Вышла я на улицу, за угол повернула и на скамейку присела. Достала те письма гадкие и стала их рассматривать. Крутила в руках, перечитывала, наизусть выучила. Даже понюхала. Смешно, наверное, смотрелось — сидит тетка на скамейке и бумажки нюхает.
Тут главное было брезгливость свою преодолеть. Но с этим у меня никогда проблем не было. Если надо, я могу в себе силы найти. Даже для такого вот странного занятия. И вот тогда я уловила какой-то особый запах. Нет, не краски. Вам, наверно, тоже эта краска до сих пор в нос бьет. Нет! Эти письма... Ну, хорошо, не письма, а записки — так вот, они чем-то знакомым пахли.
Все на свете свою ауру имеет. У кого-то аура краской пахнет, а у кого-то вот: духами.
Смотрела я, смотрела, думала, нюхала, гадала.
И тут опять такое ощущение, что кто-то на меня со спины уставился.
«Знаю я, кто ты».
Сама не понимаю, зачем я это прошептала. Может для того, чтобы не боятся, а может на какое-то мгновение поверила, что кто-то за мной следит. И поняла интуитивно, что поддаваться этому кому-то нельзя ни в коем случае. Если уж ввязалась я в такое странное дело, надо его до конца довести. Во что бы то ни стало. Так уж я воспитана — как советский человек. И стыдиться здесь нечего, я считаю.
«Знаю я, кто ты. Ты — август».
Странное время, болезненное какое-то. Умирающее лето. И воздуха не хватает, и солнце такое, будто костер потух.
Тут вспомнилось мне кое-что.
Сложила я письма и в троллейбус. Стемнело уже. Тревожно стало на сердце. И пока я до «Беларуси»[18] ехала, все думала: может хотя бы Толе обо всем этом рассказать. Но он ведь такой: снова скажет, что мне больше всех надо.
Неужели и правда мне больше всех надо?
Я же просто за правду, за справедливость.
Когда дома все спать улеглись, я снова компьютер включила. И, конечно, того Яна Вусціша сразу нашла. Стала на его сайте все внимательно изучать. Толя меня с кровати сначала звал, звал, но потом заснул, наконец, и я могла спокойно хоть до утра сидеть. Толя храпит, я картинки рассматриваю и в то, что написано, тоже внимательно вчитываюсь.
Вот тогда я и наткнулась на одну картину с выставки.
«Я приду за тобой в жніўні». Так она называлась. Что такое жнівень[19], нам, контролерам, объяснят не надо. Август это.
Картины, конечно, никакой не было. Были две скульптуры, или как они там правильно называются в данном конкретном случае. Если просто посмотреть: двое мужчин куда-то вместе уходят. По дороге. И над ними луна. Один другого за плечи обнял. Ласково так, по-дружески. Как старый знакомый или родственник. Но если присмотреться… Тогда видно, что это один другому нож в спину всадил, и тот второй уже на землю оседать начинает.
Страшное произведение. Но я все смотрела и смотрела, как завороженная. Не могла просто взгляд отвести. И, хоть стыдно было признаться, чувствовала к этому Яну Вусцішу какое-то уважение. Был в нем какой-то талант. Это же надо так уметь, чтобы и некрасивое так показать, что даже я, человек от искусства далекий, сидела как загипнотизированная. Не хотела я, но призналась сама себе: есть в этом, извините, ублюдке какой-то талант. Только нормальные люди свои таланты на добрые дела пускают, на общественные, так сказать, нужды, а плохие или травмированные — марнуют[20], как Димка выражается. Тратят, хотя могли бы обществу пользу принести и Республику нашу прославить.
Дочитала я почти все, что в интернете про этого Яна Вусціша было, и только тогда до меня дошло, что завтра выставка закрывается. Я скорее адрес переписала и решила: поеду завтра, может, познакомимся, наконец. Ох и задам я жару этому растратчику. Но сначала — пару вопросов задам.
Наутро у меня вторая смена была. А после смены я на метро села — и вот уже на Первомайской вышла, оглядываюсь, дом ищу. Спросила у какой-то девочки с прической необычной, и точно: она мне рассказала, как до той выставки дойти. Пришла, а там вход платный. Отдала последние рубли, но зашла. Мне, конечно, немного боязно было, но я твердо решила, что своего добьюсь. Походила среди этих его, так называемых произведений, и даже возгордилась чуть-чуть: почти все мне знакомы, я могла бы экскурсию по ним провести. Будто я в компанию попала, где никого не люблю, но про всех все знаю. Подошла и к той скульптуре, которая про август. Постояла, собрала все мысли в четкую картинку, и все меньше у меня сомнений оставалось, что я близка к разгадке этого запутанного дела.
Людей на выставке раз-два и обчелся было, все, видно, уже посмотрели, но попалась мне на глаза и парочка пожилых женщин, такого себе интеллигентного достаточно вида. Но к ним я подойти не решилась, а просто спросила у администратора, девушки, которая на кассе сидела, где мне самого художника увидеть можно.
«Откуда я знаю?» — как-то свысока ответила она. Но потом смягчилась:
«Думаете, он на выставках своих бывает? Это ведь Ян Вусціш. Он где-то в полесской глуши живет. Вы что, не слышали никогда? Он в город поклялся никогда не ездить. Дауншифтер».
Даун — это правда, согласилась я. Мне и правда казалось, что деревня деревней, но на выставках своих художники должны присутствовать. Чтобы с народом поговорить, объяснить, если что непонятно.
«А в какой он деревне поселился?» — спросила я наивно, потому что девка эта засмеялась издевательски и развела своими руками, синими и раскрашенными, как у какого-то зека:
«Так никто ведь этого не знает. В том-то и фишка. Вы, женщина, выставку лучше посмотрите. Через час закрываем».
Я поблагодарила, отошла от нее, а сама думаю: фишка фишкой, но узнать надо. Дело важное. Стала перед какой-то художественной кучей тряпья, а сама думаю, как мне адрес его выведать. И постепенно, логическим образом додумалась. Такая уж ты женщина, Зинаида Юрьевна. Если дана задача, значит должно быть и решение. А найдешь или нет, это уже только от тебя зависит.
Вышла я из той галереи, обошла здание, смотрю, у черного входа, как я и надеялась, машина стоит. А в ней водитель сидит, курит. Я к нему подошла и спросила вежливо, это он выставку Вусціша увозит или по другому делу тут ожидает. Оказалось, он именно за произведениями приехал. Такой у него заказ на сегодня. Все уже оплачено.
«Да, за всей вот херней этой», — подтвердил он и сплюнул. Хороший парень. Без лишних мыслей.
«А куда повезешь, если не секрет?»
И он мне спокойно так адрес назвал. Не так уж и далеко от Минска, никакая не полесская глушь. Обычная деревня. Мне показалось, я даже название ее слышала как-то. А может мы с Толей там когда-то проезжали. Я, когда мы на машине едем, часто названия деревень читаю. И каждый раз удивляюсь — сколько в тех названиях скрытого смысла. За каждым названием какая-то своя история. А какая, уж никто и не вспомнит. И еще каждый раз думаю, какой у нас язык богатый. Жалко, что никто на нем уже не разговаривает. Ну хоть в названиях останется.
Вечером позвонила Гаркавому.
«Слушай, Гаркавый, у тебя машина на ходу?»
«Да какая там машина... — захихикал он противно. — Драндулет».
«А по Минской области покататься не хочешь завтра?»
«Ты что, серьезно, Юрьевна?»
«Выдержит твой драндулет такое путешествие? Часа на три».
«Ну, это ж японец. Хоть ему давно уже на металлолом пора. Выдержит, куда он денется».
«Только не пей сегодня. А то завтра за руль не сможешь сесть. Я тебя знаю».
«Ладно, командир ты наш. Воздержусь. Но с тебя, Юрьевна, бутылка. По исполнении задания».
«Будет тебе бутылка. Довези только туда и обратно».
«Эх, давно не брал я в руки шашек... Где встречаемся?»