Я познала хаос

ГЛАВА 24. БЕЗУМИЕ АНГЕЛА

Переменчивое вчера...

Поездка занимает от силы минут пятнадцать. Но каждая моя конечность затекает так, что мне не верится хотя бы в частичное восстановление рабочего состояния тела.

Все это время похитители избегают главных дорог и направляют автомобиль по лесным участкам. До города добираемся окольными путями и сворачиваем на заросшую бурьянами дорогу, которая оканчивается рядом длинных строений, ранее, похоже, используемых под склады.

Зеркальный автомобиль въезжает через открытые ворота ближайшего строения и останавливается у стены. Слева ‒ кусок открытого пространства, справа ‒ ржавые балки, наставленные друг на друге пирамидой. Рядом с ними располагаются почерневшие бочки, и беспорядочно навалены ящики.

Отталкиваясь ногами, выковыриваю себя из секретного места и, приземлившись на корточки, медленно отползаю за балки.

‒ Что будем делать с мальчишкой?

Выглядываю из убежища.

Один из похитителей ‒ высокий мужчина с встопорщенными волосами цвета грязного снега и вытянутым родимым пятном на полщеки ‒ придерживает Виви под локтями и выволакивает из автомобильного салона. Второй похититель ‒ крупный лысеющий дядька с неравномерной порослью на подбородке ‒ тут же хватает мальчишку под коленями и помогает первому перенести того до кучи сваленных тряпок у стены.

‒ Пока ничего. ‒ Водитель автомобиля ‒ мускулистый мужчина с копной светлых и явно давно немытых волос ‒ цыканьем перемещает сигарету из одного угла рта в другой и с хлюпаньем вытирает пальцем кончик деформированного носа. ‒ Новых распоряжений не поступало. Предлагаю связать, чтоб не рыпался. И воткнем в сопляка еще дозу, чтоб не очухался раньше времени. Кто знает, сколько выдерживают эти белобрысые потусторонние ублюдки. Ты знаешь? Я ‒ нет. Но меня уверяли, что у их детенышей нет сил. Короче, не хочу рисковать. Если этот малолетний соплежуй меня чем-нибудь жахнет, я точно вытрясу у заказчика двойную оплату.

«Заказчика?»

Выглядываю сильнее и морщусь, наблюдая, как в руку бессознательного Виви втыкают иглу шприца и что-то ему впрыскивают.

‒ Подействовало? ‒ спрашивает мужик с родимым пятном, которого я без включения дополнительных резервов фантазии мысленно обзываю «Пятно».

‒ Ну, глаза продрать он точно не в состоянии, ‒ задумчиво откликается Лысый. ‒ Вот же отродья. Еще и размножаются вовсю. Отстрелять бы всех Иммора, да, кажись, шкуры толстые.

‒ Всех не перестреляешь. ‒ «Мускул» сплевывает на и без его стараний грязный пол и хмыкает. ‒ Кстати, насчет сохранения целости шкурки щенка разговора не было. Главное, чтоб дышал. Так что можете поэкспериментировать, если совсем от скуки дохнете.

‒ Ты ж прям мысли мои читаешь, ‒ ухмыляется Пятно. В его руке появляется нож. ‒ Может, глянем, что внутри у этих тварей? Такое же ли у них внутреннее наполнение, как у людей?

‒ Э, не увлекайся. ‒ Мускул пихает его в плечо. ‒ Не грохни мальца. Он еще нужен. Кромсай, как говорится, с умом.

Никто не причинит вред Иммора. Ни у кого и никогда даже мысли не возникнет покуситься на Иммора…

Траектория движения ножа ‒ словно сплошная длинная сверкающая линия. Тело Виви подбрасывает на месте, а его горло издает нечто вроде хрипящего свиста.

‒ Очнулся?! ‒ Лысый отскакивает от маленького тельца и с беспокойством разглядывает пленника. ‒ Мы ж ему столько снотворного вкололи!

‒ Да ни хрена. ‒ Пятно неспешно приближается к сидящему на полу Виви. Тот трясет головой, но, похоже, не может избавиться от состояния, в которое его ввели. На уровне его плеча и ниже ткань белой рубашки меняет цвет на ярко-красный. ‒ Зырь, а у них вовсе не какая-то там сверхъестественная кровь. Прикол. Их можно ранить! А ты, сопля, спать давай!

С этими словами он залепляет пленнику смачную пощечину. Мальчишку отбрасывает на пол ‒ да так, что его тело разок переворачивается.

‒ Что-то ты с ним слишком нежно. ‒ Лысый отбирает у напарника нож и нависает над неподвижным мальчишкой. ‒ Эти мрази слишком притесняют нас, людей. Надо показать, кто здесь всем рулит.

Нож стремительно летит вниз.

И достигает цели.

Как и я. Стремглав преодолеваю расстояние от своего иллюзорного убежища до столь ненавистного мне мальчишки и падаю на него. Острие ножа погружается в мою кожу. Плечо обжигает боль. И скользит вниз, наполняя руку отвратительным жаром до самого запястья.

Ну… черт. Распороли весь рукав… Мельком смотрю на то, как мою кожу за ошметками тонкой белой ткани, оставшейся от пышного рукава, заливает кровь, и наваливаюсь на Виви всем весом. Прижимаюсь грудью к его спине и подставляю ухо к его лицу.

Дышит.

Его легкое дыхание щекочет мочку моего уха. Слегка перемещаюсь и замечаю, что левый глаз Виви чуть приоткрыт. Он смотрит прямо на меня.

‒ Что за девка? ‒ слышу я удивленный возглас над собой.

А секунду спустя кто-то хватает меня за волосы и рывками тянет вверх. От скрипа зубов шумит в ушах. Кожа головы пылает так, словно ее поджаривают для коронного блюда. От крови разрезанная ткань рукава моей блузки тяжелеет. Темно-красные струйки стекают по пальцам, крупные капли срываются с пальцев и устремляются к грязевым разводам на холодном полу.

‒ Ты еще кто?! — Пятно орошает мое лицо брызгами слюны и горячит щеки смрадным дыханием.

Молчу. Отвлекаюсь от тряски и полностью сосредотачиваюсь на шевелении пальцев поврежденной руки. Неплохие у них колюще-режущие предметы. Всего один удар, а рана красуется от плеча до самого запястья.

Наклоняю голову и смотрю вниз. Сильно ли досталось Виви? Со стороны казалось, что нож вошел достаточно глубоко, чтобы нанести серьезное повреждение, да и кровью он уже истек основательно. Не то чтобы я не привыкла к зрелищам издевательств над детьми, особенно, совсем маленькими, но я вполне осознаю, что за Стеной — в пределах Высотного Города, да и вообще в «цивилизованном обществе» ‒ не принято причинять боль детям. Это аморально и… как же там говорила Четыреста пятая?.. Да, безнравственно.

А нападать на Иммора? Просто нечто запредельное. И даже мне, отбросу Клоаки, это ясно как день.

Вглядываюсь в яркие пятна, выступившие на рубашке Виви. У него даже цвет крови красивый. Забавно, а я искренне верила, что Иммора невозможно ранить. Что их кожа — непробиваемая броня, и любое холодное оружие мгновенно разрушится при одном лишь соприкосновении со священной плотью Иммора.

Однако, похоже, все это одно большое заблуждение. Высшие тоже уязвимы, просто, возможно, их «беззащитность» значительно отличается от человеческой.

Безумно хочу узнать больше об Иммора, ведь мой возлюбленный — один из них.

Но сначала нужно выбраться отсюда.

‒ Игнорируешь нас, шавка? — Пятно встряхивает меня сильнее.

‒ Наверное, девчонка — ребенок прислуги, ‒ предполагает Лысый, окидывая меня пренебрежительным взглядом. — Хотя одежонка, кажись, дорогущая. По ходу, чертовы твари любят, чтобы и вокруг все приодетыми куклами ходили. А эта зараза вообще непонятно как попала сюда. Но эй, девочка, знай, попала ты по-крупному.

‒ Поди родаки не учили, что нельзя в автомобиль незнакомых дяденек запрыгивать, да? — Ухмылка Мускула быстро перерастает в звериный оскал.

‒ Зацените-ка. — Лысый больно тычет меня в бок. Мои ноги не достают до пола, и от его грубого прикосновения мое тело начинает раскачиваться, будто маятник. Или подвешенная на цепи свиная туша. — Сколько уже из нее крови вылилось, а она даже не морщится.

‒ Да больная, скорее всего. Или в шоке. — Пятно еще раз встряхивает меня. Заметно, что ему это доставляет удовольствие. — А физиономия-то ничего так. И глазищи-то как пырит. Блестящие, водянистые. Даже жаль, что малолетки мне по боку. В расход ее?

‒ Не, погодь. Может, еще пригодится, ‒ с ленцой отзывается Мускул. — Кидай к мелкому.

Второй раз предлагать не приходится. Пятно швыряет меня на пол, попутно придав моему телу дополнительную скорость. Сгруппироваться не успеваю и принимаю удар боком. На пару секунд воздух полностью покидает легкие. Рот безрезультатно открывается и сразу же закрывается, бесшумные хрипы застревают глубоко в горле. А еще, судя по всему, при падении я основательно прикладываюсь головой о стальной лист на полу. Зрение на левый глаз пропадает, а в ушах стоит неясное шуршание.

‒ Да дьявол тебя во все дыры! — со смешком выплевывает Мускул и показывает Пятну жест, который у меня так и не получается разглядеть, потому что предметы перед глазами начинают плыть. — Я ж образно. На фиг ты ее и правда кинул?..

Сразу после этих слов мое сознание погружается во тьму.

* * *

С момента моей отключки проходит не так уж много времени. Прихожу к этому выводу сразу же, как возвращаюсь в сознание. Лысый стоит на том же месте, где находился до этого, и даже в той же позе. Мускул небрежно посасывает ту же сломанную на треть сигарету.

Похитители расслаблены и обмениваются репликами, пропитанными ленцой, — кажется, касающимися элитной выпивки, а еще ста и одного способа траты заработанных за похищение средств.

Оцениваю собственное состояние. Мне связали руки, правда, не удосужились разместить их сзади, ‒ по всей видимости, чтобы удобнее было прислонить меня к стене. Рукав блузки полностью пропитался кровью, но, продолжаю ли я терять нужные телесные жидкости, понять не могу. Режущая боль перешла в режим сильнейшего отупляющего зуда. От левого виска по щеке, щекоча, медленно скатываются какие-то маленькие капли. Похоже, при падении я разбила голову. Под бедрами ощущается холодная влажность. Опускаю взгляд и вижу под собой кучу тканевых тряпок, погруженных в темную дурно пахнущую лужу.

В той же луже совсем рядом сидит Виви. Его руки тоже связаны, а взгляд непривычно пуст. Он смотрит на прорезанную дыру на рукаве своей рубашки и окровавленную рану, оставленную острием ножа чуть ниже плеча. Все не так страшно, как выглядело со стороны. Не сравнить с моей распоротой рукой, и я, в общем, не жалуюсь — сама бросилась защищать этого мелкого упыреныша. Но напрягает другое.

«Виви», ‒ свистящим шепотом зову его.

Никакой реакции. Он выглядит растерянным? Подобрать определение его состоянию у меня никак не выходит.

Он непривычно отстранен. И не сводит глаз со своей раны. Странная прострация Виви объясняется тем, что мальчишка… испуган?

Не могу поверить своим глазам. Самоуверенность и надменность давно стали для меня неотъемлемыми чертами, ассоциирующимися с сыном моего благодетеля. И сейчас видеть его испуг…

Это сбивает меня с толку.

Он похищен чужаками, истекает кровью и сидит в ледяной луже далеко от привычной домашней обстановки. Даже находясь на территории Клоаки, он, в сущности, не погружался в пределы ее грязного нутра. Бродил по прогнившим улицам под защитой Сэмюэля, будто на веселенькой прогулке, и был всего лишь сторонним наблюдателем.

Прислушиваюсь к себе. Нет, внутри абсолютно пусто. Только царапающая боль как бонус для физического восприятия. Ощущение, словно я вновь очутилась в Клоаке — среди самых отменных ее даров.

И мне… спокойно.

Странно, что неделю назад перспектива насилия со стороны господина Свина пугала меня. Боль ‒ ничто…

А вот Виви явно не в порядке. Изнеженное создание не привыкло, когда в него что-то втыкают?

Наверное, я бы позволила себе намек на ухмылку. Если бы мне, блин, не было так чертовски больно!

Так, не время расслабляться. И нельзя позволить Виви и дальше находиться в бодрствующей отключке. Кто знает, как долго похитители продержат нас живыми? Какие у них цели?

Придвигаюсь ближе к мальчишке, шепчу его имя. Ничего.

Он не в себе, и я понятия не имею, как привести его в чувство. Что делала Четыреста пятая, чтобы успокоить меня? Обычно она обнимала меня и рассказывала шепотом истории о зелени лугов за Стеной, о ледяной прохладе озер, о сладких ароматах свежей выпечки и о блеске начисто намытых стекол зданий Высотного Города.

Шевелю пальцами, двигая по запястьям окровавленную веревку, и угрюмо гляжу исподлобья на переговаривающихся похитителей. Со связанными руками гаденыша обнять не получится.

Точно! Порой Четыреста пятая чмокала меня в щеку. А потом утирала слюнявый след рукавом, смеялась и снова чмокала. В душе нарастает тепло. Обязательно наберусь смелости и попрошу Сэмюэля помочь вытащить Четыреста пятую оттуда. В долгу остаться себе она не позволит и обязательно придумает, как отплатить за эту услугу. И у нее точно все получится. Она сможет адаптироваться здесь, в «цивилизованном мире». Мы будем снова вместе. Трудиться, развиваться, добиваться результатов и когда-нибудь сумеем сполна отблагодарить Сэмюэля за его доброту.

Встряхиваю головой и, окончательно топя брюки в луже, перекатываюсь вплотную к Виви. Тот вяло реагирует на меня: чуть поворачивает в мою сторону голову и пялится этим уже начавшим порядком раздражать взглядом.

«Очухивайся давай!» ‒ мысленно призываю его и максимально вытягиваю шею, чтобы достичь цели.

Собираюсь чмокнуть Виви в щеку. Но в последнее мгновение все идет не по плану. Мое равновесие и так оставляет желать лучшего, а связанные руки не позволяют за что-нибудь удержаться. По-моему, в его глазах мелькает удивление, а затем я просто наваливаюсь на Виви. Не знаю уж, когда он успел повернуться, но к тому моменту, как я добираюсь до его лица, мои губы упираются вовсе не в его щеку.

Наплевав на неудачное падение, сильнее прижимаю губы к его губам ‒ маленьким и нежным. Как цветочные лепестки.

Отстраняюсь от него, кое-как отталкиваюсь плечом от стены и ловлю равновесие. Мимоходом успеваю еще и его нос своим носом разок стукнуть. Так что какое-никакое, а впечатление мой поступок на него точно должен произвести.

Удовлетворенно хмыкаю про себя, узрев, что кровоточащая рана больше не интересует Виви. Он полностью сосредоточен на моей неуклюжей персоне и, сдается мне, успел уже полностью очухаться.

У меня получилось его успокоить? Видимо, да.

‒ Это называется «боль», ‒ шепчу я одними губами и киваю на его рану. — А это «холод». — Демонстрирую ему собственные побелевшие пальцы. — И «грязь». — Шурую бедрами в грязевой влажности на полу. — Познакомься с ними и привыкни к их существованию.

Отодвигаюсь и впиваюсь зубами в веревку, обвивающую мои запястья. Надеюсь, Виви сумеет в ближайшее время двигаться с раной, которую ему нанесли, а иначе с нашим побегом вряд ли выйдет что-то дельное.

Виви, не отрываясь, смотрит на меня, а я остервенело грызу веревку. Жесткая поверхность царапает десны и стирает губы, но я не останавливаюсь. Даже когда рана на руке снова принимается обильно кровоточить, а мое беспрестанное копошение привлекает внимание похитителей, все равно не перестаю рвать жесткое плетение.

Еще немного.

‒ Эй, шавка, чего это ты задумала? — Лысый прищуривается, встает с ящика, используемого им в качестве сиденья, и направляется к нам.

Еще чуть-чуть.

‒ Веревку грызет. — Пятно разражается хохотом. — Нам попалась боевая моль. Может, того — прихлопнем ее?

Еще мгновение.

‒ Просто вырубите ее, идиоты, ‒ отдает распоряжение Мускул. — Сколько можно шуршать и бренчать? Мешает только.

Судорожно вдыхаю носом воздух. Раны будто крысы корябают когтями, и желание попросить похитителей поскорее меня вырубить нарастает.

Но такие слабости меня не интересуют.

Мне необходим еще миг.

‒ А нам вообще нужна эта прыткая мелочь? — интересуется Лысый, нависая надо мной.

‒ Не, без надобности. Ладно, согласен. Избавьтесь от нее.

Впихиваю клык в последнее веревочное плетение и напряжено наблюдаю за тем, как Лысый поднимает с пола кусок длинного железного прута.

‒ Знаешь, а ты достойна уважения, ‒ говорит Пятно, задумчиво почесывая уродливое родимое пятно на щеке. — Вся башка в крови, рука едва двигается… Но нет — еще трепыхаешься. — Он пихает локтем Лысого. Тот уже готов пустить в ход свое оружие. — Как насчет милосердия для маленькой леди? Будем сегодня добренькими. Пристукни-ка ее с одного удара.

На лице Лысого застывает блаженная улыбка, когда он делает замах.

Неожиданно на меня сверху что-то наваливается. Голова оказывается в кольце чьих-то рук.

Виви!

Веревка, связывающая запястья мальчишки царапает мою щеку и размазывает сгустки крови по подбородку. Его руки частично закрывают мое лицо. Сквозь просветы из мальчишечьих пальцев вижу Пятно и Лысого, который, видимо, слишком удивлен внезапной активностью маленького пленника и совершенно забыл о необходимости завершить роковой удар.

«Закрой глаза», ‒ слышу шепот у самого уха. Виви вжимается грудью в мою спину и шумно дышит.

Виви — не то создание, к словам которого мне хотелось бы прислушиваться. Но я доверчиво закрываю глаза и тоже прижимаюсь к нему.

Яркая белая вспышка щекочет глазные яблоки, и в то же время склад наполняется воплями, полными боли и злобы.

Мощь силы Иммора.

‒ Ни хрена не вижу! — вопит Лысый.

‒ Ослеп! Я, кажется, ослеп! — жалобно вторит ему Пятно.

Где-то на фоне грязно ругается Мускул.

Опасливо приоткрываю глаза и с искренним удовлетворением наблюдаю за тем, как Пятно ползает по грязному полу на коленях, Лысый безуспешно пытается стереть с лица глаза, а Мускул, не переставая браниться, шарит в воздухе руками.

Говорите, у детенышей Иммора нет сил? Что ж, этот детеныш явно особенный.

Выползаю из объятий Виви и подставляю ему плечо, потому что он вдруг начинает клониться вперед. Его губы крепко сжаты. Из горла вырываются хрипы, на лбу собираются бисеринки пота, а природная бледность перерастает в откровенную белесость, но он делает все, чтобы только не отрывать от меня взгляд.

‒ Больно? — Предельно аккуратно хлопаю Виви по щечке, оставляя на бледной коже кровавые следы. — Привыкай к боли.

Прислоняю мальчишку к стене и стаскиваю с его запястий веревку.

‒ Сидеть, ‒ командую я. Чувствую какую-то неуемную радость от того, что могу говорить подобное Виви. И вот так стоять над ним.

И защищать.

Вопли похитителей не стихают. Они струсили, и из-за своей беспомощности с каждой секундой паникуют все сильнее.

‒ Это ты, да? Ты сделала? — брызжа слюной, хрипит Лысый. Его рука тянется за пазуху, и в свете мелькает отблеск пистолета.

Быстро оглядываюсь на Виви. Выстрелы могут задеть его.

‒ Ты это сделала, да?! — не унимается Лысый, размахивая пистолетом.

По полу перекатывается железная палка, уроненная Лысым и спугнутая с места моим случайным пинком. Приседаю и сжимаю пальцы вокруг рифленой поверхности.

‒ Все ты сделала, да?! Ты… ты… Ты сучка!

Делаю шаг вперед. Дуло пистолета нацеливается на меня.

‒ Да, ‒ говорю громко и ясно. — Верно. Я такая.

От моего удара Лысый отступает на несколько шагов назад. Его голова задирается, и изо рта что-то вылетает. Надеюсь, что зуб.

Пинаю выпавший из его рук пистолет в щель между полом и ближайшей бочкой, толкаю постанывающего Лысого в бок пяткой и перехожу к следующему.

Стенаниями теперь занят лишь Мускул. Пятно, находившийся в непосредственной близи от Лысого, судя по всему, слышал его вскрик, а потому втройне насторожен, когда я подхожу к нему.

‒ Детонька? — лебезит он, подслеповато щурясь. — Что бы ты ни делала, не надо, детонька.

‒ Клоака не знает, что такое милосердие, ‒ сухо поясняю я. — И ваше — халтурное — мне без надобности.

‒ Дето…

Хрясь.

Пятно теряет сознание сразу же после удара. Ему я зарядила точно в челюсть.

‒ Не вздумай двигаться, малявка. — Мускул тоже сжимает в руке пистолет. Однако зрение по-прежнему его подводит, поэтому я просто молча стою на месте, пока он дергает рукой во все стороны, безуспешно пытаясь прицелиться. — Где ты?! — рычит он.

Вынимаю ноги из босоножек с шуршащими подошвами и приноравливаюсь к холоду пола.

‒ Где ты?!!

Во время кратковременной пробежки под ногами хлюпает грязь, а кровь с руки срывается крупными алыми каплями. Бью сначала по запястью Мускула, чтобы лишить его оружия, а затем ударяю палкой по уху.

Позади остаются два стонущих тела и одно полностью бессознательное, когда я откидываю в сторону железный кусок и, качаясь, бреду обратно до оставленных на сухом островке босоножек. Виви на том же месте, где я его и оставила, и даже в том же положении. Из-под белоснежной челки пылают золотистые искры глаз, а на его лице — безмятежное спокойствие.

Встаю перед ним, вытираю тыльной стороной ладони с собственной щеки кровавые линии и бесстрастно интересуюсь:

‒ Встать сможешь?

Брови Виви едва заметно дергаются.

‒ А кто хочет на ручки? — Наклоняюсь к Виви, протягиваю ему руки и застываю. Ладони, запястья, кожа в тех местах, где задрались рукава, ‒ все заляпано кровью. Да и нанесенная рана не перестает кровоточить.

Наверное, лицо у меня тоже как с картинки.

Чуть теряюсь, когда Виви тянется ко мне навстречу. С пыхтением и сопением пристраиваю маленькое худенькое тельце у себя на руках и, мерно шатаясь, иду к выходу. Светленькая головенка мальчишки пристроилась на моем здоровом плече, руки крепко обнимают меня, а я прижимаю его к себе и считаю шаги.

Четыреста пятая иногда рассказывала мне сказки, где в самом конце, после всех подвигов, храбрый принц подхватывал спасенную принцессу на руки и уносил ее в счастливое будущее. Получается, Виви сейчас — моя принцесса?

В груди встает ком. Кашель атакует внезапно. Трясясь, выкашливаю сгустки крови прямо на лицо и грудь Виви. Кажется, голова ушиблена сильнее, чем я думала, а, может быть, есть еще какие-то повреждения.

Чувствую мягкое прикосновение ладони Виви к своей щеке.

‒ Чего? — шепчу я.

‒ Ничего, ‒ эхом отзывается он.

Шмыгаю носом и, помедлив, спрашиваю:

‒ Тебе больно?

‒ Нет.

Хмыкаю в темнеющие небеса. Набухшие грозовые тучи готовы вот-вот исторгнуть из себя слезы.

‒ И мне… ‒ Мой шепот сливается с шуршанием ветра. — И мне не больно…