвага, — настроение Никея немного поползло вверх, он осознал, что брата мучают сомнения и поэтому он готов к разговору.

Оба брата переглянулись и на некоем метафизическом уровне поняли друг друга.

Прежде чем воевать, нужно проверить подозрение на измену. Можно формально продолжать поход, высадиться недалеко, поохотится. В это же время проверить информацию о предательстве.

— Там твоя семья. Ты и многие из воинов тут… — Никей замолчал, встречая злой и решительный взгляд брата.

— Если ты меня обманываешь и никакого предательства нет, а ты и есть предатель. Клянусь… Я съем твое сердце, — жестко припечатал Рыкей.

— Ты мог бы поговорить с Нореем, или с Севией, — привел еще один аргумент Никей.

— Мне нужно три дня… — задумчиво сказал Рыкей.

А задумался главный воин из-за того, что уже размышлял, кого именно взять с собой и кто сможет, в отсутствие Рыкея удержать в повиновении воинов. Сейчас мужчина в очередной раз вспомнил и мимолетно взгрустнул, что потерял сына. Семнадцатилетний Макей две полных луны назад ушел со своей звездой в лес и не вернулся. Вот кому Рыкей доверил бы управление воинами, так только своему сыну. Тем более, что тот считался лучшим лучником среди всех воинов и командовал звездой отличных воинов из молодежи.

— Не нужно столько времени, брат! Можно все сделать быстрее, иначе твои воины столкнуться с теми, кого я взял под защиту и будет кровь… Рысей, на радость врагам, — говорил Никей, всматриваясь на то, что вытворял Глеб на реке, лицо наставника воинов разгладилось и он усмехнулся.

Катер божественного посланника на скорости рассекал водную гладь, чуть поодаль от лодок-однодеревок, создавая волну и нервируя воинов. В катер уже то и дело летели стрелы, некоторые из которых попадали в божественное плавательное средство, но лишь чуть царапали краску.

*………….*………….*

Я куражился. Это когда боец понимает, что у противника не осталось патронов, будет издеваться над врагом, компенсируя все те страхи, что только что пережил. Я направлял катер между лодок, которые то и дело чуть ли не переворачивались, а две, так и перевернулись. В свою сторону я слышал проклятия, но вот ругательств, в привычном мне понимании, не было. Пусть уроки брани возьмут в нашей общине! Севия уже почти мастер матерщинного языка.

Но скоро на берегу, где проходили переговоры, замахал руками Никей, призывая меня.

Два парламентера решили плыть в селение Рысей. Ну а я, стало быть, должен стать извозчиком. Впрочем, и не против. Проблема только в том, что горючка конечна. Даже дай мне нефть, я не придумаю, как из нее изготовить нужное мне топливо. Но что лучше: сохранность литров двадцати, если не тридцати, топлива, или жизни людей, среди которых есть весьма близкая для меня красотка с веснушками на лице. Конечно, второе… Но тридцать литров! Это, наверное, почти все, что осталось в самом катере, а после только из бочек брать. Месяц-два редких поездок, и все, нет катера, а лишь ненужная груда металла и стекла.

— Плу са е [плывешь со мной], — сказал мне Никей, как только я подплыл к берегу.

— Хрена се. Катер мой, горючка моя, а плывешь не ты со мной, а я с тобой, — возмущался я, но при этом принимая на борт двух мужчин.

Я примерно понимал, что происходит. Никей пытался договориться, и от этих переговоров зависит если не все, то многое. Я насчитал больше восьмидесяти воинов, часть которых до сих пор находились на воде в своих массивных лодках-долбленках.

В какой-то момент в меня начал вселяться хулиган. Это был своего рода откат от волнения. Я жаждал отомстить за то, что был рядом с трусостью. Да, я давил в себе страхи, но они были. И почему? Достать меня воинам-аборигенам невозможно, я же могу беспрепятственно кататься на катере и таранить лодки, причем, они могли переворачиваться даже от волны, которую можно создать, приближаясь на скорости. Умеют ли эти люди плавать? Наверняка. По крайней мере, те, кто перевернулся, на дно не ушли, и уже вновь сидят в лодках, зло поглядывая в мою сторону. Случись же агрессия, то лодки на середине широкой реки, я могу просто подплывать и убивать всех.

Что-то от маньяка рвалось наружу и имело шансы преодолеть все психологические барьеры, если только замаячит силовой вариант решения проблемы. Но вот он, Никей, зовет меня и говорит, что нужно куда-то прокатиться. И маньяк во мне засыпает, оставляя легкую недосказанность и некоторое сожаление. Я настолько пожелал защитить то, что только недавно приобрел, что был готов убивать десятки людей? Мне стыдно… но не так, чтобы сильно.

Через полчаса речная вода рассекалась плавательным средством из будущего, преодолевая силу течения и создавая волну, которую не сотворит никакой ветер. Украдкой я посматривал на лица двух, немного похожих друг на друга, мужчин. Никей держался вызывающе, так, словно наличие катера, как и его скорость — это его заслуга. Еще недавно тот, у кого коленки дрожали от вида металлического монстра, сейчас ухмыляется, наблюдая, как вцепился в поручни его оппонент на переговорном процессе. Да, второй воин был не в себе. Он что-то бурчал про богов, не громко, и шум мотора не давал расслышать что именно говорил воин. Но и так понятно, что он молился.

Если не считать не прекращаемую буркотню мужчины, остальные, я и Никей, молчали на протяжении более часа пути.

— Омо! Омо! Линта! [Человек! Человек! Лодка!] — вскричал Никей в несвойственной ему эмоциональной манере.

*…………….*……………*

Интерлюдия

Мерсия плохо себя чувствовала. Она не взяла с собой еды и это сильно сказывалось на том, что женщина быстро теряла силы. Сбежавшая жена убитого лекса не ела второй день, при том, что много трудилась, стараясь оказаться, как можно дальше от селения, захваченного Морвагом. Были идеи выбраться на берег, добыть куропатку, или зайца. Но это было опасным. Вокруг лес, на удобных для подходов к воде участках реки были следы пребывания зверей. Ловить рыбу? Можно было, тем более, что она захватила рыболовную сеть — величайшее богатство. Но женщина понимала, что одной ей будет не просто, может и невозможно, ловить рыбу сетью. Тем более, что вероятна погоня и поэтому нельзя медлить и останавливаться.

Куда она бежала? К дочери. Вторая жена — это статус, который предполагает то, что лекс племени выслушает свою супругу и может дать разрешение на то, что мать жены останется в племени. Мерсия не любила огневиков, а Динокл, которого она видела всего единожды, вызывал отвращение. Она не хотела подобной участи любимой дочери, быть женой урода. Но не посмела противиться воле мужа, Хлудвага. Расчетливость и разум говорил, что Мерсия не добьется ничего в своем желании не отправлять Севию в племя Огня. Точнее, он а добьётся… гнева от мужа и потери всего.

А тут еще, сразу после того, как Севия отправилась к Диноклу, Мерсия была приближена к лексу и она расстаралась, не упустила момент, продемонстрировала, что ее красота не увяла, что она знает, как ублажить мужчину, чтобы он захотел ее и завтра и потом. И Хлудваг звал ее, Мерсию, чтобы женщина раскрасила тусклые темные тона ночи в яркие краски.

Любила ли она Хлудвага? А, разве, женщина может говорить о любви? Она накормлена, ее хижина достаточно уютна, шкур много, рубахи есть, да все есть и в достатке. Так что положение женщины, как она сама считала, более чем удачное, потому нужно его не ухудшить. А любовь? Она не позволяла себе думать о чувствах, только лишь играть в них со своим мужем.

Уже более пяти часов Мерсия не гребла, лишь изредка поправляя лодку, которая двигалась не быстрее скорости течения. Сил не оставалось, а погони, судя по всему, не было. Может удалось выиграть время, или предатели так сильно заняты грабежами и насильем, что им нету дела до одной из жен Хлудвага. Убитого Хлудвага! И от осознания этого факта, и того, что ее… пользовали, насиловали, становилось горько, но Мерсия не плакала, она была сильной.

Теперь женщина, будь она даже интересна новому лексу, этому уродцу Морвагу, не могла стать женой уважаемого воина или вождя. Одно дело брать жену самого лекса, другое брать в жены ту, которая была с простым воином вне обряда. И вопросы насилия и принуждения тут вторичны, а роль играет сам факт, что ее, жену лекса, покрыл простой воин.

Так что теперь лишь быть наложницей — вот судьба Мерсии.

— Был бы рядом Никей… он не допустил бы такого, — неожиданно даже для себя, Мерсия вспомнила о лучшем воином племени.

Резко нарастающий шум, заставил женщину встрепенуться и взять лук. Неизвестность и выбивающийся из системы мировоззрения грохот, а потом и рассмотренный речной монстр, заставил изыскать внутренние резервы и максимально сконцентрироваться. Она была готова убивать монстра и смирилась с тем, что монстр убьет ее.

Страшный зверь рычал и быстро приближался. Болотно-зеленый цвет обводов, которые можно было бы принять за лодку, говорил, что это не может быть нечто, созданное человеком. А потом Мерсия осознала… это не дерево, скорее всего, даже не кость, хотя последнее все же хоть как-то, но вписывалось в ее понимание мира. Металл? Нет, не возможно.

Женщина натянула тетиву лука, пустила стрелу в сторону монстра, когда он, сильно снизив скорость приближения, начал чуть разворачиваться боком.

— Мерсия? Это ты? — услышала женщина такой знакомый голос.

И как же она, оказывается, хотела услышать именно его.

— Это морок? Шутки богов? — сказала Мерсия, но не столь громко, чтобы быть услышанной людьми на спине… в брюхе… монстра.

— Мерсия! — сказал Никей и столько было нежности и радости в одном только слове.

— Никей, ты покорил чудовище, или боги дали тебе водную колесницу? — спросила Мерсия, когда катер подошел уже вплотную к лодке с женщиной внутри.

— Не бойся! Я все объясню! — говорил Никей, а самого дрожь пробрала.

Рыкей так же был растерян, но его растерянность имела другую причину. Тут вторая жена лекса? Она явно от чего-то бежит. Подумать о том, что жена Хлудвага будет убегать от своего мужа, Рыкей не мог. Это не укладывалось в его миропонимание. От хорошей жизни не бегают, а жена лекса живет сытно и в почете. Потому он задал самый главный для него вопрос:

— Лекс Жив?

— Нет, его убили люди рода Морвага. Он захватил селение рода Хлудвага и убил его родственников. Все жены мертвы, их дети так же, — выдала главную информацию Мерсия, и лицо Рыкея побагровело.

В отличие от эмоций своего брата, Никей не проявлял большой тревоги от того, что Хлудваг мертв. Напротив, наставник воинов насилу справился с тем, чтобы не проявить всю ту радость, что поселилась у него внутри. Мерсия свободна? Хлудваг не пришлет больше воинов, чтобы убить всех общинников и посланника богов? Так это лучший подарок и понять бы только, какому богу принести жертву. Или сказать спасибо духам Спартаку и ЦСКА, о которых поведал Глеб?

Мерсия была полуголой. Оголенная правая грудь, которой позавидовать могла даже молодая, не рожавшая женщина, не позволяла Никею оторвать взгляд. А ноги, чуть скрытые частью разорванной рубахи, оставались все такими же наливными и магически притягательными. По крайней мере, в этом мире был мужчина, который оказался покоренным этой магией.

Раньше Никей боролся с теми эмоциями, что испытывал при виде Мерсии. Теперь же…

Мысли Никея были прерваны криками брата.

— Я вспорю ему брюхо и задушу его же кишками, — сокрушался Рыкей, до синевы сжимая кулаки. — Нет. Я буду медленно его убивать.

Главный старший воин резко замолчал. Его лицо, бывшее только секунду назад багровым, побледнело. Рыкей медленно, боясь услышать ответ, прикрыв глаза и чуть сморщившись от ожидания самых страшных известий, Рыкей спросил:

— Моя семья?

— Я не знаю. Видела жену твою… — Мерсия замялась.

— Что с детьми, с женами? — проявил нетерпение Рыкей.

— О твоей семье много не знаю, — соврала Мерсия. — Но семьи всех воинов, что ушли в поход живы. Так Морваг хочет договориться с вами о принятии его лексом и о клятве верности на крови перед богами.

Мерсия не рассказала, что обе жены Рыкея, которые были красивыми женщинами, были неоднократно изнасилованы. Испытав унижение, женщина не хотела рассказывать о позоре других жен. Может, как надеялась Мерсия, Рыкей и не узнает.

Она не хотела говорить о том, что красавица Карика, жена Рыкея, оказалась одной из наложниц Морвага. Бывший старейшина, ныне считавший себя лексом, собрал восемь женщин из племени, считавшихся лучшими красавицами после жен лекса. Но жены Хлудвага, как и его дети, были убиты, потому брались женщины-жены тех воинов, которые отправились в поход, или те, мужья которых были убиты.

И при этом при всем, Морваг хотел договариваться.

— Она жива? Ее очернили? Кто? Морваг? — засыпал вопросами Рыкей.

Мерсия все же рассказала. А потом река познала, как может кричать разъяренный воин. Рыкей уже сейчас рвался в бой, уничтожить всех, отомстить за честь жены, за убийство лекса, за то, что кто-то решил изменить его сытную и уважаемую жизнь. Никто не одергивал Рыкея, но он, через некоторое время, как будто обмяк.

— Прости, брат! Я должен был тебе сразу поверить. Ты мой родич, я не могу сомневаться в том, что ты честный человек, — сказал Рыкей и замолчал.