БИБЛЕЙСКИЙ КОЛОДЕЦ

Другие поселки были меньше и беднее Хурумейра. Около одного на песке под солнцем сохли тысячи недавно выловленных мелких сардин, которыми на побережье кормят верблюдов. Пока ихтиолог группы Володя Демидов мерил их, одну за другой бросая на свой лоток, мы стояли без дела, гадая: сколько ему понадобится времени, чтобы измерить всех рыбок? Мужчины поселка тоже собрались вокруг. Здесь вооруженных было больше, чем в Хурумейре. Старые тяжелые винтовки, затворы, прикрытые куском шерстяного носка, до блеска начищенные стволы, темные иссеченные приклады. Босоногие охотники, воины, рыбаки, закинув руки на винтовки, лежавшие на плечах, задумчиво следили за действиями ихтиолога.

Когда солнце заметно осело, превратившись в спелый помидор, мы подъехали к большому, сложенному из камней колодцу. Без колодцев по Аравии невозможно было бы ни пройти, ни проехать. Они ничуть не изменились с той поры, когда в тех же пустынях, правда много севернее, у одинокого колодца Иаков повстречал Рахиль. «И увидел: вот на поле колодезь, и там три стада мелкого скота, лежавшие около него; потому что из того колодезя поили стада. Над устьем колодезя был большой камень».

Наш колодец закрывался двумя досками, которые когда-то выбросил океан, в остальном картина была почти та же. Рахиль, маленькая, невзрачная, в длинной черной юбке и красной кофте, забрасывала в колодец кусок автомобильного баллона, разрезанный вдоль и склеенный по краям, наполняла щетинистые бурдюки, поила тихих ослов и бестолково суетившихся овец. На нас она взглянула недоброжелательно, нисколько не надеясь найти среди пятнисто обгоревших советских специалистов своего Иакова, но резиновую бадейку дала. Не обращая на нас внимания, навьючила ослов и нетерпеливо стала ждать, пока водители зальют в радиаторы воду. Собрав свое имущество, она потянула ослов прочь от колодца, овцы покорно засеменили вслед.

В бачке холодная аденская вода уже кончилась, пришлось пить колодезную. Мы впервые пили такую невкусную, жирную, солоноватую воду. Когда все, морщась, выпили по кружке, ихтиолог сказал озабоченно:

— В ней, должно быть, богатая флора.

В сумерках мы подъехали к крепости[10]. На ее стенах, на расставленных на земле скамейках, на минарете маленькой белой мечети уже светились карбидные и керосиновые лампы. Вокруг небольшого форта были устроены гнезда для стрелков; на мешках с песком сидели солдаты, пили вечерний чай. Откричал муэдзин, уложили спать детей, затихла скотина, и звуков над пустыней осталось совсем немного — лишь постоянный далекий шум прибоя и на его фоне редкие голоса. Жара, которой, казалось, конца не будет, заметно спала. Очень хотелось скорее смыть липкую грязь, из-за которой неприятно было касаться лица, шеи, ног. Мы долго шли к берегу, и уже стало темно, луна четко определилась, проложив по воде свою трассу. Брезгливо стащили липнувшие к спинам рубашки, надели купальные трусы, а кое-кто вошел в воду, когда Демидов вспомнил об акулах. Он попросил далеко не заплывать, на что мы охотно согласились, и тут же добавил, что, впрочем, и у берега от акул не спастись: по статистике больше всего случаев нападения акул «а людей приходится на глубину 70 сантиметров- один метр. Мы притихли. Тогда он поспешил нас ободрить:

— Акулу не надо колоть или резко бить, — сказал он, — ее нельзя раздражать. Нужно, тихо поглаживая по боку, отталкивать ее от себя, и она уйдет.

Все же у нас остались сомнения.

— А как быть, если она неожиданно отхватит руку или йогу? — спросил кто-то из воды.

— Но ведь у вас в запасе еще три конечности. Будете гладить уцелевшей рукой пли ногой, — уверенно ответил Володя.

Борясь с приливной волной, напичканной песком, думая об акулах, которые где-то мечтали о нас, мы кое-как смыли пыль и взамен покрылись морской солью.

От крепости по пустыне, сделавшейся в лунном свете белесой, к нам шел человек; в пятидесяти шагах стало различимо дуло винтовки, торчавшее из-за его плеча. За ним пришел наш сопровождающий, совсем юный работник департамента рыболовства. Остановившись на берегу и оглядевшись, солдат обратился к нам с речью, то и дело показывая рукой на горы, за которыми начиналась северойеменская территория, и часто повторяя слово «пу-пу». Потом он взял одного из нас за руку, повел от воды, не переставая говорить все то же «пу-пу». Юноша из департамента объяснил смысл сцены: солдат отвечает за нас и, от греха подальше, хочет увести в крепость, чтобы нас не подстрелили люди из-за гор, с которыми в то время отношения ухудшились.

Ужин был готов. В темноте повар сварил на костре яйца, сделал кофе и чай. Мелкими шажками, закусив нижнюю губу, он бегал вниз и вверх по лестнице, приносил еду и уносил грязные тарелки. Кто-то светил в чашки фонарем, а он разливал чай.

Мы спали на походных кроватях на крыше сторожевой крепости; на каменном мостике слабо горела керосиновая лампа; в углу у стены стоял автоматчик и смотрел в темноту, откуда незаметно мог подкрасться противник; луна сначала пробивалась в бойницы, потом поднялась повыше и долго освещала спящих. К утру пришлось завернуться в одеяла.

На рассвете маленький кораблик, пришедший за нами ночью, отправился на остров Перим. Он взбирался на волну, скатывался вниз и снова взбирался. Через одинаковые промежутки времени взлетали ровно отмеренные порции выхлопного дыма и брызг. На крыше рубки сидеть было удобно и интересно — видны были в деталях отполированные волны и летающие рыбы, часто, почти истерично махавшие плавниками-крыльями.

Загрузка...