Я познала хаос

ГЛАВА 7. ЯРКИЙ ПУТЬ

Ослепительное вчера...

Вижу перед собой открытую дверцу и уютную темень автомобильного салона, но не смею и шагу с места ступить. Ноги приросли к изломанной поверхности, которую в Клоаке принято называть «дорогами». Автомобиль моего Сияющего Спасителя роскошен и совершенно не вписывается в местность. Он чернее грязи вокруг, но эта чернота блестит и переливается на свету, как гигантский драгоценный камень. И как только подобное волшебное средство передвижения выдержало местный колорит и не превратилось в покореженные обломки?

До приюта человек, которого я даже мысленно смущаюсь называть по имени, нес меня на руках. А мрачный Виви шел рядом. (Думаю, он постоянно не в настроении. Грубый мальчишка. Да и взгляд у него странный). От подворотни, где они меня обнаружили, до «Тихого угла» пара улиц. Мы преодолели их пешком.

А я все теряюсь в догадках, как же Иммора попали в наш мерзкий сектор?

Спустились с небес, как какое-то божество?

И вот теперь стою напротив приюта перед дорогущим авто. Свободная от оков долга, о котором вечно верещит смотрительница. С настоящим именем и рядом с тем, кто вот-вот заберет меня туда, где много света и тепла.

Странное чувство.

— Что такое? — мягко спрашивает Сэмюэль.

Он сам открыл мне автомобильную дверцу и сейчас застыл подле в терпеливом ожидании. Понимаю, что нужно забраться в салон, но тело по-прежнему не двигается.

— Мне это снится? — Сама едва слышу свой шепот.

Но у Сэмюэля со слухом все в порядке. На его лице расцветает улыбка, и я вновь влюбляюсь в него. Который раз уже за этот день?

Надо же, первая любовь ко мне нагрянула в двенадцать лет. А раньше я всерьез думала, что настоящая любовь — это желание откусить кусочек побольше от тех гигантских леденцов, которыми приторговывают на рынке в низине. Четыреста пятая, конечно, не раз предупреждала, что так поступать нельзя, ‒ ведь это практически воровство. Однако удержаться, а не оттяпать сладкое ушко у леденцового котика или сладкой хрюшки, всегда было выше моих сил. Благо, бегаю быстро. Хотя однажды хозяин палатки все же изловил меня. Мне тогда лет десять было. Наверное, он переломал бы мне ноги. Но на помощь подоспела Четыреста пятая. Увела его в глубины палатки и вернулась только минут через семь ‒ растрепанная и кусающая губы. И даже принесла гостинец в виде леденцовой мышки-малютки.

Хлюпаю носом и оборачиваюсь, чтобы в последний раз глянуть на приют.

Четыреста пятая говорила, что я не должна считать «эту отвратительную дыру» домом. Каждый вечер, лежа рядом со мной под тонким покрывалом, уверяла, что выберется отсюда и обязательно возьмет меня с собой ‒ в лучшую жизнь.

В итоге первой это место покидаю я. И… не забираю ее с собой.

Как же я буду жить без Четыреста пятой?

Хочу увидеть ее лицо в окне на втором этаже, ведь она наверняка провожает меня взглядом. Но стекло настолько грязное, что впору писать на нем мелом.

‒ Лето.

Сердечко трепещет. Как же красиво звучит мое имя. Да еще и в певучем исполнении Сэмюэля. Его голос ласков и до умопомрачения приятен. Хочу слушать и слышать только его.

Сэмюэль интересуется моим самочувствием и приглашающе кивает в сторону тьмы салона. Конечно, невежливо заставлять его ждать. Со стороны водительской дверцы ждет мрачный бугай ‒ огромный страшный дядька в опрятном костюме. Но мною все равно занимается сам господин. Будто я принцесса.

Мне одновременно и стыдно, и радостно. Маленький салютик бьется в голове. Практически задыхаюсь от восторга.

Но…

Прикасаюсь к дверце и плотно сжимаю губы.

«Пожалуйста, заберите и Четыреста пятую с собой. Пусть она поедет с нами» ‒ как же сильно я хочу это сказать. Или даже пролепетать.

Какая-то странная тяжесть давит на сердце.

Открываю рот, чтобы озвучить просьбу. И тут вижу отражение Четыреста пятой в окне дверцы. Она снова вылезла через окно и устроилась на ветке сухого дерева с покореженным стволом.

Оглядываюсь. Наверное, Четыреста пятая умеет читать мысли. Или мои намерения выдает отчаяние, застывшее на лице?

Она неистово мотает головой, сердито хмурится и дергает обеими руками, призывая меня поскорее нырнуть в автомобиль.

Четыреста пятая ‒ дитя Клоаки. Но она, пожалуй, единственный человек во всем живом мире, который так сильно печется о чувстве собственного достоинства. Четыреста пятая никогда не позволит, чтобы ради нее умоляли. И не простит, если ради нее умолять буду я.

Так ничего и не говорю Сэмюэлю. И не подозреваю, что о своем молчании буду потом жалеть еще долгие годы.

‒ Надоела! Топай сюда, Чахотка!

Из темноты салона выскакивает Виви и впивается пальцами в мои плечи. С силой тянет за мешковатое платье, и мы вместе заваливаемся на широкое сиденье. Я пищу и вырываюсь, а затем забиваюсь в дальний угол ‒ подальше от грубияна. Золотистые глаза по-звериному светятся и неотрывно следят за мной.

‒ Вацлав, больше так не делай, ‒ укоряет сына Сэмюэль. ‒ Не пугай ее. ‒ Забирается вслед за нами, присаживается напротив и аккуратно прикрывает дверь. ‒ Поехали. ‒ Стучит прижатыми друг к другу указательным и средним пальцами по стеклянной вставке, за которой видны голова и плечо бугая-водителя.

Автомобиль трогается с места. Практически без всякой тряски. Я упираюсь носом в стекло и с открытым ртом наблюдаю, как отдаляются разбитая дорога, приют и мое любимое сухое дерево.

Летающий автомобиль!

Хочу пищать от восторга, но в голове сразу проносится образ недовольной Четыреста пятой, что-то бурчащей о воспитании. Теперь понятно, как «черная драгоценность» в целости добралась до приюта. Пространство над Клоакой хоть и пропитано вонью, но открыто и свободно.

Дрожу от необузданных чувств. Мне еще ничего толком не объяснили. Просто забрали и увезли.

Впрочем, я все равно счастлива. Смотреть на Сэмюэля и слушать его приятный голос. До остального мне нет дела.

‒ Все будет хорошо, ‒ успокаивающе говорит он, глядя мне прямо в глаза.

И я верю.

Граница приближается, но у меня еще есть в запасе время, чтобы вдоволь полюбоваться моим Сияющим Спасителем. В контрасте с разрухой, что проносится за окном внизу, Сэмюэль просто прекрасен. Золото его глаз теплое и нежное, а не такое ужасающе дикое, как у Виви. Светло-серый костюм идеален настолько, насколько идеален и его владелец, а мыски туфель блестят, будто бока газовых труб в подземелье, отполированных челюстями голодных крыс.

Выделяю его лицо для отдельного любования. Глубокие черты, аккуратно подстриженная снежно-белая поросль волос над губой и на подбородке. Почему-то уверяю себя, что она ‒ мягче пуха. Как и его локоны, зачесанные в бок. Образовавшаяся пушистая горка прядей у левого виска напоминает прижатые друг к другу перышки, а на серединке лба затаился отбившийся от других белоснежный завиток, рьяно пытающийся свернуться в спиральку.

Все ясно. Я без ума от Сэмюэля. Смотрю на него, а внутри пылаю, как уголек. Чувствую, как щеки начинают гореть, но образ мужчины передо мной слишком притягателен, чтобы найти в себе силы отвести взгляд.

Ужасающе больнючий тычок в бок. Случайно прикусываю щеку с внутренней стороны и обиженно гляжу на Виви. Тот обжигает меня в ответ ледяным взглядом и, не проронив ни слова, складывает перед собой руки и отворачивается к окну на своей стороне.

Не понимаю, чем успела ему насолить. В конце концов, решаю, что мальчишка злится из-за того, что отец уделяет мне слишком много внимания.

Из-за нападения Виви пропускаю весь процесс перехода через Стену. Немножко злюсь на него. Однако через пару минут злость улетучивается в небытие. За окном ‒ ливень, но я в состоянии рассмотреть сквозь влажные дождевые дорожки на стекле громады зданий Высотного Города.

Не верю глазам. Чувствам. Не доверяю слуху, улавливающему лишь недовольное сопение Виви и тихое шуршание, которое доносится откуда-то из-под ног.

Я покинула Клоаку. Я пересекла границу и преодолела Стену. Я вошла в пределы Высотного Города.

И у меня есть имя.

На мою голову опускается широкая ладонь. Сэмюэль гладит меня по спутанным волосам и улыбается. Наверное, ему нравится мой восторг. И я расцветаю еще больше, но более из-за его прикосновений, нежели из-за вдохновляющей картины за окном.

‒ Не будем откладывать вопросы с формальностями.

Сэмюэль откидывается на спинку сиденья, и я едва не попискиваю от сожаления. Вот бы он касался меня постоянно!

Глухой удар совсем рядом. Я испуганно сжимаюсь и смотрю на Виви. В этот раз он пихнул не меня, а ударил кулаком по обивке в какой-то паре сантиметров от моего бедра. Съеживаюсь сильнее и вжимаюсь в дверцу. Маленький агрессивный Иммора. Он вообще когда-нибудь бывает добрым?

Сэмюэль не видит, что творит его отпрыск. Он занят вытянутой блестящей пластиной, которую моя ассоциативная память распознает как мобильное устройство связи.

«Говорилка» ‒ так его называет Четыреста пятая. Подобные мы видели лишь на картинках в лавках в низине. В Клоаке послания оставляют на клочках бумаги, корябают на консервных банках, скоблят на стенах. Или вырезают на впалых боках умерших бездомных.

‒ Тео, ‒ обращается Сэмюэль к кому-то по ту сторону волшебного устройства. Я пялюсь на него во все глаза и жадно слежу за движениями его губ, будто надеясь понять смысл всего бытия. ‒ Свободен сейчас? У меня дело, не терпящее отлагательств. ‒ Пару секунд сосредоточенно слушает ответ. Кивает самому себе. ‒ Понятно. Мы будем в том районе минут через двадцать. Двигаемся от Стены. Заберем тебя. Жди у театра.

Дальнейший путь проводим в молчании. Интуитивно чувствую, что Сэмюэля сейчас лучше не отвлекать. На его прекрасном лице сосредоточенность.

Я тихая и послушная. И не приношу беспокойства. Он же похвалит меня за это? Погладит по голове?

Снаружи разверзлись небеса. Вижу лишь огни и смазанные цвета. Жаль, что не могу разглядеть настоящее величие Высотного Города.

Автомобиль внезапно тормозит. Мягко, без рывка. Я ни на миллиметр не смещаюсь со своего сиденья. Сэмюэль пересаживается к противоположному окну, чтобы уступить место человеку, шумно вторгнувшемуся в нашу тихую идиллию.

Мужчина кряхтит, кутается в плащ, капли с которого тут же скатываются на пол салона, и запихивает вместе с собой наполовину закрытый зонтик. Плюхается на сиденье и, не глядя, кидает в мою сторону прямоугольную кожаную сумку. Машинально ловлю ее и прижимаю к себе.

Приветствиями незнакомец себя не утруждает. Звонко чихает и тут же сует руку под плащ, под которым виднеется бежевый пиджак. Достает платок и принимается промокать щеки и подбородок.

‒ Знал бы заранее о том, что придется по улице носиться, прихватил бы дождевик, ‒ ворчит он, обращаясь к Сэмюэлю.

Наружность у мужчины довольно приятная. С другой стороны, возможно, приятными мне будут казаться все, кто проживает за Стеной в Высотном Городе.

А может, и нет.

Лет тридцать. Бледный и худощавый. Нос вытянут, а глаза обрамляют настолько пушистые слои ресниц, что мне нестерпимо хочется проверить, а хватит ли их на полноценную щетку? А еще у него, похоже, целый сноп светло-русых кудрей. Правда сейчас предполагаемое великолепие нещадно прибито к голове силой дождя.

‒ И что? ‒ Незнакомец на сто процентов является обычным человеком, однако в интонациях, которые он себе позволяет, отчего-то нет и капилюшечки той учтивости, которой достойны Иммора. ‒ Что стряслось такого, что ты сорвал меня посреди деловой беседы?

‒ Ты переволновался. ‒ Сэмюэля, похоже, невежливость собеседника ничуть не обижает. Напротив, он ощутимо взбодрился, будто присутствие запыхавшегося пассажира придало ему новых сил.

‒ Переволновался? Скажешь тоже. Просто я в курсе, что в твоих устах «дело, не терпящее отлагательств» означает «сейчас же все бросай и стартуй ко мне на своей лучшей скорости».

‒ Мне всегда нравился твой правильный настрой. ‒ Сэмюэль вытягивает руку и взмахом указывает в мою сторону. ‒ Вот мое чрезвычайно важное дело.

Лицо незнакомца наконец-то обращается ко мне. Пару мгновений мы просто пялимся друг на друга, а потом мужчина с пришибленными кудряшками тонко пищит и, видимо, пытается ретироваться в небеса, потому что его макушка вдруг встречается с потолком салона.

Виви рядом со мной в открытую хохочет. Похоже, мальчишка все-таки умеет веселиться.

‒ Добрый… ‒ начинаю я приветствие, вспомнив о наказе Четыреста пятой быть вежливой, однако от волнения забываю, сколько сейчас времени. Сижу растерянная и с открытым ртом и, наконец, завершаю: ‒ Добрый.

‒ Добрый, ‒ бледнея с каждой секундой все сильнее, отзывается мужчина.

‒ Это Теоте Стар, ‒ представляет мужчину Сэмюэль. ‒ Юрист семьи Люминэ. А это…

‒ Безымянный экземпляр из Клоаки, ‒ охрипшим голосом продолжает за него Теоте.

Чувствую жгучую обиду. Не безымянный! У меня есть… был идентификационный номер. Так что я экземпляр с идентификационным номером!

‒ Меня зовут Лето.

‒ Оу… ‒ Теоте заметно успокаивается и нервно трясет рукой, безмолвно прося передать ему сумку. ‒ Разве у экземпляров бывают имена?

‒ Теперь у нее есть имя. ‒ Сэмюэль восхитительно спокоен. ‒ Мы дали ей его.

‒ Вы?! ‒ Теоте с опаской косится на Виви. Тот открыто смотрит в ответ. ‒ Погодите, погодите, у меня в голове образовалась небольшая разруха. ‒ Он выдыхает и прижимает ко лбу кулак. — По порядку. Э-э… Девочка. Можешь показать мне затылок?

Смотрю на Сэмюэля. Тот кивает.

Осторожно встаю, чтобы не удариться головой, поворачиваюсь, секунду размышляю, а потом присаживаюсь на корточки. Приподнимаю волосы, полностью обнажая затылок.

‒ О… Дьявол! ‒ Теоте стучит кончиком указательного пальца по моему плечу. ‒ Можешь вернуться на место, Шестьсот тридцать седьмая.

‒ Лето, ‒ поправляю я его. ‒ Мое имя Лето.

‒ Да, да… Присаживайся обратно… Лето.

Возвращаюсь на сиденье и наблюдаю за юристом, которому, кажется, отказывает самообладание.

‒ Ты забрал ее из Клоаки! О чем ты думал?! ‒ Теоте возмущен до глубины души. Даже я это понимаю.

‒ Не вижу проблемы. Этот сектор не находится под юрисдикцией Высотного Города.

‒ Но он числится за группировкой Лайтблад. Не думаю, что Эш будет в восторге, когда узнает, что ты тащишь у него из-под носа людские ресурсы.

‒ Сектор ни за кем не закреплен. У Эша нет правовых оснований разворачивать там какую бы то ни было деятельность. Тебе ли не знать, Тео.

‒ Если бы это был обычный человек ‒ пустяк. Никто против Иммора не попрет. Но Эш ‒ лидер от людей, понимаешь? Кое-что он все-таки может вам, высшим, противопоставить. А иначе не вел бы себя так высокомерно.

‒ Я понял тебя, Тео. Однако не согласен с твоей позицией. Если бы ты только видел собственными глазами, что там творится.

‒ Значит, ты еще и сам выбирался за Стену?! ‒ Тео страдальчески прикрывает рукой лицо. ‒ Честно говоря, я полагал, что у Иммора в головах разум в наличии имеется. Особенно, Сэмюэль, у тебя! Но ты же просто не можешь усидеть спокойно на месте! Как заведенный болтаешься в злачных местах!

‒ Тео, не горячись. Поговорим потом. Сейчас у нас есть дела поважнее. Мне нужно, чтобы ты придумал, как наделить Лето правовым статусом.

‒ А? ‒ Глаза Тео буквально лезут из орбит. ‒ Что за бред? У нее идентификационный номер на затылке. Она учтенная.

‒ Номер выведем. А на его место проставим знак Люминэ.

‒ О, высшие силы… Ты сбрендил…

‒ Пусть будет так. И здесь мне понадобится твоя помощь. И блестящий ум. Разработай стратегию, по которой Лето на законном основании обретет весь набор прав. И войдет в семью Люминэ.