Йольские забавы

Эпилог

Заключение Пакта, по счастью, не было затратным ритуалом. Он, фактически, заключал сам себя, и королевская кровь ему была нужна только для посредничества. Так что разговоры заняли куда больше сил и времени: спрашивали Кайлена все, даже Андра, периодически наперебой. В конечном счете Кайлен пообещал всем привезти стопку книжек с интересующими их знаниями из своего магазина — и пусть читают, а то у него так язык стешется рассказывать. И нужно еще до лесорубов доехать, договориться с ними про этот пень проклятый, от которого хорошо бы поскорее избавиться, хоть он уже и не так опасен.

Мария тоже собралась к лесорубам: нужно было проведать счастливо спасенного Космина, который все-таки обморозил себе пару пальцев на руках, да и восстанавливался после случившегося далеко не так бодро, как Кайлен. Подробную историю о том, как их двоих вчера из леса тащили, он уже тоже успел выслушать во всех подробностях. Вот в чем Кайлен изначально поступил разумно и здраво, так это решив взять с собой в лес как можно больше крупных и сильных мужчин. Чтобы было потом кому всех пострадавших носить.

Космин оказался в целом в порядке — то бишь, по расчетам Марии, должен был оклематься в ближайшую неделю. С договоренностями про пень тоже не возникло никаких проблем. Лесорубы после всего случившегося готовы были хоть голышом с бубнами вокруг вырубки плясать, лишь бы больше никаких неприятностей не произошло. А уж выкорчевать и сжечь остатки спиленного дерева они были готовы хоть прямо сейчас. Кайлен еще вместе с ними сходил глянуть на всякий случай — убедиться, что все в порядке — и на этом его дела в деревне были закончены.

Теперь оставались только дела в городе: сообщить в Надзор о Санду и всей истории с вилой, чтобы они дальше с этим разбирались; потом отвезти Шандора домой, к семье, чтобы он успел к вечернему праздничному ужину; потом придумать, чем занять себя на остаток вечера в почти пустом доме, где нет даже Берты — ее до самого конца Святок по ночам не будет, у духов праздника свои дела в такие ночи.

От мыслей о последнем праздничное настроение снова грозило пропасть, как перед поездкой. И когда Кайлен смотрел, как в доме бабки Андры занимаются приготовлениями к торжествам, становилось только хуже. Хотя старая ведьма очень душевно суетилась на кухне, а Мария с Ионелом наряжали елку с совершенно детским воодушевлением, будто им до сих пор было десять и девять лет, а не двадцать и девятнадцать. Елка на зимние праздники — тоже фрезская придумка, так что Кайлена дома наверняка ждет что-то совершенно великолепно украшенное. Берта, будучи фрезским духом, просто не могла сделать это плохо. Со всех сторон все хорошо и замечательно, одним словом, а радости все равно отчего-то никакой.

Сейчас Кайлен ощущал собственную неприкаянность еще острее, чем утром того дня, когда приехал в деревню. Он понимал их всех: семью бабки Андры с Гораном, вилу в лесу, эс ши в холмах, даже Фаркаша, не любящего самоходки и оргии, понимал прекрасно — и они все, в общем-то, отвечали ему взаимностью. Кайлен не мог этого не осознавать и ни за что не позволил бы себе не ценить. Но ответа на вопрос, где его место, у него не было. Везде — это нигде. Всегда между тем и этим — в точке перехода из холмов в город, на опушке между деревней и лесом — ни там, ни сям.

— Поехали, домой тебя отвезу, — сказал он Шандору, когда оттягивание отъезда стало ощущаться совсем уж паршиво. — И сможешь радостно распрощаться с самоходкой, по меньшей мере, до конца праздников.

— Если вы на Святки во что-нибудь еще не ввяжетесь, — проворчал Фаркаш. — Заю я вас.

Кайлен усмехнулся.

— Может, и ввяжусь, иначе скучно же…

В этом и заключалась проблема: проклятые тоскливые мысли о неприкаянности снова настигли Кайлена, как только ему стало нечем себя занять. То есть, на самом деле никуда и не уходили, просто ему не до них было. Хотя все равно ведь прорывались, именно из-за них он тогда с ужина у бабки Андры ушел. Да и рассказывать Марии с Ионелом ничего не хотел, на самом деле, из-за них же: они и новыми-то не были, долго копились, а Йоль — как раз то время, когда подобные назревшие проблемы выходят на поверхность.

«Что ж, у меня есть все Святки, чтобы всерьез об этом поразмыслить», — подумал Кайлен, заходя в свой тихий и молчаливый дом. Слишком уж пустынный на вид, особенно для его нынешнего душевного состояния. Чтобы это исправить, Кайлен немедля громко крикнул:

— Нивен! А ну иди сюда, паршивец мелкий! Твоя микстура пригодилась, а все остальное — еще больше пригодилось. Так что я тебя буду благодарить, а потом мы будем праздновать.

— Засим, надыть возрадоваться! — донесся голос корригана из-под кресла, после чего он на это самое кресло взгромоздился, обмотавшись пледом так, что наружу торчали только глаза, нос и клок рыжей шерсти на макушке.

— Только сперва камин посильнее разожгу, а потом возрадуемся, — пообещал ему Кайлен и принялся двигать кресло вместе с Нивеном к камину поближе.

Здесь было уютно. Трещал огонь, отбрасывая рыжие блики на них и на стоящую неподалеку елку: Берта всегда водружала ее на первом этаже, в магазине, чтобы покупатели видели. В этом году она сияла золотом и серебром: проволочные звезды, блестящие стеклянные фигурки и бусы, золоченые орехи и шишки. Все серебристое сейчас в свете камина казалось красноватым, так что елка золотилась вся сверху донизу.

На столике рядом с креслами стоял заботливо приготовленный Бертой праздничный ужин: нога индейки c овощами, рыбный салат, некоторое количество закусок и какой-то фрезский пирог, Кайлен вечно путался в их названиях, потому что они все начинались на букву «ш». Но вкусные пироги были все до одного, так что это не представляло большой проблемы.

Еще у Кайлена была бутылка хорошего гойдельского виски, которым он, разумеется, поделился с Нивеном, и тот жизнерадостно прихлебывал «воду жизни» из стакана с громким хлюпаньем. Все снова было исключительно хорошо, и Кайлен даже успел решить, что пускай уж не радостно — но, по меньшей мере, спокойно и комфортно. И вечер довольно хорош и вполне походит на праздничный. Но тут в дверь постучали.

— Да не настолько же нескучно, jеботе! — возмутился Кайлен и пошел открывать дверь, ожидая увидеть за ней клиента, у которого стряслось что-то очень страшное и совершенно неотложное. Однако на пороге стояла Мария.

— Собирайся и поехали! — решительно потребовала она, по своей привычке уперев руки в боки.

— Куда?.. — растерянно моргнув, спросил Кайлен.

— Солстицию отмечать, негоже в праздник одному сидеть.

— Я не один, я вон, с Нивеном, — возразил Кайлен, махнув рукой на кресло, из которого громко хлюпнуло, а после из-за спинки высунулся сперва нос, а потом вся целиком лохматая голова.

— Спириду-у-уш! — умиленным тоном протянула Мария, будто Нивен был самым очаровательным в мире котеночком, а не регулярно громящим дом из неведомых никому соображений засранцем… впрочем, котята тоже так делали. Так что, возможно, у них и впрямь было много общего. — А погладить-то его можно?

— Она спрашивает, можно ли тебя погладить, — перевел Кайлен корригану, который всю жизнь прожил исключительно в домах латенцев, и другие языки, помимо высокого наречия и латенского, понимать принципиально отказывался.

— Гоже токмо с долженствующим почтением! — гордо заявил Нивен и снова хлюпнул виски.

— Он говорит, если уважительно, то можно, — перевел Кайлен одновременно на румельский и на человеческий.

— Наилучшайшим образом сюдыть, — добавил корриган, подняв правую заднюю когтистую лапу к уху.

— И лучше всего чесать за ухом, — сообщил Кайлен Марии, которая уже ринулась к креслу, тискать миленького спиридуша.

— Такой хоро-о-оший, — протянула она, снова очень умиленно.

— Вот видишь, я в отличной компании.

— Так, ну-ка давай не спорь! — резко посуровела Мария. — Там Горан на улице в повозке мерзнет, покуда ты тут со мной препираешься.

— Вы еще и вместе приехали! — всплеснул руками Кайлен. — Вы хоть раз без меня вдвоем остаться можете? — тон у него был возмущенный, но на лице против воли расплывалась широкая улыбка.

— А ты-то хоть раз можешь в праздник не ходить с видом, будто тут похороны? С этаким лицом одному в праздничный вечер сидеть — вовсе никуда не годится.

— Все-то вы замечаете… — пробурчал Кайлен, продолжая улыбаться.

— Ну, нешто мы не колдуны, а чурбаны липовые — не видеть того, что по всей морде написано? Собирайся давай, бабка с Ионелом там заждались, небось, уже.

— Да мне только пальто надеть, — пожал плечами Кайлен. — Подарков вам у меня все равно пока нет, я их к Рождеству покупать думал.

— Ну так и хорошо же, шементом успеешь, — заключила Мария и посмотрела на Нивена, который, полуприкрыв глаза, наслаждался «долженствующим» чесанием за ухом. — Спиридушик, миленький, ты ж не расстроишься, если мы его заберем?

— Мария спрашивает, готов ли ты остаться в доме один на праздник.

— Дык ить, отож, позволительно, — подтвердил Нивен и тут же принялся наливать себе в стакан виски до самых краев. — Весьма годно! — полюбовавшись полным стаканом, постановил он, закрыл крышку и вручил бутылку Марии, после чего принялся заворачивать в салфетку пирог. Видимо, тоже собираясь вручить им его с собой.

— Он полностью готов отпраздновать сам. И хочет, чтобы мы забрали с собой всю еду. И правильно хочет, конечно: на ней — очень серьезное праздничное благословение.

Вышли из дома они, невзирая на то, что им еще пришлось собирать корзину еды, действительно «шементом», замерзнуть Горан не успел.

— А теперь рассказывай давай, чего ты мрачный-то такой, — потребовала Мария, когда Горан стронул лошадь с места.

— Я уже куда меньше мрачный, — усмехнулся Кайлен, потерев лоб.

— И не отговаривайся тут!

— Нет, правда. У меня, видишь ли, некоторые сложные вопросы к себе и своей жизни возникли, на Йоль такое порой случается. Но кажется, благодаря вам я почти понял ответ.

— Не врешь? — спросила Мария, подозрительно на него покосившись.

— Я никогда не вру, неужели ты забыла? — улыбнувшись, спросил Кайлен.

Мария задумчиво потерла пальцами нижнюю губу.

— Да уж, вроде, тут особо извернуться с ответом негде… Горан, негде же?

— Негде, — подтвердил кузнец, глянул на Кайлена через плечо и добавил: — А что не рассказываете, какие там у вас вопросы — так это дело ваше. Надумаете, позже расскажете.

Кайлен улыбнулся и ему тоже, понимая, что ответ на его «сложные вопросы» на самом деле очень простой. Такие ответы всегда должны быть простыми, иначе они наверняка неправильные. Его место действительно было везде, много где, потому что «его место» на поверку оказалось не слишком маленьким, как ему чудилось в приступе меланхолии, а наоборот — слишком большим, чтобы так сразу это осознать.

Его место было у него дома, в книжной лавке; и в холмах, где жила его матушка и еще несколько эс ши, которые всегда были не против его видеть; его место было сразу во множестве домов Кронебурга, куда он мог прийти в любой момент; даже в Надзоре его место было не так уж редко, при всей его последовательной нелюбви к Пакту; и в лесу рядом с деревней теперь тоже, безусловно, было его место. Его место, чье угодно место в жизни было там, где ему было радостно находиться. И там, где ему были по-настоящему искренне рады.

Больше книг на сайте — Knigoed.net