Я есть Жрец!

Глава 17

Глава 17

И снова траты, опять меня объедают. Начинаю уже считать себя чуть ли не терпилой. Пришли восемьдесят два мужика и жрать просят, а община сама себя прокормить может без подгонов с моей стороны. Уже нет такой ситуации, чтобы прямо к забору подходили кабаны, или иные звери, наверное, испугались и решили за лучшее уйти.

Нет, безусловно, накормить с того, что дает природа, можно и с тысячу человек — рыбой. Но кто ее ловил? Это завтра утром начнется бездумная рыбалка. Почему бездумная? Так зачем же сетями тут ловить? Можно, но так, разочек, чтобы было воспроизводство рыбы. А тут привезли тещу, а она сперла сеть, Никей, вдруг, превратился в безвольного угодника и потребовал и мои сети. Так перегородить все русло реки можно и резко уменьшить количество рыбы в период нереста.

Так что я встал на дыбы и сказал свое жесткое «нет», чем вызвал растерянность у Вара и Никея и задумчивые взгляды от всех остальных. Я же жрец, посланный богами, а тут, видишь ли, не способствую чревоугодию. Но я нашел слова, пусть и сложно было, чтобы спросить за охоту. Ни одна группа охотников не пошла охотиться, подростки, так и те пропустили двух зайцев на огород.

Сложные времена порождают сильных людей, а сытость и достаток — слабых. Это в моем времени сказал какой-то из арабских шейхов, видимо, чему-то его научили в европейских университетах, так как мудрые слова изрек. Вот и у нас похожая история. Люди увидели достаток и пожелали расслабиться, не бороться за свою жизнь, а ждать, что дадут. Но это так, брюзжание, вызванное нервозностью.

На самом же деле меня волновало иное — Севия. С появлением Мерсии, она будто бы забыла обо мне. Обнять? «Нельзя, не сейчас, не хочу, и вообще, блят нахар» — вот те слова и действия, которые были направлены на меня со стороны той, которую я уже считал своей женщиной. Понятно, что приехала мама, принимаю, что она чувствует неловкости, но все можно же обсудить, чтобы не отталкивать меня.

— Вот и иди на нахар! — сказал я в сердцах, когда меня вновь отбрили.

Встречи с Мерсией, мамой Севии, я избегал. Она так же не спешила радовать меня своей компанией. Вообще, складывалась ситуация, при которой меня немного оттирали от, так сказать, властных структур. Не то, чтобы я стремился быть у руля управления общиной, но и понимал, что только высокий статус позволит оставаться в относительной безопасности и социализироваться.

Все удивления на разного рода «божественные предметы» постепенно, но неуклонно, улетучивались. Люди уже многое считали обычным. Если сначала на меня смотрели, как на небожителя, то теперь, как мне кажется, мой образ превращается в некоего «курьера от богов». Доставка ништяков произведена, я молодец, мне спасибо. Зачем лебезить и дальше? Тем более, что фонарик умеют включать и сами, даже бензопилой уже пользуются. Катер? Вот тут да, это только мое. Но тот же Никей обращал внимание на ключ. Того и гляди…

Одно хорошо, я вполне уже понимаю, что мне говорят, да и сам сносно изъясняюсь. У меня так было когда-то с английским. Учил, учил, а потом что-то щелкнуло в голове и я стал вполне сносно общаться. Местное наречие очень похоже словами на славянские, германские языки, да и романской группы. Латынь, которая еще больше имеет сходства с местным наречием, я учил в универе. Ну да в этом я повторяюсь. Просто интересный факт. Изучение языков мне давалось легко. Я был в Европе, где за пару недель уже начинал понимать любой язык, зная английский, итальянский и немецкий. Потому, примечая, подмечая, слушая, я не чувствовал сильного дискомфорта.

— Никей, больше я не дам припасов! Но рыбу ловить нельзя! — сказал я наставнику воинов, который, видимо, примеряет на себе роль вождя.

Говорил я на местном наречии, выбирая знакомые слова. Наверняка, я еще не могу говорить правильно, к примеру, в местном языке есть звательный падеж, отложительный и это не привычно и не совсем удобно. Но понимают же? Значит все нормально.

— Глеб, так нельзя. Это «нахер», люди голодать станут, — возмутился Никей.

— Без меня никто на полях не работает. Дома для пчел не готовы. А я просил их сделать числом в две руки, — возмущался я, даже выказывая агрессию.

Наступила пауза. Никей знал, что я всегда ношу пистолет и примерно понимал, чего следует ждать от этого «божественного оружия». Потому я не стал дергаться и расстегивать кобуру. Но держал дистанцию в метра два, чтобы успеть быстро отступить, выиграть время для подготовки оружия к бою.

Злость накатывала. Я! Это я подарил этим людям шанс на выживание! Уже сейчас абсолютной дистрофии почти что ни у кого нет. Хватило недели, чтобы чуточку порозовели щечки у детей. Картошки уходит просто очень много, яиц не хватает и для меня. И это при том, что почти сто кур в день приносят два десятка яиц. Творога уже нет, просто потому, что молоко не успевает киснуть, овощи, о сохранности которых я сокрушался, уходят в момент. Даже кабачков осталось шесть штук, все остальное съели.

Это из-за меня община так быстро отстроилась, без железных топоров, пил, бензопилы, наконец, было бы невозможным быстро соорудить даже такие примитивные жилища. А посевная? Они еще не понимают, какой бонус заимели в виде семян из будущего.

Так что «нахер» — это, как раз-таки, мой посыл.

— Почему люди не работали на острове? Почему не готовы дома для животных? — высказывал я претензии.

— Ты тот, кто хотел обесчестить дочь лекса? — спросил кто-то за моей спиной.

А тут, видимо, о манерах и не догадываются. Общаются два уважаемых человека: один — наставник воинов и исполняющий обязанности хрен знает кого, но точно важного. Второй — вообще на короткой ноге с богами. Где уважение?

— Корн, ты тут не уместен! — строго сказал Никей.

Я обернулся. За спиной стоял парень. Среди местных, не сильно высоких людей, он выделялся статями. Ростом с меня будет, в плечах и по шире, несмотря на то, что свои плечи я подкачивал железом. И он меня поедал взглядом, как будто я у него увел жену. Стоп!

— А ты кто? Что хочешь от меня и от Севии? — спросил я, готовый и морду дать, так, для психологической разрядки.

— Я тот, с кем она могла совершить обряд и кто достоин ее больше, чем ты, — заявил парень.

— С хера ли? — спросил я на народном русском.

Корн посмотрел на Никея, а тот отвернулся, показывая своим видом, что происходящее его не касается.

— Не ходи с ней! У меня есть дом, я построю второй дом здесь. Она будет там жить! — продолжил озвучивать свои «хотелки» некий Корн.

— Никей, ты расстроишься, если я его убью? — спросил я наставника воинов, демонстративно доставая пистолет и загоняя патрон в патронник.

Парень не понял ничего, а вот невозмутимость Никея быстро сменилась озабоченностью. Он встал между мной и Корном. Считает, что я так дорожу его жизнью, что не пристрелю обоих?

— Пошел нахер! — сказал я, поднял руку с пистолетом вверх.

— Тыщ! — прогремел выстрел, а драгоценная пуля полетела к облакам.

Корн упал, Никей согнулся, прикрывая уши. Я же пошел в дом.

Через пятнадцать минут я тянул две сумки со всяким разным. Импульсивный поступок? Да. И я это понимал. Но сколько же эмоций было пережито за последние дни? Сколько всего навалилось? И какой же я все-таки еще ребенок? Армия выветрит из тебя дурь — говорили одни. Отслужишь и все капризы пройдут — утверждали другие. А нет, не вышли детские капризы. Или два с половиной месяца, что я не дослужил, должны быть насыщены чем-то, что круто изменяет жизнь?

У катера стоял Никей и ухмылялся. Я понимал, как выгляжу нелепо, но это я — человек из будущего. А тут что? Древний «Макаренко» нашелся? Педагог от языческих идолов? Просчитал он меня!

— Не уходи! Почему бежишь от сложностей? — спросил Никей.

Я молчал. Оправдываться никак не хотелось.

— Завтра пришли ко мне работать четыре рук мужчин и две руки женщин. Не будет людей, больше ничего от меня не жди! — сказал я и потащился обратно в дом.

Я закрылся на все замки и не хотел ни видеть, ни слышать, никого. Достал две банки сгущенки, пачку сухарей и стал все это жрать, всем назло. После я впустил счастливого Норея, которого, вроде как признали исполняющим обязанности лекса — это что-то вроде вождя. Нужен опять же обряд, чтобы он стал лексом. Я — объявленный жрецом, но и близко не догадываюсь, о каком именно обряде идет речь. Впустил я и Никея. А вот теща, которую так же был готов принять, не пришла. Ну и хрен с ней. Севия… и она не пришла.

*……………*……………*

Интерлюдия

— Я не пущу тебя! — кричала Мерсия.

— Ты не отец и не имеешь на то право! — отвечала Севия.

— Пойми! Он чужак, с ним быть опасно. Нашему племени нужна его кровь, но не ты будешь рожать ему детей. Племени нужен покой. Как только воины покарают предателей и убьют их, ты совершишь обряд с Корном! — потребовала бывшая вторая жена лекса.

— Корн? Почему он? И Глеб избавил меня от крови! — заявила Севия.

Хлесткий удар обжег левую щеку девушки. Лицо Мерсии покраснело. Она хотела еще раз ударить свою глупую дочь. Какой мужчина пожелает провести обряд с первой женой, которая уже была с другим мужчиной? Это после можно всякое, но первая жена должна быть невинной.

— Это мало меняет дело, — после некоторой паузы сказала Мерсия. — А Корн — наследник рода, второго по численности воинов и рыбаков. Его отец остался в захваченном селении, так что мог быть убит. Он хочет тебя женой, а ты будешь первой женой главы самого сильного рода. Норея пожалей! Брата просто убьют, так как за ним нет силы. Род Хлудвага сильно ослаб. Остались только две руки воинов, которые находятся селении на границах земель рода.

— Мама, Глеб, он сильный, у него есть божественные дары, — Севия привела, казалось, самый весомый аргумент.

— Он раздает эти дары, а потому они не его, а людей. Может его и любят боги, мы это проверим, когда от него начнут рождаться здоровые дети. А насчет силы? За ним стоит род? Я говорила с Никеем, посланник богов неплохой воин, но не больше того, — Мерсия зло, вместе с тем, недоуменно, смотрела на дочь.

Раньше такого не было, что бы Севия так перечила отцу. Да, Мерсия мало говорила с дочерью, но должна же Севия понять, что сейчас от нее зависит очень многое. Нужно склеить племя, чтобы не стать настолько слабыми, что огневики легко поглотят Рысей. А с Диноклом, как считала Мерсия, дружить нужно вопреки всему.

Разговор шел в срубном доме, который отчего-то называли «баней». Теплое помещение, с лавками, столом, сразу же помывочной. Очень удобно, Мерсии понравилось.

— Как ты допустил это? — Мерсия накинулась на Никея, который стоял у двери в баню.

— Почему ты противишься тому, что Севия будет с Глебом? Он посланник богов и пусть не лучший воин, он парень был в бою и не сбежал, — сказал Никей, но как-то не уверенно, его глаза непроизвольно разглядывали женщину, мало уделяя внимание каким бы то ни было проблемам.

— Я хочу заручиться поддержкой сильного рода, а не одного воина, пусть он и может десяток убить. Он сильный воин, Никей? — спросила Мерсия.

— Он не слабый воин, но может стать сильнее, — наставник не стал воинов рассказывать про «божественное оружие», которое сражает любого, даже самого сильного воина.

Мерсия изогнулась, как сказали бы в будущем, по-кошачьи, подошла к мужчине, как будто невзначай погладила его по щеке, прильнула к телу Никея.

— Стань рядом со мной, Никей! Я теперь свободная женщина. Ты же этого хотел? — проворковала Мерсия и потерлась щекой о мужественную ладонь Никея.

У воина сперло дыхание, он хотел ее здесь и сейчас. Вот только, Никей не позволял собой манипулировать никому, пусть это была бы и любимая женщина.

— Не разрушай, Мерсия, то, что уже складывается! Глеб нам нужен. Посмотри на поля, которые засеваются с его помощью! А еще уже собран богатый урожай такой еды, что я никогда не пробовал. С ним можно будет не голодать и спокойно воспитывать воинов, а женщинам рожать здоровых детей, которые не станут умирать во младенчестве, — отринув морок, который насылала желанная Мерсия, говорил Никей.

— Да, мама, Глеб нужен всем, а его кровь даст хорошее потомство, — Севия решила поддержать аргументы Никея.

— Я говорила с Нореем, он не против того, чтобы Севия стала женой Корна, который так же согласен взять ее, хоть и порченной. После обряда перевоспитает, покажет, как нужно вести себя жене, — строго говорила Мерсия, отбрасывая любые доводы Никея и Севии.

Во дворе раздался пронзительный, оглушающий, звон.

— Что это? — напряженно спросила Мерсия.

— Не знаю, но догадываюсь, кто это, — отвечал Никей. — Глеб что-то выдумал.

*………….*…………*

[прошу прощения у всех верующих людей. У меня нет и не было цели осквернить ваши чувства, тем более сам прихожанин. Я отношусь к описанному здесь, с точки зрения приучения людей к монотеизму, но через постепенное принижение «силы богов»].

Я подпил. Чуть более половины бутылки водки влил в себя и решил, что нечего раскисать, а нужно показать этим аборигенам, что такое настоящий «белый человек». Никогда не был расистом и начинать не собираюсь, но тут ситуация иная. Меня уже начинают оттирать. А хрен вам!

Это я почти лишен предрассудков, я могу создать новую религию, я привнесу в этот мир технологии… Я! Я! Я! И не собираюсь себя одергивать. Да — Я!

Гончарный круг уже осваивают. Пока не так, чтобы хорошо получается, но одна женщина и один парень, почти без перерыва пробуют и снова пробуют, приобретают навыки. Они уже многим лучше меня понимают сущность гончарного ремесла. А впереди сооружение домны. Пусть слово «сооружение» и звучит величественно, а сама конструкция будет непрезентабельной. Но это огромный шаг на пути к айфону и орбитальной космической станции.

Осознав свою чуть ли не божественность, я занялся сочинительством. Нет, не рассказик, или стишок я собирался предоставить этому миру, такое, может быть, сильно позже. Я СОЗДАЮ РЕЛИГИЮ. Именно так, заглавными буквами. Но и ломать в корне мировоззрение местных людей не собирался, будучи уверенным, что «через колено» мне будет сложно нести «слово».

Чудо! Мне нужно чудо! Иисус Христос оживлял людей… Кстати, я спас тонувшую девочку, в понимании людей общины, оживил. Накормить двумя хлебами и тремя рыбами большое количество людей? Так кормлю и вся еда, которую с таким удовольствием употребляют аборигены не из их времени. Так что главное, не давать забывать о своих деяниях. Жрец я или как⁉

Чудо я придумал еще раньше, когда обследовал дом. Не знаю, к какому празднику готовились бывшие хозяева уже моего дома, но у них были салюты: две коробки недорогих фейерверков, одна большая на девяносто два выстрела и еще какие-то ракеты, петарды. Может они еще и подобным бизнесом промышляли? Хотя, вряд ли, не товарные это объемы.

Фейерверки я припасал для особого случая и сразу и не думал использовать практично. А тут вспомнил и задумался. Это же «Катюша», система «Град», а то и «Солнцепек». И жертв много не должно быть, если только случайно, или же целенаправленно бить по скоплениям людей, тогда могут быть и травмированные. Но какой же психологический эффект! Но это для военных нужд, а для моих, жреческих? И тут можно все красиво обыграть.

Приняв решение, я стал готовиться к вечернему представлению. Моего словарного запаса не хватало для «проповеди», но я старался и подбирал близкие по значению фразы, получалось. Через час у меня были исписаны две страницы в тетрадке. Вначале шел план священнодействия, после уже первая проповедь и «дар от Бога» в виде «заповедей». Такого слова не было, или я не знал, так что пришлось ограничиться «правилами».

Через два часа, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, я направился к висящему металлическому предмету, смутно напоминавшего рельсу, но таковым не являющимся. Эта железяка была очень громкой, проверяли, и находилась она в подвешенном состоянии у наблюдательного пункта.

— Дзын! Дзын! — я бил трубой по железяке и морщился от громкого, звонкого, закладывающего уши, звука.

— Пф! — взлетела над верхушками деревьев ракета и разорвалась множеством огоньков.

— Что? Бежать? Угроза? — испуганно прокричал дежурный на наблюдательной площадке.

— Темно уже, ты не нужен! Беги и скажи людям, что я говорить буду от имени Бога нашего единого! — выдал я заготовку.

И завертелось. Люди бегали, суетились, быстро собираясь у дома. Я ждал, стоял, держа в одной руке магнитофон, в другой икону.

— Что происходит? — спросил Никей, выбежавший из бани.

Следом показалась моя теща и Севия. Девушка была заплакана. Я подмигнул той, которую считал своей, но она не отреагировала, не поняла знака поддержки.

— Я тот, кого позвал Бог сила [всемогущий], кто есть говорить слово! — громко, на надрыве связок выкрикивал я.

— Бога? Одного? — озадаченно спросила мать Севии.

— Он глава над всеми богами, он есть жизнь, любовь и соитие, — говорил я, используя знакомые мне слова.

Про секс я, наверное, чуть загнул, но это для слуха человека из будущего. Эти же люди в понятие «соитие» вносят чуть больше сакрального, или даже мистического, основанного на магии зарождения новой жизни.

— Я не понимаю! — Никей покрутил головой в недоумении.

«Сейчас поймешь, интриган хренов», — подумал я, включая магнитофон.

— Тополиный пух, жара июль… — полилась музыка из бумбокса.

«Чтобы батареек только хватило», — про себя сказал я и решительно двинулся вперед, к реке.

Достаточно, что со мной пошли чуть более двадцати человек, чтобы остальные общинники и любопытные пришлые воины, поспешили присоединиться к процессии.

— Есть Бог над всеми и людьми и богами. Он без имени, он может все. Он сказал мне дать людям работу и еду, если люди будут работать, а не отдыхать, то Бог будет с ними! — кричал я, перекрикивая хит «Иванушек Интернешинал».

Какой диск нашел, такой и вставил в магнитофон, которому уже лет так двадцать.

— Стойте! — прокричал я, выключая бумбокс, ставя его на песок у реки и вскидывая икону.

Я привел людей к реке, уже много людей, с ужасом, растерянностью, интересом, смотрящих на меня. У каждого были свои эмоции, но не было ни одного, кто бы махнул рукой и пошел назад в свою хижину.

— Говорить буду! — вновь прокричал я.

Молчание и пристальные взгляды были мне ответом.

— Бог сказал, — я возвел руки к небу. — Правила жить будут. Нельзя убить человека своего рода и племени, нужно всем и всегда работать, чтить отца и мать, смотреть за детьми, не красть, не хотеть жены иного…

Я все говорил и говорил, входя в какой-то экстаз, начиная верить в то, что говорю. Хотя в чем я не прав? Разве не правильно уважать родителей? Но тут я говорю не только об отце, но и о матери. Может тем я и себе сделал пакость. Послушает Севия маму, а та против меня настроена, так и больше не любоваться мне самой красивой девушкой этого мира.

Говорил я и о том, что нужно работать, что только так Бог даст урожай. И в этих словах было много умысла. Дело в том, что люди расслабились. Охотники особо не утруждают себя промыслом, строительство, которого требуется еще очень много, застопорилось. Даже на полях не трудятся, а, чаще, находятся, отбывая время. Не думал я, что так скоро люди, которые только вчера сражались с природой за свое существование, настолько расслабятся.

— Вы услышали меня? Люди? Или мне уйти от вас, а Бог заберет все то, что даровал вам? — спросил я.

Слова, последующие мне в ответ, слились в один неразборчивый гул.

— Не я ли накормил вас и лечил ваших детей? Не я ли помог победить воинов, которые шли убить вас? Не я ли учу вас делать много горшков? Не я ли спас девочку, которая умереть в воде? — накачивал я народ, чувствуя свою целевую аудиторию.

Не все, но многие входили в какой-то религиозный экстаз.

— Слушайте слово мое и рассказывайте его всем! — кричал я. — И пусть вода омоет все плохие помыслы!

Я скинул с себя одежду, оставаясь полностью голым. Мне нечего стесняться и где надо, там все имеется. А еще мое тело было слеплено в лучших тренажерных залах Гомеля, с лучшим спортивным питанием, в армии удавалось не сильно «сдуться». Пусть эти мышцы были не столь рабочими, чтобы являться отличным воином, в местном понимании, но, уверен, выглядел я более эстетично, чем все вокруг.

Подойдя к реке, я зашел в холоднющую воду чуть выше колен, зачерпнул ладонями чистейшую, прозрачную жидкость и стал омываться. По разные стороны от меня в реку заходили люди и повторяли за мной все действия. Я еще и еще зачерпывал воду и окатывал ею себя, каждый раз крестясь и произнося «во имя отца, сына, святого духа». Обнаженные люди коверкали мои слова, но упорно их повторяли.

Недалеко, в нескольких метрах, краем взгляда, я увидел Севию. Она стояла голая и смотрела в мою сторону. Жуткое желание начало овладевать моим организмом и сознанием, и было все равно, что мое тело, в определенных местах стало увеличиваться в размерах. Пусть видят, что у жреца есть чем рыбу глушить, если снасти все сломаются!

И, кстати, теща так же омывалась. Она не находилась в религиозном экстазе, я это отчетливо видел, но все-таки решила провести обряд. Тут не только она принимала все происходящее, как «сделаю-ка я все, что и остальные, может в это и не верю, но так… на всякий случай, чтобы не вызвать гнев Бога». И женщина она была красивой, не отнять.

Через некоторое время я развернулся, являя людям себя, такого возбужденного. После отошел, проводимый многочисленными взглядами, в сторону. Там уже стояла коробка с фейерверками и лежала зажигалка. Я принес это «чудо» заранее.

— Господь! — прокричал я на русском языке и продолжил на местном наречии. — Часть твоих слов услышали.

Я весь продрог. Было реально холодно. Пусть погода стояла и достаточно теплая, но вот вода ледяная. Руки подрагивали, потому я не сразу поджог фитиль, но все таки справился.

— Пф… Бух! — первый разрыв раскрасил хмурое небо красочными огнями.

— Ух! — услышал я проявление коллективного разума, или не разума вовсе.

Выстрел шел один за одним и люди выражали свои эмоции уже криками, перемежавшиеся стонами. Толпа голых, но взбудораженных людей смотрела не на прелести соседов и соседок, а в небо. Я же посматривал на людей, выискивая Севию и наши взгляды встретились. Я хотел ее здесь и сейчас, а она, я это чувствовал, была готова к этому. Сделав шаг в сторону женщины, которую я считаю своей, отпрянул. Если все это действо еще закончится всеобщей оргией, будет уже слишком.

А потом я побагровел, все мое нутро захватила злость и жажда крови. Неимоверными усилиями я не бросился с кулаками на Корна, который, так же голый и торчащим возбуждением, стал рядом с Севией. Вдох! Выдох! Вдох! Выдох!

— Оденьтесь люди и впредь оголяйтесь только перед своими мужьями и женами! — выкрикнул я сразу же, как только выстрелы салюта закончились.

Выждав еще немного времени, когда все адепты рождающейся религии оденутся, особенно я наблюдал, чтобы это сделала Севия, я завершал свой ритуал.

— Сегодня я все сказал, будут другие слова. Если мужчина и женщина решит сойтись, только я теперь могу проводить обряд, или те, кого Я назначу! — сказал я и удалился.

И все-таки у Корна маленький…