Когда вернулся Фаркаш, Мария уже спала, а вот Кайлен — еще нет. Не то чтобы он волновался: что, в конце концов, с волком ночью в лесу случиться может?.. Скорее, беспокоился, что там Шандор найдет. Но тот на заинтересованные вопросы тихим шепотом таким же шепотом ответил:
— Спите давайте, Неманич, у нас завтра дел полно. Утром все расскажу, — и вступать в дальнейшие дискуссии отказался.
Так что Кайлен, вместо того чтобы спать, еще минут двадцать беспокойно ворочался, рискуя разбудить Марию. Одним словом, колыбельная у Шандора вышла так себе. Впрочем, он и не собирался никого убаюкивать, он сам спать хотел, набегавшись по лесу, а Кайлен из-за этого был вынужден мучиться любопытством до утра… Как все эти скачущие мысли перетекли в глубокий сон, он и сам не заметил. И проснулся уже засветло, потому что в дверь дома от всей души заколотили. Возможно, даже ногой. Он аж сел на кровати, пытаясь сообразить, что происходит.
А пока он соображал, а Фаркаш сонно протирал глаза, дверь распахнулась и на пороге дома явилась Андра. Дожидаться, пока ей откроют, бабка не стала, сразу вошла и громко заявила:
— Просыпайтесь давайте, там еще одного дурака задрали.
На этом месте подскочила и Мария, которая ото всей предыдущей возни тут же перевернулась на другой бок. Через пару секунд сообразила, что она вовсе без одежды, а в доме посторонний мужчина, залилась краской и натянула одеяло по самый нос.
— Кого именно задрали? — наконец сообразил спросить Кайлен, порадовавшись, что сделал это раньше Фаркаша.
— Матея, Ренаты сына, — пояснила бабка, по всему, исключительно для Марии, потому что остальные присутствующие понятия не имели, кто это такие. — Дурень безголовый, к девке под окна потащился среди ночи, дома не сиделось ему… Ну, утром его на краю деревни и нашли, у забора. Точно так же горло у него подранное и живот.
— Ох… — только и сказала Мария из-за одеяла.
— А к лесорубам он, часом, не любил прогуливаться? — тут же спросил Кайлен.
— Так отож, они все одна ватага, — немедля подтвердила его версию бабка.
Тут, конечно, стоило бы спросить, какие дела с лесорубами водит кузнец Горан, но не при Марии же… Позже у него самого спросит.
— Понятно, — кивнул Кайлен и задумчиво воззрился на свой сюртук и рубашку, которые валялись прямо посреди комнаты, недостижимо далеко от кровати. Брюки и кальсоны расположились поближе, но все еще далековато от кровати. Где-то между тем и этим лежало платье Марии. Андра выразительно вздохнула, собрала с пола весь гардероб и охапкой бросила на кровать. — Спасибо, — поблагодарил Кайлен, отдал платье Марии и принялся торопливо натягивать рубашку. — Сейчас на тело взглянем быстренько и поедем к этим лесорубам… — принялся он строить планы. Еще он, конечно, собирался до того к кузнецу заглянуть, но это, опять же, вслух озвучивать не стал.
— Быстренько? — мрачно уточнил Шандор от противоположной стены. Он тоже одевался, точнее, уже оделся наполовину: у него-то вещи аккуратно сложены рядом с кроватью на табурете были.
— Именно так, — подтвердил Кайлен. — Если тебя самоходка категорически не устраивает, можешь на телеге ехать следом за мной.
— Ну тут хоть дорога по лесу прямая… — пробурчал Фаркаш. Из чего стало понятно, что ехать на телеге, пока Кайлен ведет расследование, он не готов, и смиренно готовится принести себя в жертву самоходке.
— Идите-ка завтракать, капитан, — пригласила его Андра к столу, как самого одетого. И только тут Кайлен заметил, что корзинок с едой, вместо одной, принесенной вечером, стало две. А снеди там, по его прикидкам, должно было хватить на весь кронебуржский Надзор, а не только на него с Фаркашем и Марией.
Впрочем, плотно поесть стоило: мало ли, что там на вырубке твориться будет, к обеду они могут и не вернуться. Так что Кайлен готов был позавтракать, и с удовольствием, даже без нависающей над ним угрозы Берты. Но уж после еды его стало не остановить: ночное улучшение штучек-дрючек удалось на славу, и теперь его распирало энергией. Марию он целовал на прощание на бегу, тело осматривал — тоже чуть ли не вприпрыжку, потому что глядеть там особо не на что было, в отличие от вчерашнего, все и так понятно.
С Шандором они тоже поговорили быстро: тот в лесу ничего и никого подозрительного не видел, однако решительно заявил, что с наступлением ночи подозрительно начинает выглядеть весь лес целиком. И туда, и впрямь, лучше не соваться. Никому, кроме них с Кайленом. Ветки шевелятся без ветра, а по земле вдалеке огни пляшут — и это все прямо рядом с деревней, а не в глухой чаще.
— Сильный дух, плохо, — хмуро ответил Кайлен.
— Да уж ничего хорошего, — согласился с ним Фаркаш. — Но уж какое есть…
— Слушай, Шандор, а кузнец здешний — он не подпактный?
— Был бы подпактный, я бы вам давно сказал. Или эйра Эйлин, еще раньше меня.
— Чтобы я за ним для Надзора последил на досуге, когда сюда приезжаю?
— Пара глаз никогда лишними не будут, — практично ответил Шандор. — А мы до деревень добираться редко успеваем, сами знаете.
— А если бы я отказался?
— Ну, значит, потом согласились бы, когда что-нибудь вроде нынешней истории началось бы. А пока не началось — и следить особо не за чем, значит.
— Иногда мне кажется, что вы там в Надзоре тайком планы сочиняете, как бы меня еще к вашим делам пристегнуть…
— Если даже и сочиняем, вы об этом точно не узнаете.
— А, да ну вас всех, — отмахнулся Кайлен от этого дурацкого разговора. — Пойду я к кузнецу схожу.
И, оставив Шандора опрашивать имеющихся свидетелей, понесся в деревенскую кузницу, чтобы успеть побеседовать с Гораном до отъезда.
Над входом висела подкова. И она работала, в отличие от подавляющего большинства подков, висящих над входами. Поэтому Кайлен, как приличествует в таких случаях жителю холмов, постучал в дверной косяк и поинтересовался по-липовски:
— День добрый! Войти можно?
— Так, не заперто, — донесся из кузницы басовитый голос. — Заходите.
Перед Кайленом тут же расступилась закрывающая вход прозрачная завеса, невидимая и ощущаемая лишь с помощью кэтаби, и он зашел внутрь. Горан стоял возле горна и обтирал руки тряпкой. Был он, как и положено кузнецу, здоровенный детина, больше Ионела. С русыми волосами и такой же светлой бородой, из-за которой он выглядел старше своих лет, и с пронзительным светло-голубым взглядом, который особенно выразительно смотрелся в сочетании с довольно смуглой кожей.
«Понятно, Мария просто всех голубоглазых липовцев в округе собирает, — весело подумал Кайлен. — Потом поставит нас в круг и заставит коло плясать…»
— Вы господин Неманич, — определил Горан, оглядев его с ног до головы.
— С утра точно был он, — усмехнулся Кайлен. В воздухе витало какое-то непонятное напряжение, определить причину которого он не мог. Поэтому почел за лучшее сразу же уточнить: — Ты точно со мной отношения выяснять не будешь?
— Ну, не дурак же я совсем считать, что у ведьмы в двадцать годов никогда мужчины не было, — пожал плечами Горан. — И не такого я мнения о Марии, чтобы считать, что она перед кем попало юбкой крутит…
— С Марией-то понятно. А насчет меня что думаешь?
Кузнец ухмыльнулся и покачал головой.
— Считаете, буду, как Ионел, с вами драться?
— Ну нет, тут уж я не совсем дурак, знаю, что не будешь.
— Насчет вас я думаю, что ежели вас бабка Андра ухватом не прогоняет, выходит, заслуживаете доверия. Да и Мария бы за столько времени поняла, будь с вами чего не так.
— Ладно, с простыми вопросами разобрались, — кивнул Кайлен. Горан выглядел на редкость рассудительным типом, однако пресловутое напряжение отчего-то не проходило, а только усиливалось. — Перейдем к сложным. Не придет ли тебе случайно как-нибудь на досуге в голову мысль, что Мария за тебя замуж вышла только потому, что за меня не может? И не начнешь ли ты сравнивать, кого из нас она больше любит?
— Ну, ежели бы вы кузнецом были и вас бы звали Гораном или я был бы из княжьего рода Неманичей и звали меня Кайленом… тогда еще можно было бы посравнивать. Да и то, думается мне, оказалось бы, что она обоих Горанов или Кайленов любит поровну, они ж одинаковые. А так — вроде, понятно, что меня она как вас любить не станет, но и вас как меня — тоже.
— Умный ты, — оценил Кайлен и сделал несколько шагов вглубь кузни, протянув ему руку для рукопожатия. И только в этот момент наконец понял, что напряжение не имело никакого отношения к Горану, зато имело к тому, что у него в кузне лежало.
— А вы за Марию волнуетесь, — заключил Горан, подошел и пожал ему руку в ответ.
— Ну, не за себя же, — пробурчал Кайлен, медленно скользя взглядом вокруг. — Мне-то чего сделается?..
— Значит, я в вас ни капли не ошибся.
«А я про тебя пока даже не знаю, что и думать», — мысленно проворчал Кайлен и наконец пристально впился глазами в искомое: довольно крупный булыжник бурого цвета.
— Это что у тебя? — спросил Кайлен, кивнув на него.
— Небесное железо, — расплывшись в очень довольной и гордой улыбке, сообщил Горан. — В лесу нашел, повезло так повезло!
«Надобно узреть», — немедля припомнил Кайлен слова Нивена. Узреть и впрямь, как выяснилось, было необходимо: если бы он перед отъездом на себе действие холодного железа не ощутил, сейчас дольше бы догадывался, в чем дело. А уж про то, что оно к расследованию может отношение иметь — вообще неясно, когда бы додумался. Снова поблагодарив Нивена мысленно, Кайлен одобрил вслух:
— Настоящее сокровище!
— Так, а то! — все так же радостно сияя, согласился Горан.
Теперь уже было окончательно очевидно, что нарочно он никакой подпактной магии не творил. Иначе не хвастал бы так своим метеоритом. А список потенциальных разозленных духов резко сократился раза в три: это совершенно определенно был кто-то из тех, кто к холодному железу восприимчив так же, как эс ши.
— Я еще спросить хотел, что ты думаешь о местных слухах насчет вукодлака? — сменил тему Кайлен, решив, что с этим булыжником проще будет что-то выяснить после того, как они к лесорубам съездят и обзаведутся новой информацией. А пока нужно просто от него подальше отойти, сделав вид, что он вон на ту табуреточку у стены присесть очень хочет.
— Думаю, что Юлика себе развлечение дурное нашла, — Горан хмыкнул. — Могла бы чем получше заняться, а не сплетни страшные разносить по деревне.
— А если это все-таки и впрямь вукодлак? — усмехнулся Кайлен.
— Если бы это был вукодлак, вы бы сейчас так не спрашивали.
— Одно удовольствие с тобой говорить, жалко, времени мало… — вздохнул Кайлен.
Горан нравился ему чем дальше, тем больше. Но снимать с него вообще любые подозрения только из-за этого Кайлен, разумеется, не собирался. И двусмысленность сложившейся ситуации его отвратительно нервировала. Мужа себе Мария нашла хорошего, отличного даже. Вот только не нашел ли он себе при этом случайно каких-нибудь неприятностей на голову с этим небесным булыжником?..
— Вы попозже заходите, как время будет, я из кузницы никуда не денусь, — предложил Горан, тем самым дав Кайлену разрешение на все последующие визиты разом. Даже просить не пришлось.
Дом лесорубов стоял немного поодаль от вырубки, среди нетронутых деревьев: никому не охота, чтобы его на склоне горы ветром продувало со всех сторон посреди безлесной плеши. А уж зимой — особенно. Кайлен подогнал самоходку прямо под окна, так что заинтересованные бошки замелькали в окнах, а потом и в проеме открывшейся двери еще до того, как они с Фаркашем вылезли из машины.
— День добрый, — поприветствовал компанию Фаркаш. — Полиция Кронебурга.
— А чей-то?.. — немного испуганно спросил худощавый бородатый тип, высовывающийся из-за плеча более крупного товарища.
— Сорин потому что от нас шел, — пояснил тот, показав некоторую способность к анализу.
— Капитан Шандор Фаркаш, а это господин Неманич, — продолжил знакомство Шандор. Из дома кто-то присвистнул, а еще кто-то буркнул «ого!»: все в очередной раз удивились, что к ним в вукоjебину целый господин из города пожаловал.
— Ну проходите в дом, чего на морозе-то стоять? — гостеприимно предложил тот же сообразительный здоровяк. Видимо, был тут за старшего, что даже логично, если он соображает лучше прочих.
Через пару минут они выяснили, что сообразительный — и впрямь здешний мастер, старший надо всеми, звать его Думитру и он неплохо помнит подробности ухода Сорина. Правда, насчет того, как они все его отговаривали никуда ночью не ходить, он, по всему, несколько преувеличил, стараясь показать, что лесорубы тут точно ни при чем.
— А на вырубке у вас ничего необычного в последние дни не происходило? — спросил Кайлен.
— Не-е-ет! — так стройно и дружно протянули все лесорубы, что сразу сделалось понятно: происходило, но делиться они этим очень сильно не хотят.
— Мы все равно все выясним, — меланхолично сообщил Фаркаш. — А у вас будут проблемы из-за нежелания сотрудничать с полицией. Вам же не нужны проблемы, правда?
— Да вы ж нас за полоумных посчитаете… — извиняющимся тоном сообщил Думитру. — Как такое перескажешь?..
— Как есть, — безжалостно заявил Фаркаш. — А что по этому поводу считать или не считать — не ваше дело, а следствия.
— Тут стучит что-то вокруг дома каждый день… и воет, — высказался уже знакомый тощий бородач.
— Да ветер это, — скептично возразил ему другой лесоруб, темноволосый и коренастый.
— Сам ты ветер, Василь! — возмутился бородатый. «Еще один липовец», — машинально отметил Кайлен. — Не было нынче ночью никакого ветра, а стучало…
— И тени какие-то меж деревьев блазнятся, — подключился другой лесоруб, рыжеватый блондин. — Окликнешь — не отзывается, фонарем посветишь — нету никого.
— Глаза заливать меньше надо — и не будет блазниться, — продолжил настаивать на своем Василь. Бородатый и рыжий зыркнули на него очень осуждающе. Разговоры эти точно велись тут не в первый раз, и каждая сторона агрессивно стояла на своей позиции.
— Больше ничего не происходило? — уточнил Кайлен.
Думитру и рыжий с бородатым искренне отрицательно замотали головами. Но Кайлену чего-то в этом рассказе недоставало. Он ощущал, что ему сказали не всю правду… однако кто из толпы лесорубов скрывал и что именно, выяснить в обычном разговоре, даже с помощью эбед, было той еще задачей. Слишком уж их тут было много: целая дюжина, считая Думитру.
И вот сидит сейчас, положим, один из этой дюжины на лавке, сливаясь со стеной — и рассказывать не хочет. И если на них всех скопом эбед воздействовать, то и не захочет, слишком уж ему надо скрывать. А если с каждым по очереди с глазу на глаз общаться, да выяснять, который скрывает, что именно, почему и как его лучше все-таки разговорить, они тут в лесорубской избе до ночи просидят. Когда стучать и завывать начинает. Нужно было действовать как-то иначе. Так что Кайлен решительно поднялся на ноги, сказал Фаркашу:
— Пойдем-ка сходим на вырубку глянем, — и направился к выходу.
Они молча отошли от дома на некоторое расстояние, хрустя снегом, и только тогда Кайлен сообщил:
— Кто-то из них что-то скрывает. Но я понятия не имею, кто и что именно. И выяснять это разговорами с ними — слишком долго и муторно…
— Собираетесь выяснить это разговорами с деревенскими, которые сюда таскаются, пока среди них еще живые есть? — догадался Фаркаш.
— Верно понимаешь, — кивнул Кайлен, закуривая на ходу. — Ты выяснил, сколько их осталось?
— Само собой, даже список составил. Пятеро.
— Это намного меньше, чем двенадцать. На что я и рассчитывал. Стой! — Кайлен остановился и поднял руку с зажженной сигариллой, а Шандор усмехнулся:
— Я все ждал, когда вы заметите. Они уже с полминуты как смолкли.
Птиц было не слышно, ни единой, даже синиц, без писка которых лес не обходится ни в одно из времен года. Вырубка виднелась впереди, маячила белыми залитыми солнцем просветами между деревьев.
— Ты ночью доходил досюда? — тихо спросил Кайлен.
— Нет, один не полез, — Шандор мотнул головой. — Так что понятия не имею, ходят ли тут звери и летают ли птицы по ночам. Можем, конечно, следы поискать… но, сдается мне, найдем только человеческие, раз так дело повернулось.
— Мне тоже, но по сторонам посмотри все равно, чтобы убедиться. Идем, — Кайлен зашагал вперед, к вырубке. Шандор вскоре нагнал его, уже на четырех ногах. — Значит, никто из лесорубов за нами не идет, — сделал вывод Кайлен.
— Если и собирались, то побоялись, что мы их в зимнем лесу заметим, — ответил Шандор.
Картина была, конечно, не для глаз лесорубов: глухо рычащий здоровенный волк, башка которого Кайлену была почти по плечо и которого он совершенно не боялся. После этого с факелами и барабанами, пожалуй, могли начать охотиться на них обоих.
— Да, прятаться тут не очень… И мы с тобой тоже как на ладони, и количество листьев на деревьях тут ни при чем.
— Само собой, нас почуяли еще когда мы в лес из деревни въехали. И что мы тут увидим, зависит от того, что нам захотят показать…
— Не совсем, — коротко ответил Кайлен. Он тоже кое-что чуял и, еще не выйдя на вырубку, знал почти наверняка, что именно там найдет. И все же, увидев, не сдержался и тихо изумленно выругался под нос: — Пичка ти материна…
— Что там, Неманич?.. — не понял Шандор, который таких вещей не чуял. И, пытаясь разглядеть, в чем дело, аж на задние лапы встал, немедля сделавшись намного выше Кайлена.
— Вон тот большой пень справа видишь?
— Вижу, свежий довольно.
— Так вот, он некротически активен. И сильно.
— Но дерево же не должно… — проговорил Шандор, точнее, изумленно тявкнул.
— Обычное — не должно, али то је вилинско дрво… — Кайлен затушил окурок о снег и решительно зашагал к пню. — Дерево, в котором жил лесной дух. А эти дурни его спилили, не разбираясь. С Пактом вечно одна история: влезут куда-нибудь, знајући са курац од овце…
— Да перестаньте вы по-липовски говорить, Неманич! Я не понимаю!
— Это я от волнения, — пробурчал Кайлен, склонившись над пнем и проведя по спилу пальцами. — В большинстве случаев, если такое дерево свалить, дух просто найдет себе новое подходящее, но здесь что-то и дальше пошло очень сильно не так…
— Я понял. Я не понял только, про что вы так сильно волнуетесь.
— Шандор, если уж ты не чуешь, то подойди сюда поближе и хотя бы годовые кольца посчитай… Хотя бы примерно. — Фаркаш поставил лапы на пень и сосредоточенно на него уставился, склонив морду. — Очень много колец. И очень много некротической энергии. Она, пожалуй, сильнее меня, может быть, даже намного…
— Пойдемте-ка отсюда, Неманич, — Шандор вздыбил шерсть на загривке и настороженно оглянулся по сторонам.
— Не будет она днем нападать, — отмахнулся Кайлен и принялся отковыривать от дерева перочинным ножом щепку, чтобы потом изучить внимательнее остаточную некротическую активность. — Иначе эта Белоснежка уже всю дюжину гномов давно прибила бы прям на вырубке за работой, и топоры им не помогли бы. Они вчера работали еще, только сегодня перед праздником отдыхают. На нас с тобой тем более не будет нападать: ты волк, а на меня и вовсе не положено…
— Думаете, ей сейчас до этого дело есть, учитывая, как ее разозлили?
— До этого всем всегда дело есть, Шандор, — взглянув на него с упреком, ответил Кайлен. — Кроме меня самого. — Он наконец отколупал щепку приличного размера, завернул в платок, как вчерашнюю кору, и сунул в карман. — Вот теперь пойдем обратно.
— Так почему она днем-то не нападает? — поинтересовался Шандор, когда они вернулись к краю вырубки.
— Потому же, почему в холмах сейчас летний двор не правит. И не будет до самого Белтана. Одно колдовство действует в полную силу в одно время, другое — в другое…
— Это не выглядит как ритуальные убийства.
— Потому что это ритуал не в том смысле, в котором его могли бы совершить ты, я или какой-нибудь человеческий колдун. Иначе даже ты заметил бы следы незакрытого ритуала еще на Сорине, а уж я — тем более. Ты утопленника, который свирцам попался, когда-нибудь видел?
— Кому?..
— Русалкам, господи…
— Ну, видал разок.
— А следы ритуала на нем видел? Нет их там. А ритуал — есть.
— Опять штучки-дрючки, притом особо затейливые, — ворчливо прорычал Шандор.
— Они тебе затейливые оттого, что, как ты сам справедливо заметил, Надзор до деревень редко добраться успевает. Сидите все время в городе, где кроме домашних корриганов и моей экономки духов, считай, и нет почти.
— Я в лес на охоту хожу, — немедля возмутился Шандор.
— Так не на работу же! — возразил Кайлен. — Оборотень в лесу может вообще про духов не думать, тебе с ними делить нечего, им с тобой — тоже. Все равно что булочник в лавке: если хлеба купить надо, зайдешь, денег дашь, товар возьмешь и дальше пойдешь. И даже в этом случае тебя не очень волнует ни сколько у него детей, ни стреляет ли ему вечерами в спину после трудного дня, ни даже как именно он печет хлеб, лишь бы вкусный был. А если ты у него ничего покупать не собираешься, так и вовсе…
Кайлен оборвал лекцию на полуслове, одновременно с Фаркашем резко обернувшись вправо, где вдалеке между деревьев мелькнула большая бледная тень. И тут же исчезла, будто не было ее. «А-а-а-ах-х-х!» — пронеслось по макушкам деревьев, качнувшимся под неизвестно откуда взявшимся порывом ветра.
— Ты ее разглядеть успел? — спросил Кайлен.
— Немного. Платье белое длинное, волосы тоже длинные, все развевается, не поймешь, где платье, где волосы… И лицо не разобрал.
— Это все не важно, — Кайлен напряженно нахмурил брови. — Существенно не то, что у нее было, а то, чего у нее не было.
— И чего же у нее не было? — нетерпеливо спросил Шандор.
— Крыльев.
Больше всего Кайлену хотелось ворваться в дом к лесорубам, схватить этого засранца Василя за грудки и хорошенько трясти, пока не перестанет из себя первого скептика на деревне корчить. А может даже приложить его пару раз спиной об стену, как Сорина об дерево. Но заниматься в таком душевном смятении хоть чем-то, связанным с расследованием, было исключительно вредно. Так что Кайлен прошел мимо дома, злобно уселся в самоходку и не менее злобно поехал обратно в деревню, надеясь, что по дороге немного успокоится и с Гораном сможет переговорить уже в более вменяемом состоянии.
— Вы его не сглазьте только, как Мунтяну, — громко, чтобы перекрыть шум мотора, сказал Шандор.
— Мунтяну не врал, он был честный говнюк, от души, — мрачно буркнул Кайлен. — Так что Василя я, пожалуй, не сглажу, а сразу прокляну.
Сержант полиции Кронебурга Мунтяну действительно был совершенно искренним скептиком. И не забывал высказывать свой скептицизм самым хамским образом при всяком удобном случае, за что в конечном счете и поплатился. Если шутишь про ведьмовские подклады при колдунах, тебе вполне могут пожелать таким обзавестись, чтобы на себе понял, про что шутишь. И, поскольку пожелания колдунов имеют силу, у тебя вскоре обнаружится влюбленная в тебя по уши троюродная сестрица, которая приподнесет тебе в подарок цепочку для карманных часов, предварительно сотворив на ней приворот на крови. Кривоватый, но вполне действующий.
Первую неделю сержант Мунтяну сгорал от пылкой страсти незаметно для коллег. Ко второй неделе начал регулярно делиться впечатлениями о девице, занявшей все его мысли, с другими полицейскими. А к третьей — сочинять отвратительно пошлые любовные стишки, и ровно в этот момент капитан Фаркаш наконец заподозрил неладное.
Кайлен, к которому тот прибежал возмущаться, потребовал дать ему зачесть плоды литературных потуг Мунтяну, очень сильно смеялся и предлагал все так и оставить, чтобы наслаждаться творчеством сержанта и дальше. Не всерьез, конечно: дальнейшее развитие событий вполне грозило клиникой для душевнобольных, а по-настоящему дурного он сержанту не желал. Так что Кайлен явился в участок, разговорил Мунтяну насчет объекта его страстных вожделений, заполучил часы в руки, когда тот начал хвастаться подарком, и снял приворот прямо на глазах у сержанта.
Кайлен не стал слишком уж сильно выпендриваться, изображая сложные ритуальные действия, как он обычно делал, чтобы скрывать настоящее колдовство. Только немного, чтобы Пакт не нарушать: ему очень хотелось, чтобы Мунтяну полюбовался, как выглядит магия на самом деле. Зачастую — очень просто и незаметно, ровно поэтому сержант ее и не замечал никогда.
На прощание Кайлен посоветовал надрать юной особе уши, чтобы приворотами не баловалась. Вняли или нет его совету Мунтяну и родители девицы, он не выяснял. Однако был совершенно уверен, что с кузиной сержант поговорил и что-то из этого разговора вынес, поскольку все шуточки и ворчание насчет колдовства с тех пор прекратились, будто их и не было никогда.
Однако Мунтяну Кайлена просто раздражал, а вот на Василя он сейчас был зол всерьез. Других липовцев среди лесорубов не водилось, а это была именно липовская легенда — о том, что у вилы, природного духа, можно отобрать крылья и так на ней жениться. И Кайлен мог бы снова в чем-нибудь заподозрить Горана, если бы не поговорил с лесорубами и не почуял, что от него что-то скрывают.
Он сразу не уличил Василя во вранье исключительно потому, что нежелание говорить про вилу у того было совершенно искренним и очень сильным. Но, сопоставив факты, Кайлен наконец заметил под напускным возмущением страх. И все понял. Крыльев в доме лесорубов, впрочем, не было. Даже если их сам Василь забрал, он мог решить, что прятать их там — неудачная идея, и отдать кому-нибудь на хранение. Матея вила задрала возле самой околицы, а если бы крылья остались в лесу, она бы к деревне просто не пошла. Так что крылья были там, у кого-то из оставшейся в живых пятерки: будь они у покойников, уже вернулись бы к хозяйке. Ровно поэтому вила убивала в первую очередь не лесорубов, а тех, кто к ним из деревни шлялся. Хотя все двенадцать человек с вырубки тоже были прямыми кандидатами в окровавленные трупы, хотя бы из-за спиленного дерева.
— Что ты из небесного железа делал? — с порога спросил Кайлен, вбежав в кузницу. Успокоиться по дороге до деревни он, конечно, успел, но не очень сильно.
— Амулет… — озадаченно нахмурившись, ответил Горан. — И нож еще.
— Кому нож продал?
— Никому я его не продавал, тут у меня лежит.
— Показывай!
Горан, хмурясь все сильнее, достал с полки деревянную шкатулку, откинул крышку, развернул лежащую внутри тряпицу и громко воскликнул:
— Jебем ти крваво!
— Украли? — спросил Кайлен, ощущая огромное внутреннее облегчение.
— Я и не заметил даже! Я ж на него не гляжу каждый день, как на ярмарке, лежит себе и лежит…
— Ты не представляешь, как я сейчас рад, — выдохнул Кайлен и плюхнулся на все ту же, облюбованную им в прошлый раз табуреточку.
— Чему⁈ — воскликнул совсем уж ошарашенный Горан.
— Тому, что ты ко всему, что тут творится, никакого отношения не имеешь, кроме случайного, — охотно пояснил Кайлен. — Мне бы очень не хотелось Марию расстраивать. Да и ты мне нравишься.