За горизонт

Глава 8

Команду одолевал охотничий азарт. Уже дважды они опускали сети, почти сразу натыкаясь на косяк сельди. В прицепной шлюпке серебрилась чешуёй на солнце гора рыбы. Определить рыбное место помогали крачки, которым сверху были виднее. Они старались двигаться за ним, стремительно пикируя в воду. Редкая птица промахивалась мимо добычи. Птицы вылавливали мелочь, а рыбаки, наоборот, отпускали её, оставляя себе только крупную рыбу.

Помимо крачек вокруг рыбаков летали ещё и чайки, привыкшие находиться там, где проще всего добыть еду. Они буквально закрывали солнце в тот момент, когда за борт выбрасывали мелкую рыбёшку.

– Такими темпами, мы сегодня отправимся домой, – Павел отёр пот со лба, оставив на нём несколько чешуек.

– Да уж, повезло, так повезло, – согласился с ним Перелыгин, – давно такого не было.

– Сплюнь, – суеверно попросил Заремба.

Перелыгин смачно сплюнул за борт, потревожив бдительных птиц.

– Судёнышко бы пообъёмистей, – пожелал командир рыбацкой команды.

– Грести будет тяжело. Придётся ставить парус, изучать способы хождения под ним, ветра́, мороки много. Проще на вёслах сгонять, – Павел всегда был за самый простой вариант.

– Найти бы судно, полное нефти и спасательную шлюпку на нём, с мотором, – размечтался Перелыгин. – За всю жизнь не изъездить чтобы.

– Железу на воде за столько лет уже каюк, – решил вступить в разговор Матвей, – всё окислилось или поржавело. Про электронику уже и не говорю. Самый лучший вариант в нашем случае – паровой котёл с отбором мощности. Хочешь, на пароход поставил, хочешь – станок сделал.

– У нас технологий нет, котлы делать. Металл плавить не умеем, – посокрушался Перелыгин – а у самих ядерный реактор стоит.

– Иронично. Как дикари с автоматом, – согласился Матвей, и посмотрел на «Калашников», приставленный к борту лодки и прикрытый непромокаемым брезентом.

– Да, паровой котёл – это тема, – согласился Перелыгин. – Бесконечные ресурсы, никакой электроники. До восстановления человечества можно было бы скоротать время и на пару́.

– На пару́ всё полезнее, – думая о своём, произнёс Павел. – Эх, мать готовила мне котлетки на пару́, когда у меня гастрит в школе признали. А к призыву уже и следа его не осталось. Здоров был, как бык.

– Травите сети уже, мечтатели, – скомандовал Перелыгин, когда облако из птиц оказалось прямо над ними.

Сети сбросили в воду и принялись опускать их на глубину хождения косяка рыбы. Постепенно верёвки стали тяжелеть и рваться из рук. Рыбакам снова повезло попасть точно в цель.

– Тяните! Дружно! И-и-и раз! И-и-и раз!

Команда в едином порыве, рывками, вытягивала сети из воды. Матвей и Павел находились в прицепной шлюпке, по колено заполненной сельдью. У поверхности показались бьющаяся в сетях рыба. Ловкими движениями Матвей ухватил край сети и потянул её в шлюпку. Павел замешкался, оступился, один край сетевого мешка оказался выше, и часть рыбы ускользнула назад в воду.

– Чтоб тебя! – выругался Перелыгин. – Павел, не спи!

– Не сплю я, скользко тут, – он нагнулся и потянул за свой край, но в этот раз у него что-то не задалось. Он снова поскользнулся и упал за борт.

Заремба, стоящий ближе всего к прицепной шлюпке, кинулся к борту и ухватил барахтающегося Павла за воротник. Тот, вылупив от страха глаза, мёртвой хваткой вцепился в борт. Подоспел и Перелыгин, вдвоём вытянув Павла на свою шлюпку.

– Ты чего такой несобранный? – сердито спросил командир.

– Не знаю. Так получилось. Не надо было мне лезть в прицепную, я же вам говорил, – Павел принялся скидывать с себя мокрую одежду.

– Давай к Матвею, – приказал Зарембе Перелыгин. – А ты, Павел, не спеши раздеваться, давай вначале сеть вытащим.

На этот раз всё получилось, как надо. Килограммов триста рыбы упали на дно лодки. Матвей зачерпнул ведро морской воды и вылил её в серебристую шевелящуюся гущину.

– Ещё раз так забредём и можно возвращаться, – Перелыгин осмотрел добычу и осадку шлюпки.

С ним все были согласны. Прежде, чем снова забросить сеть, выжали вещи Павла. После своего падения в воду он впал в плохое настроение и при каждом случае злословил или грубо острил, выводя товарищей из себя.

– Всё, вернёмся назад, нахрен вашу рыбалку, иду к капразу, чтобы он не передумал строить запруду для рыбы. Плавайте без меня, вы к этому более пригодны, а у меня натура для другого создана.

– И для чего же? – иронично спросил Заремба.

– Я не руками думаю, как вы, а головой. Мне не надо гнуть спину, чтобы быть полезным.

– Смотрите, у нас чиновничий класс зарождается. Один с сошкой, семеро с ложкой, как в старые добрые времена. Не пройдёт, Павел, трудиться руками придётся всем, и думаю, ничего не изменится в ближайшие сто лет, – остудил Павла Перелыгин.

Павел зло фыркнул и отвернулся от всех. Матвей глянул в небо. Он хотел рассмотреть птиц, чтобы понять, куда править шлюпки, но взгляд его упал дальше. На западе темнело небо.

– Мужики, смотрите, не нравится мне такое небо, – он указал рукой в сторону горизонта.

– Чёрт! – снова выругался Перелыгин. – Придётся править к берегу. Если непогода разыграется надолго, то ставить сеть больше не надо, лучше подлить воды, чтобы рыба не завонялась по дороге.

– Не было ведь раньше в это время дождей и штормов, – Заремба хотел верить, что причина потемнения неба может быть иной.

– Да кто его знает, что на уме у этой погоды, – командир явно волновался, переживая за добычу. – Идём к берегу.

Команда в полном составе села на вёсла. До ближайшей оконечности Южного острова было совсем близко. Менее чем через полчаса сквозь дымку проступили скалистые очертания неровного берега. Рыбаки не успели одолеть и половину пути, когда их нагнал холодный ветер, поднявший волну. Перелыгин бросил красноречивый взгляд на товарищей. Рыбалка в этот раз закончилась.

Матвей залил рыбу вровень с её уровнем. Ещё живая сельдь вяло задвигала хвостами. Шлюпка серьёзно осела. Опасаясь, что вода при более сильной волне будет плескаться через край, её полностью накрыли непромокаемым пологом.

Воздух остывал с каждой секундой. Непонятно откуда взявшийся холодный ветер заставил команду ёжиться под его порывами. Хуже всех приходилось Павлу. Сжалившись над ним, Матвей снял с себя оленью безрукавку и кинул её на спину товарищу.

– Мне жарко, – ответил он на вопросительный взгляд Павла. – На берегу отдашь.

Павел не стал отказываться. Матвею вспомнилось то время, когда они с отцом колесили по воде на сконструированном ими плоту с педалями. Тогда они часто попадали в быстро меняющиеся погодные условия. Нередко промокали или даже покрывались ледяной коркой, пока не придумали сделать нормальный навес. Он испытывал ностальгию по тем временам, даже более сильную, чем по жизни до катастрофы. Когда они были семьёй, то весь мир вокруг был только их. Сейчас их много и жить будто бы легче и веселее, но сердце отчего-то сильно томилось теми счастливыми временами.

Иногда он думал, что Бог не дал ему пару, потому что он пожелал бы уединиться с семьёй в глухом местечке и прожить жизнь, наслаждаясь каждым днём, предаваясь простым радостям. Он не рассказывал об этом никому, даже матери. Его бы не поняли и посчитали сумасшедшим. Матвей допускал, что его воспоминания – это сильно упрощённая модель той жизни, когда он был ещё под опекой родителей и морально не нёс ответственности за семью, отчего ему было так легко воспринимать те времена.

– Матвей, не расслабляйся, – Перелыгин заметил отсутствующий взгляд напарника.

– Ага, – Матвей тряхнул головой, выгоняя из неё ненужные мысли.

– О чём задумался? – спросил командир.

– Да так, о разном.

– О бабах, – с усмешкой произнёс Заремба. – Хотя пора бы уже задуматься о вечном.

– И о бабах тоже, – Матвей и не думал обижаться. Насмешки вокруг темы нехватки женщин были излюбленными в обществе мужчин, которым они не достались.

– Забудь. Не в этой жизни. Если только не русалки, – Заремба глянул через борт. – Иногда я думаю, что и дельфинихи – неплохой вариант.

– Фу, Заремба, заканчивай со своей зоофилией. Не хочу быть с тобой в одной лодке, когда тебя поразит Божья кара в виде молнии, – Перелыгин указал на горизонт, озаряющийся вспышками. – Поднажмите.

Спокойный берег найти удалось не сразу. Почти вся Новая Земля – это сплошные скалы, поэтому во время шторма найти бухту – целая проблема. Волны бились о камни, не позволяя пристать. Ветер крепчал, принося с собой запах озона и отголоски грома.

– Вижу, вижу! – Павел бросил вёсла и указал на узкий проход между скал.

Скалы накладывались друг на друга из-за одинакового цвета, и заметить проход получилось только тогда, когда луч солнца лёг на одну из них. Команда рыбаков налегла на вёсла. Волны колыхали тандем из шлюпок всё выше и выше. Однако страшно было не за свои жизни, а за потерю улова. Такому везенью обязательно должно было что-то помешать.

К счастью, между скалами оказался проход шириной в пару сотен метров, в середине которого вода была спокойной. Чем дальше вглубь, тем тише становился ветер и тем спокойнее вода. Проход оканчивался каменистым, но пологим берегом. К нему решено было пристать. Дождь хлынул в тот момент, когда команда сошла на берег и закрепила шлюпки. Теперь он был не страшен. Непромокаемый тент, установленный на распорки, защитил от ливня. Команда быстро соорудила костёр и принялась готовить еду. В этот раз можно было побаловать себя ухой из свежей рыбы.

За еду отвечал Матвей. Он достал из лодки четыре толстых селёдки, отрубил им головы и бросил вечно голодным чайкам. Умело вспорол брюшки и выпотрошил рыбу. Порубил каждую на несколько частей и бросил в котёл с нагревающейся водой. Добавил туда соли и стал ждать.

Из-за дождя будто наступили сумерки. Уставшая команда, пригревшись у костра, начала засыпать под барабанную дробь дождя. Сегодня они потратили очень много сил, и когда у организма появилась возможность отдохнуть, он постарался сделать это по максимуму. Если бы не вспышки молний и гром, то рыбаки могли бы уснуть прямо на камнях.

Матвей засыпал несколько раз, глядя на пузырящийся бульон. Просыпался он каждый раз внезапно, будто кто потревожил, хотя все спали. Матвей решил, что это срабатывают биологические часы, сигнализирующие о том, что надо присматривать за обедом.

Наконец, рыба сварилась. Матвей добавил в бульон брикет из водорослей и специй. Под тентом повис непередаваемый аромат пищи. Матвею снова показалось, что он услышал посторонний звук, источником которого был не дождь. Он пригляделся сквозь его пелену, но ничего не увидел. Возможно, потоки дождя уже собрались в ручьи и тревожили камни.

– Мужики, подъём, обед готов, – разбудил Матвей своих напарников.

Команда зашевелилась. Сон сном, но аппетит у его товарищей имелся всегда. Первым пришёл в себя Павел. Достал деревянную миску, ложку и сам налил себе ухи, нюхая идущий от неё пар.

– А-а-а! Это тебе не ремни из оленины грызть и не бульон из жира, натуральное. По сколько кусочков каждому получилось?

– По хвосту и три куска, – ответил Матвей, зная, что под шумок Павел способен набрать себе больше всех.

– Ясно, – он налил в тарелку по края и отошёл в сторону. – Соли маловато, – сообщил Павел, попробовав уху.

– Каждый сам себе солит по вкусу, – Матвей протянул ему мешочек с солью.

– Соль – это проводник импульсов в теле, – сообщил с умным видом Павел – как электролит. Кто не ест солёное, тот тормоз.

Слово «тормоз» так давно не использовалось в языке жителей посёлка из-за отсутствия оного механизма в обиходе, что резануло ухо.

– Надо же, повеяло прошлым, – усмехнулся Перелыгин, – одно слово, а так проняло.

– Точно, – согласился Матвей. – Ещё пара десятков лет и по слову «колесо» будет такая же ностальгия.

Павел не понял, как его замечание насчёт соли превратилось в разговоры о ностальгии, нахмурился и принялся есть уху с удвоенным усердием, делая вид, что занят важным делом. Порывы ветра трепали полог над головой и загоняли под него косые струи дождя. Небольшой запас дров, рассчитанный на приготовление одного блюда, закончился. Добавлять не стали, дрова до сих пор считались редкостью.

Вся рыбацкая компания сидела в тишине, ёжась от холода. Звук столкнувшихся камней заставил одновременно повернуться в сторону шума. Матвею показалось, что за пеленой дождя мелькнул серый силуэт.

– Олень? – испуганно спросил Павел.

– Надеюсь, – Матвей взял в руки автомат, опустил скобу предохранителя в нижнее положение и взвёл.

– Скорее всего, олень, – решил Перелыгин. – Медведи так далеко ещё не заходили. Знают, что это наша территория.

Хотелось ему верить. Ситуация могла оказаться непростой из-за того, что на воду спускаться было нельзя, штормило. А на суше из-за дождя нападение хищника могло оказаться внезапным.

– Давайте дров подкинем, – Заремба поднялся, чтобы идти на берег, к лодке. – Дым их отпугнёт.

– Кого, оленей? – переспросил Павел.

– Сам ты олень, – нервно ответил Заремба, чувствуя нутром, что это совсем не травоядные. Вряд ли бы им пришло на ум подходить так близко к людям. Только вечно голодный хищник мог проявлять любопытство, надеясь покормиться опасной добычей. Коллектив минуту обдумывал, как поступить. Муки выбора правильного решения подсказал дождь, взявший небольшой перерыв.

Слева от лагеря возвышался небольшой каменный утёс, до половины поросший травой и мхом. На его вершине гордо стоял белый медведь, не сводя с людей глаз.

– Вот вам и олень, – мрачно пошутил Перелыгин. – Собираемся. Пересидим дождь на берегу.

Команда без слов принялась сворачивать лагерь. Матвей отложил в сторону оружие, чтобы заняться остатками ухи, которые можно было доесть позже. Он перевязал котелок и крышку куском ткани и собрался отнести его к лодке, как внезапно раздался выстрел. Матвей от неожиданности чуть не выронил котелок из рук.

Стрелял Павел. Он опустил дымящийся ствол автомата, не сводя глаз с утёса. Кажется, он зацепил животное. Медведь зарычал и, сильно хромая, скрылся из виду.

– Ты… придурок! – Перелыгин выхватил оружие из рук Павла. – Ты чем думаешь?

– Да ты сам придурок! – Павел неожиданно для всех занял дерзкую позицию. – Мы не только рыбу, но и медведя могли бы привезти. Он вот у нас был где! – Павел показал сжатый кулак. – Я попал в него.

– Лучше бы ты в себя попал. Мы же договорились, стрелять будем, только когда нам будет угрожать опасность!

– А она угрожала. Он был рядом и грозил нам.

– Тихо, тихо, мужики, – попробовал остановить перепалку Матвей, – давайте соберёмся, а на воде уже поспорим.

– Какой воде? – Павел переключился на него. – Надо идти за медведем. Он истечёт кровью и упадёт, а мы его добьём и приедем в посёлок с почётом. Одна маленькая пуля и несколько центнеров пользы.

– Командир, а может и верно? Вместо четвёртого улова привезём медведя? Шлюпка выдержит вес, – Заремба попытался уладить конфликт выгодным для всех решением.

Перелыгин поджал губы и заиграл желваками, пыхтя как паровоз.

– Я всё равно доложу Татарчуку о тебе, – командир ткнул в грудь Павлу указательным пальцем.

Павел ощерился не то улыбкой, не то оскалом. Для него решение коллектива всё равно было победой, оправдывающей его самовольство.

– Матвей, возьми оружие и идите с Павлом, гляньте, что там с этим медведем, а мы пока перенесём хозяйство в шлюпку. Далеко не уходите, а то нам отбиваться нечем.

– Ладно, – Матвей сунул за пазуху топор. – Если что, там и начну разделывать.

– Идёт, – согласился Перелыгин.

Матвей и Павел поднялись к утёсу, чтобы с его уступа посмотреть, не видна ли белая туша на фоне серо-зелёной растительности и камней. Убитого медведя не было видно. Однако следы крови говорили о том, что он был ранен. По ним и пошли, думая, что медведь мог упасть где-нибудь за камнями, в ложбинах.

Матвей вертел головой, опасаясь, что раненое животное кинется в атаку в порыве ярости. Было тихо, будто в этих краях вообще не водится никакая живность. Даже птицы на берегу умолкли и перестали кричать.

– Чайки в камни прячутся, – заметил Матвей.

– Да и что?

– То, что дождь ещё не закончился, – Матвей давно приметил это у птиц, которые наперёд знали расписание природных явлений.

Дождь и впрямь начался. Вначале заморосил мелкий и частый, но с каждой минутой он становился всё сильнее.

– Чёрт! – выругался Матвей, когда понял, что может потеряться. Кровь, как ориентир, тоже потихоньку смывало.

– Возвращаемся? – с надеждой спросил напуганный Павел, подумавший о том же.

– Да. Смысла искать тушу в дожде нет никакого.

Они прошли ещё несколько метров вперёд по инерции и чуть не скатились под откос ложбины, ставшей скользкой из-за дождя. Неожиданно им обоим послышалось урчание. Матвей перехватил ствол оружия, решив, что они, наконец, наткнулись на раненого медведя. Он ринулся в дождь вперёд и застыл.

На Матвея с любопытством и тревогой смотрел медвежонок. Он кряхтел и двигался так, будто не мог решить, как отнестись к чужакам. То ли принять их за друзей, то ли напугаться и пятиться назад.

– Блин! Павел, ты, кажется, подстрелил медведицу.

– Я? – зачем-то переспросил напарник. – Я же не знал. Что теперь делать?

– Надо уходить, – твёрдо решил Матвей. – Если медведица жива, она нам спуску не даст.

– Да? Хорошо, идём.

Павел развернулся, чтобы идти назад. Матвей не удержался и провёл медвежонку по сырой шерсти, чувствуя вину перед ним. Детёныш принял ласку, не сводя глаз с человека. В них всё ещё читалась нерешительность. Матвей понял, что если ещё несколько секунд будет смотреть в них, то не сможет бросить его здесь.

– Уходим, – он встал, резко развернулся и пошёл, быстро нагнав Павла.

За спиной послышалось ворчание медвежонка, похожее на плач. Маячивший перед Матвеем Павел вызывал злость. Глупый поступок вызвал цепочку событий, которые не должны были случиться. Медведи хоть и считались опасными соседями, но даже им хватало ума мирно делить территорию с людьми. Люди намеренно не охотились на медведей, а хищники не лезли к человеческому жилью. Наказание ждало только тех, кто нарушил негласный договор.

Павел резко остановился, так что Матвей наткнулся на него.

– Что?

– Я потерял след, – Павел пригнулся и провёл ладонью по траве. Поднял её и посмотрел. Никаких следов крови на ней не было.

– И куда нам теперь идти? – Матвей сделал несколько шагов в сторону, чтобы увидеть кровавые отметины, служившие ориентиром.

Напрасно, ничего похожего видно не было. Дождь припустил ещё сильнее, снизив видимость шагов до пятнадцати, не больше. На незнакомой местности Матвей совсем не умел ориентироваться, поэтому у него созрело только одно решение.

– Надо дождаться, когда дождь стихнет.

– А что, если медведица унюхает нас? – спросил Павел и принялся озираться, напуганный своими предположениями.

Матвей вздохнул.

– Думать надо было, прежде чем жать на курок.

– Я же хотел, как лучше. Для всех старался. Знал, что вы меня за идиота держите, вот и хотел показать всем, что тоже чего-то могу, – Павел говорил искренне, с обидой в голосе.

Матвей хотел сказать что-то язвительное в ответ, но промолчал, понимая, что лучше от этого не станет.

– Ветер несёт запахи в ту сторону, значит медведь унюхать нас сможет только оттуда и нападать будет с той стороны, по своей дикой привычке стараясь маскировать запах, – решил Матвей. – Если только рана не лишила его медвежьего здравомыслия. Иначе каюк.

– Да сдох он, поди, уже, – Павлу хотелось в это верить.

– Сдох, не сдох, мы не знаем. Будь внимательнее.

Матвей сплюнул под ноги от досады, что всё так резко поменялось в худшую сторону. Невесть откуда взявшийся ливень только усугублял положение. Они потеряли направление, не знали, что стало с раненым медведем, душа томилась по детёнышу хищника. Хотя, кажется, последнее было свойственно только Матвею. Павел переживал только о собственной безопасности и своём авторитете, которого здорово поубавилось.

Издалека будто бы донёсся шум прибоя. Матвей прислушался. За шуршанием дождя едва-едва слышались раскаты шторма.

– Слышишь? – Матвей поднял вверх указательный палец.

– Что? – лицо Павла исказил ужас.

– Прибой.

– А-а-а, – облегчённо произнёс напарник. – Нет, не слышу.

– Море там, – Матвей указал в сторону, откуда слышался прибой. – Идём.

Он решил дойти до берега, а там определиться в какую сторону идти вдоль него. Ему хотелось наткнуться на утёс, служивший отличным ориентиром. Перелыгин и Заремба, наверное, здорово волновались по поводу их отсутствия. Командиру, случись что с ними, попало бы здорово.

Шум прибоя слышался всё отчётливее. Трава и лишайник поредели, и вскоре ступать пришлось по голым камням. Они вышли к обрывистому берегу, под которым, метрах в трёх, о камень бились волны, высоко поднимая пену.

– Не припомню такого берега, – Павел почесал мокрую голову. – А ты?

– И я. Наверное, мы прошли до края прохода, в который заплыли, – догадался Матвей. – Надо идти вдоль берега. Если волны будут стихать, то мы идём в верном направлении.

– Ага, да, – Павел был согласен на всё, доверив товарищу функции следопыта.

Они двинулись вдоль каменистого берега, то приближаясь, то удаляясь от края из-за сложного рельефа. В отличие от дождя, шум шторма стихал. Матвей радовался тому, что оказался прав и ожидал вскоре увидеть свой лагерь.

Из пелены дождя показался утёс. На лишайнике остались рыжие пятна крови и следы медвежьих когтей. Матвей многозначительно указал на приметы. Павел согласно покачал голов, догадавшись, что это тот самый утёс возле лагеря. Они обошли его бодрым шагом, решив, что теперь им ничего не угрожает. Павел даже вышел вперёд, в своей манере, желая показать остальным, что в их паре он был ведущим.

Матвей не стал на это реагировать, снисходительно улыбаясь в спину напарника. Тот топал, как на параде, поднимая брызги. Матвей смотрел ему на ноги и вдруг, ему стало не по себе. Напарник ступил в небольшую красную лужицу, разлетевшуюся жёлтой пеной из-под ног.

– Стой! – Матвей рванул Павла на себя, ухватившись за пояс.

– Что опять? – недовольно спросил напарник.

– Кровь, – Матвей зачерпнул воду в ладонь и поднёс её Павлу.

Красная вода стекла по ладони, в ней остались красные кровяные сгустки.

– Медвежья? – с надеждой спросил напарник.

– Не знаю. Так близко он не подходил, когда ты его ранил. Видимо, пришёл отомстить.

– Ты вечно придумываешь всякую ерунду, Матвей, – укорил напарник. – Фантазёр. Мужики наши, наверное, его раньше нас и разделывают. Ста-ас! Заремба-а-а! – закричал он, думая, что находится в нескольких десятках шагов от лагеря.

В ужасе от поступка Павла, Матвей шлёпнул его по затылку, чтобы заткнуть. Напарника это взбесило. Он развернулся и наотмашь ударил Матвея по лицу.

– Хватит, придурок! Я тебе не пацан, чтобы мне указывать! – Павла мгновенно бросило в краску, голос поднялся на несколько тонов выше. Он был вне себя от ярости и не собирался сдерживаться.

Сверкнув глазами на ошалевшего Матвея, он развернулся и пошёл вперёд. Матвей остался на месте, взяв автомат наизготовку. Предчувствия его говорили о том, что ситуация намного хуже, чем хотелось верить. Прислушиваясь ко всем звукам, осторожно ступая, Матвей тоже пошёл вперёд. Снова попалась кровь под ногами.

Где-то впереди Павел снова позвал своих, и то, что он не получил отклика, ещё больше напугало Матвея. Они были почти на месте. Спина напарника появилась перед ним внезапно. Павел будто замер, стоял не шелохнувшись.

– Ты чего застыл? – спросил Матвей.

Павел начал медленно поворачиваться. Прежде, чем увидеть, что он держит в руках, Матвей увидел его глаза, полные ужаса. В руках Павел держал часть тела, половину предплечья и кисть, в которой был зажат лёгкий топорик, которым Матвей разделывал рыбу. Судя, по остаткам одежды, рука принадлежала Перелыгину.

– К шлюпкам, – прошептал одними губами Матвей, – живо.

Павел снова включился.

– А? Да. Я за тобой.

Матвей не стал спорить. У него был автомат, и в случае неожиданной встречи с медведем он обязан был первым встретить его. Стараясь не производить шума, они направились в сторону берега, надеясь, что выбрали правильное направление. Из-за сильного волнения, Павел никак не мог справиться со своими ногами. Они будто перестали гнуться. Он часто спотыкался и производил шум. Матвей обернулся, чтобы сделать ему замечание, но увидел, что тот до сих пор несёт руку командира с топориком.

– Топор забери, а руку оставь. Кровь привлекает хищника, – тихо попросил Матвей.

Павел соображал несколько долгих секунд, но потом всё-таки вынул из сведённой предсмертной судорогой руки топор. Останки Перелыгина выбросил в сторону, будто только сейчас осознав, что держал их. Глядя на Павла, Матвей решил, что пустить в ход оружие он не успеет. Страх замедлил напарника, превратив его в медлительного зомби.

В ожидании ежесекундной опасности, им удалось дойти до берега и найти шлюпки. Матвей положил автомат в ту, на который они плыли. Он хотел взять у Павла топор, но вдруг услышал, как рядом клацнули друг о друга камни. Матвей потянулся за оружием, не поворачиваясь спиной к берегу. Павел, будто ничего не слыша, стоял как умалишённый, безвольно ожидая, когда ему предложат сесть в шлюпку.

– Держи топор наготове, – попросил его Матвей.

Сам он вместо того, чтобы взять в руки автомат, нечаянно столкнул его. Оружие с грохотом упало на дно шлюпки. И в этот миг из пелены прямо на Павла бросился медведь. Напарник ничего не успел сделать. Он закричал и тут же исчез под тушей рычащего зверя. Матвей прыгнул в шлюпку, уже не таясь, поднял автомат и выстрелил в голову медведю. Зверь тут же обмяк и завалился набок. Из его окровавленной пасти торчала трахея Павла.

Напарник хрипел кровью и бился вместе с медведем в предсмертной агонии. Матвей подошёл к ним. Поднял с камней топор и встал рядом, наблюдая, как тела двух существ покидает жизнь. Ему на ум ещё раз пришла мысль о цепочке событий, начальный отсчёт которых пошёл от глупого поступка Павла. В итоге они получили три трупа, что для посёлка будет считаться неслыханной потерей.

Матвей остался один, и теперь не мог пригнать шлюпку с добрым уловом. Он решил, что рыбу придётся выбросить, а шлюпку оставить здесь, чтобы не тянуть лишнюю тяжесть. Надо было вернуться в лагерь, похоронить товарищей и собрать вещи. Матвей решил дождаться окончания ливня. Торопиться ему теперь было некуда.

Когда Павел затих, Матвей вытащил его из-под медведя. Он решил похоронить его на берегу, заложив тело камнями. Почему-то Матвей не сразу приступил к этой печальной процедуре, решив осмотреть медведя, чтобы найти рану на его теле, оставленную Павлом. Он так и не нашёл её. Видно было только пулевое ранение в черепной коробке, из которого до сих пор сочилась кровь. Получалось, что это другой медведь, а раненый Павлом возможно и погиб. Наверное, они убили семью, и мать, и отца, оставив сироту.

Матвей не сердился на животных, считая, что они имели полное право на месть. Он закинул автомат за спину, ухватил Павла за руки и потянул в сторону. Оттащил его метров на десять и решил похоронить. Он нагнулся за камнем и снова услышал подозрительный звук. Ему показалось, что он слышит чьи-то стоны. Решив, что кто-то из напарников жив, он осторожно двинулся на звук. Но это был не напарник. Возле убитого им медведя стоял другой, тот, что был ранен Павлом. Лапа его от холки вниз была испачкана в крови.

Медведь обнюхивал труп и тяжко вздыхал. Взгляд его колючих карих глаз пересёкся с взглядом человека.

– Прости, – произнёс Матвей.

Медведю были несвойственны человеческие эмоции. Он резко бросился на Матвея. Тот даже не успел выхватить из-за спины автомат. Могучий удар когтистой лапой по рёбрам отбросил его в сторону. Ослабший медведь и сам повалился в сторону. Матвей, чувствуя, как от удара лёгкие сковал спазм, всё-таки умудрился выхватить автомат и выстрелить в поднимающегося зверя. Пуля попала тому в спину, снова сбив медведя с ног.

Матвей сделал вдох и почувствовал привкус крови в горле. Одежда на груди была разорвана и вся в крови. Он осмотрел себя, потом ставший бесполезным автомат, нагнулся за топориком, и хотел было кинуться с ним добить медведя, но хищник вдруг резко поднялся. Матвею хватило благоразумия понять, что таким оружием он сможет только пробить шкуру, не причинив серьёзного вреда.

Тогда Матвей, раскачиваясь как пьяный, направился к шлюпке. Он бросил в неё автомат, разрубил верёвку, связывающую её и шлюпку с уловом, и вытолкал её на воду. Обернувшись, он увидел, как медведь встал и не спеша идёт в его сторону. Страх придал Матвею сил. Он запрыгнул в шлюпку и сел на вёсла. Рёбра нестерпимо болели при каждом взмахе вёсел, а во рту усиливался привкус крови. Матвей сплюнул. Слюна была красной. Медведь отбил ему лёгкие, либо сломал рёбра, которые их проткнули.

Чувствуя, что может потерять сознание, Матвей не бросал грести, пока не вышел из прохода между скал. Шторм немного утих, но шлюпку всё равно здорово раскачивало. Как только Матвей понял, что находится в безопасности, то сразу потерял сознание.