Ящер

Глава 33

Лиза

— Прости-и-и!

— провыла, раскачиваясь туда-сюда Марина, размазывая по лицу слезы и кровь.

— Заткнись, а!

— огрызнулась я, вслушиваясь не почудился ли мне отдаленный гул двигателя, и поднялась, морщась от уже боли в ребрах, к которой притерпелась за последние сутки.

— Не бросай меня, умоляю!

— тут же дернулась за мной девушка и заорала схватившись за сломанную ногу.

— Да, бля, сиди ты спокойно!

— рявкнула я на нее и снова скривилась от резкого вдоха.

— Еле-еле же тебе смастерила эту гребаную шину!

Я же не твой подлый долбо*б поклонник с дружками, чтобы бросить тебя в такой жопе.

А в жопе мы оказались, честно признать нужно, феерической.

Всю неделю долбанутая мажорка пила из нас с Вороновой кровь и изволила кушать мозг.

То пыталась сбежать из-под надзора, типа мы ее на ровном месте прозевали.

То ввязывалась в разный гемор, натуральным образом залупаясь на всех подряд в клубах, по которым шаталась вечерами, и вынуждая нас ввязываться в потасовки.

Норовила прогнуть нас и сделать холуйскими девочками принеси-подайками.

Разок полезла ко мне целоваться прилюдно и лапать за грудь.

К Евгении вообще в постель сунулась, когда та спала в комнате по соседству со спальней Марины, которую нам отвели в доме Коновалова.

И много еще всяко-разного веселья (на ее стервозно-мажорский взгляд, конечно) исполняла.

А между делом успевала доставать и портить жизнь и всем вокруг.

Прислуге в доме, девчонкам из салонов красоты, по которым таскалась, продавцам из бутиков, да просто иногда прохожих, коим не свезло с этой поганкой пересечься.

И апофеозом этого шестидневного п*здеца стал “выезд на природу” этой дуры гадской в компании новейшего (всего два дня как гениталиями зацепились) возлюбленного — такого же бесящегося от дурного жира мажорчика и парочки его друзей-прихлебателей.

Им же мало было сначала на моторках по реке нарезать круги, потом бухими на джипах носиться по лесным колдобинам, вопя, как неупокоенные упыри и паля в воздух холостыми.

Реальной охоты всхотелось этим жертвам неудавшихся абортов.

В начале лета.

Когда у зверья малышня как раз.

И никто же им и слова против не сказал, по щелчку пальцев вертолетик небольшой подали, любой, бл*дь, каприз за ваши бабки!

Твари.

И мажоры эти, и те, кто ради их бабла хоть на что готов.

Места в вертолете после того, как туда наш тупорылый объект с компанией влез, осталось только одно, и эти дебилы и настаивали чтобы вообще нас не взять с собой.

Пришлось доходчиво объяснить, что тогда внезапно пилот у них может потеряться.

Эти-то уроды неприкасаемые, а он — нифига.

Полетела я, мы с Вороновой монетку бросили, не видя особой разницы кому терпеть матерные высеры от “хозяев жизни” в процессе.

Хотя сейчас думаю, что нужно было ни черта не церемониться и сломать-таки руку пилоту или там приборную панель расхреначить на крайний случай.

Или бошки долбо*бов, что втянули наш объект в это говно, а после того, как вертолет хернулся, тупо свалили, бросив дуру Марину со сломаной ногой тут в лесу.

Пилот наш убился, у меня сотряс, походу, и ребрами приложилась, у Коноваловой нога вон, а мажористым у*банам — хоть бы что.

Так, синяки-царапины, и пока я мозги в кучу после падения собирала, вытаскивала из вертолета Марину, искала из чего бы ей фиксацию для ноги сделать, они по-тихому рассосались, забрав с собой и все винтовки.

Мрази!

— Прости меня, Лиз… — завела по-новой свою песнь раскаяния Коноваловская наследница.

— Прости за все… За то, что я так с вами… Прости!

— Блин, Марина, задолбала!

— отмахнулась от нее я.

Ребра болят, башка трещит, в ушах шум от усилий услышать не летят ли нас спасать и мутит еще адски, а тут она со своими “прости-прости”.

— Лиз, я тебя отблагодарю, клянусь!

Ты ни за что не пожалеешь, что не бросила меня.

— Чем благодарить станешь?

— не выдержала я и позволила себе язвительность.

— Папиными денежками?

Теми самыми, что нам обеспечили по факту попадос в такую задницу?

Бессмысленно сейчас говорить, но времени у нас, походу, море, так почему бы и нет.

— Я со стоном не села — сползла по стволу, садясь с ней рядом.

— Вот какого хера ты такая сука-то по жизни, а, Марин?

Ну неужели самой такое в кайф?

— Ты не поймешь.

— Ну так ты поясни, не все время же ныть тебе.

Как можно тащиться от того, что тебя все ненавидят и в душе желают сдохнуть сто раз на дню?

— А лучше когда тебя вовсе что ли не замечают?

Когда на тебя всем плевать?

Когда ты место пустое для всех?

— Блин, это чего еще за принцип Шапокляк?

Хорошими делами прославиться нельзя, поэтому буду добиваться лавров самого говнистого существа на свете?

Ответить Марина не успела.

Тихо хрустнула ветка, за кустом мелькнуло что-то серое, а через несколько секунд оттуда вышел волк.

Здоровенный такой, куда как больше самой крупной овчарки, какую видела.

Серо-рыжий, с желтыми цепкими глазами, от взгляда которых меня как ступором к месту прибило.

Он повел черным влажным носом и повернулся в сторону вертолета, около которого так и лежало тело пилота.

Из-за кустов появился еще один зверь, чуть помельче, и они вдвоем стали неспешно подбираться к телу.

— Твою же мать!

— резко вскочила, дыханье сбилось, и в глазах потемнело от приступа боли в ребрах.

— А ну пошли вон!

Швырнув первую попавшуюся ветку, я отогнала зверей, но пришло понимание — они вернутся и очень скоро, а дело ведь уже к вечеру.

— Так, Марина, валить нам нужно от вертолета.

— Но я же не могу идти… И нас же искать будут тут!

Нельзя уходить!

— Нельзя оставаться!

Зверье-то на запах скоро попрет, и, прошу прощения за цинизм, надолго им трупа не хватит.

Да и сколько мы без капли воды протянем.

Так что давай двигаться потихоньку к реке, мы ее пролетали за пару минут до того, как упали.

Марина снова принялась скулить, но хоть не выть в голос, а я, запретив себе все эмоции, пошла обратно к вертолету и обыскав обломки, чуть не заорала, отыскав большой нож, потерянный кем-то из поганых сбежавших уродов.

Сил подойти к телу пилота и обыскать его в себе все же не нашла и просто принялась кромсать обшивку кабины, вырезая нужный мне для сооружения волокуши кусок.

Выдрала еще и проводов и продела их в расковырянные острием ножа дырки.

Подтащила это средство передвижения к Марине, помогла ей на него перекатиться с воплем и попыталась сдвинуть, впрягшись.

Чуть не вырубилась в первый момент от того, какой ослепительной болью отреагировали мои ребра.

Перетерпела, продышалась осторожно и потянула снова.

По шажку, по чуть, с матом и скрипом зубов, но мы двинулись от места крушения.

Оглянулась и заметила, как две серые тени снова появились из-за кустов.

У реки мы напились хоть вдоволь, и как будто полегчало.

К тому же, на широкой полоске каменистой отмели нас будет куда как проще заметить, чем в чаще.

Скоро стало смеркаться и быстро свежело, так что пришлось нам жаться друг к другу.

Усталость наступала мне на мозг своей тяжелой ножищей, и я позволила себе немного задремать под бубнение Марины о том, что она своими руками яйца оторвет бросившему ее Вадику, даже без помощи отца обойдется.

Я внутренне ухмылялась.

Злость она получше отчаяния и нытья будет.

Следующий день ничего хорошего не принес.

У нас была вода, и это все плюсы.

Болело у меня все кажется еще сильнее, чем вчера, добавилось еще и головокружение.

У Марины нога сильно распухла и выглядела девушка жутко бледной, но на удивление больше не плакала.

Несколько раз я уже отчетливо слышала звук от движков пролетавших где-то неподалеку вертолетов, что, вполне возможно искали нас.

Но самих воздушных машин видно за деревьями не было, а подать сигнал было нечем.

Следующие сутки прошли так же, разве что Маринка раз потеряла сознание, заставив меня запаниковать.

И мое терпение лопнуло.

— Марин, слушай меня.

Я сейчас пойду обратно к вертолету…

— Лиза..!

— Тшшш!

Я пойду и еще раз все обыщу.

Думаю, у пилота должна быть ракетница или… не знаю… дымовая шашка.

Нам нужно подать сигнал или дела наши пойдут совсем хреново.

— Лиза, нет!

Нет!

Смотри!

— Марина тыкала куда-то мне за спину и обернувшись, я снова увидела тех самых волков.

Или других, по хрен, главное что они стояли там и смотрели на нас со вполне понятным и однозначным интересом.

Гастрономическим.

Я принялась хватать камни и швырять в них.

— Пошли на хрен отсюда!

— орала, понимая, что трачу силы зря.

Волк — умный зверь, и им дано чуять слабых и раненых, это природа их, не на что тут злиться или сетовать.

А мы с Мариной и есть слабые и раненые, то бишь идеальная добыча.

Вопрос только в том, решат ли они ускорить события и напасть или же подождут пока совсем скиснем.

Но понятно, что поход к месту аварии отменяется.

Разделяться и оставлять Марину нельзя.

Я села около девушки и выбрала камень поувесистее.

Швырнула, заставив две пары желтых глаз скрыться опять за кустами.

Что же, будем пока держать оборону.

Что будет с наступлением темноты и думать пока не хочу.

Шли часы, в голову припекало, стаскивая мои мозги в коварную дрему.

Чтобы не заснуть, я несколько раз вставала и с диким ором бросалась на терпеливо сторожащих нас зверей, швыряясь камнями и запасаясь все новыми увесистыми ветками для будущей обороны.

А с наступлением сумерек волки перестали прятаться.

На мой изгоняющий вопль тот, что покрупнее, только жутко ощерился и зарычал, наоборот делая шаг ближе.

Я торопливо скинула ботинки и легкую куртку и стянула джинсы.

— Маринка, подъем!

— скомандовала и принялась сама поднимать раненную.

— Навались на меня, пошли в воду!

Коновалова завопила от боли, но встала и запрыгала на здоровой ноге, отступая со мной в реку.

— Волки не умеют плавать?

— Сомневаюсь.

Но в воде и они и мы не в своей стихии все же.

Нападать, может не станут.

Они и не нападали, но и не уходили никуда.

Словно издеваясь сели у самой кромки и принялись чесаться и зевать.

А между тем вода-то в речке ледяная, и ноги я чувствовать почти перестала.

— А мне так даже лучше, — пролязгала зубами Марина, — У меня от холода нога почти не болит, онемела.

— Охеренный позитивчик, — фыркнула я.

— Слушай, если ты сумеешь не запаниковать и не начнешь меня топить, то можем попробовать зайти глубже и поплыть.

Вдруг эти сволочи мохнатые отстанут.

— Сомневаюсь, но давай попробуем.

Утонуть мне кажется более приятной смертью, чем быть сожранной заживо.

И мы поплыли, а чертовы сообразительные и упорные твари побежали по берегу, не спуская с нас глаз.

А мы смотрели на них и пропустили тот момент, когда течение стало постепенно стремительнее, и нас подхватило и понесло уже совсем нешуточно.

Все, что оставалось — держать за майку Марину и следить, чтобы головы были над водой.

К моменту, когда я уже не чувствовала своего тела от холода, река нас выплюнула на мелководье и дав себе отдышаться пару минут, я поволокла Марину к берегу.

Однако, стоило только поднять глаза, обводя мутным взглядом окрестности и заметила неспешно трусящие к нам серые пятна.

Я заорала от бессильной ярости и отчаяния и орала-орала, стоя на четвереньках, сколько хватало воздуха и сил.

И серые пятна убоялись и ушли.

Метнулись прочь, резанув по ушам коротким болезненным взвизгом.

А через какую-то секунду меня схватили сильные, обжигающе горячие руки, поднимая из ледяной воды, и голос Макара, которого тут быть не могло, произнес в стремительно закружившимся пространстве: — Тихо-тихо, Лиз!

Все нормально, нормально, малыш!

Я моргнула несколько раз, добиваясь краткого прояснения и встретилась с его взглядом.

Почудилось, что с точно таким же, каким он был тогда, много лет назад, когда он нес меня из проклятого подвала.

И точно так же, как тогда, сознание затопило облегчение, заполнив и вмиг обмякшее тело от макушки до кончиков пальцев, и я закрыла глаза, отчаливая в покой.