Я обязательно вернусь (СИ)

Глава 17

Когда близнецы проснулись, видно было, что кризис миновал. Они были еще очень слабы, но температура спала. Лекарь так и не приехал. Экипаж, что отправляли за ним, вернулся пустым.

А потом выяснилось, что няня, которая просилась отлучиться в город ушла туда без разрешения. Как у неё это получилось вот вопрос. Мост поднят через ров, другой дороги в город нет, может с падре уехала, но ведь он слышал, что графиня была против этого. Плохое предчувствие заполнило разум. Мысли как встревоженный улей не могли упорядочиться и логически мыслить.

Очень встревожено, в своем кабинете проверила все документы и мои эскизы печати. Я их запирала всегда в сундук, на замок аккуратно складывая в отведенное каждому документу место, мой рабочий стол всегда был чист, а так же я всегда закрывался кабинет на ключ. Мастерская тоже всегда была заперта, как и всё нежилое крыло. Но почему у меня такое чувство, что надо спешить, что если я не успею случиться непоправимое.

Задыхаясь в туго зашнурованном платье побежала в детскую. Господи, эти юбки! Няня, которая осталась с детьми, мадам Каролин, собиралась кормить детей. Маленький Антонио настороженно смотрел на неё, Анжелик же спряталась за братика. Что то было не так в их поведении.

— Мадам, а дети еще не обедали?

— Нет, ваша светлость.

— А что у них сегодня на обед?

— Суп — пюре с овощами — ваша светлость — на мясном бульоне.

— Мадам, мне кажется, он остыл уже, когда его принесли? — спросила я.

— Точно не могу сказать, но точно приносили его еще до отъезда мадмуазель Анны горячим, и он долго остывал. Анна его поставила в обеденную зону.

Пахло очень вкусно, я подошла к столу, открыла горшочек и хотела попробовать наваристую овощную похлебку, но услышала шум. Антонио что-то сбросил с кровати, я отвлеклась, подняла голову и натолкнулась на взгляд ребенка. Антонио смотрел внимательно, сдвинув бровки, а затем отрицательно помотал головой, и я отчётливо поняла, есть это нельзя.

— А давайте я пойду и чуток подогрею на кухню эту вкуснятину, а наши хорошие детки умоются и сядут за стол — я незаметно кивнула малышу.

Так, у меня было четкое ощущение, что я в дурдоме, вопросы мелькали в голове со скоростью ветра. Что за еда в этом горшочке?

Антонио взрослеет на глазах, и это происходит только на моих глазах, уже второй раз ребенок ведет себя как взрослый. Что он видел или слышал, и что происходило в детской, пока Анжелик и Антонио спали, а сейчас один из них считает, что суп есть нельзя. Он просто не вкусный? А может? Страшная мысль. Но этого просто не может быть, у меня паранойя, кому нужно травить годовалых близнецов. С другой стороны, самое слабое наше место — дети. Если с ними что-то случится Жанна не переживет этого или сойдет с ума от горя, или наложит на себя руки, я останусь без опекуна, рухнет все.

Наша сила была в том, что каждый из нас это очень важное звено одного целого, это как цепь, звенья которой нельзя изымать. Что задумали враги и кто они? Что им нужно? Как оказалось, что в своем доме, предусмотрев, казалось всё, мы не в безопасности. Столько вопросов на одну мою голову.

Машинально я шла в сторону кухни, повернула голову на шум и посмотрела в окно. Наша грозная служебная собака, вечная голодная, опять на кого то лаяла.

— От неё больше шума — подумала, — вот скормлю ей этот суп, а детям принесу чего-нибудь вкусненького.

Сеньора наша поварих родилась и выросла в Испании, и обещала на обед рубленые тефтели во вкусном соусе. Тихо между собой мы так и звали эту добрую женщину сеньора — Наша Повар, именно с большой буквы. Горшочек из-под супа, что я скормила псу, я поставила вместе с остальной грязной посудой. Взяла чистую глубокую пиалу, мне положили туда наваристый соус с маленькими, нежнейшими мясными шариками и зеленью, я вновь отправилась в детскую.

Прогулка с детьми состоялась как и запланировали уже ближе к вечеру. Дети играли после обеда в своей комнате, я не отходила от них, помогая, няни, которая осталась одна. Графиня отдыхала после бессонной ночи. К часам пяти вечера мы вышли все в сад. Весенний воздух, прогретый за день, казалось вдохнул в нас новые силы. Держа на руках Анжелик, вспоминала коляски того, моего времени, как же это было удобно. Девочка просилась на землю, она пыталась уже ходить, я держала её за ручки, длинные юбки путались под моими ногами.

Надо что-то придумать для этих подвижных сорванцов, иначе скоро мы за ними не будем успевать, думала, а сама водила девочку между клумбами, показывая ей первые весенние цветочки.

Виконт Рикардо, озабочено хмуря брови, шёл в сторону основного дом. Заметив это, я окликнула его, и он подошел к нам. Антонио радостно потянулся к виконту и оказался у него на руках.

— Дон Рикардо вы чем то озабочены? Все в порядке? — спросила его.

— Да в порядке. Очередная смена охраны поехали к мосту, а так же в вечерний объезд усадьбы. Мне тут доложили, что дворовой пес слег, не могут понять почему, вроде до обеда лаял на всех, может, отравился чем, хочу пройти посмотреть.

Мне показалось, или вечернее солнце стало кроваво красным, и эти блики цвета человеческого горя стали заполнять всё вокруг. Вселенная помоги мне!

— Мадам Каролин, подержите, пожалуйста, Анжелик, мне надо срочно отлучиться. Я пришлю сейчас вам в помощь кого-нибудь, погуляйте с детьми.

— Дон Рикардо, мне нужна ваша помощь — и я практически побежала в сторону нашей кухни. Этот горшочек из-под супа, он опасен, могут пострадать невинные люди, служащие нашего дома, только эта мысль безумной птицей билась об стены моего сознания.

Виконту не пришлось повторять два раза, маленький Антонио, стоя уже на земле, взял Анжелик за ручку и, не капризничая, серьёзно смотрел нам вслед.

Вбежав на кухню, увидела, что всю грязную посуду перемыли, она сохла на большом столе разложенная рядами на чистом сукне, вероятно, все мыли в одной большой бадье.

Я, задыхаясь, схватилась за голову, от масштаба произошедшего мой мозг готов был взорваться.

— Ваша светлость, успокойтесь, что происходит? Вы можете объяснить? Выпейте воды — мужчина взял кружку из лежащей на столе чистой посуды в руки и хотел налить мне воды.

— Пожалуйста, не трогайте посуду, ей нельзя пользоваться, боюсь, что все отравлено — мой голос дрожал от волнения и господи как затянута туго сегодня шнуровка на платье, мне тяжело дышать, я просто не могу дышать

— Откройте окно мне плохо!

Это последнее, что я помню о том моменте на кухне, все волнения этой безумной недели вылились просто в мое беспамятство. На кухне я потеряла сознание, первый раз во всех моих жизнях. Пришла в себя я в своей спальне, платье расшнуровали, я могла дышать свободно. Возле меня находились графиня, виконт и сеньора Адория, они с тревогой смотрели и конечно ждали, что я скажу:

— Где дети? Не выпускайте их из поля зрения — виконт сразу вышел из комнаты, а через непродолжительное время принес близнецов. Мы посадили их на мою огромную кровать. Анжелик перебралась к матери на руки, Антонио же прижался ко мне, и тихо прикрыв глаза, засопел. Но я была уверенна, что он не спал, я чувствовала как напряженно его маленькое тельце.

При закрытых дверях я рассказала своим самым близким людям в этом мире, который стали мне семьей о том, что произошло.

— Надо проверить собаку — тихо, как бы думая вслух сказал сеньор Рикардо и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

— Кому из слуг мы можем доверять — спросила я Адорию и Жанну — не торопитесь с выводами надо всё продумать. А может нужно всех рассчитать и попытаться вести хозяйство самим до отъезда в столицу. Ещё как вариант затаится и выждать, оставив самых надежных. Женщины молчали, пребывая в состоянии шока и тихого ужаса. Дон Рикардо зашел и тихо рассказал, что пес сдох, и что вероятно отравлен ядом. Это был яд, который подбросили в детское питание. И скорее всего это мышьяк, так как вокруг тела собаки обильная белая пена, что выделялась из пасти животного, и виден посиневший язык.

— Только сеньоре повару, её мужу, что начальник нашей охраны и их воспитаннице, девочке лет тринадцати и можно верить — тихо сказала Жанна — остальные все с города и в основном приняты по рекомендациям святого отца, а эти с нами с Тулузы, еще в караване ехали.

— И у меня в отряде ещё два бывших служивых, я их привез со столицы — дон Рикардо хмуро смотрел на нас. — Плюс кузнец.

— Труп собаки они сейчас зароют, один из служивых, кстати, сразу понял, в чём дело и сказал, что доза яда была большая, пёс недолго мучился — я застонала от сознания, что своими руками отравила животное на глазах у всех.

Жанна же судорожно прижала к себе Анжелик, сдавливая малютке рёбра с большой силой, не отдавая себе в этом отчёта. И девочка в конце концов расплакалась.

— Ваша светлость, сеньора Каталина, вы пока не вставайте с постели, скажем, что больны сильно, все видели вас без сознания. Прислуге, что не попала в список доверенных лиц, с сегодняшнего дня предоставим выходные и отвезём по домам в город. Нам предстоит продержаться в таком составе около двух недель. Семья, которая работает у нас на ферме, они из пригорода Парижа разорившиеся крестьяне, не выезжают в наш городок вообще и не имеют там знакомых, так что остаются и дальше работать на ферме. И еще, я в Париже приметил небольшой особняк, узнал, что он продается. Надо как можно больше про него узнать, а это вопрос времени. Я уезжаю в Париж. Пока меня не будет мост должен быть всегда поднят, без него через ров пробраться не возможно. И никто не должен знать, что я уехал. Имение закрыто на карантин. Попробую добраться по нашей речке с луга до столицы. Лодку мы на реке, в кустах спрятали недавно. Вечером выйдем с Жаком через потайной ход, думаю, к утру будем в Париже.

День подходил к концу, когда графиня Жанна приказала взять выходные многим нашим работникам и их отвезли в город. Некоторые из них видели, как меня из кухни виконт нёс без сознания на руках в мои комнаты. Поползли слухи о эпидемии. Усадьба опустела, стало тихо. Уверена, что городок уже «гудит о заболевших» в графской семье.

Я закрылась у себя в комнатах и готовила эскизы обручальных колец для сеньоры Адории и дона Рикардо. Таким образом пытаясь успокоиться. Маленький Антонио спал на моей кровати. Ему вообще нравилось время проводить со мной. Я не заметила, как он оказался рядом. Проснулся, сполз, с кровати по покрывалу и вот сидит уже на полу у меня в кабинете и улыбается. Какой самостоятельный и совершенно не капризный малыш.

— Что же вы мой маленький граф не позвали меня — я подхватила его на руки и зацеловала обе щечки.

— Я сейчас вас за люблю и защекочу, — ребёнок смеялся и отталкивал меня. Я села за стол с ним на руках и стала показывать листки грубой бумаги со своими набросками, рассказывая, как мне нравится ювелирное дело и то, что его красивый католический крестик это то же моя работа.

Антонио внимательно слушал и смотрел на мои эскизы, затем взял небольшой грифелёк из моих рук, долго крутил его своими маленькими пальчиками.

Грифель я обматывала узким и длинным лоскутком ткани, заматывая его по принципу бинтика, вокруг, но Антонио же всё равно умудрился измазаться весь. Прислонив грифель к листку острым кончиком, что то стал калякать, хмуря бровки.

Когда же он закончил, мой взгляд натолкнулся, на рисунок подписи. На поверхности листа было нанесено нечто похожее на подпись аббата Антонио де ла Гутьеррес. Мальчик поднял личико и внимательно смотрел на меня. Его глаза! В них были мысли совершенно чуждые для годовалого ребёнка!