За Кубанью

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

«Что там, в пакете?» Ильяс готов завернуть в Совет, чтобы хоть одним глазом поглядеть на бумаги, но сдерживается. Было сказано «дома» — значит, дома. Но Умар вовсе не склонен толковать эту фразу буквально. Как только отряд исчез из виду и Ядвига Адамовна пошла к школе, он кивнул Ильясу, указывая на пакет.

Ильяс протянул ему большой незапечатанный конверт из оберточной бумаги. Умар извлек оттуда несколько исписанных листков. Первый — характеристика, подписанная начальником ЧК. Она отпечатана на машинке и читать ее легко. Там описывается весь путь Ильяса: как он два года в Конной армии Буденного служил, как ранен был, как в банду попал, как бежал оттуда с Максимом, как Алхаса громил… И в конце вывод: полностью предан Советской власти, трудовому народу, достоин быть коммунистом.

— Дай, я посмотрю…

Ильяс сам перечитывает печатный текст, долго разглядывает четкую подпись начальника ЧК и круглую печать. Остальные листки — рекомендации Ильясу для вступления в партию, подписанные председателем, комиссии по борьбе с бандитизмом, начальником ЧК, Максимом, Рамазаном и Петром — за несколько дней до смерти составил. Увидев подпись Петра, оба вздыхают.

— Максим сказал, — поясняет Умар, — что рекомендация Петра действительна: это его последняя воля, завещание.

— Значит, ты знал, что в пакете? — поражается Ильяс.

— А как же! Между коммунистами секретов нет. Теперь напиши заявление и биографию: когда родился и все прочее про себя.

— А как биографию писать? И заявление?

Умар, имеющий опыт, втолковывает Ильясу, что ничего сложного в этом нет. Но предстоящая работа пугает Ильяса. Он берет у Умара слово, что тот заглянет к нему, поможет.

Дома Ильяс усаживается за стол, просит у Мариет карандаши. Дарихан достает из сундука пачку бумаги, невесть когда приобретенную еще отцом Ильяса по случаю земельной тяжбы. Детям разрешено разговаривать только шепотом.

Первая строка ложится на бумагу почти мгновенно: «Заявление».

Дальше — хуже. Что ни напишет, кажется корявым, нескладным, он перечеркивает и снова пишет. Дарихан зовет ужинать. Может, после ужина дело лучше пойдет? Садится за стол вместе с женой, дочерьми. Не сам додумался — у Умара научился. Вслед за ним купил жене пальто, одел на зиму и девчонок.

За ужином царит веселье. Младшие беспричинно хохочут, необычно серьезна лишь Мариет. Наверное, решает Ильяс, уже завелись какие-нибудь тайны. Так и есть. Когда все выходят из-за стола, Мариет остается.

— Должна тебе что-то сказать, — бормочет она.

— Говори. — Ильяс немного смущен: обычно дочери более откровенны с матерями.

— Умар несколько дней назад сказал, что Биба с матерью скоро возвратятся, фельдшером она у нас будет.

— Славная девчонка, — кивает Ильяс, все еще занятый своим заявлением. — Молодец! — И вдруг спохватывается: ведь неспроста же затеяла этот разговор Мариет! — Продолжай. Я слушаю.

— Я решила прибрать в их доме, чтоб сразу себя хорошо почувствовали. Вчера все сделала, занавески сняла, постирала, сегодня повесить хотела… Да не стала — мне показалось, будто в доме после меня кто-то побывал. Постель Бибы примята, в печке — бумажка с куриными костями, у входа — грязь… И воздух какой-то тяжелый…

Ильяс призадумался. Бойцы его отряда, да и он сам вместе с Умаром охраняют аул неплохо. Но после ликвидации банды Алхаса количество патрулей сильно сократилось. По сути, просматривается въезд в аул только с двух концов поселка. Напрямик, с поля, можно пройти к любому дому. Сам покойный Лю протоптал тропинку через огород прямо к наделу. Очень многие таким образом сокращали путь, появление человека между аулом и лесом никого удивить не может. И, конечно, могло статься, что кто-то, пользуясь этим, решил укрываться в пустующей сакле. Очень умно! Не ставит под удар сообщников, но всегда может связаться с кем нужно, незаметно уйти. Остановись у знакомого, и соседи, хочешь не хочешь, заметят чужого. А пустующим домом кто заинтересуется?..

— Ты больше туда не ходи, — попросил он Мариет. — А чуть стемнеет, пойди в наш сарай. Там одной доски нет. Стой, слушай, смотри. Не испугаешься? Посидишь, потом я тебя сменю. Сиди, что бы ни случилось. Пройдет кто, не беги ко мне, сиди.

— А ты скоро придешь? — Мариет страшновато, да разве скажешь.

— Скоро, дочка, не бойся. И не выходи, пока я не приду. Выдержишь?

— Выдержу! — Мариет даже приосанилась — поручение отца поднимает ее мнение о себе.

Быть может, стоит посоветоваться с Умаром, устроить засаду? А если за домом наблюдают? Впрочем, о засаде и без того сразу узнают соседи, а значит — весь аул. Может статься, что незваные гости, прежде чем идти туда, получают условный сигнал. В последнее время как будто петухи стали просыпаться в неурочное время.

Он садится за заявление. В муках творчества незаметно приходит ночь.

Ильяс набрасывает бурку, проверяет наган, сует в карман гранату. Проходит в сарай.

— Никого! — шепчет Мариет. — Может, мне показалось?

— Посиди, пока мои глаза не привыкнут. Ел же кто- то курицу, раз кости остались.

С каждой минутой меняется картина перед глазами Ильяса. Сначала они не различают ничего, будто на них повязка. Потом мрак, словно бы высвечиваясь изнутри, начинает распадаться на крупные детали: верхушка плетня, крона яблони, слева — силуэт дома Лю. Еще через некоторое время крона распадается на множество черных закорючек, выделяется ствол яблони, на стенах дома начинают поблескивать стекла окон. И вот уже за плетнем можно свободно различить тропинку, которую протоптал покойный Лю.

— Беги домой, доченька. Молодец ты у меня, как сын!

Ильяс мысленно перебирает аульчан, дом за домом. Кто бы мог навести врага на это убежище? Ни на ком остановиться не может. И все же Ильяс уже не сомневается, что кто-то додумался использовать в качестве явок и укрытий брошенные хозяевами дома. В каждом ауле их теперь множество. Если бы он разыскивал кого-нибудь, то, верно, и не заглянул бы в дом Лю: как-то принято думать, будто врага кто-то прячет. А он сам прячется. Проскочит в темноте и отсиживается. Или встречу устраивает. Или письмецо куда-нибудь прячет, а потом забирает ответ.

Мысль Ильяса возвращается к будничным тревогам. Он начинает думать о погоде. Соседний мулла уверяет, будто весна будет засушливой. Не дай аллах, зерна на посев оставлено в обрез, в случае пересева — крышка.

Вспоминается последний разговор с Сергеем Александровичем, когда он после участия в разгроме ряда банд собирался домой.

— Хочу, — сказал начальник ЧК, — отправить тебя в Москву, на курсы чекистов. Подучишься, и дальше вместе работать будем, семью в город перевезешь.

Отвечать, что думаешь, трудно — как бы не обиделся человек. Но Ильяс хитрить не научился.

— Если очень нужно, тогда что ж, — произносит он. — Но я там, с землей. Хлебороб я…

Сергей Александрович и виду не показывает, как расстроил его такой ответ.

— Тебе виднее, Ильяс, — вздыхает он. — Корми нас, хлеборобская душа. А если все же очень понадобишься, вызовем. Идет?

Вот тогда-то и задал Ильяс свой вопрос:

— Как думаете, в партию примут меня? Только правду.

— Умные люди, безусловно, примут, — ответил Максим.

— Тогда прошу у тебя рекомендацию.

— А у меня что не просишь? — с некоторой обидой заметил Сергей Александрович. — Я ведь тоже тебя хорошо знаю.

— Боюсь, — признался Ильяс. — Думал, обиделся. Дашь?

— Дам! Не обижайся, ты верно определил свое место.

Лицо Ильяса светлеет при воспоминании об этих словах.

На дворе начинает светать. Ильяс приходит к выводу, что в эту ночь в пустующую саклю никто не заглянет, но досиживает в засаде до восхода. Из дому выходит Дарихан, за ней Мариет. Встретившись взглядом с отцом, виновато опускает глаза.

— Смотри, никому ни слова, — шепчет он дочери.

Поспать, однако, не удается — приходит Умар. Ильяс протягивает ему пачку черновиков, Умар внимательно перечитывает их.

— Послушай, — говорит он задумчиво. — Представь: стоишь перед коммунистами, собираешься сказать им о вступлении в партию. Что бы сказал?

— А что! И сказал бы. — Ильяс раздумывает недолго. — Сказал бы так: товарищи, примите меня к себе, в большевики, за народ, за Ленина не жалел и жалеть не буду своей жизни.

— Здорово! — одобряет Умар. — Вот так и напиши.

Дарихан приносит завтрак. За чаем Ильяс сообщает о подозрениях Мариет, о засаде. Решают в следующую ночь караулить вдвоем: один дремлет, другой смотрит. Вечером Умар сообщает жене, что задержится до утра в караулке — пусть всех направляет туда. Гучипсу в караулке приказывает: кто бы ни пришел ко мне или к Ильясу, говори, что мы нездоровы. Решай все сам.

Ильяс прихватывает в сарай лепешек, луку — все веселее будет. Сидят, молчат.

— Может, зря? — шепчет Ильяс.

— Молчи, — еще тише отвечает Умар. — Выспаться успеем.

Примерно в полночь оба сразу вскочили на ноги — со стороны огорода отчетливо донеслись звуки шагов, затем показалась фигура в бурке. Человек уверенно, не сбиваясь с узкой тропы, проследовал к дому. Оба расслышали и щелканье щеколды.

— Пошли, — дернулся Умар.

Ильяс, получивший чекистскую закалку, остановил его.

— Никуда не денется. Если отдохнуть пришел, пусть ложится. А вдруг у него свидание?

— А вдруг записочку куда-нибудь ткнет и смоется? — в свою очередь предположил Умар.

— Будет выходить — схватим. А потом возьмем и того, кто за записочкой явится.

Умар посмеивается: вот тебе и Мариет. Проходит около часа, вдруг раздается кукареканье. Среди ночи…

— У, паршивец, — ругается Умар. — Перепугать может.

— Тише, — шепчет Ильяс. Раннему петуху вторит другой — совсем рядом. Проходит минута — и на огороде снова звучат шаги. Человек, пригибаясь к земле, не разбирая тропки, семенит к дому. Снова кашляет щеколда.

— К утру, гляди, полная хата набьется, — шутит Умар.

— У тебя аппетит неплохой, — смеется Ильяс. — Надо этих брать. Но обязательно живьем.

Уславливаются потихоньку переползти к входу в дом. Слушать. Если будут выходить вдвоем, первого оглушить ударом по голове, второго схватить за руки и связать. Если по одному — обоих вязать.

Как ужи, ползут к завалинке Лю. У дверей на редкость удачное место для засады — глухой уголок, в котором можно спрятаться вдвоем. Здесь и замирают. У Умара в руках наган, более крепкий физически Ильяс рассчитывает на свои руки. Из дома доносятся приглушенные голоса. Раздаются шаги. Один уже как будто в сенях, другой в комнате.

— Завтра ночью жди, — говорит тот, что в сенях.

— Как бы не так, — бормочет Ильяс. — Завтра ночью ты совсем о другом думать будешь.

Человек в сенях останавливается, очевидно прислушиваясь. Что-то испугало его? Нет. Еще шаг. Щелканье щеколды — и дверь открывается; Выйдя на крыльцо, человек закрывает дверь, щеколда на месте. В это мгновение рука Ильяса закрывает ему рот.

— Тише, — шепчет Ильяс, — Застрелю. Один звук…

Умар вяжет пленнику руки, шарит по карманам. Он хорошо вооружен: два револьвера, граната, какие-то бумаги, деньги.

Ильяс постукивает рукоятью нагана по лбу пленника.

— Тихо отвечай: как зовут?

— Аскер, — чуть заикаясь, бормочет пленник.

— А того, что в комнате? Только не ври.

— Сулейман.

Ильяс хмыкает: крупные пташки. С Аскером ему приходилось встречаться у Улагая не раз. А Сулейман? Неужели тот самый, который отправил его к бандитам? Ему не терпится поглядеть на него.

— Открой дверь и позови, — приказывает он Аскеру. — Только не заикайся.

Опять щеколда. И прерывистый голос:

— Сулейман, сюда!

Почти тотчас раздаются шаги, видимо, Сулейман прилег.

— Что случилось?

— Давай сюда! — теперь уже в голосе Аскера не дрожь, а злорадство: «Сейчас, мол, узнаешь, что случилось».

Сулейман выглядывает из двери.

— Руки вверх, быстро! — командует Ильяс. — Ни одного движения. Застрелю!

Вот и второй обезоружен и связан. Их вталкивают в сени. Умар чиркает колесиком зажигалки, слабый огонек озаряет бледные лица.

— Тот самый Аскер, — радуется Ильяс. — Голосистая птичка.

Он переводит взгляд на второго и замирает от ненависти.

— Пришел в гости, гад? Что же в окошко не постучал?

Рука с наганом сама собой поднимается. Сулейман следит за ней с ужасом, голова его вжимается в плечи. Ильяс судорожно сует наган за пояс.

— Твое счастье, что у нас не расплачиваются той же монетой…

На всякий случай обоим затыкают рты. Приводят в караулку. Там помещают в разные чуланы, ставят часовых.

— Надо бы их немедленно в город доставить, — рассуждает Ильяс. — Но мало ли что в пути может случиться. Отбить не отобьют, а пристрелить вполне могут.

В город снаряжается верховой отряд во главе с Ильясом.

В то утро Максим пришел на работу немного позже обычного: Сергей Александрович приказал отоспаться. Не успел усесться, как в кабинет ввалился Ильяс. Сияющий, хитроватый взгляд. После приветствия — пауза. Вопрос:

— Улагай нужен?

— Поймали? — Максим уставился на друга.

— Не его. Аскера, адъютанта. А у них встреча назначена. Мы его дома спрятали, везти побоялись. С ним взят связной. Кстати, тот самый, которого я искал. Сулейман.

— Это какой же? Неужели твой благодетель? Ребра хоть ты оставил ему? — подзуживает Максим. — Ладно, не обижайся, это я от хорошего настроения: Казбек отлично учится. Смекалистый парнюга. Что же вы у них изъяли?

— Ничего особенного — оружие, деньги, золота немного… Главное — у них встреча с Улагаем назначена.

— Пошли к начальнику, доложишь лично.

Сергей Александрович, расхаживавший во время доклада по комнате, обнимает Ильяса за плечи.

— Не ошибся ли ты в своем хлеборобстве, Ильяс? — Он пытливо заглядывает ему в глаза. — Ведь ты — чекист по призванию.

— Тогда, выходит, — отшучивается Ильяс, глубоко тронутый этой похвалой, — что и Мариет, дочка моя, тоже по призванию чекистка. А Умар — тот уж наверняка.

Совещание. Итог подводит Сергей Александрович.

— Главное вы сделали, Ильяс и Умар. Задержали подручных Улагая и не разгласили сам факт их ареста. Теперь к вам поедут Максим и другие товарищи, еще раз опросят бандитов и будут соответственно действовать. Помните, если понадобится засада, устраивайте ее так, чтобы ни одна душа об этом не проведала, иначе все сорвется. Пусть командует ею Ильяс, уж он это сумеет обеспечить.

Помолчав, Сергей Александрович спросил:

— А не слишком ли все гладко получается, а, товарищи?

— Надо послушать задержанных, — говорит Максим. — Тогда, быть может, кое-что прояснится.

— Голова! — со смехом вскрикивает Сергей Александрович. — Подкузьмил, нечего сказать. Собирай отряд, и я с вами прокачусь, погляжу на этих молодчиков. Там и закончим совещание.

И вот у подъезда пофыркивает обшарпанный грузовичок. Ильяс немало видел таких машин, но ездить на них не приходилось. Сергей Александрович усаживается рядом с шофером, бойцы и Максим устраиваются наверху. Ильяс направляется во двор.

— Ты куда? — удивляется Максим. — Залезай в кузов.

— С конем не помещусь, — на полном серьезе возражает Ильяс.

— Ну хватил, — смеется Максим. — Коня твои люди пригонят.

Отдав приказание бойцам, Ильяс залезает в кузов. Садится рядом с Максимом и пулеметчиком. Грузовик, попрыгав по городским ухабам, выскакивает за город, мчится по степной дороге. Ильясу интересно, как машина догоняет и перегоняет подводы, как взбрыкивают и норовят вырваться из постромок казацкие кони, как мечутся, завидев машину, куры. Вдруг грузовик остановился. Чекистскому шоферу такие казусы не в новинку. Он выскакивает из кабины, открывает капот и начинает копаться в двигателе. Ильяс тоже лезет вниз — ему охота заглянуть в зубы этой громадине. С некоторым сомнением поглядывает на бурлящий радиатор: что там такое побулькивает? Оглянувшись, не смотрит ли кто, протягивает указательный палец к мотору и отдергивает его, едва сдержав крик: палец обожжен. «Лошадь все же лучше», — рассуждает Ильяс сам с собой, залезая в кузов.

Между тем шофер взялся за заводную ручку. Но машина и не думает трогаться с места.

— Толкнем, товарищи! — кричит шофер.

— Ей нужен хороший кнут, — смеется Ильяс, подталкивая вместе со всеми грузовик. Ему не верится, что таким несложным способом можно перехитрить эту заупрямившуюся колымагу.

Под напором бойцов грузовик трогается. Слышится какое-то урчание — начинает работать мотор. Люди снова забираются в кузов, грузовик лихо мчит вперед.

«Все же машина лучше, — признает свой промах Ильяс. И вдруг прикидывает: — А если плуг сзади прицепить, как получится?»

В ауле машину обступают не только дети и мужчины, но и женщины: такой «гость» здесь впервые. Сергей Александрович, Максим и Ильяс скрываются за воротами едыговского особняка, а Умар, воспользовавшись моментом, решил провести митинг. Он забрался в кузов машины и произнес речь.

— В газете было написано, что наступит время — и всяких машин будет сколько угодно, а приводить их в движение будет невидимая штука, спрятанная в проволоке, электричеством называется. Кто был в городе, тот своими глазами видел лампочки, которые загораются от проводов. Скоро и в аулы потянут столбы с проводами, и в каждом доме станет светло как днем.

— Ты говоришь, как слепой, которому все равно, что ночь, что день, — перебил оратора Исхак. — Что будет, если ночью станет светло как днем? Подумай, дорогой, и не заговаривайся.

Умара такими рассуждениями с толку не собьешь. Зачем ночью свет? А хотя бы книжку почитать. Или смастерить что-нибудь. Тут уж многие не выдерживают: какие книжки, если все неграмотные?

— Э, глупые, — начинает сердиться Умар, — никак понять не хотите. Это вы неграмотные. А ваши дети? Они ведь учатся.

— По-твоему выходит, что учитель важнее муллы? — задирается кто-то.

— Как сказать, — принимает вызов Умар. — Сколько лет мы живем с муллой, а толку?

— Тьфу на тебя, гяур!..

Но и им от факта не уйти: дети учатся, машина стоит посреди аула, а безбожник Умар выкрикивает с нее разные странные слова.

Тем временем в караулке идет допрос Аскера. Он охотно отвечает на все вопросы. В доме Лю дважды встречался с Сулейманом, в последний раз узнал, что в Большом лесу собираются руководители карательных фаланг, инструктировать их будет сам Улагай. Когда люди соберутся, Сулейман отнесет неизвестному человеку записочку, тот передаст ее полковнику. Улагай прибудет ночью к лесу. Пароль у Сулеймана.

Но Сулейман упорно молчит.

— Где вы видели Улагая в последний раз?

Сулейман отворачивается.

— Кому вы должны передать записку для Улагая?

Сулейман бросает на задающего эти вопросы Сергея Александровича презрительный взгляд.

— Напрасно тратите время, — высокомерно произносит он. — Это мои последние слова.

Сергей Александрович приказывает увести арестованного.

— Сейчас, — продолжает он, когда Сулеймана уводят, — мы отправимся в город. Бандитов увезем. Их закутать в бурки, положить на дно машины. Ильяс с отрядом должен ночью скрытно устроить засаду. Его отряд мы возьмем с собой, высадим верстах в десяти от аула. Запастись продуктами и боеприпасами, условиться с Максимом о связи. Задача: захватить руководителей фаланг, ожидать связного от Максима или от меня с дальнейшими приказаниями. Вопросы есть?

— А как же с Улагаем? — не выдержал Максим.

— Неужели ты поверил, что он явится в лес? — удивился Сергей Александрович. — Убежден — это отвлекающий маневр. Сейчас волк уносит ноги. Хочет оказаться в нетях и бросает нам приманку — своих костоломов. Сулейман, конечно, заговорит, но толку от его показаний будет мало: Улагай перехитрил их всех. Впрочем, как и нас. Взял подлостью. Скорее всего, он уже за кордоном…

Максим в ярости сжал зубы, лицо его побелело.

— Выполняйте! — приказал Сергей Александрович.