Южная Аравия без султанов

XАДРАМАУТ — ЖИЗНЬ ИЛИ СМЕРТЬ?

На пыльной площади перед гостиницей стоят два «лендровера», по сторонам радиаторов подвешены бурдюки с водой — это своеобразный способ сохранить в пустыне свежую холодную воду. Наполненный водой бурдюк из козьей шкуры всегда имеет влажную поверхность, на ветру и при движении машины влага интенсивно испаряется, охлаждая тем самым содержимое, хотя сам бурдюк находится на солнце.

Мы садимся в переднюю машину, в заднюю складывают вещи и провизию, там же размещаются наши сопровождающие, и мы отправляемся в путь, в глубь таинственного Хадрамаута.

Узким, извилистым путем мы медленно углубляемся в горы. Здесь нет дорог, в лучшем случае тропы, по которым караваны верблюдов проходят вдоль вади.

Вади — это сухие русла и в то же время глубокие ущелья, врезающиеся на сотни метров в скалистые плоскогорья. Дно их покрыто галькой разной величины и валунами, обкатанными могучими горными потоками, когда-то мчавшимися с гор к морю. Сейчас воды нет. Лишь раз в несколько лет, когда высоко в горах выпадают дожди, вади на 10–12 дней заполняются водой. По ним и проходит единственный путь внутри страны, по которому могут двигаться верблюды да машины-вездеходы типа «лендровера».

Машина идет зигзагами, объезжая крупные обломки скал. Вокруг на десятки миль простирается выжженная солнцем каменистая почва, застывшие потоки черной лавы, плиты красного песчаника, волнистые россыпи желтого песка. Лишь кое-где виднеются пыльные акации. По обеим сторонам от нас уходят вдаль изрезанные ущельями склоны горных цепей. На длинных гребнях стоят древние сторожевые башни, сложенные из каменных глыб. Они построены на самых высоких точках хребта на расстоянии зрительной связи друг от друга. С этих башен дозорные оповещали горожан о приближении неприятеля или о каких-либо других опасностях, угрожавших городу.

Многие башни наполовину разрушились. Утихла вражда племен, да и города настолько окрепли, что никакое племя не посмеет посягнуть на них, к тому Же и средства связи за последние годы значительно усовершенствовались. И теперь эти башни стоят как вехи, за много десятков километров указывая направление к городу.

Дорога постепенно втягивается в гигантское ущелье. Черные базальтовые стены почти отвесно поднимаются к небу. Узенькая полоска дороги, бывшая некогда караванной тропой, вьется по склонам ущелья, с одной стороны ее ограничивает глубокая пропасть, с другой — крутая скала. Двум автомобилям на этом пути не разъехаться, поэтому шоферы перед каждым поворотом громко гудят, предупреждая встречную машину, чтобы она могла заблаговременно спрятаться в ближайшей выемке, сделанной в скале специально для этой цели.

За одним из поворотов перед нами открывается удивительная картина. Узкая тропа переходит в каменистую площадку, ручеек дает жизнь небольшой роще кокосовых пальм и банановых деревьев. В их тени приютились две сложенные из нетесаных камней хижины. Вид этого оазиса с его ярко-зеленой растительностью, светлым пятном выделяющейся на фоне угрюмых, бурых скал, радует глаз.

На крыльце хижины сидел голый, в одной лишь набедренной повязке старый йеменец. Возле него лежала связка свежесорванных кокосовых орехов. Он обдирал с них зеленый волокнистый покров, затем ловко, одним ударом тяжелого ножа, отрубал у ореха верхушку и выливал в большую пластмассовую кружку мутноватую, похожую на сыворотку жидкость — так называемое кокосовое молоко. Мы с удовольствием выпили по целой кружке прохладного, сладковатого молока, затем выпили еще прямо из ореха и закусили посудой: старик очистил орех от скорлупы и вынул ядро, оно было величиной с большое яблоко, но только пустое внутри.

Утолив жажду и немного остыв в уютной прохладе оазиса, мы умылись холодной водой из ручейка и уселись за стол. Мальчик-слуга, все это время с разинутым ртом следивший за каждым нашим движением, принес в маленьких толстых стаканах горячий чай, который хорошо утоляет жажду и возвращает бодрость. Чай здесь пьют в различных видах: либо просто крепкий, душистый, либо наполовину разведенный молоком крепчайший настой, то, что у нас называют заваркой, либо чай с мятой или какими-либо другими ароматными приправами. Йеменцы в равной степени любят как чай, так и кофе.

В дорогу старик снабдил нас своеобразными фляжками. Очистив орехи, он вырезал сверху круглые пробки, которыми можно было плотно закрыть сосуды, созданные природой.

Раскалившиеся на солнце машины, натуженно урча, карабкались все выше и выше по склону ущелья, увозя нас от гостеприимного оазиса. Вдруг на одном из крутых подъемов мы услышали глухой удар и скрежет металла. Шофер тут же нажал на тормоз и заглушил мотор, в мгновение все выскочили на дорогу — машина медленно сползала к краю пропасти. Подложив камни под колеса, шофер стал исследовать повреждение. Оказалось, что на повороте автомобиль наткнулся картером на выступавший острый камень, и теперь масло ручейком вытекало на землю. Продолжать путь на этой машине было уже невозможно, поэтому решили отогнать ее к первой широкой площадке и оставить там, а затем из ближайшего селения прислать механика. Мы перебрались во вторую машину и, усевшись на каких-то узлах и чемоданах, опять затряслись по каменистой тропе.

Наконец мы выбрались на вершину перевала и двинулись на север по усыпанному мелкими камнями гребню горного хребта. Здесь уже дышалось значительно легче, свежий ветер обдувал разгоряченные лица, да и жара особенно не ощущалась сказывалась большая высота.

Мы пробирались через вади и горные цепи, то с одной, то с другой стороны открывались глубокие пропасти. Иногда мы двигались по толстому слою вулканической пыли, такой мелкой и тяжелой, что она разлеталась из-под колес брызгами, словно вода.

Местность постепенно понижается. Где-то впереди находится долина Хадрамаута. Все чаще попадается растительность: жесткая трава, мелкий кустарник, низкие, шатром пригнувшиеся к земле акации. Черные зубчатые хребты гор отступили назад, лишь одна серая гряда, выдвинувшись откуда-то справа, уходит в направлении нашего движения.

Решаем сделать привал. Шофер разворачивает машину и, проскакав по круглым камням, устилающим русло когда-то мчавшегося здесь потока, останавливается в тени одинокого раскидистого дерева, усыпанного желтыми цветочками и какими-то мелкими плодами. Холмы покрыты богатой растительностью, всевозможными кустами с яркими, но не пахучими цветами. Можно с уверенностью сказать, что где-то поблизости источник воды.

Невдалеке, на возвышенности, видна небольшая горная деревушка. Несколько высоких, сужающихся кверху, похожих на средневековые башни, сложенных из тесаных камней домов местных феодалов, а вокруг прилепившиеся, к ним одно- или двухэтажные, сделанные из необожженного кирпича домики феллахов. Окна домов — очень узкие, похожие на бойницы — когда-то действительно служили для обороны.

Из-за ближайшего, поросшего жестким кустарником холма появилось стадо коз и овец. Девочка-бедуинка лет двенадцати, закутанная в черное покрывало, подгоняла палкой отстающих животных. Увидев нас, она остановилась и издали с любопытством искоса поглядывала в нашу сторону. Лицо ее было открыто. Однако, когда один из нас сделал попытку сфотографировать ее, она сердито замахала на него руками, прикрыла лицо краем платка и поспешила уйти подальше.

И вновь наша машина, урча и подпрыгивая на камнях и рытвинах, несет нас по долине. Мы едем теперь вдоль узкой полосы яркой зелени, по берегу протекающей в долине речушки. Это и есть основной оазис — Хадрамаут, расположенный среди суровой каменистой пустыни.

Словно высеченные искусным скульптором опоры, поддерживающие своды гигантского храма, вздымаются ввысь от подножия ряды огромных колонн. Они будто подпирают каменную стену, почти отвесно поднимающуюся к голубому небу и заканчивающуюся плоской вершиной. Это знаменитые столовые горы Хадрамаута.

Земля покрыта мельчайшей пылью, которая длинным, почти в километр, хвостом тянется за нашей машиной. Но почва здесь плодородная, вода, тепло и труд человека превращают эту местность в богатый сельскохозяйственный район. Поэтому довольно странно звучит название вади — «Хадрамаут», что по-арабски означает «пришла смерть».

— Почему эта цветущая земля носит такое мрачное название? — спросили мы нашего друга Мухаммеда Юсефа.

— О происхождении названия существует много легенд, — ответил он. — В одной из них говорится, что когда первые арабы пришли на эту землю, их внезапно застигла страшная песчаная буря, пронеслись гигантские смерчи. Не видавшие прежде такого разгула стихии арабы попадали на землю, призывая на помощь аллаха и крича: «Пришла смерть!». Так за страной сохранилось это название, которое мало соответствует действительности.