Йольские забавы

Глава 5

— А капитан где? — первым делом спросила бабка Андра, стоило Кайлену войти за порог.

— Кое-что еще разузнать пошел, к ночи вернется.

Бабка посмотрела на него с большим сомнением:

— Нешто он дурнее вас, по ночам нынче шлендаться?

— Нет, опаснее, — усмехнулся Кайлен и, сочтя это достаточным объяснением, принялся снимать пальто.

Андра покачала головой, но развивать тему Фаркаша не стала, увидев его неразговорчивость, а вместо этого продолжила беспокоиться обо всей остальной безопасности.

— Но вы потемну не ходите, — велела она. — Садитесь-ко прямо сейчас за стол, а потом я вам завтрак соберу — и к сестре в дом пойдете. Сразу вместе с Марией. А то начнете тут середь ночи шнырять туда-сюда…

— О чем разговор? — спросила Мария, которая как раз вошла в дом с двумя ведрами воды и услышала только последнюю фразу.

— О том, что мы сейчас ужинаем, а потом сразу идем с тобой в дом к твоей внучатой тетке, — пояснил Кайлен. — Чтобы по улице не ходить, когда стемнеет.

Мария залилась румянцем и потупилась. Кайлена ужасно умиляло это ее непременное смущение в чьем-нибудь присутствии, притом что наедине она уже давно не смущалась совершенно. Он забрал у нее оба ведра по очереди, потому что она так с ними в руках и стояла, поцеловал ее в щеку и отнес воду к печке, где ей положено было быть.

— От же дожила к старости! — радостно восхитилась Андра. — Господа с города мне по дому работу делают!

— Еще и княжеского рода, — добавил Кайлен.

— Красота! Но вы все равно давайте за стол садитесь, гость все-таки. И стряпать не умеете.

— Я кофе умею варить, — похвастался Кайлен.

— Не люблю я его, этот кохфей ваш, а на старости лет и вовсе вредно, — отмахнулась бабка. — А то б, конечно, не отказалась, чтоб мне князья кохфей варили. Кто ж откажется?

Следом за Марией пришел Ионел с дровами и запасами из погреба к ужину и тоже уселся за стол. Они так же весело говорили про все подряд, забавное, обычное и необязательное. И так было лучше всего, когда где-то в лесу поджидала настоящая нешуточная опасность. Беспрерывно бояться — только хуже делать.

А потом они пошли в дом сестры Андры, получив с собой целую корзинку снеди к завтраку. Потому что с утра под Брумалию темень стоит и нечего шнырять. Когда веселый дух общего застолья улетучился, вид Марии сразу сделался задумчивый и даже, вроде бы, немного печальный.

— Ты чего? Боишься? — спросил ее Кайлен, едва они зашли в дом.

— Я ж ведьма, нешто мне нечисти бояться? — уверенно возразила Мария.

— А в чем тогда дело? — спросил он, притянув ее к себе за талию, и погладил кончиками пальцев по щеке.

— Так, думаю всякое… — она слегка нахмурилась.

— Может, поделишься?..

— Потом, — ответила она, мотнув головой. — Обещаю, потом скажу. Не хочу сейчас. Сейчас хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Такие просьбы Кайлен был готов выполнять незамедлительно и сколько угодно. Поэтому они даже керосинку не зажгли, так и остались в темноте в подступающих сумерках. Кровать тут располагалась прямо за печкой, которую к вечеру еще раз протопил Ионел, так что было не просто тепло, а даже жарко. В самый раз, чтобы без сожалений поснимать с себя всю одежду, которая мешает только.

Все же вчера Кайлену этого не хватило, он сейчас очень явственно ощущал. И еще — что здесь, с Марией, даже лучше, чем вчера, невзирая на то, что там все было пронизано древней магией холмов. Зато здесь и с ней он хотел сейчас быть целиком и полностью, а это для успешных ритуалов плодородия, возможно, важнее всего остального.

И еще она была прекрасна. И этим запахом ромашки и череды от длинных каштановых локонов. И своей совсем не аристократической ширококостностью — свидетельством того, как крепко она стоит на земле, вырастает прямо из нее, будто молодое крепкое деревце. И своим трепетным смущением при других, и своей откровенной пылкостью с ним наедине — такой сильной, что от нее бы, пожалуй, можно было поджечь позабытую ими керосинку.

Кайлен искренне восхищался каждой женщиной, которая привлекла его внимание, не важно, оказывались они в итоге в одной кровати или нет. Он восхищался Эйлин, которая держала с ним дистанцию тщательнее, чем солдаты в парадном строю — потому что она считала, что главе Надзора Кронебурга не следует путать служебное с личным ни при каких обстоятельствах. Он восхищался Надой, липовской дворянкой, замученной до полусмерти своим мужем-алкоголиком. Когда тот все-таки умер, свалившись с крыльца собственного дома и свернув шею, у нее даже сил этому обрадоваться толком не было.

Фаркаш некоторое время подозревал Наду в том, что она его сама со ступенек столкнула, но Кайлен его заверил, что она была на это просто неспособна: на такое требуются хоть какие-то воля и решимость, которых у Нады вовсе не осталось. Худая и какая-то посеревшая, будто выцветшая, она последовательно посещала все приличествующие кронебуржским дворянам мероприятия, шурша черным траурным платьем, и тихо незаметно сидела там в углу. Выделялись в ее внешности только огромные светло-серые печальные глаза на изможденном лице. Кайлен тщательно ухаживал за ней каждый раз, когда они встречались, она каждый раз делала вид, что не замечает этого и принимает за обыкновенную вежливость.

— Что ты в ней только нашел? — как-то раз спросил его Вирджилиу, молодой румельский дворянин, наследник хорошего состояния и большой любитель светского веселья. — Вокруг множество красавиц, еще и помоложе.

— Не бывает некрасивых женщин, Вирджилиу, — серьезно сказал ему Кайлен. — Бывают только несчастные.

— Хочешь сказать, все красавицы счастливы?

— Нет, еще бывают те, у кого неплохо получается скрывать, что они не слишком счастливы…

Вирджилиу тогда, по всему, счел высказывания Кайлена странной благоглупостью. И передумал только через полгода, когда, вернувшись из путешествия, обнаружил, что Нада из затравленной жизнью женщины превратилась в изящную красавицу. И очередь мужчин на утешение несчастной вдовы стоит вовсе не из-за наследства — которого у нее толком не было — а только из-за ее очарования.

На ухаживания Кайлена она так и не ответила. Достаточно оказалось самого по себе того факта, что за ней несколько месяцев кряду ухлестывает один из главных дамских угодников Кронебурга. И настойчиво продолжает, невзирая на то, что она его игнорирует. Ей этого хватило, чтобы снова поверить в себя. Нада была умной женщиной — Кайлен всегда безошибочно выбирал исключительно умных и талантливых — поэтому еще через полгода как-то раз подошла к нему и спросила:

— Скажите честно, господин Неманич, вы тогда это делали, чтобы поддержать меня?

Он улыбнулся и отрицательно помотал головой:

— Нет, чтобы поддержать вас, я всего лишь был слишком для самого себя настойчив. Обычно, если мне отказывают, я отвязываюсь намного раньше… Но вам я был просто обязан доказать, что вы прелестны.

Ее польщенный и благодарный взгляд Кайлен помнил всегда. И продолжал восхищаться ей всегда, когда видел, даже если она была вместе со своим вторым мужем — значительно более приятным человеком, чем первый. А еще Нада была идеальным примером того, что никакая сила эбед не способна заставить человека сделать то, чего он не захотел делать. Или захотел не делать. Все человеческие легенды как одна утверждали, что эс ши способны очаровать и соблазнить любого. Людям слишком нравилось в такое верить, но это было неправдой.

Самим жителям холмов эбед был нужен для того, чтобы чувствовать друг друга, обмениваться ощущениями и переживаниями, не произнося слов. Эс ши всегда могли выбирать, насколько глубоко им воспринимать чужое и поддаваться ему. Люди — не могли, за исключением хорошо обученных колдунов, люди проникались любыми эмоциями жителей холмов, которые те распространяли вокруг. И впечатлялись до глубины души, поскольку люди всегда впечатляются теми, кто вызывает у них сильные чувства. Однако не бегут в койку с каждым, кто их впечатлил, с каждым, кто вызвал у них симпатию, или даже желание и влюбленность.

Просто у эс ши получалось очаровывать людей чаще, чем у людей друг друга, но между «чаще» и «всегда» все еще лежало огромное расстояние. И еще один нюанс, разумеется, заключался в том, что жители холмов могли очаровать только тех, кем и сами были очарованы. Поскольку те, кто нравился эс ши, ощущали исходящие от них приятные эмоции, а вот те, кто им не нравился — совсем наоборот. Так что Кайлен мог соблазнять женщин и запугивать преступников с примерно равным успехом.

И, разумеется, все чужие эмоции — в том числе, и человеческие — он мог ощутить тоже. И сейчас, в минуту близости, выбирал поддаваться им, тонуть в них целиком и полностью, чувствовать каждое ощущение Марии от его прикосновений почти так же остро, как собственное. И делиться с ней каждым своим ощущением. Это было похоже на вихрь, который раскручивался все сильнее, подпитывая сам себя: от ее чувств становились сильнее его чувства, от его чувств становились сильнее его чувства — и так по кругу.

Люди так умели только если были колдунами или по-настоящему глубоко любили друг друга. Поэтому во всех остальных случаях у них в постели творилась зачастую какая-то совершенно отвратительная ерунда. Им бы, по-хорошему, следовало всех остальных случаев тщательно избегать, им и Церковь то же самое говорила. Но почти никто по-настоящему не слушает церковников, хотя многие старательно кивают и пытаются соблюдать формальности.

Поэтому Кайлен выглядел отвратительным бабником в глазах формально блюдущих благопристойность и неумеренно сентиментальным придурком в глазах настоящих отвратительных бабников, вроде Вирджилиу. В своих же собственных глазах он уж точно выглядел получше и десятков добропорядочных супругов, которые не удосужились хоть раз всерьез задаться вопросом, что там чувствует их жена, находясь с ними в одной койке; и десятков дамских угодников, также заинтересованных исключительно в собственных ощущениях, причем исключительно телесных.

Кайлен занимался любовью так же, как люди писали картины или играли музыку, во вдохновенном творческом порыве, в поиске тонкой выразительной гармонии в каждом движении, в каждой ласке и каждом поцелуе. Так, как и следовало совершать действо, которое способно создать новых живых существ. Так, как и следовало совершать любой сильный ритуал. Так, как и следовало прославлять жизнь.

И это было очень-очень хорошо, так прекрасно, что потом, когда все закончилось, не сразу вышло прийти в себя. И они лежали тихо в подступившей темноте, почти не двигаясь, успокаивая дыхание, только Мария тихонько гладила его кончиками пальцев по плечу, а он неторопливо перебирал ее кудри, запустив в них ладонь. Но в конце концов она все же приподнялась, села и потянулась к стоящей рядом керосинке, чтобы ее зажечь.

— Не хочу говорить в темноте, — сказала она. — Хочу видеть твое лицо.

Огонек затеплился и задрожал, и Кайлену стало видно не только лицо: свет лампы очерчивал с правой стороны контур ее волос, шею, плечо и грудь — выглядело восхитительно, как на картине.

— Какая же ты невозможно красивая… — довольно проговорил он и потянулся к ней, чтобы провести ладонью по этому оранжевому светящемуся контуру снизу вверх.

— Кайлен… — Мария жалобно заломила брови. — Да погоди ты! Я ж обещала тебе сказать!

— Говори, конечно, — тут же серьезно согласился он, но руку не убрал, только остановил на полпути. — Я все еще волнуюсь, между прочим. Хоть и отвлекся… очень сильно.

Она закусила губу, и вид у нее сделался еще жалобнее.

— Ко мне… свататься сегодня приходили, — наконец выпалила она и уставилась на него умоляющим взглядом, будто он ей сейчас должен был срочно объяснить, что ей с этим делать.

«Пить надо было меньше, — первым делом подумал Кайлен. — Хотя бы вполовину». Если бы он не набрался на спор до настолько полуосмысленного состояния, еще тогда бы прекрасно все понял. Его внезапные мысли о женитьбе не были собственно мыслями, они были кэтаби, предчувствием. Всех своих женщин он ощущал прекрасно, даже если они не были рядом. И уж такие важные события в их жизни, как грядущие предложения руки и сердца, предвидеть не просто мог, а должен был. Время зимних праздников было временем помолвок, и у людей тоже — вот уж не великой сложности предсказание, в самом деле.

— А ты за него замуж хочешь? — первым делом спросил Кайлен. — Это же самое главное.

Мария очень тяжело вздохнула, а потом честно созналась:

— Хочу…

— Ну так и хорошо же, — рассудительно-благостным тоном сказал Кайлен, погладив ее по щеке и заправив каштановую прядь за ухо. — А боишься ты тогда чего, моя хорошая?..

У нее снова сделался очень жалобный вид, и Кайлен решительно обнял ее за талию и притянул к себе в объятья. Мария завозилась, поудобнее устраиваясь у него на плече, уткнулась носом ему в шею и грустно сказала:

— Боюсь, что когда я замуж выйду, ты сюда приезжать перестанешь.

Они с Марией, разумеется, обсуждали будущее. Причем начала тогда разговор сама Мария и была очень разумной и рассудительной, как и положено хорошей ведьме. Сказала, что замуж вовсе не спешит — ведьме можно, потому что хочет найти по-настоящему хорошего и подходящего мужа — ведьме нужно. Иначе она «неподходящего» мужа быстро в могилу загонит, не дожидаясь кучу лет его естественной смерти, как дожидалась Нада.

Но замуж Мария хотела, пускай и позже. И, разумеется, вовсе не за Кайлена — зачем деревенской ведьме дворянин из города? Она говорила, что как-то раз себе это в подробностях представила и поняла, что выйдет очень плохо. Вот так, как у них сейчас, было очень хорошо, а иначе — совсем будет неподходяще: и Кайлену в деревне делать нечего, и Марии в городе ничуть не понравится, совершенно ей не годится отрываться от земли, дома и привычной жизни. В городе она зачахнет.

Кайлен еще тогда порадовался, что Мария сама это поняла — восхитительной рассудительности девица — и не придется ей объяснять, долго и сложно, рискуя ее обидеть ненароком. И радостно с ней согласился, что так, как у них сейчас — совершенно замечательно, после чего немедля ее поцеловал, чтобы сделать все еще замечательнее.

А теперь вот, когда до замужества дошло, Мария переживает. Хотя он, вроде бы, не собирался никуда убегать, едва узнав, что ей предложение сделали.

— Скажи мне, пожалуйста, только честно, — серьезно попросил Кайлен. — Ты же не думаешь, что я сюда приезжаю только для того, чтобы?..

— Не-е-ет, — протянула Мария и прижалась к нему сильнее. — Это Ионел так думал поначалу, и то передумал потом… А я никогда так не думала, я же чую. Я же ведьма.

Кайлен улыбнулся и поцеловал ее в макушку. Иногда он пытался представить, как многие люди живут и ничего не чуют — и не мог. Это же отвратительно неудобно, даже… ущербно, все равно что слепым быть или глухим. И ведь, главное, почти любой человек мог до какой-то степени развить кэтаби, но мало кто стремился, за исключением щедро одаренных колдовскими способностями.

В повальной человеческой лени Кайлен был склонен винить Пакт: если считать, что колдовства вовсе не существует, или почти не существует, то и какой смысл чем-то с ним связанным упорно заниматься?.. А тут еще и Церковь рассказывает о мерзостях и грехах, поджидающих на пути освоения тайных знаний… В этом Церковь и Надзор были удивительно единомысленны, полагая, что, если колдунов не колотить палками по пяткам, причем сразу и заранее, для предотвращения дальнейших проблем, они непременно учинят какую-нибудь гадость. Только способы различались. Пакт и был придуман, в сущности, как противопоставление церковным методам борьбы с учиняемыми колдунами гадостями. Только сейчас все — и Церковь, и Надзор — боролись уже не со злоупотреблениями колдовством, а вообще непонятно с чем… Просто за то, чтобы никто никуда не совал нос и руки, сидел тихо и ничего не трогал. Кайлена это невероятно раздражало.

— А насчет того, что я не собираюсь переставать приезжать, ты ничего не чуешь? — еще раз улыбнувшись, просил Кайлен.

— Ну, стали же мы с подругами реже видеться, когда они замуж повыходили… — привела аргумент Мария, скосив на него взгляд и наморщив нос. — А у тебя и вправду меньше поводов приехать будет.

— Нет, безусловно, вариант, при котором я буду меньше приезжать, есть… Если твой муж решит меня оглоблей от тебя отгонять…

— Нет, он не будет, — уверенно сказала Мария. — Он все понимает, он кузнец и бабка у него ведьма, как моя.

— И сам он колдун, — сделал вывод Кайлен и задумчиво нахмурился.

— Ну так, кузнец же! Самое то мне замуж выходить, — рассудительно ответила Мария. — Я бы за кого другого, мож, и не смогла… Отец вот не колдун, но у него нрав такой… чтоб по морю весь год плавать. Такого поди найди еще!

— Ты тоже отлично все понимаешь и правильно, — похвалил ее Кайлен, снова поцеловав в макушку. Но хмуриться не перестал. Не нравилось ему совершенно, что он тут подпактное колдовство ищет, а единственным в деревне незнакомым ему колдуном оказывается жених Марии. И сразу становится главным подозреваемым. — А жених твой что именно понимает, ты говоришь?..

— Все понимает! — горячо заверила Мария. — Я ему про тебя рассказала, едва поняла, что он тут не просто так к нам наведывается за колдовскими советами, а ко мне… И сейчас тоже сказала ему, что сегодня к тебе пойду. С ним-то мы даже и не целовались ни разу, а я нешто вертихвостка какая, сразу про тебя и думать забыть, когда замуж позвали? Я тебя ждала!

— Ну, а он чего? — осведомился Кайлен, погладив ее по плечу.

— А он сказал, что так будет правильно, потому как тебе силы нужны, чтоб искать, кто Сорина задрал. И что, быть может, не говорить тебе ничего, пока ты ищешь, а то расстроишься и плохо искать будешь! А я ему ответила, что я так не могу и сразу скажу…

— … и что я все понимаю, — добавил Кайлен. Подумав, что, может, и зря кузнеца подозревает. А может, и не зря: случайно всякое сотворить можно. Но так, конечно, лучше, чем нарочно. А врать, что заинтересован в расследовании, он не стал бы — Мария бы поняла, что врет.

— Эй! Ну вот откуда ты знаешь то и дело, что я говорила и делала? — Мария возмущенно пихнула его кулачком в плечо.

— Ну, я же сыщик! И колдун.

— Я тоже ведьма, а не знаю, — насупилась Мария.

— Станешь старше, будешь знать, — уверенно пообещал Кайлен. — Бабка твоя тоже знает прекрасно, только обычно не говорит никому. А молча имеет в виду.

— И то верно… — задумчиво сказала Мария. — Она всегда знала, когда мы с Сорином набедокурили…

— В деревне у вас этот кузнец, значит, недавно? — продолжил расспрашивать про новоиспеченного жениха Кайлен.

— А это ты с чего?.. — начала было спрашивать Мария, но осеклась. — А, с того, что ты про него не знаешь и замуж он меня только вот позвал.

— Видишь, ты уже сама додуматься много до чего можешь, — улыбнулся Кайлен.

— Да, пришлый он, липовец, как ты… Ну, то бишь, не как ты, а совсем липовец, на обе половины. Гораном звать.

— Андра должна быть счастлива, что не Марьяном и не Миланом, — весело ответил Кайлен, и Мария хихикнула. — Познакомиться надо будет с ним завтра, должен же я знать, за кого ты замуж выходишь.

— Нешто ты все ж сомневаешься, что я выбрала хорошо? — возмутилась Мария, даже руку в бок уперла.

— Что ты, нет, конечно! — заверил ее Кайлен. О своих подозрениях он пока сообщать не собирался: только тревожить ее зря, пока еще непонятно ничего. — Но познакомиться-то нужно. Отец твой хорошо если к свадьбе вернуться успеет, Ионел — младший в семье… А больше у вас мужчин нет. Так что буду тебя сватать вместе с бабкой, — это Кайлен и безо всяких подозрений делать собирался, разумеется: его благословение дорогого стоило, и дать его Марии он был готов с преогромным удовольствием. Так что он, как обычно, не соврал ни капли: эс ши никогда не врали, только недоговаривали иногда. — К Андре он ведь не ходил еще?

— Само собой, не ходил! Он сперва только ко мне пошел. Если бы вздумал сразу к бабке идти свататься, будто я не ведьма, а простая девка, которую можно не спрашивать — сразу отказала бы. Но он бы так не стал делать, понимает же!

— Между прочим, твой все понимающий жених сказал, что мне силы для расследования нужны, — заявил Кайлен и решительно сгреб ее в объятья покрепче. — И был совершенно прав! Так что у тебя на эту ночь есть очень важное дело, от которого ты уже слишком долго отлыниваешь, — преувеличенно суровым тоном подытожил он и с удовольствием поцеловал ее в шею.

Мария захихикала и толкнула его ладонями в грудь.

— От же дурной! Ты ж не выспишься!

— Мы не до утра… — пообещал Кайлен, уставившись на нее очень искренним и честным взглядом. — Потом Шандор вернется, а он меня придушить обещал, если я ему спать мешать буду.

— Нешто я тебя не знаю? Скажешь, что тихонечко…

— Не-е-ет, с ним так не выйдет: у него слух хороший слишком. Так что, как видишь, нам нужно постараться побольше успеть, пока он не вернулся.

— Дурной! — очень довольно повторила Мария и первой его поцеловала.

Даже непотомственные колдуны рано или поздно догадывались о связи, которая существует между их способностями и физической близостью. Тем более что была она простая и прямая, как колодезный журавль: что угодно, дающее сильный прилив чувств и яркость ощущений, усиливало колдовские способности, а плотская любовь была одним из самых простых и надежных способов получить и чувства, и ощущения. Творчество, новые впечатления, красоты природы — годились не меньше, сил могли дать и больше, но заполучить должную интенсивность переживаний так было сложнее.

Был здесь и еще один важный момент, о котором знали уже только в колдовских семьях, передающих дар из поколения в поколение: в юности дар раскрывался в полную силу только после лишения невинности. Поэтому ни одна потомственная ведьма в девицах до свадьбы не задерживалась. Замуж ведьмы чаще всего выходили поздно, долго выбирая себе подходящего мужа, и ждать до этого момента полного раскрытия дара никто не собирался. Даже если первый любовник в конечном счете оказывался и женихом, все равно никто не терпел до сватовства.

К тому моменту, как Кайлен ее встретил, Мария внимательно и придирчиво изучила всех парней в своей деревне, а заодно и в двух соседних, и поняла, что ей никто не нравится. Собственно, ровно поэтому они и встретились: Кайлен понятия не имел, зачем его понесло настолько далеко от города собирать нужные ему растения, пока не вышел на лесную поляну, где Мария тоже была занята сбором растений.

В этом было что-то от старинных допактных времен: к юной ведьме из лесу выходит эс ши, которого она же сама и призвала — известно зачем. От жителя холмов можно было получить намного больше силы, чем от человека, а уж раскрыть дар с помощью эс ши и вовсе было огромной удачей. Только Мария призвала его не нарочно, просто загадав познакомиться с кем-нибудь, кто подойдет ей лучше жителей окрестных деревень. И о том, что он на четверть не человек, Кайлен ей не сказал. Представился просто колдуном из города.

Они познакомились в мае — хорошее время, самое удачное, когда вся природа расцветает в полную силу, и встречались половину лета на той же поляне, договариваясь о времени заранее. Кайлен учил ее всему, чему мог научить, не нарушая Пакт, и чего не знала Андра, а Мария плела им обоим венки изо всего, что цвело вокруг, и в этом тоже было что-то от допактных времен. Восхитительно идиллический роман, хоть песню сочиняй.

Стоял удушающе жаркий июльский день, один из тех, когда солнечные лучи, заливающие все вокруг, кажутся густыми, как мед, и пахнут как он, потому что все вокруг цветет с невероятным буйством и силой. Кайлен привез Марии в подарок колоду гадальных карт — роскошную, с золотым обрезом, она бы себе такую не купила. Разумеется, она была не новая: это были его собственный карты, которые он когда-то выписал по каталогу аж из Логрии, не устояв перед красотой печати. Уже настроенная и использованная им колода была намного лучше нераспечатанной из магазина, даже если бы он умудрился найти что-то еще более впечатляющее.

Когда он пришел, Марии на месте еще не было. А минут через пять вместо нее на поляне появился молодой деревенский парень, здоровенный, больше чем на голову выше Кайлена. И явно настроенный очень агрессивно.

— Это вы, что ли, господин из города, который за Марией ухлестывает? — мрачно поинтересовался он.

«А ты, что ли, неудачливый ухажер?» — хотел спросить Кайлен, но тут же передумал, разглядев подошедшего здоровяка повнимательнее. Фамильное сходство бросалось в глаза: он даже брови хмурил так же, как Мария. И растрепанные каштановые вихры у него были ровно того же шоколадного оттенка.

— Ну я, — честно сознался Кайлен, поднявшись на ноги и поудобнее перехватив свою трость, которую он на прогулках по местным горам использовал в качестве альпенштока. Поскольку дальнейший ход событий стал понятен еще до того, как брат Марии торжественно объявил:

— Значит, сейчас я вас буду бить, — после чего сразу же попытался с размаху заехать Кайлену в челюсть справа.

Он, разумеется, увернулся: все же любой полукровка был заметно быстрее даже самого ловкого человека. А этот парень оказался очень не промах, такой скорости и верткости Кайлен от здоровенного детины не ожидал, рассчитывая, что тот будет брать только силой и весом. Но все оказалось куда любопытнее! Они кружили на поляне, будто в танце, Кайлен пару раз дотянулся до него тростью и при этом едва не пропустил подножку, отскочив в последний момент: этот потрясающий засранец еще и обманные финты делать умел.

«Вот же семейка!» — восхищенно подумал Кайлен, уклоняясь от очередного удара. А потом еще раз и еще раз… В конечном счете они все-таки сцепились совсем в ближнюю, и завершилось это тем, что Кайлен, с разбитой губой, сидя на поверженном, со ссадиной на лбу, противнике сверху, пытался придавить его к земле еще сильнее, прижимая к горлу трость. А тот пытался отпихнуть ее обеими руками. Но Кайлен был еще и сильнее любого человека, хотя совсем додавить ему сил все-таки не хватало. Ситуация выглядела патовой, оставалось только ждать, кто из них первый устанет.

И тут надо всей этой картиной славной битвы раздался очень возмущенный вопль Марии:

— Ионел! А ну-ка прекрати!

— И не подух-хмаю, — прохрипел тот и принялся отпихиваться еще настойчивее.

— Прекрати, а то я на тебя порчу наведу! — пригрозила Мария. — На медвежью болезнь!

Ионел очень мрачно скривился и через несколько секунд все же отпустил руки, удрученно распластавшись на траве. От души верил в ведьмовские способности сестры, сразу видно.

— Что примечательно, о том, какую порчу я на тебя могу навести, ты даже не задумался, — усмехнулся Кайлен, качнув головой, и убрал трость.

— Вам некогда было наводить, пока вы со мной махались, — проворчал Ионел.

— А потом?.. — подняв бровь, спросил Кайлен.

— Суп с котом, — еще ворчливее ответил Ионел. — А драться вы, однако, горазды!

— Ты тоже. В конце концов, ты по мне даже попал, — одарил его ответным комплиментом Кайлен и вытер тыльной стороной ладони кровь с губы. — Надеюсь, подрались мы все же достаточно, чтобы теперь поговорить спокойно… или хотя бы относительно спокойно.

— Все равно продолжить дальше Мария не разрешит…

— И правильно сделает, — ответил Кайлен, поднимаясь на ноги, чтобы отряхнуться, а потом сесть на валяющееся неподалеку бревно, которое они с Марией всегда использовали как скамейку. — Ничего, кроме новых синяков и ссадин, мы от этого не приобретем.

— Так, а чего ж вы тогда со мной драться начали? — возмутился Ионел, тоже встав с земли и поведя плечами.

— А какие у меня варианты были? По горам от тебя убегать вприпрыжку? — Вариант у него, конечно, имелся: если использовать эбед в полную силу, можно попытаться уговорить без драки даже настолько разъяренного человека. Но в сложившейся ситуации честной дракой Кайлен мог заслужить куда больше уважения.

Он поморщился, когда к нему подскочила Мария и принялась осматривать его «боевое ранение» с таким видом, будто ему тут половину лица снесли.

— Да там царапина… мы и не делали ничего толком, так, руками помахали…

— Все равно промыть надо бы! — строгим лекарским тоном заявила Мария. — А у меня и воды нет, я с собой только молока принесла…

— Молоко давай сюда, — как заправский корриган, потребовал Кайлен. — А вода у меня во фляжке есть, раз ты так настаиваешь.

Отстегнув с пояса маленькую фляжку, он протянул ее Марии и смиренно подставил лицо. Спорить с лекарями, которые взялись лечить — себе дороже, это Кайлен еще на своей матушке прекрасно усвоил.

— Как два петуха! — высказалась Мария, осуждающе зыркнув на Ионела. — А ты сиди жди, я на тебя сержусь еще.

Она наклонилась к земле и, кажется, просто в первом попавшемся месте сорвала стебелек травы, тут же растерев в пальцах, чтобы приложить к разбитой губе. Судя по запаху, это был чабрец. Вот же удивительная штука хорошие травнические способности… Кайлен даже заметить его не успел среди прочего разнотравья, а Мария моментально увидела.

— Как ты там только разглядела чабрец среди остального, — оценил Кайлен вслух. — Он даже не цветет.

— Нужные травы всегда примечаешь, — пожала плечами Мария. Вот тебе и объяснение: примечаешь — и все тут. Примерно так же, как сам Кайлен некротическую активность ощущал сразу же. Кэтаби, шестое чувство, вторые глаза и уши любого колдуна.

— Так вот, убегать от драки я привычки не имею, — вернулся Кайлен к разговору с Ионелом. — Я даже от стрыгоев редко бегаю.

— Вы живого стрыгоя видали⁈ — не смог сдержать изумления Ионел. — То бишь, мертвого…

— Полуживого, — буркнул Кайлен. — И даже несколько раз, я же некромант. Мороев еще больше видел, они в принципе куда чаще попадаются.

— Ну, тогда оно и не удивительно, что вы деретесь хорошо, — сделал Ионел резонный вывод.

Наконец закончив разбираться с губой Кайлена, Мария выдала ему желанное молоко, достав кувшин из принесенной с собой корзинки, и переключилась на ссадину Ионела. Любоваться Марией, сосредоточенно занятой делом, было сплошное удовольствие, и Кайлен себе в нем не собирался отказывать, невзирая на суровые взгляды ее брата, взявшегося блюсти сестринское благочестие.

— Андра — женщина очень мудрая, но и у нее случаются недосмотры, — задумчиво изрек Кайлен.

— Это вы о чем?.. — нахмурился Ионел.

— Да не верти ты башкой, мешаешь! — потребовала Мария. Он вздохнул и замер.

— Это я о том, — принялся развивать свою мысль Кайлен, — что сестре твоей бабка все про ее дар как следует объяснила, а тебе, раз у тебя способностей к колдовству нет, толком рассказывать не стала. Хотя было практически очевидно, что ты рано или поздно, на правах единственного присутствующего рядом мужчины в семье, пойдешь по сараям полюбовников Марии за уши из сена вытаскивать, чтобы сразиться с ними за честь сестры. Впрочем… поскольку Андра женщина мудрая, не удивлюсь, что это у нее просто план нашего с тобой знакомства такой интересный.

Мария покосилась на Кайлена и улыбнулась, одновременно смущенно и кокетливо. Он немедля улыбнулся ей в ответ.

— Да о чем вы⁈ — непонимающе воскликнул Ионел.

— У бабки своей спроси, я тебе не родители и даже не наставники, такие вещи объяснять. К тому же, ты мне и не поверишь: мало ли, чего я тут плету, чтобы твоей сестрице под юбку залезть…

Ионел возмущенно запыхтел, однако, когда Мария закончила свои лекарские дела, согласился прогуляться обратно до деревни всем вместе и расспросить бабку. Та, едва взглянув на них с Ионелом, немедля обозвала их даже не петухами, как Мария, а козлами в гоне.

— Слава тебе Господи, хоть не покалечил никто никого! Этот-то, ясное дело, дурень молодой. А вы-то, господин Неманич, серьезный человек, да из благородных — и с деревенскими мальчишками деретесь.

— Да он меня не шибко старше! — возмутился Ионел и немедля получил от бабки подзатыльник, совсем легкий, почти не ощутимый, но ужасно обидный.

— А вы, значит, думали, что я его от драки отговорю и зачитаю ему вместо вас урок о том, как у молодых ведьм дар раскрывается, — кивнул Кайлен.

— Я, первым делом, думала, что вы по кустам наконец-то прятаться перестанете, — уверенно ответила бабка. — И хоть в гости зайдете познакомиться. Ан вот и не ошиблась!

Кайлен вздохнул. Старая ведьма — это старая ведьма. Манера действовать причудливым обходным путем и получать-таки нужное — не хуже, чем у иных эс ши. А то и позатейливее: люди-то эбед воспользоваться не могут, приходится так соображать.

— Приятно познакомиться, — вполне искренне сказал Кайлен. — А теперь все-таки объясните своему внуку, что происходит, потому что мне он поверит вряд ли.

И Андра объяснила, завершив свою речь сложным вопросом этического характера:

— Нешто лучше с каким-нибудь деревенским балбесом обжиматься по сеновалам?

— Не хочу я никаких деревенских балбесов! Они мне не нравятся! — немедля высказалась Мария, преодолев свое невероятное смущение от того, что ее личную жизнь тут вовсю обсуждают. Кайлен сразу же оценил, что он-то как раз нравится, обнял ее за талию и благодарно поцеловал в висок, от чего Мария снова смутилась, в два раза сильнее, чем раньше.

— Да не переживай ты, — сочувственно обратился Кайлен к Ионелу, — не собираюсь я твою сестру обижать, никак и ничем. Для начала, нужно мозгов совсем не иметь, чтобы с сильной ведьмой ссориться… Результат мне очень не понравится, невзирая на то, что я сам колдун.

Эти слова практически успокоили Ионела, который только что сам всерьез испугался обещанной порчи на диарею. А еще через несколько дней он заявился в лавку Кайлена и, смущенно переминаясь с ноги на ногу, сказал, что ему очень охота на настоящего стрыгоя посмотреть.

Оценив мысленно, насколько хорошо Ионел дерется и как он успешно выследил, куда именно Мария на свидания бегает, Кайлен решил, что такой помощник ему очень даже пригодится. Так что взглянуть на стрыгоя Ионелу удалось уже к осени. Правда, после того случая — который пактных запретов не нарушил, но опасно к этому приблизился — Эйлин по каждому удобному поводу спрашивала, не надумал ли Кайлен дать Ионелу с сестрой подписать Пакт. Но он держался, как исмаилитская крепость Аламут, и рассчитывал, в отличие от нее, не пасть в осаде.