Я помню как всё начиналось

Глава 17

Выйдя из подъезда, я пошёл куда глаза глядят. Внутри была пустота. Ни о чём не хотелось думать, ничего не хотелось делать. Такое впечатление, что выплеснулся весь, без остатка. Мир вокруг, никак не откликался в душе. Проплывали какие-то картинки, чьи-то лица. Но не было никаких ассоциаций. Я просто шёл. Потом я почувствовал, что чья-то ладошка скользнула в мою руку и от неё стало расходиться тепло. Оно постепенно окутывало меня, и наконец опустошённая душа угнездилась в маленькой уютной колыбельке. Я продолжал, куда-то идти, а душа покачивалась в колыбели, подвешенной к притолоке деревенской избы. Пахло нагретым деревом и молоком. Мимо прошла женщина, подойдя к образам в углу избы, она истово перекрестилась. Вот сзади к ней подошёл мужчина и нежно обнял. Она обернулась, прильнув к его груди.

Кто эти люди? И тут же понимание, они мои прародители, основатели рода, чья кровь и память преобладает во мне. Женщина увидела меня в колыбели, нахмурилась. Подойдя ближе осмотрела внимательнее и что-то разглядев улыбнулась открытой, очень доброй улыбкой. Потом она махнула надомной рукой и видение пропало.

Очнулся я около своей Шпанки. Рядом стояла Аленка и держась своей ладошкой за руку заглядывала мне в глаза. Так это она дала тепло моей опустошённой душе и вернула из небытия. Она, сама того не ведая, привела меня в дом моих предков. И те помогли вновь обрести себя. Маленькая, добрая кнопка, с огромной и светлой душой. Это кто тут у нас маг и волшебник? У кого силы и понимания больше?

Я взял её ладони и прижал к своей груди.

— Спасительница моя, уже второй раз вытаскиваешь из небытия.

Она продолжала молча смотреть мне в глаза и я, не отрываясь от её взгляда заговорил:

— Разреши мне погреться, у пальцев твоих,

Ощутить лёгкий трепет тепла.

Я запутался в жизни, замёрз я в пути.

Ты открой мне на это глаза.

Алёнка широко распахнула свои глаза, но продолжала молчать. Откуда столько понимания в этом ребёнке. Может она тоже, как и я, путешествует от жизни к жизни в поисках чего-то.

— Я так долго бродил, среди скал и снегов,

Я за призрачным счастьем бежал.

Помоги мне вернуться в отеческий дом,

Я замёрз, я смертельно устал.

Её взгляд опустился, и она стала рассматривать мои руки, продолжавшие удерживать её ладошки у груди.

— Ты теплом своих рук, нежным светом очей,

Растопила кромешную тьму.

Так возьми моё сердце и душу согрей.

Я тебя, лишь об этом, прошу.

Алёнка уткнулась лбом в мою грудь и я, обхватив её за плечи, прижал к себе. Рядом стоял Пушок, с тревогой поглядывавший на нас. Но вот взгляд его успокоился, и он полез на свой пост, под смородину. Опять пропустил чужого человека, даже не подав голоса. А чужого ли? Для меня уж точно не чужого. Может и это пушистое чудо тоже это поняло, да ещё пораньше меня.

— Чего бы ты сейчас хотела?

Она подняла глаза, а потом опустив их, начала водить пальчиком по моей груди.

— А можно ещё на твоём велосипеде покататься? Мне так понравилось.

О, незамутнённая, детская непосредственность.

— Конечно можно. Идём.

Я, обхватив её за плечо, повёл в наш двор. Бабушка, увидев нас, нахмурилась. Да-да, помню, что ты просила не тащить всё это в дом. Но я не могу по-другому. Не могу оттолкнуть человека, только что вытащившего меня, невесть откуда. Бабушка, присмотревшись, что-то про себя решила и лишь кивнула. Взяв велосипед, мы пошли на школьный двор.

Алёнка, оседлав железного коня, сразу припустила в сторону спортивной площадки. Тут уже собиралась молодая поросль посёлка. Заняв одну из лавок, я стал наблюдать как подруга наворачивает круги вокруг футбольного поля. Делала она это с азартом, как будто готовилась к соревнованиям на велотреке.

На краю поля появился Андрей Никитич. Он нашёл глазами Алёнку, но не пошёл к ней, а продолжил свои поиски. Заметив меня, направился в мою сторону. Ну что ему ещё надо? Никак не угомонится? Так здесь не место для выяснения отношений. Слишком много любопытных глаз вокруг. Мне-то по барабану, а ему тут жить и работать. Он же весь статус себе порушит.

Когда он подошёл и молча присел рядом, тут же подскочила Алёнка, бросив велосипед и растолкав нас, села между нами. Вот защитница нашлась. Интересно кого и от кого она защищать собралась? Толи папашу от меня, то ли меня от папаши. Первым заговорил Андрей Никитич.

— Ты извини меня. Я там наговорил лишнего. Был на взводе. В общем был не прав.

Как же тяжело дались ему эти слова. Видно, что они искренние, но мешала разница в возрасте. Взрослому мужчине извиняться перед дошкольником. Алёнка повернула голову ко мне и стала ждать ответа. А я чего? Я ничего. Мне все его закидоны по одному месту. Выложился конечно по полной, но вон, кнопка в себя вернула. Так, только наука на будущее будет.

— Да я зла никакого не держу. Каждый может запутаться. Вы лучше у женщин своих попросите прощения. Им больше всех досталось.

Алёнка развернулась к отцу, словно ожидая слов раскаяния. Я чуть не рассмеялся. Детская непосредственность, но теперь попробуй проигнорируй её. Он немного помялся, но в конце концов решился.

— Дочка, извини меня пожалуйста, был не прав, погорячился…

Он хотел ещё, что-то сказать, но обнявшая его Алёнка не дала это сделать. От неожиданности, он развёл руки в стороны, но потом приобняв её легонько похлопал по спине.

— Ну что ты, что ты. Всё же хорошо?

— Папка, какой ты у нас с мамой умный, но иногда такой дурак.

Тут мы оба не сдержались и рассмеялись в голос. На нас стали оборачиваться. Устами младенца, глаголет истина.

Алёнка подскочила, взяв руку отца и мою, соединила их.

— Ну что? Мир?

— Мир. — дружно ответили мы и снова рассмеялись.

Убедившись в нашем мирном сосуществовании, она схватила велосипед и помчалась дальше наворачивать круги по стадиону. Люди вокруг стали делать вид, что ничего тут не происходило.

— Ох, — вздохнул Андрей Никитич — что завтра говорить начнут?

— А чего начнут? Если на придумывают что-то, то это их проблемы. Главное, они видели, что между нами дружба. А с нашей семьёй не дружат, нас боятся, уважают, приятельствуют с нами, но не дружат. Не могут они этого. А вы дружите, значит вы находитесь на другом уровне иерархии. И это безусловно падает в копилку вашего статуса.

Андрей Никитич с удивлением посмотрел на меня.

— С такой стороны я не смотрел на ситуацию. Спасибо.

— Не за что. Пользуйтесь на здоровье.

Мы некоторое время посидели в молчании. Но было заметно, что его гложет что-то.

— Ну давайте уже. А то так и будете мучиться.

— Так заметно? Впрочем, я конечно верю, но всё-таки, как ты сделал кроватку для куклы. Извини, но не укладывается в голове, что это мог сделать ты.

Вот настырный. Хотя, наверное, хорошее качество, для человека, ищущего и познающего. Чтобы ему ответить? Я поднял с земли небольшой обломок ветки и стал гладить его руками.

— Понимаете? Когда мы вступаем в жизнь, мы становимся пешками. Фигурами слабыми, ограниченными, но рвущимися вперёд. Мы понимаем, что когда достигнем задней линии, то сможем стать, любой другой, более сильной фигурой. Можем стать даже ферзём, самой, казалось бы, могущественной фигурой. На пути нас подстерегает много трудностей и опасностей. Нами пренебрегают более сильные. Нами даже жертвуют в угоду чьих-то амбиций. Но вот кому-то удалось прорваться, цель достигнута. Но это лишь иллюзия. Какими бы сильными мы не стали, мы все зависим от весьма слабой фигуры.

— От короля?

— Именно. Все сражения ведутся за короля и во имя короля. Всё вокруг завязано на короле. И именно королём, пешке никогда не стать.

— Ты это к чему?

— К тому. Когда вы сможете понять, как пешке стать королём, тогда вы и поймёте, как я это делаю.

Я раскрыл ладони и подал ему, сделанную из обломка ветки, изящную пешку. Он осторожно взял её в руки и стал внимательно рассматривать.

— Но на ней нет следов обработки. У тебя не было никаких инструментов. Ты не мог… Но ты сделал. Как?

— Вы сейчас говорили про обработку, про инструменты. Почему?

— Это то, при помощи чего можно что-либо изменить, придать форму.

— Ну, договаривайте.

Андрей Никитич задумался и всё никак не мог продолжить. Я решил немного подсказать:

— Придать форму по правилам …

— Этой игры?

— В точку. А если мы выходим за рамки этой игры, то…

— Мы можем не следовать её правилам. И тогда пешка может стать королём?

— Вот видите, как всё оказывается просто.

— То есть, ты хочешь сказать, что ты выходишь за рамки игры под названием жизнь и делаешь, что хочешь.

— Нет конечно. Просто Вам известны далеко не все правила этой игры, и вы используете только маленький клочок. Я чуть-чуть больше прочитал в инструкции к ней и теперь пытаюсь читать дальше.

— Ты очень интересный мальчик. А ты не боишься.

— Чего?

— Что есть люди, которые тоже захотят узнать, то, что знаешь ты.

— Флаг им в руки, барабан на шею. Я буду только рад.

— Ты не понимаешь всей опасности этого. Не понимаешь, чем может это обернуться для тебя.

— Извините, но это вы не понимаете, чем это может обернуться для вас. Я ни в коем случае не угрожаю. Просто есть силы, которые не подвластны ни мне, ни вам, ни даже государству, да никому на Земле. И эти силы похоже затевают сою игру, правил которой неизвестны никому.

Андрей Никитич глубоко задумался. Наверно о том, как бы не оказаться в жерновах чужой игры. Это открыто читалось на его лице.

— Знаете, что? А не берите вы всё это в голову. Как говориться: «Меньше знаешь — крепче спишь». Помните только одно, я никаким боком не допущу, что бы это как-то отразилось на вашей семье. Не переживайте.

Он опять задумался, повертел пешку в руках.

— А ты сам в этой игре, кто?

— Всего лишь пешка. А вот кем или чем хочу стать, пока не определился. Время покажет.

Хотя время ли. Но это ему не обязательно знать. И так мужика загрузил по самое не могу. Уверен, теперь у него эта пешка будет находиться на самом видном месте.

— Валентин! — раздался знакомый голос.

Я покрутил головой и увидел, как нам идёт моя мама. Ух ты, мама приехала. Она немного не успела на свадьбу своего брата, но меня, кроме неё, никто не сможет увезти домой. На ней был красивый брючный костюм, голубого цвета. Да и вся она, несмотря на то, что только приехала, излучала уверенность и даже какое-то превосходство. За версту чувствовался город. Такого здесь, просто так, не увидишь. Люди вокруг стали оборачиваться в её сторону и пошёл лёгкий гул.

Я сорвался с места и побежал на встречу. Обняв её, вдохнул запах дороги. Тут было намешано всё, и запахи большого города, и запахи железной дороги, но особенно сильно бросался в нос запах бензина. Похоже последний автобус, на котором она ехала со станции, весь пропах им.

— Вот ты где. А я приехала, тебя нет. Сказали пошёл на велосипеде кататься. А ты без велосипеда.

— Да на велосипеде я, на велосипеде. Просто сейчас подружка на нём.

— Это какая такая подружка? Давай, показывай.

Ну конечно, она знает, что я не завожу друзей, особенно подруг.

— Пойдём я познакомлю тебя.

Подведя её к лавочке, представил:

— Знакомьтесь, это моя мама Анна Степановна Кречет. А это будущий директор новой школы, Андрей Никитич Троянский и его дочь Алёнка. — Кивнул я на только подъехавшую подругу.

Пока взрослые обменивались любезностями, Алёнка во всю пялилась (конечно немного не прилично, лучше сказать смотрела широко раскрытыми глазами, но слово «пялилась» подходило лучше) на мою маму. Она как заворожённая оглядывала её всю, а потом, вот уж точно никто не ожидал, подошла и потрогала. Как будто проверяя, а живая ли перед ней тётя.

— Здравствуй, тебя Алёной зовут? Это ты подруга моего сына?

Та, в ответ, только кивнула.

— Приятно познакомиться. Меня зови тётя Анна.

Опять кивок. Чего-то я не узнаю свою кнопку. Обычно она более разговорчивая, а сегодня совсем мало говорила. Взрослые опять отвлеклись на свои беседы и Алёнка, схватив меня за руку, потащила в сторону.

— Это точно твоя мама?

— Точнее не бывает. А что не так?

Она засмущалась, потом заглянула мне в глаза.

— Клянись, что не будешь смеяться и никому не расскажешь.

— Да о чём ты?

— Клянись!

— Хорошо. Не сойти мне с этого места, если буду смеяться над тобой, а про тайны ты и так всё знаешь.

— Тогда наклонись.

Я наклонился и она, почти прислонившись к моему уху, зашептала.

— Сегодня во сне ко мне приходила тётя, точь-в-точь как твоя мама. Она сказала, что я выбрала очень непростую судьбу и мне придётся очень многое узнать, а ещё больше вспомнить. Поэтому я не должна расслабляться и много работать над собой, особенно должна хорошо и быстро учиться в школе. Иначе могу куда-то там не успеть. Но она обещала мне помочь. Сказала, что укажет путь. А ещё она из листочка берёзы свернула колечко с узором внутри, приложила к моей груди и тот исчез. Сказала, что это убережёт меня.

Чем больше рассказывала Алёнка, тем круглее становились мои глаза. Это чего тут Ассы удумали. После слов «укажет путь» и «колечко из листочка» у меня отпали всякие сомнения. Это точно была Тара. И почему она была в образе моей мамы? Я её видел совершенно другой. Хотя, чего я удивляюсь. Валькирию я тоже видел с разными лицами. Наверно и Тара так может. Но почему моя мама? Это не просто так.

— У неё ещё имя было, чем-то похоже на имя твоей мамы, но не оно. Она мне называла, но я забыла. — подруга засмущалась.

— Тара.

— Что?

— Её зовут Тара.

Алёнка отпрянула от меня с широко раскрытыми глазами.

— Ты её знаешь?

— Конечно.

Её глаза сузились, будто подозревая меня в сговоре. Вот только с кем? И она продолжила опять шёпотом, но уже не тараторя слова, а спокойно их проговаривая.

— Там приходила ещё одна тётя и сказала, что мне скоро откроется проход в глубинные слои и тогда она поможет мне вновь стать стойкой, как раньше.

— Это, скорее всего, была Валькирия. А проход в глубинные слои я кажется сегодня тебе пробил. Помнишь, когда тебя сначала жаром изнутри обдало, а потом прохладой всё смыло.

— Угу. Валька, это что такое было? Мне страшно.

— А вот это, сестрёнка, — при слове «сестрёнка», Алёнка подалась вперёд — очень при очень большая тайна. Ты никому не говорила?

— Нет. Тёти предупредили об этом и что-то сделали. Когда с мамой хотела поделиться, так как будто онемела. Тебе решила сказать, потому что маму твою увидела. Но она только внешне похожа. Ой.

Она, в испуге, зажала рот руками.

— Что такое?

— А я тебе рассказываю и ничего не мешает. Мне за это ничего не будет?

— Успокойся, ничего тебе не будет. Если бы было нельзя, давно бы уже онемела, как с мамой.

Да. Похоже тут какая-то афера с их стороны намечается. Ну что за тайны Мадридского двора. Правильно я ответил её отцу, что я пешка. Тут меня уже играют, а я ни сном, ни духом. Надо попробовать наведаться сегодня к этим клушам. То-то ткань мира даже не напряглась, когда я пробой Алёнке устроил. Значит опять всё предначертано было. Точно. Ведь с кнопкой я познакомился в аккурат на следующий день после того как, даже не знаю, как правильно это назвать, пусть будет — проснулся. Ведь каждый день сюда прихожу, да и она с подружкой тоже здесь ошивалась. Но ведь даже взглядом её не замечал. Думаю, и она меня.

— Валь, — подруга подёргала меня за рукав — а что теперь будет?

Я улыбнулся в ответ.

— А теперь, дорогая моя сестрёнка, будет жизнь. Бурная, напряжённая, похоже очень необычная и интересная. Уж это я могу тебе гарантировать.

— Но как? Ты ведь уедешь. А я тут одна буду, без тебя.

В её интонациях промелькнула обида и растерянность. А, плевать на всё. Я обнял её прямо у всех на глазах. Пусть думают, что хотят. Буду я ещё оборачиваться на всякие шепотки. Тут у человека трагедия, можно сказать, а я в политесы буду играть. Дудки вам всем.

Она обняла в ответ и теснее прижалась щекой к моей груди.