Глава 21
Погоня за Морвагом, хвала богам… единому Богу, не оказалась долгой и обременительной. Мы только пробежали, а я прохромал, метров пятьсот по лесу в направлении, где скрылся предатель Морваг, как наш авангард, состоящий из звезды Вара, не натолкнулся на группу воинов, идущих нам навстречу. Если бы среди этих мужчин, которые направлялись к главному поселению Рысей, не оказалось Морвага, то не миновать боя. Как бы ни противоречиво и нелогично это звучало, но узурпатор своим присутствием спас жизни многих воинов. Встреченные мужчины были быстро записаны в союзников.
— Армит, я рад тебя видеть. Пусть боги… — Никей замялся, посмотрел через плечо на меня, нахмурился, и, приняв решение, продолжил приветствие. — Пусть единый Господь Бог дарует твоему роду еду и здоровье, реки полные рыбы, леса добрым зверем, а поля с богатой землей.
«Какое долгое приветствие», — подумал я.
— Какого бога ты упомянул, Никей, — спросил воин, названный Армитом.
— После, глава рода. Расскажи свою историю и как ты замешан в предательстве Морвага или, почему ты не в своем поселении, а в лесу? — строго, даже требовательно, спрашивал Никей.
Воины потянулись за оружие, причем и союзные нам и те, что были с Армитом. Моя рука непроизвольно проверила наличие пистолета. Армит поднял правую руку, и напряжение с лиц его воинов не полностью, но сбавилось. А потом глава рода кратко, но удивительно информативно поведал свою историю.
Пусть мои познания в местном наречии пока не основательны, но даже я смог оценить то, как грамотно и содержательно умеет строить слова и предложения Армит. Исходя из этого, я сделал вывод, что передо мной мудрый человек с очень гибким умом. Нужно будет побольше узнать о его роде, думаю, что в этих сведениях что-то полезное для себя приобрету.
Уже скоро мы возвращались в главное селение племени Рысей.
Я говорил уже о том, что эти люди странные? Что они не так глубоко, как это могут делать люди из будущего, переживают и сокрушаются из-за потерь? Наверняка, говорил. Но не устану это повторять, так как подобное шокирует.
Еще полчаса тому назад здесь был бой, лилась кровь, и все происходящее казалось филиалом ада. Теперь же я вижу, что некоторые мужчины отправились к реке. На рыбалку с небольшой сетью!!! Час назад их убивали, а они на рыбалку!
Я бы еще понял, если бы это занятие имело цель снять стресс. Уйти от проблем, сесть на бережочек с удочкой, бахнуть стакан водки, закусить огурцом, да хоть бы и перловкой, которая приготовлена для подкормки рыбы. А после сидеть и бездумно пялиться на поплавок. И пусть леска уже запуталась в кувшинках, да и рыбы здесь считай, что и нет, но все равно же –хорошо, спокойно, душевно.
Но вот так, на сухую, после сражения, отправиться рыбачить?.. Нет, не понимаю.
Здесь существует культ еды. Именно она — это все. Даже приветствие начинается с того, что тебе желают не остаться голодным. Может быть именно этим и объясняется тот факт, что селение начинает самоорганизовывается, уносит тела погибших, разгребает завалы сожженных хижин, чинит разрушенные конструкции. Быстрее будут убраны следы сражения, быстрее начнется работа по добычи еды.
Я всегда думал, что поведение человека определяет его окружение, его среда. Люди привыкают, причем, очень быстро, как к плохому, так и хорошему. Первый разорвавшийся снаряд в городе повергает в шок и сеет панику среди горожан, даже, если это произошло в десяти километрах от твоего жилища. Город замирает, но жизнь диктует иное отношение. Разрываются снаряды, а люди идут на работу, переговариваются и делятся новостями, в какой район еще прилетел снаряд, и пусть страх остается, но он все меньше определяет сознание человека.
Не могу утверждать, что мои умозаключения верны. Это лишь мнение. Хвала Господу Богу, что подобное не пришлось пережить. Но, наблюдая за местными людьми, я все больше уверяюсь в том, что они привыкли к смерти, и она для них вполне привычное явление.
По возвращению в селение у меня возникли дурацкие мысли о начале проповеди, чтобы заявить о себе, как о жреце.
Однако, несмотря на фатализм людей и в целом принятие смертей, я не был уверен, что сейчас время и место для объяснения сути нового религиозного подхода.
Так что я отправился еще раз посмотреть и поискать свои гильзы. Не знаю, можно ли, получится ли, когда-нибудь задуматься о их перезарядки. Но вот то, что стреляные гильзы могли бы стать отличительным «оберегом» для лучших воинов — факт. Повесить на веревочку металлический предмет. И пусть он не столь эстетичный, плевать.
— Когда мы домой? — спросил я у Никея, когда, наконец, нашел его у самой большой хижины поселения.
— Домой? — удивленно спросил Никей.
— Тут твой дом? — проявил я догадливость.
— Я не о том. Ты назвал своим домом место, где река раздваивается. Разве не рядом с богами твой дом? — прищуриваясь, словно подтрунивая меня, отвечал Никей.
— Никей, иди на хер! — отбрыкнулся я, ну никак не хотелось вступать в словестные баталии.
— Опять «нахар»? — обидчиво спросил Никей, видимо, поняв всю семантику моего посыла.
Я не стал отвечать. Настроение никакое, радости от победы нет, так что решил заполнить пустоту внутри себя воспоминаниями и пошел осматривать окрестности. В главной хижине селения шел допрос Морвага. Стать главным дознавателем вызвался Рыкей. Но не жалко мне проигравшего узурпатора власти, хотя даже не предполагал, насколько может быть злой и жестокий брат главный среди старших воинов. Наверняка, и я бы наслаждался болью и позором того, кто изнасиловал мою жену. Нет, лучше бы такого не было вовсе.
Так что пошел погулять, вспомнить свое прошлое из будущего.
Да, это те места, где я принимал участие в раскопках. Очень смутно, но я узнал и мелкую речушку, которой уже нет в будущем, но ее русло вполне просматривалось. Вот и небольшая возвышенность в треугольнике между маленькой речкой и Днепром. Сразу пришло в голову, что тут можно было бы поставить водяное колесо, идеальное для этого места. И что сказать? Мы тут, рядышком копали. Почему не обнаружили больше артефактов? Вот вопрос.
А где-то там, в метрах ста от нынешней речушки, а тогда высохшего русла, я с Веркой… Может поэтому меня сюда забросило, что окропил своим семенем исторические места? Какая чушь все-таки в голову лезет! Вот, а там, в лесу, в будущем раскинулось кукурузное поле. Два года в подряд ездил сюда, только кукурузу и высаживали.
Думал, защемит сердце, захочу домой. Не так, чтобы и болезненно все воспринимаю. Домой хочу, но не критично, интернета очень хочу, но не для социальных сетей, а, чтобы залезть туда, да чертежи всяко-разного накачать. Вот! Понял, чего мне тут не хватает! Биде! Удобная приспособа, крайне нужная в Бронзовом веке. И вновь шучу. Даже тупенькая хохма, чуточку, но повышает настроение.
— Жрец, там тебя зовут! — мои размышления прервал незнакомый мне парень.
Нашли-таки, не дали посидеть в спокойствии. Но идти надо. Наверняка, сейчас должен решаться вопрос о будущем племени Рысей. Если я окажусь одним из «решал», то это несколько повысит мой авторитет.
— Мой род сильнейший! Мне быть лексом! — кричал Борн на тинге-вече, но больше всего это мне напоминало собрание дачников-садоводов для выбора председателя товарищества.
Такой же напор страстей, предбоевая обстановка. Только было отличие — там, на собрании товарищества, мужики больше молчат, а главными крикунами и спорщиками являются женщины. Они только, когда заканчиваются проклятия и аргументы, толкают своих мужей со словами: «Толик, скажи этой стерве!» А Толик смотрит на уставшего мужа «стервы» и молчит. Он уже накатил с Володькой и повторит это действие. Чего им из-за баб ссориться.
— Ты предал! — отвечали Борну. — И прощение может быть только из-за того, что ты примешь общее решение.
А тут нешуточные такие баталии разгораются. Того и гляди, поединки начнутся, или вовсе сражение 2.0. И сразу же видно, что образовались две партии: Борна, в составе его рода, как и части рода Морвага, боящаяся расправы над всеми родичами. Вторая партия — это за моего кореша Норея. Тут такие тяжеловесы, как Никей, Рыкей. Странно, но рядом с ними стоит и Вар, видимо не рассчитывающий уже стать лексом Рысей. Впрочем, Вар мне нужен самому, в общине. И там ему будет лучше всего, если я не стану сильно давить, а я не стану, много иных дел задумал.
Если подсчитывать количество воинов, то суммарно, со всеми отрядами Вара, две политических группировки имеют примерно одинаковое количество. Тут мне стал понятен замысел Никея и Рыкея, которые оставили часть воинов рода Борна в общине, а взяли в поход три звезды Вара. Неужели плут Никей настолько дальновидный? Были бы тут оставшиеся воины Борна, так этот ползучий гад не только не избежал бы наказания за свое предательство, но и стал лексом.
Особняком стоит Армит и его четырнадцать воинов. Вот тут он, получается, — сила, которая и может перевесить чащу весов. Если Армит выскажется за Борна, то чтобы не делал Никей, Норея поставить лексом не получится, даже не смотря на то, что он наследник и сын последнего, так сказать, легитимного вождя. Хотя и Хлудваг власть отжал.
Придется тогда бросать вызов Борну. А этот ухарь, пусть и ползал, спасаясь от салюта, но выглядит куда как сильным воинов, нежели юнец Норей.
Сложно все, но и легко в своем исполнении. У кого больше силы, тот и главный. Ну а что касается Армита, то, уверен, что он займет сторону Норея. Во-первых, Армит, как я понял, был дружен с убитым вождем, у них были четкие договоренности, которые поспешит принять и Норей. Во-вторых, уже состоялся первый допрос Морвага, который заливается соловьем и очень много чего рассказал. Упомянул этот, на деле, трусливый и гадкий поц, и о договоренности с Борном, за лояльность которого «заплатил» дальним селением. На минуточку, именно там большинство людей — это родичи Армита. И такие расклады не могли понравится главе этого рода. Так что на чьей он будет стороне, понятно. Ясно и почему Армит выжидает, так он свою значимость увеличивает.
— А что Совета родов нет? — спросил я, заполнив небольшую паузу, образовавшуюся для передышки спорящих сторон. — Борн — глава рода, Армит глава рода, есть другие рода, будет и община при… капище.
Аналогов словам «церковь», «храм», на нашел, так что «капище».
Все это интересно, но мне кажется, что можно выстроить систему, при которых будут учтены максимальное количество мнений. Совет Родов — отличное же решение!
А так, я, успев насладиться антуражем, уже хотел домой, но никак не быть пугалом для других. Понятно же, что меня используют для давления на Борна. Что от меня еще ожидать? Пусть боятся!
— От Совета Родов может кто-то один говорить лексу и он должен услышать. И я предлагаю, что бы дексом [десницей] был Корн, он и станет говорить от Совета Родов, — сказал я, посматривая, как округляются глаза у того самого Корна.
— Не бывать такому, что сын вперед главы рода станет, — взъярился Борн.
— Мне говорят боги, мой Бог, что лучше для всех будет, что бы Борн передал главенство в роду Корну, — припечатал я и словил большое количество взглядов.
— Мне следовало вызвать тебя на поединок! — выкрикнул Борн.
— Я бы не хотел идти против отца, — одновременно с высказыванием Борна, выразил свою позицию и Корн.
— Тогда, пусть Корн будет голосом рода Борна на Совете родов, но волю Бога я сказал. И ты Борн, — я показал пальцем на главу рода. — Бойся, ибо кара Божия, если не будет выполнена воля Его, коснется и тебя и может сказаться на роду.
Кажется, я нажил себе врага. Поспешил с тем, чтобы начать ретранслировать свое мнение через «волю божию». А так хотелось! А еще, надеюсь, что никто не заметил, что я проигнорировал почти что вызов на поединок. Не то, чтобы струсил, но прекрасно понимаю — пока я боец так себе. Нужно приобрести больше навыков и только тогда выходить на поединки.
Моя короткая перепалка стала некоторым толчком для того, чтобы собрание начало думать уже конструктивно. Создавался Совет Родов, где каждый род имел право сказать свое мнение, но вот доносить это мнение предстояло представителю рода Борна, которым стал-таки Корн. Борн оставлял за собой право быть главой рода. Тут сыграло то, что у лекса-вождя не было серьезных рычагов воздействия на внутренние дела родов, потому Совет Родов вполне вписывался в сложившуюся обстановку. А дальше пусть Норей, как вождь, проявляет себя.
— Пусть жрец скажет! Договор нужно закрепить клятвами! — раздались возгласы.
Вперед, на поляну, где происходило собрание дольщиков ОАО «племя Рысей», вышел плюгавенький мужичок, обвешанный всевозможными побрякушками и в рысьях шкурах.
— Шарир, ты ли станешь скреплять перед богами наш уговор? — спросил Борн, с чувством превосходства смотря на меня.
Как же, вышел жрец, которого принимают в племени, а я тут, вроде и никто! Да то, что я попросил за жреца, даже не будучи с ним знакомым, только и спасло Шарира. Не нужны опытные последователи новой веры.
— Я клятву приму! — поспешил я обозначить себя. — Шариру придется еще постигнуть истину. А еще он поддержал Морвага и достоин смерти, если не раскается.
— Смерть Шариру! — вскричал кто-то за кругом «решал».
Ситация накалилась до предела. Воины стали выстраиваться друг напротив друга и вот-вот могла начаться свалка, которая стала бы захлопнувшейся крышкой гроба, в котором будущее племени Рысей. Я был готов сам пристрелить жреца, судьба которого так обеспокоила людей.
— Ты-дыщ! — прогремел выстрел в воздух.
— Я подтверждаю договор, а Шариру стоит прибыть через три дня ко мне на капище и там получить знания! — зло, цедя через зубы слова, говорил я.
— Так тому и быть! — выкрикнул лекс Норей, дав «петуха» в голосе.
И что теперь могут собравшиеся? Перечить только что выбранному, лексу? Идти против законов и обычаев? Это нарушение было бы существеннее, чем позволение мне произнести слова.
И я осветил договор. Прокричал кричалки, перекрестился.
Отплытие домой планировалось на утро следующего дня, а потому нужно было придумать, чем именно заняться, до вечера. И такие занятия напрашивались сами собой. Я хотел заполучить еще семена, хоть каких культур.
То, как здесь занимаются земледелием — это вообще никуда не годится. Сорняками не занимаются, землю не пашут, а лишь взрыхляют, об удобрениях не догадываются. При этом, в условиях подсечно-огневого хозяйства, происходит удобрение золой, но уже через два года земля почти не родит.
Немного, но овса с ячменем я нашел, хватит, чтобы засадить половину той делянки, что собирались палить под поле. Надеюсь, без меня не станут жечь лес. Присутствует во мне некоторая ответственность за то, чтобы не загорелся весь лес.
А еще я посмотрел на два ткацких станка. Очень простенькие, сразу же нашел, что усовершенствовать… Нет это были не станки, а опять же — ни-че-го! Нужно сделать новый именно станок.
В племени Рысей стояли две больших, каждая почти с половину футбольных ворот, конструкции. По сути, это две вкопанные жердины, поверх которых положена еще одна. Получается перекладина, с которой свисают нити с грузилами на конце. Ну а женщины прямо сейчас, несмотря на утренний бой, веретеном, лихо проводят горизонтальную нитку. Все. Вот такой, по сути, никакой, способ производства.
А я то думал, почему местные все еще в шкурах бегают и, если и имеют ткань, то чаще потрепанную, призванную быть, скорее не элементом одежды, а подкладкой, чтобы шкуры меньше натирали, так как обработка их тоже желает лучшего. Кстати, нужно подсчитать сколько всякой химии и приспособлений для обработки шкур мне досталось из будущего.
Получается, что вокруг такая благодать: крапива, есть и лен, даже лопухи — делай себе одежду от кутюр племени Рысей, но не получается. Если на таком примитивном станке долбаться, то на одну рубаху женщина произведет грубейшей ткани за недели три. Примитивнейший способ, крайне не продуктивный.
Я видел станки, которыми пользовались мои прапрабабушки. Тогда я считал, что это крайне не практично, но вот здесь, подобное будет куда как новаторством. Уверен, что со временем, удастся одеть всех людей, если соорудить два-три агрегата.
Нужно смастерить пять валиков, два из которых будут побольше. На тех, что нужно выставить впереди, должна располагаться ткань, дальше челнок с нитями, если не ошибаюсь, он зовется «утка». После идет бедро, оно сдерживает и натягивает нить, чтобы та шла ровно, глазки, да приладить навой — тоже валик, на котором накручена нить. При этом нити идут в два наката: сверху и низу, уплотняя ткань.
Вроде так. Вот озвучил вслух, мне понятно, но для других такой набор слов покажется очередным магическим заклинанием. Будем делать по частям и смотреть, что выйдет. Визуально я помню, как может выглядеть такой станок. И это наипростейшее, с чего я решил начать.
Возникает вопрос: а на кой ляд все это нужно, если торговли нету никакой? Понятно же, что, к примеру, даже в эпоху Древней Руси можно было найти партнеров для торговых отношений. А тут? А вот я уверен, что было бы чем торговать, так и покупателя найдем. Обменяем на соль, спички… тьфу ты, заговариваюсь. Можно провести обмен на еду, или, если смотреть стратегически, так и воинов из другого племени купить для какой-либо операции.
Весьма дельная идея. Мы им, кому это «им», пока не понятно, высокотехнологические товары, а они нам жизни воинов. Тут приходит на ум государство чуть более позднего периода, куда я попал — Лидийское царство. Эти торгаши, начавшие триумфальное хождение по миру монетной системы, имели мало собственных воинов, а вот еды и разного рода богатств, накопили. Потому, в период расцвета Лидийского царства при царе Крейзи, то есть Крезе, и его сыне, лидийцы нанимали большое количество иностранных воинов, в том числе и греческих гоплитов-наемников.
Так что экономика всегда бьет милитаризм! Или не всегда? Сын Креза, вроде как сдал свое государство голодным и воинственным соседями, но пожили же лет шестьдесят красиво! Баланс все же нужен.
И чем земли будущего белорусско-русско-украинского Поднепровья хуже, чем Египет? Я не считаю, что чем-то основательным, потому можно и тут создавать сильную цивилизацию. И пусть после предки спорят, кто это понастроил всего-разного. А по некоторым телеканалам, специализирующихся на мистике и альтернативных взглядах, у ведущих будут темы для новых передач.
Так и слышу:
— Сенсационное открытие сделали археологи у деревни Какашкино. Они нашли в культурном слое Бронзового века железный меч с надписью «Блят нахар». Что это за слова? Вероятно магическое заклинание. Меч зачарован?.. С вами я, ведущий программы профессор Залупупкин. И сегодня мы во всем разберемся.
Представив себе этого «ведущего», улыбнулся.
— Пусть дадут боги тебе еду и здоровое потомство! — прервали мою улыбку словами приветствия.
В метрах семи от меня стоял Шарир. Тот самый верховный жрец племени Рысей. Мои охранники не дали ему подойти близко. Да! И такие появились после моего выступления на собрании. И я не был против, чтобы возле меня всегда была одна из звезд воинов-охотников общины Вара. Они и воды принесут и что надо мне, вполне сделают. Хотя, я, скорее всего, стану рабовладельцем, но это решится под вечер, может, завтра. Пока не упокоены погибшие люди, их рабы не могут достаться другим.
— С чем пришел, Шарир? — строго спросил я, предполагая, что сейчас может начаться борьба за «пальму жречества».
— Никей сказал с тобой поговорить, — сказал Шарир, насупился, скорчил мину так, как будто пытается поднять невозможно большой груз и тихо произнес. — Верховный жрец.
Я не смог сдержать улыбки, глядя, как от сказанного Шарир морщится. Добавляло настроения еще и то, что некоторые мои же проблемы решаются чужими руками, того же Никея. Становилось понятным, почему всерьез не всплыла проблема предательства со стороны жреца. Шарира сломали и решили использовать. Нужно держать ухо остро с такими продуманными аборигенами, которые могут ради дела на многое закрывать глаза.
Я уже понимал, что статус жреца — это почти депутатская неприкосновенность в моем мире. Сколько бы депутат ни нагадил стране, он неподсудный. Не думал, что подобные правила в этом времени вообще возможны. Однако, если рассудить по чести и разумению, то на деле выходит, что без жреца племени нельзя оставаться.
В общине Вара абсолютное большинство сожительств мужчин и женщин считается незаконным, так как не было проведено обряда специальным на то человеком. Убери сейчас Шарира, и получится так, что в племени Рысей начнется повальное грехопадение, люди будут боятся гнева богов и принимать даже небольшие неудачи, как кара от богов.
Но синяк под глазом у моего коллеги явно свидетельствовал о том, что его беседа с Никеем прошла в «дружеской» атмосфере. Это воин так по дружбе чуть не выбил глаз жрецу.
— Ты признаешь мое верховенство? — спросил я у Шарира, смотря прямо в его глаза.
Я сидел на небольшом холме, на котором уже начала пробиваться трава. А вокруг расположились молодые березки. И вот такую идиллию нарушает этот молчащий конкурент. Шарир, действительно, долго молчал, оттого неожиданным был его четкий и уверенный ответ.
— Да, верховный жрец, я готов слушать тебя и выполнить волю твою. Я жрец Рабраха, и знаю, что у тебя есть другой бог. Расскажи мне о нем! — сказал Шарир, и в его глазах даже промелькнул интерес.
Я кратко поведал некоторые из постулатов, догм, которые собрался культивировать. У меня у самого еще окончательно не выстроилась система религиозных убеждений, последовательность обрядов, праздников и многое другое, что является скрепами для любой религии. Но ясно одно, что существует единый Бог, он всемогущий, стоит над всеми иными божками, впрочем, не отменяет их наличие.
Уверен, что нельзя начинать борьбу с разного рода идолопоклонничеством. Даже при явлении народу многих чудес и божественных даров поменять сиюминутно мировоззрение народа будет невозможно. Такую ношу я не потяну. Поэтому придется мириться хоть с богом Рабрахом, хоть бы и с Перкусом.
— Будь моим епископом, Шарир! Это тот, кто в разных селениях будет жрецом, — я протянул руку бывшему верховному жрецу Рысей.
Отнюдь не желал я рукопожатия. Я подавал руку для того, чтобы он ее поцеловал, а я, благословив, перекрестил бы своего подчиненного. Так и произошло после недолгой заминки и того, что я резко подсунул руку к губам Шарира. До моего попадания у местных было как-то туго с поцелуями, хоть руки, хоть губ, хоть жо… Впрочем, в такие места целовать меня не стоит.
— Оставайся здесь и сверши все обряды, а после, когда луна станет убывать, ты прибудешь ко мне и там я расскажу тебе все, что нужно знать! — сказал я, встал, и не обращая больше внимания на жреца, пошел к реке. Моя охрана последовала за мной.
Не знаю, где здесь кормят и чем, но есть хотелось уже изрядно, так что распечатаю-ка я два солдатских ИРП. Одному есть не получится, угощу и охранников. Пусть проникнутся моей добротой, может случится, что такие вложения принесут дивиденды.
— Сучара, сходи и узнай, где я буду спать! — сказал я, указывая на одного из охранников.
— Меня зовут Сычака, — поправил меня воин.
— А меня Глеб, а не Хлеб! Так что Сучара, иди и узнай! — сказал я, разрывая упаковку с галетами.
С ИРП не повезло. Там находился «музыкальный» гороховый суп. Впрочем, не повезло тем, кто будет со мной рядом спать, если таковые будут. Я мог бы переночевать и на катере, благо теплый спальный мешок имелся, но хочется прочувствовать местный колорит, пожить хоть одну ночь в тех условиях, в которых здесь обитают люди. Может, стану лучше их понимать, сучар этих.
А вечером, когда солнце уже зашло за горизонт, я с Шариром поджигал погребальные костры. Все люди селения, как воины, так и обыватели, стояли с разными орудиями труда. Души умерших воинов уносились вместе с искорками огня в полном безмолвии. Никто не плакал, не радовался, не произносил ни звука. Когда костры догорали, люди стали собирать кальцинированные кости в кучки и относить их в сторону. Далеко не всегда рядом с пеплом погибших укладывались разные предметы, ранее принадлежавшие умершим. Боевые топоры положили лишь двум воинам, нескольким сожженным оставили их медные колечки. А также ставили небольшие глиняные горшки, лишь чуть наполненные приготовленной едой.
Когда все кучки костей были разложены неподалеку друг от друга, люди принялись за работу. При помощи деревянных лопат, каменных мотыг или даже ножей и палок, над человеческим пеплом сооружали небольшие курганы. Это после, пока будут живы те, кто знал погибших, каждый год курганы будут увеличиваться в размерах. Придут люди и подсыплют сверху, поминая погибших.
А ближе к полуночи состоялась казнь Морвага и некоторых его уцелевших сообщников. Когда вырезанное сердце главного предателя было выброшено Рыкеем в горящий неподалеку костер, толпа ахнула. Людей не испугала сама ужасная казнь, а то, что по поверьям аборигенов, душа Морвага сожжена и уже никогда не возродится. Эти люди боялись смерти, но верили, что она не окончательная. Потому и была столь бурная реакция на сожжение сердца и лишение преступника права когда-нибудь появиться вновь.
Лишь попробовав сок забродивших ягод, ужасный на вкус, я отправился спать. Сидеть посиделки не хотелось.
— Великий, возьми меня своей женщиной! — в полный голос сказала женщина, в хижине которой мне выделили место для сна.
Я еще не успел и приготовится ко сну, как меня озадачили.
Срубная полуземлянка была пропитана копотью, а воздух внутри ее был спертым и с большим количеством углекислого газа. В жилище, примерно четыре на пять метров, в углу спала еще одна женщина, чуть постарше той, которая решила лишить меня сна. Там же были трое разновозрастных детей. Они располагались вдали от очага, возле которого было мое место. Спать здесь — это признание за гостем высокого статуса.
— У меня есть женщина, — отвечал я при тусклом свете чуть горящего очага.
Получилось рассмотреть женщину Она была грязной, неприятной. Судить о красоте не стал бы, руководствуясь лишь тем принципом, что некрасивых женщин не бывает. Но выпить пришлось бы немало. Словил себя на мысли, что при встрече с Севией она также была грязной, но мне казалась милым «чумазиком». Так что не степень чистоты женщины отвращала, а сама дамочка.
— Нашего мужа, — женщина посмотрела на спящую в углу свою коллегу по семейным делам, — убили. Теперь мы обречены на голодную смерть.
— Перебирайтесь ко мне в общину, работа найдется! С голоду умереть не дам, — сказал я.
В тот момент я не подумал, сколько таких безмужних может оказаться в племени и что мне с ними делать, если толпа вдов, да с детьми, припрется в общину. На прополку всех выставлять? А мне, как бы это ни звучало двусмысленно, нужны мужики.