Йольские забавы

Глава 9

— Впервые в жизни начинаю осмотр места преступления от сортира! — поделился впечатлениями Кайлен, осматривая следы на снегу.

— А я — не впервые, — похвастался Фаркаш богатым полицейским опытом. — Однажды мы и вовсе труп прямо в сортире нашли. А еще случай был, когда украденное в бачке ватерклозета прятали… всякое случается.

— Смотри, тут кровь, — Кайлен показал на снег перед собой. — И дальше вон туда след тянется. По снегу она волокла обоих, но пятна крови только на одном следе… Ну, плюс одно свидетельство к тому, что Космин может быть жив.

— Холодно…

— Если он ей нужен живой до сегодняшней ночи, он будет жив. А скорее всего, нужен. В деревню она войти не может, вот и забрала его про запас, чтобы на Солнцестояние у нее точно была жертва.

Они пошли по следу, и через некоторое время Шандор уверенно сказал:

— Здесь она остановилась и их обоих на снег положила. А потом второго понесла обратно.

— Скорее всего, не сразу. Потому что ночью тело никто не обнаружил. Ждала.

— Отнесла, вернулась, — продолжил изучать следы Шандор. — А потом потащила Космина дальше в лес.

— След прямой, — Кайлен вгляделся вдаль, приложив ладонь ко лбу. — Так что можно ее в той стороне и искать. Сильно далеко она его тоже вряд ли утащила, учитывая, что она все тела потом к человеческому жилью возвращает.

— Этим же путем пойдем?

— Нет, зайдем с дороги, так удобнее. Твое дело — вывести нас оттуда к нужному месту, хотя бы приблизительно. Ты лучше всех в лесу сориентируешься. Чем меньше времени пройдет с момента, когда мы зайдем в лес, до встречи с ней, тем лучше. А если мы при этом еще Космина найдем, будет совсем хорошо.

Собирались деловито и, по большей части, молча: надо всеми довлело напряжение момента. Кайлен на всякий случай еще раз объяснил — хотя все были понятливые — что идут они возвращать крылья. И это, в первую очередь, его личная задача, потому что он лучше всех знает, как это сделать правильно. Остальные помогают искать вилу и нужное место и служат поддержкой, на всякий случай.

Нападать на нее не нужно ни в коем случае, что бы ни произошло. А если она сама нападет, лучше всего убегать, причем рассыпавшись в разные стороны и по очереди отвлекая ее внимание. Передвигается она быстрее любого из собравшихся, но если начнет метаться, никого не догонит. Лучший способ отвлечь внимание — с размаху всадить нож в ствол ближайшего дерева, нож для этого есть с собой у каждого.

— А что, может напасть? — обеспокоенно спросил Ионел.

— Не должна, особенно до заката, — уверенно сказал Кайлен. — Но лучше быть ко всему готовыми, мало ли что.

На этом инструктаж был закончен и все занялись сборами. Кайлен, первым делом, решил переодеться: не только воротничок сменить, но и рубашку. «Как на свидание… — подумал он. — Хотя почему, собственно, как?..» Засевшая в голове еще со вчерашнего вечера «Siúil A Rún» беспрестанно вертелась в голове и в какой-то момент он неизбежно стал напевать ее под нос, повязывая галстук.

— Это латенская песня? — спросила подошедшая Мария.

— Нет, айрнская, с островов.

— Про что она?

— Про девушку, жених которой записался в солдаты-наемники и отправляется на материк, в Галлию, воевать. А она переживает и надеется на его благополучное возвращение. «Is go dté tú mo mhúirnín slán» означает «и пусть твой путь будет безопасным, любимый».

— Tu — тоже означает «ты»?

— Да, как в румельском. А «mo mhúirnín» — «мой любимый».

— Красивое слово… будто кошка на колени ластиться пришла, «мурнин»…

Кайлен улыбнулся.

— Правда похоже. Очень хорошо годится для того, чтобы на ухо шептать.

Мария улыбнулась в ответ и тут же нахмурилась.

— Я тоже хочу, чтобы твой путь был безопасным, — серьезно сказала она, расправив ему завязанный галстук и проведя рукой по волосам. — И твой, и Горана, и Ионела. Только сидеть ждать на берегу не буду.

— Я знаю, что не будешь, — кивнул он и поцеловал ее в висок. — Поэтому мы сразу с Гораном договорились тебе тоже амулет сделать. Но береги себя.

— И ты береги.

Он вздохнул, погладил ее по плечу и молча пошел надевать пальто. Что ей сказать так, чтобы не соврать, у Кайлена не вышло сообразить сразу. И лучше уж вовсе промолчать, чем в такой момент ляпнуть что попало.

— Спасибо тебе, — все же нашелся Кайлен с хорошим ответом, уже у самой двери. — За то, что ты есть, — добавил он и шагнул на улицу, в морозный воздух, где уже ждали Шандор, Ионел и Горан.

— Мне переговорить с вами надо, — тут же подскочил к нему кузнец. — Наедине.

Кайлен задумчиво поднял бровь, но больше своего удивления никак не показал.

— Ну пойдем вон туда, за забор отойдем. Хотя можно и здесь, все равно по-липовски кроме нас никто не понимает.

— Мне так спокойнее будет, — ответил Горан с видом настолько не спокойным, что Кайлен даже заволновался. И не зря.

— Ну, что ты мне сказать хотел? — спросил он, отойдя вместе с Гораном подальше.

— Вы мне уж извините… Только так вышло, что я знаю… — с некоторой заминкой проговорил Горан, — … что вы — тоже вила.

Кайлен первым делом выразительно выругался, а потом мрачно добавил:

— Лучше бы ты, конечно, не такой сообразительный был. Причем не мне лучше, а тебе самому.

— Видишь ли, Горан, — начал объяснять Кайлен в ответ на недоуменный и растерянный взгляд. Стараясь быть кратким, потому что лишнего времени у них не было. — Есть знание о колдовстве, которые всем доступны. А есть — те, которые мало кому доступны. И среди них существуют особенно недоступные. Знание о том, что я — не человек, относится как раз к последним. По-хорошему говоря, я прямо сейчас должен Шандора в свидетели позвать и потребовать от тебя заключить со мной колдовской договор, после чего ты либо будешь молчать о том, что узнал, либо умрешь, причем довольно болезненно. Магия такая.

— И кто ж ее такую сочинил? — поморщившись, спросил Горан.

— Вилы, — усмехнулся Кайлен. — Точнее, жители холмов, на их собственном языке — эс ши. Липовцы привыкли всех подряд вилами звать, но это не очень верно. Как все вышло — долгая история, у нас сейчас на такие времени нету. А если покороче рассказывать, то в давние времена люди настолько часто злоупотребляли сильной магией, что другие люди, священники и монахи Церкви Создателя, объявили любое колдовство преступлением и начали на них охоту. Про это ты, может, и знаешь… не великая тайна, события известные. Ну, а каков бывает человеческий суд, особенно в запале гнева, знаешь тем более. Когда перебили, вместе с виновными, еще и множество невиновных, жители холмов придумали Пакт, тот самый колдовской договор. И заставили его подписать всех сильных колдунов и всех нелюдей, живущих среди людей. И человеческая война против колдунов через некоторое время затихла сама собой. Потому что люди решили, что сильные и опасные колдуны закончились. А они просто спрятались.

— А с теми, кто все-таки был виновен, что стало?

— По-разному… Кто-то Пакт отказался подписать — и его убили на месте: суровые времена, суровые решения. Кто-то спрятался и его потом нашли либо человеческие охотники на ведьм, либо надзиратели Пакта. И все равно убили, разумеется. Одним словом, сейчас ни одного сильного колдуна, не подписавшего Пакт, не существует. А за теми, кто подписал, внимательно следят.

— Может, оно и к лучшему…

— А может, и нет. Но для таких философских разговоров сейчас точно не время.

— Я подпишу. Пакт, — серьезно пообещал Горан. — Уж как-нибудь не проболтаюсь, хоть и сболтнул про нож. Вы же про это печетесь?

— Не только. Даже когда я тебе все подробности про себя расскажу и то, что тебе обязательно нужно понимать, у тебя знаний станет намного больше, чем у обычного колдуна. Серьезных и опасных. Больше знаний — больше ответственности. Ну да это тебе объяснять не нужно, мы еще на ноже все выяснили…

— Да уж справлюсь, взрослый же человек. Чего вы так переживаете?

— Свойство характера у меня такое, переживать, — проворчал Кайлен. — Ты не знаешь пока толком, с чем тебе дело иметь придется. А я — знаю очень хорошо.

— И поэтому Василю и Санду чуть руки не оторвали, — усмехнувшись, вывел Горан, — чтоб не совали их в то самое запретное знание. Я понимаю, правда.

— Вот же нашел инат на инат у двух липовцев, — проворчал Кайлен.

Кузнец тихо засмеялся. Совершенно не переводимое ни на один другой язык липовское словечко «инат» означало невообразимую твердолобость, заставляющую идти на принцип. И упираться на этом пути до последнего, хуже барана. Так что выяснять, есть ли у Кайлена повод для беспокойства или Горан замечательно справится, они тут могли продолжать не то что до ночи, а до самой двенадцатой ночи, пока Святки не кончатся.

— Вы первый уступите, — улыбаясь, сказал Горан. — Вы намного меньше, чем я, липовец.

— Как ты догадался-то? — наконец решил спросить Кайлен, когда самое важное уже было проговорено.

— Я, уж извините, в окно случайно выглянул и увидал, как вы амулет закапываете… А потом остальное сложил один к одному: как вы от небесного железа подальше держались, как в кузницу зашли только с моего разрешения да насколько хорошо вилу понимаете… будто она вам родня.

— Не родня, — возразил Кайлен. — Совсем другое существо. Родня мне, кроме жителей холмов, только люди. Я все же на три четверти человек. А матушка моя — наполовину.

— Мария тоже не знает, — сообразил Горан. — Потому что про нее вы еще пуще, чем про меня, переживаете.

— Даже Ионел не знает, хоть и помогает мне постоянно в делах, — подтвердил Кайлен. — Люди сами должны к этому приходить, когда захотели о колдовстве больше узнать. А не из-за того, что со мной связались, а я такой уродился, что просто знать обо мне больше — уже под Пакт попасть.

— Сдается мне, вы здесь вовсе не с той стороны думаете…

— А с какой, по-твоему, надо?

— С такой, что Мария вас любит. И брат ее — тоже. А в том, чтоб не знать про того, кто тебе дорог, настолько важного — ничего хорошего нет. И всегда дурно заканчивается.

— Ты ей расскажешь, — заключил Кайлен. — Еще до свадьбы.

— Но не раньше вас. Не решитесь рассказать — силком перед свадьбой к Марии притащу сознаваться. Но лучше бы вы сами, конечно…

Кайлен немного помолчал, уставившись на снег. Ковырнул его носком сапога, размышляя, а потом решил:

— Из леса вернемся — расскажу. Потому что ты прав. И вчера был прав, когда меня к Марии спроваживал. Это дурная гордость, даже самонадеянность — считать, что я-то с любыми трудностями и сложностями справлюсь, а вокруг все такие хрупкие и беречь их надо… И разбираться со всем нужно самостоятельно, молча стиснув зубы и никому ничего не рассказывая.

— Дело говорите, — одобрил кузнец.

— Спасибо, — Кайлен задумчиво посмотрел вдаль, где маячили на краю деревни макушки деревьев у входа в лес. — Ты, Горан, очень хорошо запомни, что я это понял — все, что тебе сейчас сказал про самонадеянность. И что бы там в лесу ни происходило, сразу вспоминай, что я понял.

— Вы чего задумали? — тут же испугался Горан.

— Вилу я успокоить задумал, и ты это прекрасно знаешь, — буркнул Кайлен. — Но я же не зря сказал, что крылья ей буду сам возвращать. Потому что есть вещи, которые из всех вас действительно могу только я, и вы там ничего сделать не сможете — даже так, как на Плугошоруле. Поэтому держи, пожалуйста, в уме, что я не собираюсь сам-один лезть туда, где могу о помощи попросить. Если не попросил, значит, помочь сейчас нечем и всем нужно в сторонке постоять: и тебе, и Марии, и остальным. И следи, чтобы все стояли, как положено. Иначе это будет уже ваша самонадеянность, которая дурно закончится. Может, даже хуже, чем у Санду.

— Приблизительно здесь, — сообщил Шандор, остановившись среди деревьев, совершенно ничем не отличимых от других деревьев, мимо которых они прошли. — Но следа я не вижу, потому и приблизительно.

— Значит, мы сейчас разделимся и пойдем его искать, — постановил Кайлен. — Вы втроем идете туда, а мы с капитаном — вон туда. Ищете след того, как волокли Космина, или самого Космина, или вилу. Не забывайте смотреть наверх: она вполне могла его на дерево затащить. Но сами его не трогайте ни в коем случае, зовите меня.

Великолепной идеей о том, как подавать сигналы в лесу, осенился Фаркаш: немного поспрашивав у деревенских, они обзавелись горстью манков на вальдшнепа. Поскольку посреди зимнего леса в Сарматских горах никаких вальдшнепов быть не могло, звук для подачи сигнала подходил идеально. А слышно манок было довольно далеко.

Так что сейчас Горан проверил свой манок, висящий на шее на шнурке, вместе с амулетом, кивнул и, взяв Марию за руку, направился вместе с ней и с Ионелом в указанном Кайленом направлении. А они с Шандором пошли в другую сторону. И как только перестали видеть остальных за деревьями, Кайлен сказал:

— Ну все, можешь перекидываться. И будем с тобой тоже в разные стороны расходиться. Я налево пойду.

Ни слова вранья, как обычно: Кайлен просто не сказал, что уже прекрасно чует вилу. И точно знает, что ему именно налево. Конечно, скорее всего, Горан вспомнит их разговор и послушает Кайлена, а Шандор, скорее всего, и так прекрасно сообразит, что происходит. Но лучше, чтобы они были подальше. Чтобы наверняка. Потому что если нарушить ритуал, плохо будет всем, а хорошо — никому.

Кайлен, не сходя с места, дождался, пока Шандор стремительной серой тенью тоже скроется вдалеке, а потом развернулся и пошел налево. Он уже успел приметить там просвет между деревьями и надеялся, что место окажется подходящим.

— Сойдет, — решил Кайлен вслух, оглядев небольшую узкую поляну, вытянутую, как веретено. Он вышел на нее с одного конца и пошел на середину, на самую широкую и открытую точку. Медитативно, медленно, четко соблюдая ритм шагов, хрустящих по снегу, чтобы не сбиваться с той максимальной остроты кэтаби, которую он сейчас ощущал.

Вила приближалась, с другой стороны веретена, он чувствовал ее все сильнее. И вышла на поляну в тот момент, когда Кайлен положил крылья на снег и развернул ткань. Она двинулась вперед, а он сделал несколько шагов назад, синхронно с ней. Как в танце. Длинные пряди развевающихся светлых волос и впрямь, как и говорил Шандор, было трудно отличить от такого же светлого «одеяния». Потому что они не отличались: как у большинства духов, воплощенное тело вилы постоянно менялось, двигалось, перетекало из одной формы в другую. Пряди волос становились трепещущими позади вилы частями платья, а платье превращалось в колышущуюся за ее спиной волну волос.

Неизменным оставалось лицо: вытянутое, такое же белое, как укрывающий поляну снег, с двумя большими черными, как колодцы, провалами глаз. Из-под нижней губы, приподнимая верхнюю в странном подобии мрачной улыбки, торчали два кабаньих клыка. На левом бурело пятно засохшей крови, и еще одно — под ним, на подбородке.

Еще не менялись руки, длинные, похожие на узловатые древесные ветки, с подвижными когтистыми пальцами. Еще больше напоминали ветки были и растущие от ушей раскидистые длинные рога. В руках она держала Космина, так легко, будто тот был не тяжелее крыльев, которые притащил Кайлен. С собой принесла, и уж вряд ли для того, чтобы вернуть, скорее для того, чтобы остальные его у нее не отобрали, пока она за крыльями бегает.

— А-а-ах-х! — пронеслось над поляной вместе с порывом ветра. Вила не открывала рта, этот звук просто шел от нее, как из трубы граммофона, волнами распространяясь вокруг.

Она отшвырнула Космина в сторону, в мягко скрипнувший снег, и стремительно кинулась к крыльям — так быстро, что Кайлен едва успел отследить обычными глазами ее движение. Зато через кэтаби он сейчас ощущал ее хорошо, четко и ясно. Вила дернула ткань из-под крыльев отшвырнула в сторону, с какой-то трепетной нежностью провела по ним своими невообразимо длинными ветвистыми пальцами, а потом нырнула в снег. Как мышкующая лиса или падающая на добычу сова, взметнув искристую снежную пыль во все стороны.

Оседающий обратно на землю снег обсыпал серебристые крылья, медленно разворачивающиеся в стороны, распрямляющиеся тисовые ветки-перья. За ними поднималась из снега и вила, вставала в полный рост. Вытянувшись, как струна, расставив руки и крылья, она запрокинула голову к небу и пронзительно по-ястребиному завопила.

— А-А-А-АХ-Х-Х! — еще громче разнеслось по поляне, еще сильнее свистнул ветер у Кайлена в ушах.

«Сейчас сюда все сбегутся», — осознал он. Не услышать эти звуки было невозможно, принять их за голос животного — тоже.

— Mora duit, — поспешил Кайлен поздороваться и начать разговор, сразу на высоком наречии. Их нынешние беседы — не для посторонних ушей, даже Шандору лучше было не понимать ни слова, а как скоро он принесется на поляну, Кайлен не знал.

Вила упала на руки и вытянула шею вперед, ему навстречу, сделавшись похожей на странного крылатого оленя.

— F-f-fuil na túath-th-thaig, — с шипящим присвистом протянула она.

Королевская кровь… А Шандор еще думал, что ей до этого дела нет. Как бы не так! Никто не станет неосторожно обращаться с королевской кровью народа холмов, когда творит большой и важный ритуал. Даже если очень сильно зол, даже если наполовину спятил, как эта несчастная. Соображала она сейчас плохо: проклятый пень с его некротической активностью был куда хуже любого воспаления… И сжечь его не помогло бы, как не помогает сжигать тело человека, которое уже восстало из могилы. Стало бы только хуже. Потом — можно будет, если у Кайлена получится то, что он задумал.

Он бы очень хотел сейчас подумать «когда», а не «если», но… Было слишком много всяких «но». И лучше их в такую минуту учитывать, а не успокаивать себя тем, что все как-нибудь образуется. Исходные были просты невероятно. Во-первых, вила хотела возместить нанесенный ей ущерб и в нынешнем своем состоянии принимала один-единственный способ возмещения — кровью. Но даже сейчас она вполне понимала, к чему приведет пролитая без причины королевская кровь. Другое дело — отданная добровольно, принесенная в жертву в канун зимнего Солнцестояния.

— Королевской крови вполне достаточно вместо всех этих крестьян и лесорубов, — сказал Кайлен и шагнул к ней. Он был бы рад какому-нибудь другому варианту, в котором не пришлось бы никого вводить в заблуждение и не пришлось бы идти на такие крайности. Но увы, из двоих, находящихся на поляне, другие варианты сейчас был способен видеть и воспринимать только Кайлен. Договариваться с вилой как-то иначе было примерно так же бесполезно, как с человеком в остром бреду.

— Отдаш-ш-ш-шс-с? — с присвистом спросила она и тоже двинулась ему навстречу, перебирая руками-ветками по снегу и трепеща крыльями. В ее голосе звучало сомнение. Зачем потомку правителей холмов просить себя в жертву в обмен на крестьян и лесорубов, чуть не погубивших лес, она сейчас тоже не понимала. Впрочем, это и в здравом уме далеко не все поняли бы.

Кайлен собирался ответить, и ровно в этот момент на поляну сбоку, ровно между ним и вилой, вылетел из-за деревьев Шандор.

— Стой! — крикнул ему Кайлен, подняв руку вверх. Здоровенный волк моментально замер у кромки деревьев как вкопанный. — Стой там. Ближе не подходи. Лучше даже не двигайся. Дышать тоже старайся пореже, — громко отдал указания Кайлен и тут же обратился к виле на высоком наречии: — Он не подойдет и не будет вмешиваться. Только мы с тобой, только наш с тобой договор.

Она медленно повернула лицо в сторону Шандора, застывшего на краю поляны. «А-а-ах-х!» — пронеслось над землей в его сторону. Потом вила снова посмотрела на Кайлена и неторопливо кивнула. Он облегченно выдохнул, но в голове тут же ослепительной вспышкой пролетела мысль: «Так не пойдет!»

Со всей этой неуверенностью в успехе затеи, в собственных силах, со всеми этими опасениями, что все пойдет не так — рожа у него отвратительно мрачная и серьезная. А ему сейчас нужен весь его эбед, в полную силу. С такой кислой физиономией окончательно подтверждать договор никак нельзя, тогда точно ничего не получится.

— Мне нравится твое уважительное отношение к Церкви Создателя, — очень бодро сообщил Кайлен. Вила недоуменно наклонила голову набок, как собака, которая не понимает команды хозяина. — Ну гляди! Лесорубов осталось еще десяток, — он показал ей растопыренные пальцы на двух руках, а потом оставил одну, правую. — И пятеро в деревне тех, кто тебя по лесу ловил. Итого пятнадцать. Если считать двенадцать ночей сразу от Солнцестояния, туда пятнадцать жертв никак не вместятся. А вот если добавить дни до Рождества, а уже к ним Йольтайд, получится в самый раз!

Вила замотала головой, будто ей что-то в ухо попало, а потом запрокинула ее назад и утробно заревела, как олень.

— Что, хочешь сказать, ты просто не умеешь считать до двенадцати? — еще бодрее спросил Кайлен. Так было намного лучше, он с каждой секундой все сильнее ощущал, как разворачивается внутри сила, до этой минуты приглушенная переживаниями.

— Отдай! — рявкнула вила. — Обещал! Отдай!

— Я просто хочу увериться, что со мной ты все посчитала верно, — ответил Кайлен, примирительно подняв руки вверх. Он уже перестал задумываться о том, что говорит и делает, его несло потоком эбед, разворачивающимся внутри, как тугая спираль. — А то вдруг меня будет недостаточно? Я все же на три четверти человек. Это одна четверть королевской крови и три четверти — такой же, как у крестьян. Хватит ли одной четверти? Или еще сверху лесорубами добивать придется? А если придется, то достанет ли тебе одного Космина, который вон там валяется, или нужно будет еще парочку утащить?

Вила припала на руки, утопив их в снегу по самые локти, и приглушенно зарычала. «Пора!» — подумал Кайлен, ощущая, как спираль силы внутри одновременно взмывает вверх, к небу, и ввинчивается в землю, туда, где во тьме ждут своего часа будущие ростки.

— Ну, раз ты все точно почитала, — решительно сказал он, сделав еще несколько шагов вперед и оказавшись прямо у вилы перед носом. — То я согласен.