Я познала хаос

ГЛАВА 26. СТИЛЬ ПРОШЛОГО

Неминуемое сегодня...

По знакомому и связанному с не лучшими воспоминаниями пути прохожу к малой столовой и благодарно киваю Лиллоу, открывшему мне дверную створку.

На дальнем стуле лицом к входу устроился мужчина. Перед ним стоит исходящая паром чашка. При моем появлении он немедленно поднимается на ноги и начинает приветливо улыбаться.

Кто он?

Пытаюсь выдавить улыбку, но из-за устремившихся на пробежку мыслей не получается сносно совладать с мимикой. И незнакомцу достается косая кривулька на половину лица. Зрелище, наводящее одну только жуть.

‒ Лето? — Мужчина не идет ко мне навстречу, а терпеливо ожидает моей окончательной реакции, с которой, к слову, я уже основательно подзадержалась.

Судя по виду, моя личность ему прекрасно известна. И, кажется, он ждет, что и я его вспомню.

Однако придется разочаровать гостя. Не помню. Совсем.

Быстренько проскальзываю взглядом по его телу и на долгое время залипаю на лице мужчины. У меня в знакомых водилась такая привлекательная персона, а я и не заметила? Вряд ли.

Гость широкоплеч и мускулист и явно неравнодушен к ярким футболкам в сочетании со строгим официозом костюмной двойки. Угловатые черты на овальном лице, резкие и крупные мазки бровей, частичная темная поросль на подбородке и пробирающаяся дальше ‒ вдоль основания лица до самых ушей, а также плотная черта сомкнутых губ придают его образу оттенок опасности. Но стоит взглянуть в глаза мужчины ‒ в глубины радужек светлого золота, наполненные мягким спокойствием, и приходит понимание, что первое впечатление было иллюзией. Но часто ли незнакомцы заглядывают дальше этого краткого мига первого впечатления?

Золото глаз. И светлые прилизанные волосы. Те, что у него на лице, намного темнее волос на голове. Но сомнений быть не может. Передо мной Иммора.

‒ Не узнаешь меня, да? — Мужчина, посмеиваясь, отводит взгляд, но затем вновь обращает его ко мне. ‒ А ведь когда-то просто жить не могла без того, чтобы не подразнить лишний раз.

Осознание приходит вспышкой, притащившей за собой целый ворох картинок-воспоминаний.

‒ Фрэнсис! — Избыток эмоций обращает голос в чистый визг.

‒ Угадала. — Мужчина улыбается еще лучезарнее и на сей раз спешит ко мне навстречу.

Подскакиваю и повисаю на нем без всякой задней мысли.

‒ Завидное достижение, ‒ ворчливо комментирует Тео, пропихиваясь между нами и стеной. ‒ Быть узнанным только лишь по критерию раннего принятия на себя чужих поддразниваний.

Фрэнсис Леоте.

В моей памяти он остался высоким симпатичным девятнадцатилетним юношей, принятым в отдел правоохранителей Высотного Города благодаря рекомендациям Сэмюэля, за что боготворил его едва ли не больше, чем я.

Иммора на страже общественного порядка? Благородное создание в грязной рутине общества? Немыслимо, скажет человечество и, в сущности, будет право.

Но не в случае с Фрэнсисом. Этот парень не обычный Иммора. Или вернее сказать, он не дотягивает до величия высших. Грубоватая интерпретация, но наиболее правдивая.

Фрэнсис… дефектный.

Ведь именно так часто называют то, что не удовлетворяет разноплановые уровни восприятия живого существа — как человека, так и Иммора. Внешность Фрэнсиса полностью подпадает под стандарты впечатляющей красоты, ожидаемой от благородных. Но сил Иммора он, к сожалению, лишен. Мощь и выносливость превышают человеческий потенциал, но остальное — полнейшее ничто. Дара, преподнесенного высшим самой природой, у него нет и в помине. Свет игнорирует его существование, а небесные светила едва ли заинтересуются крохотной живой песчинкой, теряющейся в огромной массе человеческих посредственностей.

Однако Иммора не признают существование дефектных. Слишком велик позор, который несет за собой подобное признание. Благородные идеальны. Высшие создания безупречны. И это неоспоримо.

Честно говоря, Фрэнсис — единственный дефектный, встреченный мною за всю жизнь. Возможно, он и правда единственный во всем мире. Такой неполноценный… И мне не стыдно замечать его неполноценность. Я и себя считала неполноценной и считаю так до сих пор. Разве в этом есть что-то постыдное? Отличаться от других неимением чего-то, когда это «что-то», фактически, должно ослаблять тебя в моральном и физических планах, но при том жить дальше, добиваться целей и стремиться к вершинам — вот это и вызывает искреннее восхищение. И да, Фрэнсисом я всегда восхищалась.

Я помню, как парнишка — изгой среди Иммора — воспрял духом в то мгновение, когда ощутил поддержку Сэмюэля. Мой Сияющий Спаситель помог ему устроиться на работу, нашел ему жилье и сделал частью нашего круга общения. Единственный из Иммора, кто протянул руку едва держащемуся наплаву, но по-прежнему стойкому парнишке. И Фрэнсис, сколько себя помню, всегда отплачивал ему преданностью. Хоть Сэмюэль и не ставил ему такое условие.

В то далекое время Фрэнсис был стройным деревцем с едва начавшими формироваться мускулами. А как же легко он смущался! О, узрев один раз эту очаровательную реакцию, я уже не могла остановиться и дразнила его по любому поводу.

Кто знает, может, таким образом я отыгрывалась на нем за провокации Виви? Этого мракобеса ничем не смутишь — даже если я разденусь догола. Понятное дело, такую версию я на братце не проверяла. Как, впрочем, и на Фрэнсисе. Зачем перегибать палку, если тот пунцовел юношескими щечками даже от легких словесных поддразниваний?

И сейчас стройный юноша-одуванчик превратился во внушительного мужчину со скальным силуэтом и мужественным подбородком. И крайне красивым лицом. И, кажется, теперь его не огорошить маленькими детскими дразнилками. Он до сих пор придерживает меня за талию, пока мои ноги болтаются в воздухе. А до этого Фрэнсис позволил себе лишь разок крепко сжать меня в объятиях, а затем отстранился и деликатно установил некоторое расстояние между нами, продолжая держать как младенца, которому предположительно следует уже сменить завазюканное исподнее.

И он не покраснел. Ни разу.

‒ Поразительно. — Фрэнсис изучает мое лицо. — Совершенно не изменилась.

Он опускает меня на пол и ждет, пока я отыщу равновесие. И лишь затем отпускает мои плечи.

‒ А вот ты возмужал. — Не без удовольствия провожу ладонью по вздутым мускулам под рукавом пиджака. — Кушал гениталии быков, чтобы вкусить их силу и так разрастись?

Фрэнсис на секунду замирает, а потом издает смешок.

‒ Раньше подобное предположение заставило бы меня умереть от смущения.

‒ А сейчас нет?

‒ Сейчас это кажется забавным. И даже милым. По крайней мере, в твоем исполнении.

‒ Хорош уже ластиться, ‒ бурчит Тео и расслаблено разваливается на стуле. — Мне сегодня целый день кусок в горло не лез. Довели мою психику некие небезызвестные изверги. Так что предлагаю приступить к трапезе прямо сейчас. А серьезные разговоры отложить на потом. Идет?

‒ Тогда позволите накрыть на стол, госпожа? — обращается ко мне Лиллоу.

‒ Ага, давай, — соглашаюсь я, а сама сосредоточено тыкаю пальцем в грудные мышцы Фрэнсиса. Тот лишь дружелюбно улыбается, покорно позволяя мне утолять свое любопытство. — Врачишка еще не ушел? Тогда тащи и его сюда.

А в этой идиллии есть определенная прелесть.

Тео, Такеши, Фрэнсис, притащенный за руку и мягко усаженный рядышком за стол Лиллоу и я — наша дружная компания на сегодняшний обед. И такой расклад мне нравится намного больше удручающего времяпровождения с Виви и его детсадом.

Небольшой стол украшают блюдо с горками рубленных бифштексов, фигурная миска с застывшими волнами картофельного пюре и овощная нарезка. Мне же из этого великолепия достается вкуснющее горяченькое ароматное ничего.

Набычившись, причмокиваю свою трубочку, воткнутую в питательную смесь с предположительно теми же вкусовыми характеристиками, что и пища, красиво уместившаяся на столе.

‒ А нормальное мне что-нибудь пожевать дадите? — мрачно интересуюсь я, прикусывая кончик трубочки.

‒ Для вас на десерт также приготовлен фруктовый пудинг. — Лиллоу вопросительно смотрит на Такеши. — Полагаю, консистенция позволит организму госпожи легко его усвоить.

‒ Нфу, онф тофно нфе поврефдит, ‒ с трудом отзывается врачишка. Его рот плотно набит мясными кусками.

Воодушевляет. Я с их особых менюшек точно озверею.

‒ Потерпи. — Фрэнсис ставит передо мной стакан с водой. — Твоему телу нужно восстановиться. Нет необходимости понапрасну подвергать его стрессу.

Ставлю левый локоть на стол, пригибаюсь к столешнице и размещаю ладонь на затылке, приняв достаточно удобную, по моим меркам, позу для созерцательного любования.

‒ Что? — Фрэнсис тоже смотрит на меня с любопытством.

‒ А ты ведь теперь у нас солидный взрослый парень, ‒ медленно тяну каждое слово. — Весь прямо такой мужественный. В моем вкусе.

‒ Занятно. — Тео хмыкает. — Я тоже солидный мужчина в годах, но ты отчего-то не ассоциируешь меня с каким-либо типом мужественности.

‒ Твои ресницы пушистее, чем у любой девушки. — Приподнимаю одну бровь и многозначительно гляжу на юриста. — Намек понят?

‒ Ясно. — Тео, ухмыляясь, поднимает руки с раскрытыми ладонями. — Продолжай обхаживать сладкими речами тех, кому чуточку больше повезло с генами и телесной достаточностью. А я буду довольствоваться ресницами… Как ты их называешь?

‒ Щетками.

‒ Ресницами-щетками. Верно. Я горжусь собой. Каждым элементом себя. И моими щетками тоже. Благодарю за внимание.

Такеши издает смешок. Губы Лиллоу затрагивает улыбка.

С ними мне легко. Спокойно. Я рада этим доверительным отношениям, потому что они не исчезли даже спустя столько лет. Все они по-прежнему тепло ко мне относятся. Не считая врачишки, конечно же. Мне все еще хочется залепить ему оплеуху по обеим впалым щекам и добавить затрещину по затылку.

‒ Твоя похвала значительно повышает мою самооценку, — с напускной серьезностью сообщает Фрэнсис.

‒ Не думаю, что у тебя проблемы с самооценкой. — Вновь приникаю к своей трубочке и издаю несколько красноречивых хлюпающих звуков. — Невероятно. Ты же всего на год меня старше. Но теперь такое чувство, будто я застряла во времени.

‒ Это не так уж далеко от истины. — Тео с сомнением разглядывает бифштекс, размышляет еще секунду и с тяжелым вздохом бухает себе на тарелку сразу два. — И поверь, мой разум отказывается принимать тот факт, что спустя столько времени я по-прежнему должен иметь дело с Лето-подростком.

‒ Не такой уж я была и проблемной.

Раскачиваясь на стуле, обозреваю оставшуюся гору мяса. Ужасно хочется вонзить зубы в нечто объемной и цельное, а не всасывать в себя невообразимо полезный суррогат. Но не уверена, что мой желудок выдержит подобные нападки.

‒ Тешь себя этой мыслью и дальше, ‒ буркает Тео.

Останавливаю взгляд на юристе. Окружающие в большинстве своем ведут себя в отношении меня очень мило. И только Тео открыто и не таясь высказывает свое недовольство мной.

Брюзжит, ворчит и бурчит. Постоянно. К тому же он совсем не очаровашка.

Однако предоставь мне выбрать человека, которому я доверяю больше всего, и я, без сомнения, укажу на Тео. Несмотря на специфику его работы и хитроумный характер. И даже несмотря на то, что он — «человек» Виви.

«Человек» Виви… А ведь эта мразота позаботился о том, чтобы сведениями обо мне и особенностях моего исцеления обладали только избранные. И «избранные» в самом что ни на есть отрицательном смысле. С ними Виви не особо церемонился.

Сверлю взглядом Фрэнсиса. Судя по его словам и поведению «избранных» ‒ Тео, Лиллоу и Такеши — в его присутствии, он в курсе многих подробностей. Сэмюэль оказывал ему помощь издалека, Виви же крайне серьезно приблизил Фрэнсиса к своей семье.

Поднимаюсь на ноги и с маниакальным видом вцепляюсь в лацкан пиджака Фрэнсиса. Тот озадачено наблюдает за мной, но ничему не препятствует. Пользуюсь заминкой и сдергиваю пиджак с его плеча.

‒ Лето! — Тео давится куском бифштекса и пытается нащупать стакан с водой. — Я уже понял, что он в твоем вкусе. Но давай ты не будешь с таким усердием демонстрировать свою симпатию, договорились? Кое-кто будет крайне недоволен… Да что б тебя, Лето!.. Слышишь меня?! Прекрати, говорю, раздевать всех подряд!

Такеши перестает жевать и, приоткрыв рот, наблюдает за моими действиями. От бесшумного вздоха Лиллоу краешки салфеток на столе чуть приподнимаются.

Несмотря на вопли Тео, успокаиваюсь я только тогда, когда пиджак полностью отделяется от тела Фрэнсиса, а прятавшаяся под ним футболка приобретает перекошенный и крайне плачевный вид.

‒ Похоже, ты все же поставила себе цель меня смутить. — Нынешний видоизмененный Фрэнсис спокоен даже в полуобнаженном образе, когда как прежний, скорее всего, давно бы отключился от смущения.

‒ Кажется, я перебдела. — Опускаюсь обратно на стул и хмурюсь. Беспокойство сверлит дыру в моем сознании, наотрез отказываясь убираться восвояси.

Взгляд Фрэнсиса приобретает оттенок напряженности. Помолчав немного, он опускает руку и медленно приподнимает край футболки, оголяя живот.

‒ Это ищешь?

Клеймо!

Стол подвергается тряске, а стул валится на пол, когда я вскакиваю на ноги.

Иммора заклеймил другого Иммора! Это же, дьявол, настоящее членовредительство!

Мой навык составления слов мгновенно сходит на нет. Я выставляю руки, указывая на клеймо рода на животе Фрэнсиса, и дико оглядываю присутствующих.

Все молчат. Ясно и без слов. Виви — чокнутый психопат, который ни перед чем не остановится. Не моргнув глазом, заклеймил сородича. Высшего. Иммора. Дефектного, но даже от этого Фрэнсис не перестает оставаться Иммора.

‒ Виви — долбанный извра!..

‒ Не надо, Лето. — Фрэнсис поправляет футболку, наклоняется и подбирает с пола уроненный стул. — Я не воспринимаю это как нечто постыдное. — Он мягко давит на мои плечи, предлагая снова занять свое место.

‒ А надо бы! — пылко заявляю я, оглядываясь на него через плечо. — Ладно, он людей клеймил, но клеймить Иммора — это гадко!

‒ Хорош, Лето, ‒ одергивает меня Тео и с мрачным видом подцепляет вилкой несколько кусков огурца. — Клеймить людей — тоже так себе забава. Лично для меня эта выходка воспринялась как плевок в мою нежную душевную организацию. Помимо того, что с тех пор я не могу ни нормально работать, ни расслабиться. Но, думается, с лирикой мы переборщили, и пора перейти к обсуждению дел насущных. Пока Лето не начала вновь вопить, какие мы все здесь бедненькие и несчастненькие, и мы окончательно бы сами не поверили в это утверждение.

‒ Каких дел?

‒ Связанных с поручениями нашего достопочтимого хладного господина. — Тео произносит это с такими интонациями, словно хочет передразнить сам себя. — Требуется избежать проблем.

‒ Тебе не кажется, что проблемы Виви — это его проблемы? — скривившись, спрашиваю я.

‒ Проблемы Виви, то есть Вацлава, ‒ наши проблемы. — Тео стучит пальцем по плечу в том месте, где под тканью скрывается его собственное постыдное клеймо Люминэ. ‒ Коли мы в некотором роде и с некоторых пор стали частью этой семьи.

‒ Положение обязывает, да? — Прищуриваясь, иронизирую я. Никак не могу смириться с тем, что Тео слишком слабо негодует.

‒ Обязывает, требует и приходит ко мне в кошмарных сновидениях, ‒ отвечает он на мой вопрос.

По-видимому, я жажду, чтобы кто-нибудь испытывал тот же гнев, что никак не унимается внутри меня. Все слишком спокойны, слишком смиренны.

И послушны.

И Виви дергает своих покорных марионеток за крепкие ниточки.

Наклоняюсь вперед и умещаю локти на стол.

‒ Скажи, Тео, ты хоть отбивался?

‒ В каком смысле?

‒ Когда тебе нашлепку «продукт годен» на тело присобачивали? — Тоже тыкаю в плечо большим пальцем.

‒ Отбивался? Ха! — Юрист повторяет еще несколько раз «ха!» и угрюмо смолкает. — Скажу проще, реши Вацлав выжечь родовое клеймо на одной из выпуклых половин моей задницы, я бы без малейшего спора тотчас бы стянул с себя штаны.

‒ Звучит мерзковато, ‒ кривлюсь и высовываю язык. — Фу.

‒ Да, я мерзкий, И злопамятный. — Тео, фыркнув, втыкает вилку в середину недоеденного куска мяса. — Однако Вацлав мигом сломает во мне всю систему, если ему что-то не понравится. Так что я мерзок настолько, насколько угодно ему.

‒ Облизывай его, сколько хочешь. — Пожимаю плечами. — Я-то здесь причем?

‒ Ты, Лето, — некая таинственная фигура, вдруг появившаяся в окружении самой влиятельной персоны этого бренного мира. — Тео, чей голос практически истекает сарказмом, в точности копирует мои движения с поднятием и опусканием плеч. — Вацлава Люминэ. Который к тому же на виду у средств массовой информации двадцать четыре часа в сутки. Снова скажешь, что ты не при делах?

‒ Я не при делах, ‒ заявляю со всей твердостью. ‒ С какого перепугу дела Виви должны касаться меня?

‒ Все, что касается его, теперь касается и тебя. Поэтому наша цель — как можно более безболезненно ввести тебя на шахматную доску.

‒ Ясно-понятно. Но малость поздно спохватились. — Хмыкаю я и складываю на груди руки. — Все уже болезненно и максимально отвратительно. Тошнотворно, я бы добавила. Виви превратил меня в биоматериал и связал со своим приплодом! И я просто…

‒ Не стоит так говорить, — прерывает меня Фрэнсис, кладет руку поверх моей, лежащей на столе, и слегка сжимает мои пальцы.

‒ Насчет чего? — Выдыхаю воздух, который собиралась использовать для нового ругательного вопля.

‒ Насчет мальчишек. Дети ни в чем не виноваты.

Супер. И мне совершенно нечего на это сказать.

Да ладно?! Теперь что, настала очередь Фрэнсиса ввергать меня в пучины смущения?

‒ Ну… Старший все равно меня не выносит, ‒ бубню я в неуклюжей попытке защититься. — У нас с ним взаимное непринятие друг друга.

‒ Быть может ты не…

‒ Ничего не говори. — Мотаю головой, чтобы даже случайно не услышать увещевания Фрэнсиса. — Даже слушать не желаю.

‒ Полагаю, оказывать давление на госпожу прямо сейчас — не лучшая затея, ‒ озвучивает свое мнение Лиллоу. — На нее и так навалилось чересчур много за ужасающе короткий промежуток времени. Возможно, нам пока следует вкратце обговорить детали наших дальнейших действий?

‒ Отличный план, Лиллоу, ‒ хвалит его Тео. — Стратегическое мышление в действии. Не хочешь перебраться работать в мою контору?

‒ Уверен, господин Люминэ не одобрит как мою попытку сменить работу, так и вашу попытку мне ее предложить.

Прислушивающийся к их разговору Такеши натужно сглатывает, будто сам уже готовясь понести наказание за некую еще не озвученную провинность.

‒ В общем, не давите на меня, ‒ быстро возвращаю я прежнюю тему беседы. — Что там насчет кратких ценных указаний на ближайшую обстановку жизнедеятельности?

‒ Во-первых, Лето, за порог ни на ногой без Фрэнсиса. — Тео неожиданно становится серьезным.

‒ А?

‒ Ранее он занимался охраной Лириса и Эли. Сейчас Вацлав дал ему указание везде следовать за тобой.

‒ Он перетащил Фрэнсиса из правоохранителей себе в личное услужение лишь для этого? — Я поворачиваюсь в сторону названного. — Чтобы быть его личной охранной собачкой?

‒ Я — руководитель охраны семьи Люминэ. — Фрэнсис выстраивает из бровей интересную линию, полностью сбивающую с толку того, кто хочет разгадать, что за эмоция господствует на его лице в данный момент. — И я никогда не воспринимал защиту Эли и Лириса как некую провинность. В той же мере я рад, что буду защищать тебя.

Какие пафосные конструкции. Рад он, ага. Допустим, не верю.

‒ Признайся, что вся эта навязанная Виви муть тебя напрягает, ‒ предлагаю ему я. — От правды будет чуточку легче, поверь.

‒ Не жажду вступать с тобой в спор, Лето. — Фрэнсис аккуратно треплет меня по волосам на макушке. — Но тебя я защищу.

‒ Блин… ‒ Возвращаюсь к жеванию трубочки, хотя вся питательная смесь мной уже давно выпита. — Вы все какие-то… послушные. Без огонька.

‒ Твоего пламени хватит на нас всех, ‒ без тени улыбки говорит Тео. — А сейчас вопрос высшего ранга. Каким образом нам потянуть время и скрывать Лето от общественности до той поры, пока она сама будет готова к принятию нового статуса во всех его проявлениях?

‒ Чего? Какого еще статуса? — Негодование во мне бурлит с прежней силой. — И с какой стати мне вообще представляться общественности? Сэмюэль никогда не заставлял меня давать интервью или где-либо выступать. И не таскал на сомнительные мероприятия.

‒ Дело вовсе не в сомнительных мероприятиях. — Тео с силой трет обеими руками лицо и издает нечто, напоминающее заунывный стон умирающего морского льва. — В ином. В ином дело.

‒ Ну и в чем?

‒ Знаешь Эли и Лириса? — Тео прижимает ладони к подбородку, создав что-то вроде цветочных лепестков из пальцев, когда как бутоном служит его собственная голова, и изображает некое подобие умильной улыбки. — Ангелоподобных дитяток с чудной мягкой шевелюркой и большими голубыми глазками?

‒ И?

‒ А то, Лето, что тут и тупоголовый смекнет, что один из их родителей явно не Иммора!!

Опешиваю от неожиданного всплеска эмоций Тео. Прикусываю нижнюю губу и осторожненько спрашиваю:

‒ И?

‒ Ха-ха и хе-хе. — Тео обессилено откидывается на спинку стула. — Дело в том, что Вацлав собирается… не имею понятия, когда, но собирается… представить… кое-кого.

‒ Кого? — У меня начинает как-то подозрительно першить в горле.

‒ Мать Лириса и Эли.

‒ Кого?.. — Это повторяю уже на автомате. В горле образуется уже настоящая пустыня.

‒ Тебя. Представить тебя. Представить тебя как мать Лириса и Эли.