За глупость платят дважды

Глава 3

Heute treff ich einen Herrn

Der hat mich zum Fressen gern

Weiche Teile und auch harte

Stehen auf der Speisekarte

(Сегодня я встречу господина,

Который охотно сожрёт меня.

Нежные части а также жёсткие

Предложены в меню.)

Mein Teil — Rammstein

Шпатц потер скулу, которой его весьма чувствительно приложил об стол один из полицаев. Прижавшись к его правому боку, всхлипывала Францеска. Крамм сидел с левой стороны и недовольно разглядывал длинную прореху на штанине. Видимо, за что-то зацепили, когда выволакивали из подвала на улицу.

— Довольно сомнительное приключение, верно, герр Крамм? — Шпатц толкнул анвальта в бок. — Как думаете, что нас теперь ждет? Воспитательный срок в арбейтсхаузе?

— Надеюсь, что дело ограничится назидательной беседой, — Крамм бросил взгляд в сторону захлопнувшейся двери, куда только что вывели одного из их «товарищей по несчастью». Время было уже к утру, но пока никого в камеру не возвращали.

— Мне так стыдно, — Францеска еще раз сдавленно всхлипнула. — Они скажут моим родителям?

— Увы, фройляйн Францеска, не могу вас ничем порадовать, — Крамм пожал плечами. — Скорее всего, вашу фотографию даже в газете опубликуют. Буквально вчера я листал «Аренберги-нахрихтен», там под порицание нарушителей общественного порядка отведен целый разворот. Фотокарточка, на лбу крупными буквами написано слово «ПОЗОР», и в пояснении указано, в чем именно провинился этот конкретный человек.

— Нет! — Францеска снова зарыдала, схватилась обеими руками за подол короткого платья и попыталась натянуть его на колени. Шпатц бросил на Крамма осуждающий взгляд и погладил девушку по волосам.

— Я надеюсь, вы шутите, герр Крамм? — Шпатц попытался отстранить от себя рыдающую фройляйн, но совершенно безуспешно.

— Хотелось бы, но нет, — Крамм хмыкнул. — Я просто не придал этому значения, когда читал. Думал, что нас-то это никак не может коснуться.

Замок на двери лязгнул, дверь открылась.

— Маркфельд, Крутц, Ивергрубер! — отрывисто произнес полицай. — На выход!

С бетонного пола начали подниматься названные — двое молодых мужчин и фройляйн в платье с оторванным рукавом. Вместе с Шпатцем, Краммом и Францеской теперь осталось всего семь человек.

— Могли бы хоть скамейки какие-нибудь поставить, — проворчал Крамм, поднимаясь с пола.

— Сидеть! — раздался из зарешеченного окошечка на двери грозный голос полицая.

— У меня замерз зад! — огрызнулся Крамм. — Можно я постою, герр полицай?

— Не разговаривать! Сидеть! — замок снова лязгнул. Крамм примирительно поднял руки и снова опустился на бетонный пол.

— Я понял, понял! — Крамм вздохнул.

Снова потянулись тягостные минуты. Выпитый алкоголь уже давно выветрился. Было холодно, пустой со вчерашнего утра желудок поднывал от голода. Францеска всхлипывала. Шпатц еще раз осмотрел камеру, но за несколько часов ничего нового в ней не появилось — унылая полуподвальная комната с зарешеченным окном под потолком с одной стороны и тяжелой обитой железом дверью с другой. Голый пол, серые стены, дыра в полу в углу для отправления естественных надобностей.

Замок снова лязгнул.

— Фогельзанг, Крамм, Карги! На выход! — прокаркал полицай. Шпатц облегченно вздохнул и попытался освободить свой локоть от вцепившейся в него Францески, чтобы подняться. Но девушка с новой силой завыла навзрыд, и вцепилась еще крепче.

— Нет! Я его невеста! Я вместе с ним! — заверещала она. Полицай сделал шаг в камеру и грозно посмотрел на Шпатца.

— Вы подтверждаете ее слова? — спросил он. Шпатц опустил взгляд на Францеску. С одной стороны, девушку было жаль, с другой — ее всхлипы и рыдания за эту ночь уже настолько утомили, что он понял, что не готов признать ее своей невестой.

— Нет, герр полицай, — Шпатц отрицательно покачал головой. — Я с ней познакомился несколько часов назад.

— Что ты такое говоришь! — Францеска сжала пальцы на руке Шпатца так, что ему показалось, что сейчас потрескаются кости. — Ты не можешь вот так меня оттолкнуть!

— Простите, фройляйн Францеска, — Шпатц осторожно стал разжимать ее пальцы. Девушка отпрянула, толкнула Шпатца в плечо, потом неожиданно бросилась вперед и попыталась вцепиться ногтями в ее лицо. Шпатц едва успел перехватить ее руки. Но тут вмешался полицай. Он схватил девушку за запястье, заломил ей руку за спину и грубо уложил лицом в пол.

— Ваша очередь еще не пришла, фройляйн! Вам следует сидеть у стены и молчать! Все понятно?

Францеска прокричала что-то неразборчивое сквозь рыдания.

— Фогельзанг, Крамм, Карги! — повторил от двери второй полицай. Шпатц встал и нетвердым шагом направился к двери. От нескольких часов сидения на холодном полу ноги затекли. Перед самой дверью оглянулся на Францеску. Та все еще лежала на полу, придавленная коленом и рукой полицая. Пожал плечами и вышел в унылый коридор, тускло освещенный неяркой лампочкой.

Третьим в их компании оказался тот самый парень, который согласился провести их в подвал. При аресте ему разбили нос, теперь он распух, а на лице все еще остались подсохшие бурые разводы. Всех троих провели по недлинному коридору, в который выходил десяток таких же дверей, как и та, из которой их только что вывели. Упирался коридор в решетку, дверь в которой была открыта, а рядом с ней дежурил другой полицай. За поворотом — короткая лестница и еще один коридор с одинаковыми дверями в обе стороны. У третьей двери слева их ждал еще один полицай.

Помещение, куда их привели, тоже было безрадостным, но кое-какая мебель тут все-таки была. Деревянный письменный стол, за которым восседал внушительных размеров оберфельдфебель, на стене сбоку висел экран с ростовой разметкой. Рядом с зарешеченным окном — высокий стеллаж, сверху донизу набитый картонными папками. Напротив экрана — громоздкая фотокамера.

— Фогельзанг! — выкрикнул тощий человек, топтавшийся рядом с экраном. — Встать сюда. Ноги на желтые метки! Это — держать перед собой!

Шпатц вздохнул, взял табличку и направился к экрану. Поставил ноги на желтые отпечатки ботинок. Посмотрел на табличку. На ней было большими буквами написано слово «ПОЗОР». Хмыкнул.

— Смотреть в камеру! Не шевелиться и не моргать! — скомандовал тощий, уже переместившийся к своему аппарату. Ослепительная вспышка. Жужжание. Щелчок.

— Крамм! — выкрикнул тощий. — Фогельзанг, отдайте табличку и топайте к той стене!

Куда конкретно показывал тощий, Шпатц не видел. От вспышки он ненадолго ослеп.

— Пошевеливайтесь! — прикрикнул тощий. Шпатц послушно пошел вперед, часто моргая. Крамм забрал у него табличку и послушно встал у экрана. Яркая вспышка за спиной. Жужжание. Щелчок.

— Карги!

Шпатц стоял, подперев стену. Ситуация была дурацкая, но не злила. Уже даже про еду и сон не думалось.

— Ну что, отребье, — толстый полицай поднялся со своего места и оказался еще более внушительным, чем сидя. Мало того, что он был выше Шпатца, так еще и в ширину он превосходил более, чем в два раза. — Пьяницы. Шайскопфы. Что смотрите так невинно, заморыши дерьмозадые? Мне противно смотреть на ваши рожи! Сейчас, когда наша страна ведет справедливую войну, вы, вместо того, чтобы бежать, придерживая штаны, в вербовочный центр, трахаете проституток и пьете! Вот ты, шванцлутчер! Как ты можешь оправдать свое мерзкое поведение?! — толстый палец оберфельдфебеля уперся в Карги.

— Простите, герр оберфельдфебель... начал тот.

— Заткнись, швухтель! Я уже наизусть знаю все слова, которые ты мне скажешь! Слушать противно! Значит так, ублюдки вонючие! Завтра ваши фотографии появятся в вечернем номере и на всех информационных стендах. Пусть весь город видит ваши мерзкие рожи! Но это только на первый раз! Если вы окажетесь здесь снова, то вам грозит кое-что похуже! Вы меня поняли?!

Все трое молчали, глядя в пол.

— Что-то я ничего не услышал! Давайте, подонки, покажите, как вы умеете блеять!

— Да, герр оберфельдфебель, — нестройным хором сказали Шпатц, Крамм и Карги.

— Ладно, убирайтесь уже с глаз моих, — полицай сел обратно за стол и уткнулся взглядом в книжку. В этот момент дверь скрипнула, и в комнату просочилась миниатюрная фройляйн. Она подошла к оберфельдфебелю и начала что-то шептать ему на ухо.

— Которые? — грозное лицо полицая еще больше нахмурилось. Девушка показала на Шпатца и Крамма и положила на стол газету. Оберфельдфебель схватил ее и всмотрелся в страницу. Посмотрел на Шпатца. Потом снова на газету. Выбрался из-за стола и подошел ближе. Приложил газету к голове Шпатца и несколько раз перевел взгляд с его лица на страницу и обратно. — Похож. Ты что ли тот самый Фогельзанг?

— Наверное, вы имеете в виду моего кузена Адлера, — осторожно сказал Шпатц.

— Надо же, — полицай хмыкнул. — Ну забирай этих двоих, раз так!

Сонное оцепенение моментально слетело со Шпатца. Куда это их собрались «забирать»? Конвойный у двери подтолкнул Шпатца и Крамма за локти к двери, вслед за девушкой. Они снова какое-то время шли по коридору, практически до самого конца. Потом девушка остановилась перед одной из дверей, открыла ее и посторонилась, пропуская Шпатца и Крамма вперед. В этой комнате не было экрана и фотографа, но тоже имелся письменный стол, за которым сидела женщина в штатском сером костюме с гладко зачесанными назад волосами. У стены напротив ее стола стояли два стула.

— Садитесь! — звонко скомандовала девушка. Шпатц и Крамм поспешили выполнить это указание. Даже на неудобных стульях сидеть было все-таки лучше, чем на холодном бетонном полу в камере. Окно за спиной женщины, как и все прочие в этом заведении, было закрыто решеткой, на улице уже практически рассвело. Перед тем, как сесть, Шпатц успел заметить, что на столе перед женщиной лежат их документы — аусвайсы и ауслассинги. Некоторое время женщина молча разглядывала Шпатца и Крамма, потом жестом приказала конвойному покинуть кабинет. Как ни странно, тот немедленно выполнил указание.

— Шпатц штамм Фогельзанг, — медленно проговорила она. — Ну что ж, рада с вами познакомиться.

Голос ее звучал иронично и даже немного насмешливо.

— Я бы разделил вашу радость, но не имею чести знать вашего имени, фрау... — Шпатц вежливо кивнул.

— Бенедикта пакт Гогенцоллен, — представилась женщина.

— Приятно познакомиться, фрау пакт Гогенцоллен, — сказал Шпатц и замолчал, ожидая развития событий. Было не очень понятно, какой пост занимает эта женщина в местной полицайской иерархии. И вообще было странно, что женщина занимает здесь какой-то пост, все-таки в Аренберги все еще был очень строгий патриархальный уклад.

— Я внимательно изучила ваши документы, герр штамм Фогельзанг, — фрау поднялась из-за стола подошла к Шпатцу. — Какое ведомство выдало вам ауслассунг?

— Вы в чем-то хотите нас обвинить, фрау пакт Гогенцоллен? — вмешался в разговор Крамм. — Насколько я понимаю, за свой проступок мы уже понести заслуженное наказание, и наши помятые лица украсят завтрашний номер «Аренберги-нахрихтен»... А мы, в свою очередь, постараемся в дальнейшем вести более достойный образ жизни, чтобы не попадать в такие истории.

— Герр Васа Крамм... — задумчиво проговорила фрау, шагая к нему. — Анвальт герра верванта. Из Пелльница. На чем вы к нам прибыли, позвольте полюбопытствовать?

— На рейсовом люфтшиффе, — быстро ответил Крамм. — Называется «Флигендер-Фельсен». Билеты, увы, с собой не носим, кажется, выбросили, как только прилетели. Мы можем уже идти, фрау пакт Гогенцоллен? Мы провели здесь всю ночь, а нам еще предстоит работать.

— То есть, вы не просто прожигатели жизни из богатой семьи, сбежавшие подальше от линии фронта, я правильно вас понимаю? — голос фрау звучал тихо и вкрадчиво.

— Видите ли, фрау пакт Гогенцоллен, — Шпатц виновато улыбнулся. — Я получил права верванта совсем недавно. Это долгая история, я не буду вам ее сейчас рассказывать. Но дело все в том, что теперь в мои обязанности входит масса формальностей, которые я все еще не освоил. В обязанности моего анвальта входит помочь мне освоиться. Именно это герр Крамм и имел в виду.

Почему-то ни Шпатцу, ни Крамму не хотелось рассказывать этой вкрадчивой фрау с внимательными глазами, какая именно миссия возложена на них в Аренберги. Но и врать напрямую тоже не очень хотелось.

— Хорошо, герр штамм Фогельзанг... — пронзительный взгляд синих глаз фрау уперся Шпатцу в лицо. — То есть, вы один из тех светских бездельников, которые просто приехали развлекаться?

— Я бы назвал это немного иначе, — Шпатц пожал плечами. — Но такая формулировка тоже подойдет.

— Фрау пакт Гогенцоллен, может быть, вы уже скажете нам, почему нас задержали? — спросил Крамм с нажимом.

— Вас не задержали, — фрау пожала плечами и вернулась обратно за стол.

— То есть, мы можем встать и уйти? — Крамм поднялся со стула. Рука дежурившей у двери миниатюрной девушки дернулась к поясной кобуре.

— Это будет невежливо, разве нет? — фрау холодно улыбнулась одними губами. — Может быть, я просто хотела посмотреть поближе на столичных знаменитостей, которых досадными неприятностями занесло в нашу полицайвахту. Герр Крамм, в моих силах сделать так, чтобы ваши фотокарточки не появились в вечернем выпуске. Может быть, уладить это недоразумение, чтобы ваша репутация не пострадала?

— Моя репутация, фрау пакт Гогенцоллен? — Шпатц скривил губы в высокомерной улыбке. — Уверяю вас, мне совершенно плевать, что обо мне будут думать в вашем чопорном городе.

— То есть, вам все равно, что вас будут считать прожигателем жизни, в то время как наша страна ведет войну? — ее голос звучал все еще ровно, но нотки раздражения уже были слышны. — Вы понимаете, что таким поведением вы бросаете тень на всех вервантов?

— Мы уже выслушали нравоучение, — Шпатц пожал плечами. — И приложим все мыслимые усилия, чтобы не повторять своих ошибок. Мы можем забрать свои документы?

— Да, разумеется, — фрау подвинула аусвайсы к краю стола, поджала губы и отвернулась. — Проводи их к выходу, фройляйн Кунц.

Шпатц и Крамм встали и подошли к столу.

— Мне очень жаль, что мы познакомились при таких неприятных обстоятельствах, фрау пакт Гогенцоллен, — Крамм улыбнулся, пряча картонные книжечки во внутренний карман пиджака. — Будет большой наглостью предложить вам встретиться за чашечкой кофе в более уютной обстановке?

— Это неуместное предложение, герр Крамм, — холодно ответила женщина.

— И все же... — Крамм схватил ручку и быстро написан на листке бумаги несколько букв и цифр. — Если вы вдруг заскучаете, то позвоните по этому номеру...

— Фройляйн Кунц, проводите их к выходу, — повторила фрау еще более ледяным тоном.

Хрупкая девушка открыла дверь и посторонилась, пропуская вперед Крамма и Шпатца. Лицо ее было не таким непроницаемым, как у ее начальницы, оно явно и отчетливо выражало осуждение и порицание. На крыльце девушка остановилась.

— Вот, возьмите! — она протянула одну сероватый бланк Шпатцу, а второй Крамму.

— Что это? — Шпатц недоуменно нахмурился.

— Вам надлежит оплатить штраф за нарушение общественного порядка в кассу полицайвахты, — отчеканила она. — Кассир работает с полудня. Рекомендую не затягивать с этим.

Девушка резко развернулась на каблуках и ушла.

— Три с половиной марки, — прочила Шпатц. — Недешевое удовольствие — нарушать общественный порядок.

— Хорошо, что мы можем не стесняться в средствах, — Крамм потянулся за портсигаром.

На улице было светло, но прохожих все еще не было. Сирены, возвещающие завершение комендантского часа, еще не прозвучали. Сориентировавшись по карте, они обнаружили, что от полицайвахты до гостиницы всего несколько кварталов. Сонный портье вручил им ключи от номера и запечатанный белый конверт без подписи.

— Письмо? — Шпатц покрутил конверт в руках. — От кого это может быть? Кто его привез, герр Манфред?

— Курьер, герр штамм Фогельзанг, — ответил портье. — Он приехал на черном крафтвагене, сам был одет в черную бархатную униформу. Он попросил передать письмо постояльцу гостиницы, как две капли воды похожему на Адлера штамм Фогельзанга. И показал вырезку из газеты с фотокарточкой.

— И вы сообщили ему, в каком я номере? — Шпатц, наверное даже бы готов был разозлиться, если бы не был таким уставшим. Сейчас его сил хватило только на уточняющие вопросы.

— Ни в коем случае, герр штамм Фогельзанг, — отчеканил портье. — Я даже не сказал, проживаете ли вы здесь. И не давал гарантии, что послание будет доставлено. Так что если вы не желаете его брать, то...

— Нет-нет, благодарю, герр Манфред, — Шпатц сунул конверт в карман и пошел к лестнице.

«Приветствую!

Заранее прошу прощения за навязчивость, но до меня дошли слухи, что Аренберги посетил один из представителей прославленной семьи Фогельзанг. К сожалению, я не знаю вашего имени, но все равно взял на себя смелость к Вам обратиться. Мое имя Ансгард пакт Гогенцоллен, хотя вряд ли оно вам что-то скажет. Меж тем здесь я один из немногих представителей старой аристократии и, пожалуй, единственный, кто устраивает официальные и неофициальные приемы. К сожалению, в последнее время у нас было не так много поводов собраться, поэтому я и пишу вам. Герр штамм Фогельзанг, я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вышли со мной на связь. Я бы хотел, если ваша миссия не чрезвычайно секретная и не подразумевает сохранения полного инкогнито, чтобы вы почтили своим присутствием мой скромный салон. Вряд ли мы сможем произвести на вас неизгладимое впечатление, но тешу себя надеждой, что смогу немного разнообразить и украсить ваш досуг в нашем, как вы наверное уже смогли заметить, довольно скучном городе. С превеликим уважением и нетерпением жду вашего ответа любым из доступных способов.

Ансгард пакт Гогенцоллен,

Маритимштрассе, 114,

Номер телефона 12-МШ-111».

Шпатц положил листок на стол и посмотрел на Крамма.

— Гогенцоллен, хм... — анвальт уселся в кресло и потянулся за портсигаром. — То-то мне показалось знакомым имя той чрезвычайно въедливой фрау...

— Вы его знаете, герр Крамм? — Шпатц вопросительно изогнул бровь и открыл резную дверцу шкафчика рядом с окном.

— Не то, чтобы лично знаю... — Крамм усмехнулся. — Скорее слухи и сплетни о связанном с этой семьей скандале.

— Теперь я весь внимание, герр Крамм! — Шпатц выставил на стол две рюмки и бутылку шерри. — Вообще-то я думал, что после бессонной ночи нам бы неплохо лечь спать, но сейчас это желание пропало.

— Сразу предупреждаю, что в правдивости истории я совершенно не уверен, потому что мой источник информации далек от компетентного и беспристрастного, — Крамм кивнул в ответ на вопросительный взгляд Шпатца, и тот наполнил обе рюмки. Руки явственно подрагивали, что, впрочем, было неудивительно. — Семейство довольно обширное, там множество всяких троюродных-четвероюродных братьев и сестер, иногда кажется, что у них в каждом городе есть гнездо. В принципе, верштагам не запрещено раздавать приставку «пакт» вместе со своей фамилией хоть первому встречному с улицы, но обычно этим не злоупотребляют, иначе смотреть на семью начинают косо и перестают приглашать на приличные мероприятия.

— То есть, этот Гогенцоллен может «в девичестве» был каким-нибудь Хрюффлингом, потом подкопил денег, сделал взнос и стал гордым аристократом? — Шпатц сделал маленький глоток шерри.

— Не исключено, но необязательно, — Крамм взял свою рюмку за тонкую хрустальную ножку. — На самом деле их никто ни разу не уличил в бесконтрольном раздавании фамилии. Кажется, три поколения назад там просто был один дед, помешанный на пристраивании своих многочисленных потомков. Прямо рекордсменом был, семнадцать или восемнадцать детей у него было от официальных трех жен. И еще штук пять признанных бастардов. Но скандал был не в этом и произошел он в билегебенской ветке Гогенцолленов. Не помню, как звали главного фигуранта, это все-таки было вне сферы моих интересов.

— Так в чем же был скандал? — Шпатц сел на кресло напротив Крамма.

— А, ну да, — Крамм сделал глоток шерри и усмехнулся. — В общем, тот Гогенцоллен был очень благодетельный и благотворительный. Он давал денег приютам сирот, меценатствовал и устраивал разные громкие акции, чтобы показать, какой он добрый. В какой-то момент он решил, что мало просто давать денег другим приютам, и учредил свой. Для мальчиков. Ну, точнее, наверное, для юношей. Он специально объезжал арбейтсхаузы, чтобы находить одаренных ребят тяжелой судьбы, забирал их к себе и давал еду, жилье, одежду и образование. Воспитывал и всячески готовил к жизни. Во всяком случае именно так это все подавалось. Об этом писали любили писать в газетах, публиковали фотокарточки благовоспитанных, хорошо причесанных и одетых юношей в компании с этим самым Гогенцолленом. В общем — идеальная картина. Все счастливы. Но был один нюанс. На самом деле его приют имел совсем другое назначение. Это был такой высококлассный и великосветский бордель для мужеложцев. Порочным страстям подвержены все слои общества, даже под угрозой расстрела. Вот герр пакт Гогенцоллен и взял на себя смелость удовлетворить таковую для вервантов и верштагов. Стоили его услуги очень дорого, попасть в число клиентов можно было только по железной рекомендации, имена ценителей свежих юношеских прелестей держались в строжайшей тайне. И все шло хорошо. Днем и напоказ это был благопристойный приют с воспитанными мальчиками, а по ночам за закрытыми дверями там все превращалось в пошлейший разврат самого высокого пошиба.

— Хм... — Шпат допил шерри, поставил рюмку на стол и не стал наливать себе новую порцию. — А как давно это было?

— Лет пять или шесть назад, — Крамм сделал еще глоточек шерри и продолжил. — Собственно, сам по себе бордель Гогенцоллена скандалом не был. Про него знали или подозревали, но как-то привыкли и закрывали глаза. Продолжали писать в газетах о талантливых мальчиках, которым в этом замечательном месте дают отличное образование и готовят для страны великолепных специалистов. Статьи эти были настолько проникновенные, что однажды это дошло до твоего дяди Хагана штамм Фогельзанга. Как возглавляющий министерство образования и воспитания, он не мог пропустить такой пример гражданской самосознательности и решил нанести визит в знаменитое заведение. Или там кто-то что-то напутал, или визит был неожиданным, или все это случилось, потому что у Гогенцоллена нашлись очень злые недоброжелатели, но герр Хаган со свитой оказался не в той версии этого прекрасного заведения. Понимаешь, о чем я говорю герр Шпатц? — Крамм подмигнул.

— Боюсь, что понимаю, но продолжайте! — Шпатц хлопнул ладонями по коленям, едва сдерживая смех.

— Так вот, — Крамм сделал значительное и серьезное лицо. — Распахиваются двери благопристойного приюта, входит герр Хаган во всем блеске и с орденами, с ним еще компания вервантов самого высокого полета. А в зале на белом рояле играет юноша, одетый только в вульгарный макияж и украшения, еще трое мальчиков умащают свои упругие тела ароматными маслами, сопровождая этот процесс страстными вздохами и возгласами, а остальные воспитанники, одетые в чулки, перьевые боа и кокетливые шляпки, жеманно ждут своих возлюбленных папиков, выстроившись у облицованной мрамором стены.

Шпатц не выдержал и расхохотался. И даже снова потянулся за бутылкой шерри, хотя больше не собирался сегодня пить. По крайней мере до тех пор, пока они не позавтракают.

— Должно быть, шумиха была просто до небес? — Шпатц налил половину рюмки и поставил бутылку.

— На самом деле нет, — Крамм развел руками. — Историю довольно быстро замяли, приют закрыли, куда дели того Гогенцоллена — неизвестно. Возможно расстреляли по-тихому, а может сослали в какую-нибудь глухомань.

— Например, в Аренберги? — Шпатц криво усмехнулся.

— Не исключено, но тут уж точно ничего сказать не могу, — Крамм придвинул к себе пепельницу и закурил. — Но после этой истории у всех остальных Гогенцолленов начались одни сплошные проблемы. С одной стороны, все вроде бы скрыли. Приют закрыли по какому-то очень пристойному поводу, список клиентов этого притона, кажется, так и остался в тайне, тут Гогенцоллен вроде как удержал марку и спас от расстрела и опалы не один десяток приличных людей, но слухи поползли, понимаешь?

— Понимаю, — Шпатц кивнул. — В Сеймсвилле такое обязательно сделали бы достоянием общественности. В газетах бы тему мусолили, подозреваю, не один год. Хотя там за мужеложство не расстреливают. Просто не очень одобряют.

— Шварцланд другое дело, — Крамм выпустил несколько дымных колечек. — Если бы Гогенцоллен оказался бы в центре политического заговора или, хотя бы, контрабандой занимался, то его обязательно бы громко и публично заклеймили. Но такой вот непристойный скандал считается... В общем, про такое не принято писать в прессе. Даже всякие запрещенные листки бы не решились предавать это огласке.

— Хм, мне казалось, такие газетенки должны любить всякие скандалы... — задумчиво проговорил Шпатц, вспоминая почему-то Беннингсена. — Неужели нагнали такой секретности, что даже протестные правдорубы испугались?

— Да нет, не в этом дело, — Крамм махнул рукой. — Вся эта тайная пресса — компания насквозь политизированная. Они спят и видят себя вершителями судеб и рубителями правды. Только эта правда обычно касается гражданских свобод и громких политических заявлений. А тут какие-то мужеложцы... Боюсь, что вся наша запрещенная пресса во главе в Лангерманом тогда просто сделала вид, что вообще ничего об этой истории не знала. Хотя мимо них скандал точно не прошел.

Шпатц хмыкнул, допил шерри и встал. Критически осмотрел себя в зеркале. Да уж, ночь, проведенная в сырой камере, не прошла бесследно для костюма. Мятый, покрыт пятнами, рукав надорван, на скуле наливается синяк, не очень большой, но вполне заметный.

— Да уж, сейчас я представляю собой просто образцового аристократа, — пробормотал он себе под нос. — Знаете, герр Крамм, я вдруг подумал... А откуда этот местный Гогенцоллен вообще узнал, что я здесь? Мы вышли от фрау Бенедикты и пришли в гостиницу, нигде не задерживаясь. Даже если она немедленно схватила телефонную трубку и сообщила своему брату, или кем он там ей приходится, что в Аренберги прибыл настоящий Фогельзанг, то он никак не мог бы успеть написать письмо и доставить его портье.

— А он и не знал, что ты Фогельзанг, — Крамм тоже встал и подошел к зеркалу. Его вид был еще хуже — рукав пиджака в чем-то измазан, на штанине зияет здоровенная прореха, пара пуговиц на рубашке оторвана. — Перечитай еще раз, как составлено письмо. Если бы это фрау Бенедикта ему сказала, то он бы точно знал, как тебя зовут. Это кто-то другой.

Шпатц и Крамм посмотрели друг на друга.

— Таксист, — сказали они хором и рассмеялись.

— Точно, — Шпатц снял пиджак и бросил его на спинку кресла. — Он еще говорил, что фанат Адлера, а я ему не стал представляться. Надо будет сказать доктору пакт Готтесанбитерсдорфу, чтобы он больше не пользовался его услугами.

— Вряд ли доктор вообще о нем знает, — Крамм вздохнул и провел рукой по безвозвратно испорченным брюкам. — Думаю, это та вздорная фройляйн. Или фрау...

— В любом случае, надо довести до сведения, что кто-то много болтает, — Шпатц понял, что спать ему уже совершенно не хочется.

— Это значит, что мы игнорируем приглашение Гогенцоллена? — Крамм подошел к столу и снова взял листок, исписанный идеально ровным почерком.

— Знаете, герр Крамм, — Шпатц усмехнулся. — Была у меня такая мысль после вашего рассказаа. Но по здравому размышлению я пришел к выводу, что нам следует пойти.

— Ммм, целых две минуты здравого размышления! — Крамм иронично приподнял бровь. — Уверен, тебе просто хочется использовать это как повод затащить меня в магазин одежды.

— Можно подумать, у нас без этого не было повода туда зайти, — Шпатц вздохнул и снова посмотрел в зеркало. — Надо спросить у портье насчет прачечной.

— Боюсь, что мои брюки прачечная уже не спасет, — Крамм криво усмехнулся.

— На самом деле, дело, конечно же, не в брюках, — лицо Шпатца стало серьезным. — И не в моем желании прикупить себе еще один костюм от «Хиккер и Кош». Наша первая попытка внедриться в подпольный Аренберги только что потерпела сокрушительное фиаско. Значит нам нужна вторая. И это вот письмо, — Шпатц задумчиво взял его из рук Крамма, — неплохой вариант. Особенно с учетом вашей истории. Будь Гогенцоллены семьей с безупречной репутацией, это было бы скучно и, скорее всего, бесполезно. А раз им приходится прилагать усилия, чтобы удержаться в высшем свете, значит они откуда-то берут на это деньги. Как мы с вами знаем, большие деньги всегда ходят рука об руку с каким-нибудь криминалом. Значит...

— Да ладно, герр Шпатц, не оправдывайтесь, — Крамм засмеялся. — Неужели вы считаете, что я решу, что вы сменили свое мнение, едва узнав про бордель для мужеложцев?

— Кстати, не вижу смысла тянуть, — Шпатц подошел к телефонному аппарату и снял трубку. — Доброе утро, милая фройляйн! Будьте так любезны, соедините меня с номером 12-МШ-111. Да, разумеется знаю. Я хочу поговорить с герром Ансгардом пакт Гогенцолленом. Если подойдет не он, я тоже готов разговаривать. Нет, я представлюсь сам. Благодарю, ожидаю!

— Сейчас же только рассвело, герр Шпатц, — Крамм отодвинул штору и выглянул на улицу. В окно пробились первые розово-золотистые лучи. — Не очень вежливо заставлять людей просыпаться в такую рань.

— Я же вервант, герр Крамм, — Шпатц капризно дернул плечом. — Настоящий Фогельзанг. Эксцентричный и эгоистичный. В конце концов это он желает, чтобы я был украшением его приема... О, ответили! Доброе утро герр пакт Гогенцоллен. Мое имя Шпатц штамм Фогельзанг. Я прошу прощения, если мой звонок разбудил вас, но я только пересек порог моего номера и не смог удержаться от немедленного звонка.

— Фогельзанг? — сонность немедленно пропала из голоса ответившего с той стороны человека. — Проклятье. Прошу прощения за тон, вы не представляете, как я рад вас слышать! Я, конечно, лелеял надежду, но...

— Да-да, я тоже очень рад, — голос Шпатца стал капризным и развязным. — Я хотел бы нанести вам визит сегодня вечером. Для начала, неофициальный. Вы готовы меня принять?

— О, разумеется! — судя по голосу, Гогенцоллен был старше Шпатца, но вряд ли старик. — Вы не будете против присутствия нескольких моих близких друзей?

— Не возражаю, — благосклонно проговорил Шпатц. — Также не возражаю против присутствия симпатичных фройляйн и разумного количества выпивки. Вы понимаете, о чем я говорю?

— О да! — было слышно, что собеседник прямо просиял от понимания. — Мой адрес вам известен, я буду ждать знакомства с превеликим нетерпением!

Шпатц повесил трубку. Крамм несколько раз одобрительно хлопнул в ладоши. Шпатц вернулся в кресло и задумчиво уставился на рюмку и бутылку. Велик был соблазн налить еще, но это было бы ошибкой. В таком состоянии — почти сутки без еды и после бессонной ночи — велик был шанс быстро захмелеть и отключиться на много часов.

Шпатц посмотрел на свое отражение в стеклянной витрине и поправил галстук. Элегантный светло-серый костюм с жемчужным отливом обошелся прямо-таки в неприличную сумму. В другой ситуации Шпатц бы предпочел более темный цвет, но именно этот комплект из брюк, пиджака, жилета и шляпы был выствлен в центре витрины, как новинка, звезда новой коллекции и сшитый в единственном экземпляре. Насчет последнего Шпатц был не уверен, но благообразный продавец клялся самыми страшными клятвами, что нигде в Аренберги не попадется еще одного такого же костюма. «Я же настоящий вервант», — подумал Шпатц и хмыкнул. На самом деле, конечно же, в этой покупке был скорее расчет, чем желание продемонстрировать свое превосходство. В этом самом «высшем свете», куда местный Гогенцоллен его заманивал, наверняка видели эту витрину. И цену на этот костюм. А значит нужный эффект будет произведен.

— Боюсь, что наши пока еще не пойманные аборигены обойдутся нам в меньшую сумму, чем твоя экипировка, гер Шпатц, — Крамм тоже щеголял в новом костюме. По своему обыкновению, он выбрал костюм в полоску винного цвета.

— За нашу одежду платит фонд Фогельзангов, — Шпатц махнул рукой медленно катящемуся такси. — Первое же, что мне внушила фрау Бригит, как только я приехал в Пелльниц, что моя одежда теперь не имеет права быть дешевой. Выглядеть лучше всех — это теперь не расточительство, а моя обязанность и повинность.

— Одна из самых тягостных повинностей, которые я знаю, — Крамм хохотнул.

— Между прочим, целая наука, — Шпатц не улыбался. Было непонятно, говорит он серьезно или с иронией. — Обычно вся одежда для вервантов шьется на заказ, за редким исключением вроде белья и рубашек. Но если уж вервант приходит в магазин готового костюма, то покупать ему придется самое дорогое. Ну или почти самое... Честно говоря, этот костюм мне понравился чуть меньше, чем черный, но я вспомнил нашего общего знакомого Хаппенгабена, который все время ходил в белом, и подумал, что светлое дает в целом более подходящий эффект.

— Что вы имеете в виду, герр Шпатц? — Крамм взялся открыл дверь приетршегося к тротуару такси.

— Мужчина в белом воспринимается чем-то плохим и опасным, — Шпатц устроился на заднем сидении. — Маритимштрассе, дом сто четырнадцать.

— Неожиданное наблюдение, — Крамм задумался.

— На самом деле, никаких исследований, я не проводил, конечно, — Шпатц засмеялся.

— Две марки до центра, — неприветливо буркнул таксист.

— Хорошо, — Шпатц кивнул водителю в зеркало заднего вида. — Просто вспомнил Хаппенгабена и решил, что если хочу показаться вульгарным и высокомерным подонком, то мне стоит одеться в белое. Белого не нашлось, пришлось...

— Кстати, а почему мы все еще стоим? — спросил Крамм у водителя.

— Покажите деньги, — все так же угрюмо потребовал тот.

— Вот видите, герр Крамм, работает, — Шпатц протянул водителю две купюры по одной марке. — Наш водитель уже сейчас считает меня мошенником, который точно собирается его обмануть.

Дом Гогенцоллена оказался весьма приметным. Это был трехэтажный особняк, по стилю напоминающий гостиницу «Грунер-хюгель», только в гораздо лучшем состоянии. Похоже, что их строил один и тот же архитектор. Такси остановилось рядом с мраморными ступенями парадного крыльца, и Шпатц запоздало подумал, что надо было нанять крафтваген. Все-таки старенький мобиль городского такси — не очень респектабельный способ прибытия на прием. С другой стороны — прием неофициальный, не подразумевает встречи у порога, так что, в целом средство передвижения значения не имело, можно было хоть пешком прийти. Шпатц поднялся по лестнице и остановился у высокой двери из резного мореного дуба. Отметил, что резьба была вполне самостоятельным произведением искусства. И если пригласивший его герр пакт Гогенцоллен действительно хозяин этого особняка, а не просто арендовал его на пару недель, то он уж точно не бедствует, чем бы он не занимался. Шпатц нетерпеливо нажал на кнопку электрического дверного звонка и не отпускал, пока замок не щелкнул и дверь не распахнулась.

— О, прошу прощения! Я не был уверен, что этот звонок работает, — Шпатц отстранил пожилого батлера с седеющими висками и бакенбардами. — Я Шпатц штамм Фогельзанг, это мой анвальт Васа Крамм. — Шпатц не глядя сбросил плащ, батлер едва успел подставить руки. — Докладывать не надо, прием неофициальный. В какую гостиную нам пройти?

— По лестнице на второй этаж, герр штамм Фогельзанг, — с непроницаемым лицом отчеканил батлер.

Шпатц неспешной походкой направился в указанном направлении, Крамм подмигнул батлеру и прошептал:

— Не обращайте внимания, у герра верванта был тяжелый день.

Шпатц замер на пороге широкой арки входа в гостиную, как будто позволяя собравшимся собой полюбоваться. Пожалел, что не купил трость, она бы отлично дополнила образ, который он выбрал. Потом подумал, что все равно не имеет опыта элегантно с ней обращаться, так что она скорее мешала бы. Возникла недолгая пауза, за время которой Шпатц смог осмотреть гостиную и оценить, что за общество собрал Гогенцоллен. Комната была выполнена в бирюзовых тонах с некоторыми отсылками к морской тематике. Никаких явных рыб, осьминогов или русалок не было, просто цвета и общее впечатление навевала ассоциации с кораблями, волнами и пустынными песчаными пляжами. Для подачи закусок хозяин выбрал форму приема-буфета — в дальней части гостиной стоял длинный стол, на который были выставлены блюда с крохотными бутербродами, шпажками с нанизанными на них кусочками сыра, колбасок, копченой рыбы и прочими деликатесами. Там же дежурил слуга, готовый наполнить бокалы чем гости пожелают. Что касается гостей, то их вместе с хозяином было десять. Пятеро мужчин разного возраста, холостых или без своих супруг, одна семейная пара и три фройляйн. Одна была хрупкая маленькая блондинка с тонкими запястьями, вторая весьма аппетитных очертаний и с рыжими волосами, третья — русоволосая, высокого роста. Гости размещались на нескольких диванах и креслах, поставленных так, чтобы всем было удобно сидеть лицом друг к другу и общаться. Шпатц приветливо улыбнулся.

— Добрый всем вечер! — сказал он, делая шаг вперед. — Вы не представляете, какой конфуз со мной случился практически сразу же, как только я ступил на землю вашего удивительного города!

Шпатц бросил на одно из свободных кресел свернутый в трубочку свежий номер «Аренберги-нахрихтен». Разумеется, он еще в такси убедился, что их с Краммом портреты есть на позорном развороте и сопровождаются уничижительными комментариями насчет пьянства и нарушения общественного порядка.

— Кстати, я Шпатц штамм Фогельзанг, — он картинно поклонился. — Нет, я просто не могу держать это в себе и вынужден, нарушая все правила приличия, рассказать вам, что со мной произошло вчера ночью! Мы с моим анвальтом приняли приглашение милейшего молодого человека и пришли в весьма даже скромный по меркам Пелльница или Билегебена танцбар. Выпивали игристое, танцевали, флиртовали с фройляйн, ничего непристойного, даже в мыслях не было! И тут. Представляете! Дверь. Слетает. С петель. И в помещение врывается какая-то огромная толпа полицаев! Нас всю ночь держали в какой-то ужасной камере! И теперь наши лица украшают позорный разворот «Аренберги-нахрихтен»! Никогда не могу обойтись без приключений!

Шпатц еще раз осмотрел лица гостей. Все, включая хозяина, напряженно пытались понять, какой реакции от них ждет «высокий гость». Возмущаться произволом? Оказывать моральную поддержку? Или аплодировать эксцентричности?

Шпатц громко и заразительно рассмеялся. Публика с облегчением выдохнула и подхватила смех.

— Вот теперь я выговорился и готов знакомиться! — Шпатц развел руки, как будто распахивая объятия. — Герр пакт Гогенцоллен? Я так понимаю, это вы, раз вы стоите?

— Мы очень рады вашему визиту, герр штамм Фогельзанг... — Гогенцоллен оказался средних лет мужчиной с наметившимся брюшком, невысоким, ростом примерно с Крамма. И да, в нем определенно прослеживалось фамильное сходство с фрау Бенедиктой.

— Называйте меня герр Шпатц, — он пожал протянутую руку, но смотрел при этом на глубокий вырез бордового платья рыжеволосой фройляйн.

Шпатц отошел к высокому окну и незаметно выдохнул. Роль болтливого прожигателя жизни на самом деле давалась ему с трудом. Но с другой стороны, ему было, за что себя похвалить — он с самого начала задал этой вечеринке легкомысленный тон, гости очень быстро выпили с его подачи по несколько бокалов разного алкоголя, расслабились, и теперь Крамм спокойно курсирует по гостиной от одного собеседника к другому, а Шпатцу остается только отпускать периодически несмешные шуточки, над которыми все послушно смеются, и флиртовать с симпатичными фройляйн. «А молодец этот Гогенцоллен», — подумал Шпатц, глядя на идущую в его сторону высокую девушку. — Не знал моих вкусов, поэтому на всякий случай пригласил трех фройляйн разной внешности".

— Фройляйн Фреда, — Шпатц шагнул навстречу девушке и взял ее за руку. — Я стоял у окна и размышлял, где я мог видеть ваше лицо...

— Боюсь, герр штамм Фогельзанг, мы никак не могли встречаться раньше, — скзала девушка, щеки ее порозовели.

— Бросьте, не мешайте мне говорить вам изобретательные комплименты, — Шпатц подмигнул. — Я хотел придумать что-то про картину маститого мастера в музее живописи Пелльница, но я уже выпил и забыл все фамилии художников! И что мне теперь делать?

— Вы просто прелесть, герр штамм Фогельзанг! — девушка засмеялась и сжала руку Шпатца. — Я представляла вас совсем другим!

— Я же просил называть меня просто Шпатц, милая фройляйн Фреда, — Шпатц приблизился вплотную и говорил шепотом почти в самое ухо. Прядь ее волос шевелилась от его дыхания.

— Герр Шпатц... — повторила Фреда.

— Прошу прощения, я немного опоздал, — раздался громкий голос еще одного гостя. — Работа, знаете ли...

— Мы рады вам в любое время, герр Отто! — хозяин поднялся навстречу и пожал руку новоприбывшему. Шпатц с сожалением отстранил девушку от себя и шагнул вперед.

— Герр Шпатц, — улыбка сползла с лица доктора. — Вот уж не думал, что встречу вас здесь.

— А я как раз вчера о вас вспоминал, герр Вишеринг, — Шпатц остановился в шаге от доктора, но руку не протянул. — Увидел в газете ваш портрет и подумал, что нам непременно надо увидеться, и вот видите — судьба!