Йольские забавы

Глава 2

Завтрак тоже нес на себе отпечаток суровой, но очень глубокой и искренней заботы экономки. Во-первых, там был бульон, который мало того, что отлично подходил для отсутствующего аппетита, так еще и улучшал самочувствие. А во-вторых, там было одно из величайших сокровищ фрезской кухни, кислая капуста, прелести которой Кайлен не понимал совершенно и понимать отказывался. Но она почему-то отлично помогала от похмелья, так что непониманием можно было и пренебречь.

Выпив под конец две чашки кофе, Кайлен изрядно оживился и даже начал ощущать, что вчера не полы по всему дому собственным туловищем протирал, а участвовал в ритуалах плодородия, причем весьма деятельно. Так что теперь у него должно было быть заметно больше, чем обычно, сил, в том числе, и магических. Но до завтрака похмельный организм отказывался это признавать, а теперь наконец потихоньку начал и становился бодрее на глазах.

Впрочем, Кайлену все равно нужно было окончательно привести себя в порядок. И даже, пожалуй, ванну принять: на сколько затянется дело, было неизвестно; мотаться туда-сюда из города в деревню и обратно он не собирался, чтобы чего-нибудь важное не пропустить случайно; а водопровода там, в деревне, разумеется, не было, в отличие от его уютного городского особняка. Так что сборы затянулись, тем более, ему нужно было еще вещи с собой собрать как следует, все по той же причине: на сколько придется задержаться в деревне, он не знал. Хоть и рассчитывал управиться до Йоля.

В середине сборов в дело вмешался Нивен. Берта отошла вниз, в гардероб, за запасной парой обуви, а Кайлен — к себе в лабораторию за всем, что могло пригодиться для расследования. И он улучил момент. Вернувшись к себе в спальню, Кайлен увидел, что из стоящего возле кровати дорожного саквояжа торчит лохматая рыжая башка паршивца корригана.

— Нивен, если ты у меня в сумке свой «порядок» навел, я в тебя вазой кину! — пригрозил Кайлен.

Корриган утробно крякнул, выскочил из сумки и побежал в дальний угол комнаты, стуча когтями по полу.

— Отож надлежит возблагодарить! За вспомоществование! — сообщил он на высоком наречии в своей неповторимой манере и скрылся в стене.

Кайлен, вздохнув, подошел и заглянув в саквояж, чтобы оценить «вспомоществование». Поверх его рубашек лежали: колода гадальных карт — еще одна, помимо той, что он уже взял в лаборатории, пузырек жаропонижающего и амулет из метеоритного железа на цепочке. Кайлен тихо застонал, выругался и потер переносицу, потому что голова тут же попыталась заново разболеться.

Обретенной бодрости вполне хватило на то, чтобы не ощутить воздействие холодного железа, пока он не подошел вплотную, а вот на все остальное — уже нет.

— Тебе трудно было его прямо в шкатулке в сумку положить? — возмущенно вопросил Кайлен у стены.

— Дык ить! — сообщила стена, и из нее высунулся корриганов нос, розовато-серый и неровный, как картофелина. — Надобно узреть!

— Я узрел уже, неси шкатулку, — проворчал Кайлен, отходя от саквояжа подальше, чтобы ему еще хуже не стало.

— Дык ить! — снова повторил Нивен, вылез из стены и застучал когтями обратно, сжимая в пальцах маленькую серебряную коробочку.

Кайлен тем временем задумался о перспективах расследования, которые, по всему, выходили непростыми. Просто так корриганы подобных вещей не делали, они предчувствовали. И все, что Нивен сложил в саквояж, Кайлену могло каким-то образом пригодиться в путешествии — не наверняка, обстоятельства со временем менялись, но с высокой вероятностью. Вот только оставалось совершенно неясным, как именно что могло пригодиться, и допрашивать корригана на эту тему было бесполезно. Может, жаропонижающее самому Кайлену понадобится, а может, кому-то еще… Может, сына мельника убил кто-то, кто холодного железа боится, а может, амулет понадобится, чтобы Кайлен на кого-нибудь избирательно не смог воздействовать, и такое могло произойти…

В любом случае, и впрямь «надлежало возблагодарить»: эти сведения, подаренные Нивеном, потом еще пригодятся.

— Спасибо, Нивен, — сказал Кайлен. Но только после того, как корриган убрал амулет в шкатулку. Чтобы не наглел слишком сильно, засранец маленький.

Это же додуматься надо: Кайлену в саквояж холодное железо подложить! Хорошо, что не в карман сюртука, чтобы его сразу и наверняка пополам согнуло. Домашние корриганы, в отличие от лесных, за века жизни с людьми умудрились к этой штуке выработать довольно стойкую сопротивляемость. А вот Кайлену даже три четверти человеческой крови не очень помогали. Но серебро нейтрализовало воздействие холодного железа на эс ши достаточно надежно.

Немного подумав, Кайлен нацепил на обе руки по серебряному кольцу. Мало ли, для чего этот амулет в саквояже оказался: возможностью безопасно подержать холодное железо голой рукой пренебрегать не стоило. Теперь он уж точно был полностью готов к путешествию, оставалось только сюртук, пальто и сапоги надеть.

Ионел ждал его внизу как всегда терпеливо, но едва Кайлен спустился, тут же вскочил на ноги, чтобы ехать поскорее. Кайлену и самому уже не терпелось, он и так долго прособирался. Хотя в самоходку лезть было даже жалко: метель за ночь утихла, и на улице стояла идеально ясная, морозно хрустящая зимняя погода, а наметенные сугробы переливались под солнцем, как горы сокровищ. Но нужно было торопиться пока до деревни доедут, время будет уже к обеду, а спать там ложатся рано, не как в городе — можно толком ничего за сегодня и не успеть.

«Зато Шандор наверняка уже проснулся», — нашел Кайлен позитивную сторону в происходящем. Не спросонья он будет более благорасположен. Самоходка взрывала свежевыпавший, еще не укатанный до конца повозками снег, летя к дому капитана городской полиции и эйра Надзора на самой высокой скорости. Кайлену обязательно были нужны сразу оба-два, и в Кронебурге имелся один-единственный нечеловек, в котором они успешно совмещались, так что он собрался очень настойчиво уговаривать Шандора Фаркаша ехать побыстрее, самоходкой.

Поучаствовать в деле его уговаривать было не нужно: как надзиратель Пакта он был обязан выяснить, что именно там в деревне происходит. Андра, бабка Ионела и Марии, была, конечно, женщиной весьма сообразительной и проницательной. И все же когда непактная ведьма так сходу уверенно заявляет, что деревенского парня убил не человек и не зверь, Надзору есть о чем беспокоиться.

Кайлена соблюдение Пакта волновало, как обычно, в последнюю очередь, в крайнем случае — в предпоследнюю, если разглашение будет вести к чему-нибудь совсем уж неприятному. А вот помощь Шандора в расследовании ему бы очень пригодилась. Особенно сейчас, когда Мариус, как добропорядочная летучая мышь, впал в спячку на чердаке до весны, а Берта дома осталась. Так что из постоянных помощников у Кайлена имелся только Ионел, с Марией и старой Андрой на подхвате.

Капитан Фаркаш встретил их с ужасно недовольной физиономией, потому как явление на пороге Кайлена, да еще и с Ионелом, не могло сулить ему ничего, кроме лишней работы в праздники. Выслушав краткую суть дела, он немедля сообщил, что думает о такой работе, о Кайлене персонально, о неизвестной твари, задравшей сына мельника, и о том, чтобы тащиться по свежим сугробам в горную деревню, особенно на самоходке — как там вообще проехать-то можно после вчерашнего снегопада⁈ Может, Ионел в Кронебург на дирижабле прилетел или еще на какой сатанинской машине? А то и на метле, которую у сестры одолжил.

— Чем быстрее мы поедем, тем быстрее мы приедем, — невозмутимо сообщил ему Кайлен очевидный факт.

— Вы, Неманич, какой-то сегодня слишком бодрый для своего вчерашнего состояния, — огрызнулся Шандор.

— Любимая работа воодушевляет меня на подвиги, — отвратительно жизнерадостным тоном сообщил Кайлен. — А тебя не воодушевляет разве?

— Меня ваша повозка не воодушевляет, Неманич, — рыкнул Шандор, но пошел собираться.

— Всю дорогу ворчать будет, — вздохнул Кайлен. — Впрочем, он всегда так делает в самоходке.

— И на такие дела тоже всегда соглашается, — наблюдательно отметил Ионел.

Перед своими подчиненными в полиции капитан Фаркаш старательно делал вид, что ни во что сверхъестественное не верит и начинать не собирается. Но перед Ионелом изображать что-то в этом роде было крайне неудобно, так что Шандор и не пытался. Ионел полагал, что капитан робеет показывать свой интерес к колдовству полицейским. На самом деле Шандор просто считал, что если Ионел вдруг узнает больше, чем следует — сразу подпишет Пакт, не сходя с места, да и все.

То есть, никакой проблемы в этой ситуации для него вовсе не существовало. Она существовала только для Кайлена, уже несколько лет старательно избегавшего подписания Пакта что Ионелом, что Марией. Особенно Марией, потому что жизнь подпактной ведьмы — совсем не то же самое, что жизнь непактной, которая была куда как проще. И одно дело, если бы она сама захотела знать и уметь что-то, охраняемое Пактом, и совсем другое — если ее Кайлен в Пакт втянет просто потому, что его благородная физиономия то и дело присутствует в ее жизни. Такой вариант ему совсем не нравился.

Собрался Шандор быстрее Кайлена, потому что ванну не принимал и потому что собирали его сразу в шесть рук: на помощь пришли жена и старшая дочь — девица, уже вошедшая в тот возраст, в котором на нее можно было с удовольствием засматриваться как на женщину. Правда, Кайлен за это немедля удостаивался очень недовольных взглядов Шандора. Впрочем, на ее мать тоже до сих пор вполне можно было засматриваться, невзирая на то, что у нее имелось трое взрослых детей.

София Фаркаш не была оборотнем и в ее жилах не текла кровь народа холмов, она была человеком, подпактной ведьмой, но выглядела для своих лет и семейного положения прекрасно. Скорее статная, чем стройная, по-румельски смуглая, с темными, почти черными волосами, но с зелеными глазами, с крупными, но гармоничными чертами лица. Взглянешь на нее — и сразу понимаешь, почему Шандор в холмах вовсе ни на кого внимания не обращает. Зачем, когда дома такое сокровище ждет?

Он бы наверняка жену с собой на все праздники брал, если бы она сама не отказывалась: София считала, что такие способы празднования, как в холмах, предназначены, в первую очередь, для молодых. А ей, почтенной матери семейства, следует праздновать приготовлением пирогов, как положено. И если она будет по праздникам с мужем бегать, то пироги поставить не успеет, что решительно никуда не годится.

Кайлен задумчиво наблюдал, как она хлопочет вокруг мужа. Как докладывает ему с собой еще какой-то снеди, помимо пирогов, которых, разумеется, вчера наготовила целую гору. Как проверяет, не забыл ли он чего важного с собой взять. Как обнимает и целует его на прощание. И с каждой минутой все яснее вспоминал, куда же у него вчера подевалось праздничное настроение и почему.

Йоль и Йольтайд были временем помолвок. Женились на осеннее Равноденствие, а сватались — среди зимы. И в холмах — раньше, чем у людей, потому что и праздновать начинали раньше.

Эс ши, разумеется, тоже вступали в брак, их «похабные» привычки этому ничуть не противоречили, скорее наоборот. София Фаркаш была хорошей ведьмой и понимала все совершенно правильно: и дикие оргии, и домашние пироги в равной степени составляли плодородие и были его неотъемлемыми частями. Впрочем, на праздники в холмах о своих помолвках объявляли и оборотни, и подпактные колдуны: это было слишком хорошим ритуалом, чтобы упускать такую возможность. Но сами жители холмов — в первую очередь, хотя заключали браки они, в силу своей долгой жизни, намного позже людей.

Для человека Кайлен с семейной жизнью безнадежно опоздал: к его тридцати пяти уже положено было иметь не только жену, но и двух-трех детей, или хотя бы одного, если что-то не слишком складывается. А для эс ши ему еще и начинать думать о браке было рано. Но, видимо, будучи полукровкой, он, как всегда, завис где-то посередине между тем и этим, так что именно на этот Йоль неожиданно ощутил, что подумать уже пора бы… только мысли получаются какие-то не слишком радостные.

Меньше всего на свете Кайлену хотелось, чтобы с ним произошло то, что произошло с его родителями. А точнее, с его матушкой, потому как, случись подобное, Кайлен оказался бы именно на ее месте. Мелин Неманич очень любила мужа и всегда знала, что рано или поздно ей придется пережить его смерть.

Любой человек, даже не обладающий колдовским даром, мог, оставшись в холмах, прожить сколь угодно долго. Но ни один человек, будь он даже один из сильнейших подпактных колдунов Семиграда, как Неманич-старший, не мог из холмов выйти, когда заканчивался срок его жизни. В этом легенды не врали: всякий человек, вновь оказавшись среди людей через двести или триста лет, мгновенно умер бы от старости. Это они с матушкой, полукровки, могли сколько угодно уходить в холмы и выходить из них, заново молодея каждый раз. А отец не мог.

Лука Неманич слишком ценил свою свободу и слишком любил свою липовскую родину, чтобы расстаться с тем и другим навсегда. И в холмы уходить отказался даже в минуту тяжелой смертельной болезни. Кайлен на него за это никогда не сердился и не обижался, он прекрасно понимал. Но оказаться на месте матушки не хотел бы ни за что. И точно так же не хотел бы жить в холмах, если бы его жена оказалась из эс ши: он любил жить наверху, среди людей, не меньше, а может, и больше отца.

По всему выходило, что Кайлену следует искать отношений с такими же полукровками, как он сам. Но выбирать себе женщину подобным образом казалось ему дикостью: выходи за меня замуж, потому что все остальные мои любовницы — что человеческие, что нечеловеческие — мне для брака не годятся. Это выглядело как бред. Да, собственно, им и было.

Посему, задумавшись вчера ночью о браке, Кайлен, во-первых, осознал глубочайшую безнадежность своего положения, а во-вторых, в очередной раз ощутил, как иногда тяжело быть полукровкой, который нигде не свой: ни в холмах, ни среди людей. Последнее ощущение и лишило его праздничного настроения напрочь и заставило сбежать домой, в единственное место, где, по его собственным ощущениям, он все-таки был своим полностью. Хотя бы для парочки живых существ, собственной экономки и Мариуса. Насчет Нивена он уже не был так уверен: что на уме у корриганов, не всегда могли понять даже жители холмов.

Вспомнилось это все Кайлену совершенно некстати: ехать на самоходке в горы среди зимы в таком меланхолическом расположении духа было развлечением так себе. Поэтому он всю дорогу старательно отвлекался, переругиваясь с ворчащим Шандором сквозь громкое тарахтение мотора. Когда они доедут, настроение вряд ли станет праздничным, но точно будет немного получше: там, в конце концов, Мария, она всегда делает настроение лучше.

Доехали они хорошо и быстро: все жители окрестных деревень спозаранку устремились в город на ярмарку и успели раскатать дорогу после снегопада своими повозками. Так что Кайлен зря волновался… а может, хорошо на Фаркаша отвлекся. В любом случае, спустя всего каких-то полчаса они уже выбирались из самоходки на окраине деревни: ведьмы и колдуны всегда жили у околицы, а то и за ней, и бабка Андра не была исключением.

Шандор, выбравшись из самоходки, первым делом возблагодарил господа и всех святых, которых смог припомнить, что они доехали целыми и невредимыми и у них ничего не взорвалось и не отвалилось. А Кайлен первым делом закурил: все утро он этого старательно избегал, пока окончательно в себя не придет, и теперь, еще и с дороги, курить хотелось зверски.

Ионел выгреб их вещи из самоходки и понес в дом, а навстречу ему из дверей тут же выбежала Мария, придерживая рукой наскоро накинутый на плечи овчинный кожух. На бегу поздоровавшись с Ионелом, она устремилась к Кайлену, который с удовольствием поймал ее в объятья, кинув на землю недокуренную сигариллу.

— Ты приехал, — радостно сказала она, обхватив его рукой за шею.

— Разумеется приехал, — согласился Кайлен. — И даже безо всей этой истории приехал бы, только позже, на Святки…

— Хорошо, что раньше, — довольно ответила Мария и тут же, смутившись, нахмурилась и тряхнула головой. — То есть, с покойным Сорином все вовсе не хорошо, а что приехал — хорошо.

— В дом пойдем, замерзнешь, — проворчал Кайлен и потянул ее за собой, обнимая за талию.

Они тут, у забора, уже одни стояли: Шандор тоже успел уйти вслед за Ионелом. И было, конечно, приятно побыть немного вдвоем, а не в маленьком деревенском доме, набитом людьми и нелюдьми, но не на морозе же. Успеют еще потом наедине остаться, он тут надолго.

Душевное состояние и впрямь на глазах стало получше, потому что Мария была ему рада, и он тоже был ей рад и с удовольствием ей любовался. Эти ее каштановые кудри вместе со светло-карими глазами и медной кожей то и дело вызывали у Кайлена чувство, что от нее должно пахнуть шоколадом. Но от нее, как и всегда, пахло ромашкой и чередой, которыми она мыла волосы, и немного овчиной кожуха. Простые понятные сельские запахи, такие же, как жизнь Марии и она сама. Кайлену это нравилось.

Сейчас они, конечно, сразу же пойдут на тело смотреть, а потом до вечера крутиться будут без передышки, так или иначе. Тем ценнее нынешняя короткая минута, вернувшая ему если не праздничное настроение, то некоторое душевное равновесие уж точно.