Я ненавижу вас, Доктор Робер!

Глава 3 Яна

Яна Аланина

Лаборатория

— Ничего не могу понять.

Откидываюсь на спинку стула и с трудом пытаюсь собраться с мыслями.

День дребедень, никак иначе.

Ничего не вяжется в нем, будто бы всевышний силы пытаются испортить и пробить дно невезения в моей жизни. И только черт знает, что будет в следующее мгновение. Вокруг темнота, свет исходит только от монитора компьютера и лампочек конфокала. Микроскопная — это маленькая душная комнатка без окон, чтобы свет не мешал рассматривать светящиеся метки.

— Что такое?

Женя стучится в микроскопную и с любопытством смотрит на меня через защитные очки.

— Никак не могу понять, почему светятся сплошные артефакты, что мешает окрашиванию.

— В плане? — Женя пододвигается ко мне скрипучий стул на колесиках. — Что не так?

— Я уже шестой раз крашу антителами с GFP (ДжиЭфПи) и проваливаю опыт. Ты сейчас ослепнешь, там все зеленое, — обреченный вздох, словно лозунг этого дня срывается с моих уст. — Вот, видишь?

Даю возможность посмотреть Жене в окуляры моего микроскопа. Она снимает защитные очки, щурится, настраивая фокус под себя.

— Это те кастомные антитела? — спрашивает Женя, продолжая рассматривать клетки под микроскопом.

— Да, — томно вздыхаю, будто бы это все, что я умею в свой жизни: исследовать глупые клетки и механически капать пипеткой. — Я делаю все по протоколу, только на прошлой неделе был тренинг.

— И тебе сразу выдали окрасить препараты…?

— Я уже несколько раз повторила, никакой вообще специфики.

Женя отстраняется от микроскопа и задумывается, поджав свои губы.

Наша лаборатория открытого типа, правда, каждый стол разделяет на две части тонкая гипсокартонная перегородка, за которой также располагается другой стол для исследований. А еще компьютеры — над которыми Максим Дмитриевич чахнет как Кощей, и готов шкуру содрать, если мы их будем выключать, а не выводить в спящий режим. Почему так? Я не знаю. Спросите, что полегче.

На самом деле, мне нравится этот центр: тут просторно, коллектив хороший, за исключением некоторых личностей. И кормят тут сносно. Да и зарплата достойная для недавней выпускницы магистратуры. Вот только иногда, а точнее, частенько, хочется посидеть в гордом одиночестве, чтобы хоть как-то собраться с мыслями, ведь, наблюдение — требует тишины. Поэтому я с большим энтузиазмом взялась за работу с микроскопом, чтобы подольше посидеть подальше от всех. Но в большинстве случаев — тут шумно. Как и сейчас. Кто-то болтает по телефону, хотя можно выйти в переговорную на другой этаж, кто-то бранится, потому что очередное относительное стандартное отклонение беспощадно улетело за 50%. А кто-то вообще ест, хотя это запрещено техникой безопасности.

Беспредел? Однозначно. Но пройти через все шлюзы до кухни, чтобы поесть бутербродов — это перебор.

Понимаю, что устала от своих кривых рук. Я провалила свое первое же поручение. Столько затрачено сил и никаких результатов. Неужели вся наука такая?

— Ну должен же хоть один раз сработать!..

— Нет, не должен.

Я подпрыгиваю на месте. Позади Жени стоит сам доктор Робер. Самовлюбленный высокомерный павлин сложил руки на груди и буравит меня своими серо-голубыми глазами через линзы очков в темной оправе.

— Простите… ⁈

— С чего оно вдруг заработает? — вновь повторяет Марк, еще сильней сощурив глаза.

— Почему это еще? DAPI же видно.

— Можно взглянуть? — перебивает тот меня.

Мы переглядываемся с Женей. Я одобрительно киваю головой и отъезжаю от микроскопа, а Женя, и вовсе возвращается на свое место, покидая темную комнату.

Доктор Марк снимает очки и наклоняется к микроскопу. Буквально пару секунд, и отстраняется от него, однако благодаря небольшому свету, падающему сквозь щель приоткрытой двери, я успеваю разглядеть его длинные ресницы, едва заметную родинку около правого глаза в тон его лица, и свежую щетину. Доктор выпрямляется, разворачивается ко мне спиной и что-то настраивает в Цейссевском Зене.

— Вы делаете одно и то же из раза в раз, и ждете других результатов.

Хмурю брови, не особо понимаю, что он имеет ввиду. Но я не хочу показаться какой-то простофилей и глупой, поэтому, со всей твердостью в голосе говорю:

— Я сдала с отличием эту тему. И делаю все так, как в стандартном протоколе нашей лаборатории.

— Тогда, почему результат у вас не совпадает с ожиданиями?

Замираю в изумлении, приоткрыт рот. Красноречие так и брызжет нотками высокомерия второй октавы: противно и звонко.

Женя как-то упомянула, что Доктор Робéр постоянно должен быть в чём-то прав: в высказываниях, в работе, в шутках, в стиле, в истории. Поэтому с ним не просто сложно работать, с ним находиться вне рабочего времени достаточно неприятно. Он и впрямь, жуткий зануда. Хотя, с другой стороны, я не знаю, что сказать в свое оправдание. Доктор Робер прав: если я все делаю правильно, тогда почему мой результат отрицательный? Быть может, мне стоило отступить от протокола и подойти к вопросу творчески?

Марк Борисович, не поворачиваясь ко мне, начинает рыться в настройках, которые отображаются на экране монитора. Двигает то одним ползунком, то другим, то третьим. Затем находит в своей папке фотографии двухмесячной давности, разворачивает на весь экран, а я с любопытством все рассматриваю за его широкой спиной овальные очертания эпителиальных клеток, светящихся то зеленым, то голубым, то красным, то всеми цветами сразу. Вдруг на периферии зрения замечаю небольшую струящуюся татуировку, едва различимую на шее, аккурат над воротником халата. Она больше похожа на верхнюю часть самого рисунка, который скрывается уже где-то за халатом и его рубашкой. Кончик струящейся татуировки излучает шипы, будто бы лоза стремится добраться до затылка и пронзить его острой иголкой.

Почему-то меня разом окатывает холодный пот, будто бы, я увидела что-то запретное. Слава всевышней генетической клетке, что тут темно!

Яна, успокойся. Это просто татуировка. Но мне, чертовски интересно узнать: откуда она у него? Ведь, Доктор Робер — мужчина принципов. И навряд ли он сделал такую татуировку на теле — просто так. Она явно что-то означает. Но что?

— Просто возьмите другой блокирующий раствор из холодильника №4, и, ради всех святых, перестаньте поливать эти несчастные препараты литром антител.

Хлопаю ресницами, по-прежнему смотря на красочные фотографии, которые открыл Доктор Робер. Кажется, где-то мелькнул Z-стэк. Боже, да Робер просто хвастается! Он поворачивается ко мне корпусом вполоборота, облокотившись руками на стол.

— Так, с разведением поняла. Но… причем тут блокирующий раствор? — в недоумении спрашиваю я.

— А при том, — фырчит доктор Марк. Он разворачивается полностью ко мне и добавляет: — у вас слишком много фонового окрашивания, вам следовало адаптировать протокол.

Я хмурю брови и вспоминаю о том, что мне рассказывали на семинаре по иммуногистохимии.

— Да, кажется, нам что-то такое рассказывали…Ну конечно! — хмурюсь я. — Где, вы говорите, можно найти буферы?

Кажется, Доктору Роберу понравился мой энтузиазм, потому что его взгляд разом сменился на удовлетворительный с радостным отблеском. Но он не отступает от своего и продолжает:

— Вон там, — он показывает рукой направление. — Если не найдете, спросите Женю, она здесь все знает.

Сказать по правде, Доктор Робер меня переиграл. Я же знала, что не надо было механически повторять одно и то же, но почему-то упустила такой важный момент… И теперь я чувствую, что мне стыдно. Стыдно за то, что не попыталась разобраться с этим сама, посмотреть литературу и потратила неделю и кучу дорогущих реактивов впустую. И противно от того, что дала Доктору Роберту — поблажку. И теперь, он выглядит как самый счастливый индюк на всей планете, аж тошнит от его… выражения лица!

— Пользуйтесь мозгами, Яна Андреевна, иначе вы даже испытательный срок не выдержите, не говоря уж пользе для науки. — Марк Борисович делает загадочную паузу, словно переводит дух, но полагаю, эта пауза должна как-то меня запугать. Дать понять, что я должна делать всё так, как хочет Робер, играть по его правилам. — и эта реплика выглядит так, будто бы он наносит добивающий удар мне в спину, вырываясь в этой гонке вперед.

И знаете что? Он меня победил. Окончательно.

— Да…Вы правы. — соглашаюсь, я опустив глаза на свои руки в латексных перчатках. — Я что-то упустила этот момент.

— Вы его просто не знали, — с издевкой произносит Доктор Робер. — И вряд ли вы добились результата, не будь меня тут рядом.

Мы буравим друг друга взглядами. В его серо-голубых глазах я различаю искры ненависти, которые то и дело, как нервный импульс мечется то туда, то сюда. Мы выходим из микроскопной и двигаемся к рабочим столам.

— А что вы тут делали, собственно говоря? — задаю ему вопрос и складываю руки на груди, продолжая прожигать мужчину своим взглядом.

В лаборатории становится тише. Женя и вовсе, делает вид, что занята чем-то важным, замечаю, как она, будто нарочно, гремит банками, а сама внимательно навострила все свои локаторы, лишь бы получше нас слышать.

— Смею заметить, Яна Андреевна, если вы не в курсе, то я сижу прямо напротив вас, — Марк указывает левой рукой в стену, которая нас, по всей видимости, разделяет. — И вы мне очень сильно действовали на нервы.

— Интересно же, чем? — вопросительно вздымаю брови, потому что это уже чересчур обвинять своих коллег в том, что они им мешают.

— Вы слишком шумно освещали свои неудачи в работе, что, несомненно, меня отвлекало. Дизайн эксперимента требует концентрации внимания от своего исследования, которое я провожу сегодня.

— Включили бы музыку, — развожу руками в сторону, дав понять, что не вижу ни единой причины, упрекать меня в том, что я ему чем-то мешала. — Вы же любите музыку?

— Да, но не в лаборатории, — парирует он и сует руки в карманы брюк.

— С каких это пор, вы командуете другими?

— С тех самых пор, как я руковожу этой лабораторией, когда меня назначили заместителем шефа, — с гордостью говорит тот.

— То есть, это единственное достижение в вашей жизни? — с издевкой задаю ему вопрос, и в конце, издаю короткий смешок. Он получается скомканным, но думаю, что правдоподобен.

Но, Марк Борисович — крепкий малый. Он строит угрожающий взгляд и склоняется ко мне ближе, словно, хочет что-то лучше разглядеть в моих глазах. Я стараюсь дышать ровнее, потому что меня тошнит от его парфюма. Меня уже тошнит от того, что мы работаем с ним вместе, и уж тем-более, тошнит от того, что он пытается помыкать мной. Он застывает в паре сантиметров от меня.

— Вы сегодня меня оскорбили и облили кофе. Хотите что-то еще добавить в свой позывной список сотрудника?

Его освежающее дыхание удается о мою щеку.

— А у вас на всех сотрудников есть позывной список?

— Нет, но…

Марк Борисович склоняется к моему уху. Дыхание опаляет мочку уха, а с его уст срывается:

— Но мне придется открыть его. И раз вы настаиваете, то начну с вас.

А после, как ни в чем не бывало, отстраняется от меня, не меняясь в выражении лица. Ровной походкой удаляется прочь, обогнув Женю и, по всей видимости, он идет к своему месту.

Я сглатываю тягучую слюну, возвращаюсь к микроскопу и смотрю на экран компьютера, на котором он оставил мне свои схемы. Рассмотрев их, я сохраняю свои записи, точнее, то, что сказал Марк Борисович. Выключаю приборы, протираю объективы от иммерсионного масла, прибираюсь на столе и, закрыв это, возвращаюсь к себе и усаживаюсь обратно на стул. Краем глаза замечаю, что Женя что-то жестикулирует. Поднимаю голову и не особо понимаю, что она хочет мне сказать. Мотаю головой из стороны в сторону, говоря о том, что «я не понимаю, что ты хочешь мне сказать.». Но моя коллега поспешно поднимается с кресла и зазывает с собой, показывает на пальцах цифру пять.

То ли она говорит, чтобы мы вышли на пять минут, то ли чтобы я вышла после нее, через пять минут.

Не пойму.

Кивая головой и показываю на пальцах, чтобы она вначале вышла, а потом, я за ней. Коллега соглашается, и быстрым шагом выходит из лаборатории. Откидываюсь на спинку стула, словно, это мне передаст новые силы. Но нет. Все тщетно. Голова идет кругом, а то, что Доктор Робер, по всей видимости, точит на меня зуб, становится ноющей головной болью.

Понедельник явно — не мой день, и никогда им не был. Поэтому, томно вздохнув, я смотрю на свои маленькие часики, которые получила в подарок от своего парня. Они крошечные, аккуратные, сделанные из белого золота. Он купил мне их на нашу годовщину — целый год, как мы встречаемся. Однако, я пыталась возместить ему денежку, потому что знаю, что — дарить часы — плохая примета, но Глеб напрочь отказался брать даже рубль за них. Что ж… Я надеюсь, что сегодня мне удастся с ним увидеться и немного расслабиться.

Да, мне определенно нужно сегодня расслабиться. Встаю со стула и удаляюсь прочь из лаборатории, оставив Грозного шефа позади.