Солнце уже склонялось к горизонту, окрашивая в розовые цвета плоские вершины столовых гор, когда мы добрались до Сейуна.
Первое, что мы увидели, — это лабиринт высоких глиняных стен, окружавших красивые белые дома, зелень пальм и других деревьев во внутренних двориках.
Дома в Сейуне не такие высокие, как в некоторых других городах Южного Йемена, но зато более опрятные; часто встречаются здания, отделанные искусными украшениями. В отличие от прибрежной зоны и других горных районов дома здесь построены из глины, вернее, сложены из крупных глиняных кирпичей, и имеют два, три, редко четыре этажа, с традиционными плоскими крышами, огражденными парапетом. Верхние этажи, а иногда и весь дом целиком снаружи покрывают гипсом. Белые здания, разбросанные среди сочной зелени оазиса, придают Сейуну сходство с нарядным курортным городом.
Самое красивое здание города — построенный полтора столетия назад огромный дворец султанов Катири, гордо вздымающий к небесам свои купола и башни, сияющий на солнце ослепительной белизной. К дворцу примыкает большой сад с пальмами, обнесенный высокой каменной стеной, украшенной гипсовыми колоннами.
Над роскошным подъездом дворца, опоясанным с двух сторон широкой пологой лестницей, развевается национальный флаг Народной Демократической Республики Йемен. Султан успел вовремя сбежать, теперь в нескольких комнатах первого этажа разместился полицейский участок.
Мы ходим по безлюдным, просторным помещениям дворца с его многочисленными переходами, лестницами, с отполированными за много лет до мраморного блеска ступенями, где сейчас все покрывает толстый слой пыли. Здесь, в этом здании, насчитывающем почти тысячу комнат, жил всемогущий властелин, владевший сотнями рабов, десятками наложниц в гареме.
Странно было сознавать, что всего два года назад здесь можно было продать или купить человека, что жизнь людей зависела от каприза своенравного деспота. Первым же декретом нового правительства республики рабство было отменено.
Сейун не похож на другие восточные города с их шумными торговыми улицами, лавчонками, заполняющими первые этажи домов, многочисленными кофейнями, многоэтажными, прилепленными друг к другу домами, где жизнь их обитателей вся на виду. В Сейуне каждый укрылся в своем доме, да еще отгородился стенами. Тут можно идти по улице не одну сотню метров, не видя ничего, кроме высоких стен да узких деревянных калиток в них. Есть в городе, конечно, и базар, и магазины, но их мало, и они не занимают здесь такого доминирующего положения, как в других местах.
В отличие от оживленных административных или торговых центров, населенных чиновниками, торговцами и прочими занятыми активной деятельностью людьми, дома и поместья в Сейуне приобретают крупные коммерсанты-оптовики из тех, кто имеет дела в других странах — в Саудовской Аравии, Кувейте, Катаре, княжествах Персидского залива — и проводит там значительную часть года. В свой уютный Сейун они приезжают отдыхать от дел.
Имеется в Сейуне и еще одна небольшая особенность. Она относится к области женского туалета. Если в других городах женщины предпочитают синюю или черную одежду, то местные женщины носят платья красного или желтого цвета. У многих в платке, закрывающем лицо, сделано небольшое ромбовидное отверстие, сквозь которое виднеется сверкающий любопытством черный глаз. Некоторые модницы вышивают края этого окошечка разноцветным орнаментом.
По этому поводу у нас возникли различные суждения. Одни считали, что это фантазия местных жительниц, другие высказывали предположение, что обладательницами украшений являются незамужние женщины или невесты. К сожалению, мы так и не успели это выяснить.
В отеле, где мы остановились, кроме нас был еще только один постоялец: высокий флегматичный англичанин — представитель компании «Шелл», один из немногих англичан, оставшихся в Южном Йемене после провозглашения независимости. В Сейун он приехал по делам своей фирмы и большую часть времени проводил на террасе отеля, потягивая фруктовый сок. Одет он был в традиционный костюм англичан, живших в колониях: белые шорты, белые чулки до колен и рубашка. Очевидно, он очень скучал здесь и потому так обрадовался нашему появлению. Утомленные жарой и событиями дня, мы сидели на открытой террасе в саду отеля, обмениваясь впечатлениями о встречах и беседах.
Вечерело… Над черными верхушками пальм, словно серебряная ладья, плыл молодой месяц. И вместе с наступлением темноты постепенно замирала жизнь города, затихали звуки и голоса. Лишь изредка в сгустившейся тишине доносился отдаленный скрип колодезного колеса да редкий собачий лай. Наконец совсем стихло.
К нам подошел наш сопровождающий Мухаммед и сказал, что служащие местного департамента сельского хозяйства приглашают нас на чай. Мы пошли за ним к соседнему зданию. По наружной лестнице поднялись на плоскую крышу, огороженную высоким парапетом. Нас уже ждали. Все было готово к чаепитию: на полу, на большом ковре, стояли подносы с посудой, пыхтел большой блестящий самовар. Настоящий русский самовар.
— Вот так сюрприз, — воскликнули мы, — будем пить чай из самовара!
— Неужели и по-русски самовар называется «самовар»? — удивился Бешир, один из чиновников департамента.
Это слово, как и сам самовар, давно и прочно вошло в обиход арабов, так что они уже и не задумывались о его происхождении и, возможно, даже считали его своим.
Тем временем Бешир занимался приготовлением чая, что оказалось довольно серьезной процедурой. Ошпарив кипятком фарфоровый чайник, он всыпал в него целую пачку цейлонского чая, побрызгал чай водой, а затем, заварив его крутым кипятком, поставил настаиваться на самовар. Во втором чайнике он заварил пачку индийского чая.
Пока чай настаивался, Бешир занялся подготовкой посуды. Разложив в маленькие стаканчики по две ложки сахара, он налил в них немного воды и быстро вылил. Как чай, так и сахар, объяснил он, нужно споласкивать, чтобы удалить посторонний запах и примеси. Только тогда чай будет прозрачным и будет иметь свой аромат и цвет.
Разлив по стаканчикам настоявшийся чай, он предложил нам оценить его. Чай действительно оказался ароматным и вкусным, но очень крепким. Он снимал усталость, вливая в организм новые силы.
По второму стаканчику Бешир налил нам индийского чая. Он тоже был ароматным, но имел другой, характерный для него вкус.
За беседой незаметно протекло время. Завтра рано в путь. Мы распрощались с гостеприимными хозяевами и разбрелись по своим душным, нагревшимся за день номерам. Раскрыв настежь окна и двери, мы улеглись спать. Среди ночи проснулись от холода. Тишина была почти абсолютной, так что слышно было, как падает с дерева сухой лист. Будто призрачные, стояли залитые лунным светом дома, пальмы, кусты цветущих роз. Заколдованное спящее царство. Словно кто-то дунул холодом — и город застыл.
Холод, конечно, был относительным. Вероятно, не меньше 15–18 градусов выше нуля. Но после адского дневного пекла эта температура казалась довольно сильным холодом. Саид был прав, предупреждая нас об этом еще в Мукалле.
На рассвете мы покидали Сейун. С первыми же лучами солнца жара снова сгустилась над пересохшей землей. Улицы были еще безлюдны. Мы проехали мимо султанского дворца, на ступеньках которого, положив на колени автомат, дремал босоногий полицейский, и выбрались за стены города. Впереди расстилалась песчаная, окаймленная горами, желто-зеленая долина Хадрамаута.