Южная Аравия без султанов

ЭКСПЕДИЦИЯ НА ПЕРИМ

Отъезд в пустыню был назначен на восемь утра. К этому времени группа отъезжавших собралась в вестибюле аденской гостиницы «Амбасадор». Вид был уже дорожный: широкополые простые шляпы, грубые брюки, раздувшиеся портфели. Мы дожидались машин — выглядывали на улицу и снова садились под вентилятор, который поворачивался в обе стороны, никого не забывая. Аниса, миловидная девушка-портье, с интересом наблюдала за нами из-за своего прилавка, поглядывая то на одного, то на другого, как будто участвуя в разговоре, и не переставала жевать мятную резинку.

Оба «лендровера» — вездеходы вроде нашего «козла» — подъехали минут через пятнадцать. В кузовах лежали походные кровати, одеяла, провизия на несколько дней и даже бачок-термос с холодной водой, оказавшийся впоследствии самым популярным предметом экипировки. Среди приехавших был повар, маленький человек с лукавым лицом, в синих, севших после стирки штанах, с маленькими руками и ногами. Несколько лет назад его отправили вместе с командой принимать судно в Англии, на обратном пути он обошел всю Европу, побывал во Франции, Испании, Португалии, Италии, всюду, не зная никакого языка кроме родного, покупал продукты и один, без сменщика, целыми днями готовил еду. Это путешествие осталось лучшим впечатлением его жизни, и он не раз за четыре дня пути пытался нам рассказать о себе, оперируя несколькими английскими словами. В дороге он молча сидел среди коробок с консервами, держась за что-то одной рукой, а другой усмиряя купленную в селении курицу, и вдруг начинал петь. На стоянках повар сразу же исчезал, потом мы его видели торопливо несущим большую кастрюлю супа. Вскоре он стал самым популярным членом экипажа.

Час езды по шоссе был приятным и неутомительным. Воздух, еще прохладный, туго бил в лицо, часто меняя запах. На дамбе возле Хормаксара он принес запах водорослей и акульего жира, которым пропитывают на местной верфи рыбацкие суда-сомбуки, в Шейх-Османе запахло пылью и базаром, в Малом Адене — газом. Мы проехали мимо огромных серебристых баков нефтеочистительного завода с зелеными буквами «ВР» («Бритиш Петролеум») на стенках, мимо бледного при солнце факела, который хорошо и далеко виден ночью, мимо старого солдатского кладбища и большого белого креста на груде камней, миновали гору, на которую два года назад некий уезжавший из Адена англичанин затащил вертолетом свой автомобиль и затем продавал его за шиллинг, и очутились на берегу океана. Шоссе кончилось, предстояло ехать по пустыне[9].

Первые километры машины довольно бойко шли по утрамбованной волнами полосе отлива. Под боком умиротворенно шелестел, сверкая вдали бликами, океан, зеленые крабы со всех ног неслись к воде, бросая на суше дома и имущество. Скоро песок стал рыхлым. Водитель нервно включал вторую ведущую пару колес, переключал скорости, но автомобиль всё равно буксовал и не мог двинуться с места. В конце концов мотор упрямо заглох и Абдалла, до того с надеждой давивший на стартер, трагическим голосом что-то воскликнул (должно быть: «Все кончено!») и в отчаянье вполне театрально опустил руки. Мы же, пассажиры, отнеслись к случившемуся спокойно — русские дороги давно научили нас хладнокровию в таких случаях. Все вышли, уперлись руками в кузов, и машина, хоть и медленно, выбралась из глубокого песка.

Вторая машина ушла вперед и остановилась на холме. Ее водитель Салех, увидав издалека наше затруднение, уже бежал на помощь. С разбега он прыгнул и сел на переднее крыло, энергичными жестами, громко крича, стал указывать направление к дороге. Он соскакивал на песок, подталкивал автомобиль, вытирал рукавом пот и снова прыгал на крыло. Убедившись, что дальше Абдалла сможет справиться сам, Салех дал ему напоследок очень решительные указания — громко, резко взмахивая руками, повторил наставления еще раз и, недоверчиво взглянув на него, побежал к своей машине. Абдалла уже успокоился и, высунувшись в окно, с неудовольствием что-то крикнул ему вслед. Тот не обернулся.

За большим рыбацким поселком Имраном дорога отходит от берега километров на пять-шесть. Строго говоря, дороги нет вместо нее несколько параллельных следов от колес. Временами машина идет по пустыне как по асфальту, потом начинаются гофрированные пески, вади сухие русла весенних потоков, бугры, ямы. Водителю приходится быстрыми короткими движениям t крутить руль, мельком взглядывать по сторонам и часто притормаживать, чтобы не слишком мучить автомобиль и пассажиров.

Солнце поднялось высоко, ветер раскалился, стенки и дверцы машины тоже.

Справа сквозь марево темнели горы, из-под песка пробивалась клочками зеленая жизнь, привыкшая только к тяготам. Кочки, поросшие бурой травой, походили на горбы засыпанных песком верблюдов, — будто огромное стадо улеглось однажды на ночлег, а утром после бури остались видны только горбы. Так и в самом деле здесь бывает.

Между руслами ручьев росли насквозь пропыленные кусты и небольшие подагрические деревья, терпеливо дожидавшиеся новой весны и новых потоков. Около кустов стояли живые верблюды и неторопливо, самоуглубленно, растягивая удовольствие, обрывали один за другим серые листья.

Завидев верблюдов, водитель загудел, но только один обратил на сигнал внимание. С деланным испугом он скакнул раза три, высоко подбрасывая задние ноги, и, считая, что этого с нас вполне достаточно, снова взялся за куст, бесстрастный и недоступный, даже не взглянув в нашу сторону.

За четыре часа пути лишь две машины попались нам навстречу. Одна, такой же, как и наш, «Лендровер», без верха, с красными и желтыми цветами на синих боках, была полна стоявших в ней людей. Они держались за стойки, на которые натягивается брезентовый верх, их немилосердно трясло и качало, но, поравнявшись с нами, они развеселились, стали кричать и махать руками, показывая, что, в общем, им эта дорога нипочем, хотя пришлось простоять уже не меньше часа, а, может, и больше.