За огненной чертой

Фашисты лютуют

Партизаны-разведчики, в особенности Виктор Ящемский, налаживали все более тесную связь с нашими людьми в немецкой комендатуре Ельни, с работниками ельнинской полиции и других оккупационных учреждений. Однажды Виктор Ящемский проник в Ельню со стороны кирпичного завода. Вел он себя непозволительно дерзко: как ни в чем не бывало, разгуливал по городу, встречался с нужными людьми.

Перед самым уходом Виктору удалось узнать: в ближайшие дни гестапо схватит семьи многих партизан, в том числе семью Казубского и мою. Нужно было срочно принимать меры. Нашу тревогу усилил еще и случай, происшедший с Сережей Кривцовым.

Узнав, что его семье угрожает расправой полицейский Елисеев, но прозвищу Пылик, Кривцов попросил разрешения съездить в деревню Саушкино, чтобы забрать отца, мать и сестер. Казубскнй разрешил. Тем более что в том краю надо было провести разведку. С Сережей направили Сашу Франтика и Гошку из штабной роты. Неразлучные друзья побывали в Саушкино, виделись с матерью Кривцова, но не сумели ее увезти: дома не оказалось одного из членов семьи. Пообещав приехать через два дня, ребята двинулись в обратный путь.

У деревни, контролируемой партизанами, Сереже и его спутникам повстречалась подвода, шедшая со стороны партизанского края. Зная, что впереди свои, друзья свернули в сторону, уступая дорогу, и даже не взяли в руки оружие. Неожиданно на встречных санях вскочил на ноги человек (это был Пылик) и дал автоматную очередь. Сергей был убит наповал. Франтик тяжело ранен. Гошка и раненый Франтик выскочили из саней, залегли за ними и начали отстреливаться.

Лошадь была убита. Гошка еле добрался до штаба полка: он нес на себе Франтика, получившего восемь пулевых ранений. Труп Сережи остался на месте схватки. В тот же день его подобрала и доставила в штаб полка специально посланная группа партизан.

Смерть Сережи потрясла всех нас. Позже мы теряли сотни людей — своих боевых товарищей. Гибель каждого оплакивали, что называется, горючими слезами. Но гибель Сергея Кривцова врезалась в память неизгладимо.

Похоронили его в поселке гортопа. На траурный митинг собрались все находившиеся на базе партизаны. Мы поклялись отомстить и решили в ближайшие дни уничтожить не менее пятидесяти гитлеровцев.

Партизаны сдержали клятву, данную на могиле боевого друга. За смерть Сережи нам дорого заплатили фашистские захватчики. Но они продолжали лютовать: через несколько дней после гибели Сережи Кривцова повесили всю его семью.

Вскоре у деревни Займище было совершено покушение на командира полка Василия Васильевича Казубского, возвращавшегося вместе с ординарцем на нашу базу. Медленно трусила рысцой лошадь. Василий Васильевич, закутавшись в огромный тулуп, сидел на заднем сиденье возка. Сани поравнялись с небольшим лесочком. Оттуда, из засады, ударил пулемет. Ординарец был убит наповал. Василий Васильевич хлестнул коня, а сам схватил автомат и начал отстреливаться. Бандиты прижались к земле, огонь стал менее прицельным. К счастью, дорога круто сворачивала влево, и командир полка скрылся за лесом.

Тогда же, в феврале 1942 года, еще одна трагедия произошла в Ельне.

Мы со дня на день ждали находившихся в подполье Луку Меркурьевича Капитанова и группу ельнинских и шараповских товарищей. Однако они задержались, добывая ценные сведения для партизан. Капитанов сообщил, что в ближайшие дни готовится расправа над семьями партизан, живущими в деревнях, занятых фашистами и их ставленниками. К тому времени он уже предупредил об опасности и мою жену.

Трагедия разыгралась ранним морозным утром. Семья Капитановых уже проснулась. Жена Луки Меркурьевича Анастасия Федоровна ушла по каким-то делам к соседям. Четверо детей (старшему Жене было 10 лет) находились в доме, а младшая девочка Аля гуляла по улице. Вдруг она вбежала в дом и крикнула:

— Папа, немцы идут!

Лука Меркурьевич бросился в спальню (очевидно, там прятал оружие и какие-то документы). Потом спокойно вышел навстречу гитлеровцам. Один из фашистов подошел к Луке Меркурьевичу:

— Ты, Капитанов? Пашпорт!

Со словами: «Я тебе сейчас покажу «пашпорт»!» — Лука Меркурьевич выхватил наган и выстрелил в офицера в упор. Дети бросились к двери. Капитанов выстрелил во второго фашиста, кинувшегося на него с автоматом. К сожалению, Меркурьевич на этот раз не попал. Может, отказал наган, а скорее всего, как рассказал мне его старший сын, Лука боялся попасть в кого-нибудь из детей.

Вскоре в дом вернулась Анастасия Федоровна. На полу навзничь лежали Лука Меркурьевич и гитлеровский офицер. Оба были мертвы.

Забрав документы и маленький сундучок с вещами, Анастасия Федоровна вместе с детьми бросилась к своему деду, жившему по соседству.

Через несколько часов нагрянули каратели. Они арестовали Анастасию Федоровну, ее сестру Нюру, родственницу Капитановых Татьяну Николаеву. В тот же день всех их повесили в разных частях города. На груди у Капитановой была прикреплена табличка: «Казнена за убийство немецкого офицера и за связь с партизанами».

Детей Капитанова приютил прадед. С великим трудом пережили они лихолетье. В 1943 году после освобождения Ельнинского района от немецко-фашистских захватчиков заботу о сиротах отважного подпольщика взяло на себя государство. Их вырастили, дали образование, специальность, проводили в большую жизнь.

Весть о гибели нашего любимого Луки Меркурьевича Капитанова — бесстрашного конспиратора и мудрого человека — явилась для нас тяжелым ударом. Жизнь его была короткой, но яркой и содержательной. А память о тех, кто погиб во славу Отчизны, никогда не померкнет в сердцах людей...

Совершив кровавое злодеяние в Ельне, фашисты не остановились. Страх перед партизанами толкнул их на новое преступление. На этот раз они заслали в наш полк предателей, которым поручили уничтожить командира, комиссара, начальника штаба, а также секретаря райкома партии Гусева. С помощью наших разведчиков и своих людей в комендатуре мы узнали имена наемных убийц и обезвредили их, а на будущее выделили всем старшим командирам адъютантов, которые должны были заботиться об их безопасности.

Террором против семей партизан фашисты хотели запугать патриотов. Мы приняли соответствующие меры. Партизан Михаил Георгиевич Палшков или, как его все звали, Мишка-Сибиряк, сумел из-под носа у немцев увезти в расположение партизанского полка семью Казубского.

Однажды в поселок гортопа прибежал на лыжах комсомолец из деревни Шарапово. По поручению верных людей он сообщил о карательной операции, готовящейся против жителей. Рядом, в деревне Иванево, жила и моя мать с тремя малолетними детьми. Ее было приказано захватить и повесить.

Я немедленно направился к Василию Васильевичу:

— Батя, ты знаешь, что немцы готовят карательную экспедицию в Шарапово?

— Знаю, комиссар. Я уже направил человека предупредить шараповских подпольщиков, чтобы сегодня же ночью перебирались к нам. Теперь думаю послать туда отряд, чтобы вывезли в занятые нами деревни и подпольщиков, и твою семью.

— Спасибо. Только знаешь, Васильевич, может, лучше не посылать отряд. Кругом рыщут немцы. Отряд не иголка. Разреши, я сам съезжу. Дорогу знаю прекрасно, людей в тех краях — тоже.

— Ты в своем уме, комиссар? Да пара паршивых полицейских запросто разделается с тобой... Бери роту партизан — тогда поезжай.

— Да зачем рота? Только демаскировать себя будем, где-нибудь ввяжемся в бой, а в это время в Шарапове перебьют всех наших подпольщиков. Им наша помощь не нужна. Важно предупредить их об опасности, а как лучше выбраться, они придумают сами. Что же касается моей матери и братьев, то их спасение — это мое личное дело. Мы не можем рисковать ради этого жизнью партизан.

— Эх ты, а еще комиссар. «Личное дело»! Да мы за любого советского человека готовы вступить в бой, если ему грозит опасность. Не разрешу ехать одному, хоть лопни.

Поспорили еще. Доводы Василия Васильевича убедили меня. Сошлись на том, что я возьму с собою человек пятнадцать добровольцев из штабной роты.

Глубокой ночью наш небольшой, отлично вооруженный отряд, прихватив с собой лыжи, понесся на лошадях в сторону Шарапова.

Несколько деревень по пути — наши. Но вот и Передельники — последняя партизанская деревня. Передовые посты сообщили данные разведки. Вчера немцы были только в Шарапове и Ельне, в окрестных деревнях вроде не появлялись. Однако мы решили уточнить эти сообщения и сами послали разведку. Все оказалось благополучно.

Вот и Иванево. Ночь. Деревня спит. На дорогах мы поставили дозоры с пулеметами. Я постучал в дом, где жила моя мать. Робкий голос из-за двери:

— Кто там?

— Это я, мама.

— Боже мой, Ондруша!

Суета, мама никак не справится с задвижкой. Наконец дверь открылась. Увидев нас, мама отпрянула: рядом со мной — добрый десяток вооруженных людей, тут же сани, лошади. Как мог, я успокоил мать и пригласил своих товарищей в хату.

Печать озабоченности и тревоги лежала на лицах матери и ее сестры. Мы объяснили, что заберем их с собою. Мать явно боялась ехать, только старшие братишки — Лешка и Шура — встретили мое предложение с восторгом: наконец-то они попадут в таинственный партизанский отряд!

— Оружие забирать? — деловито спросил Лешка.

— Конечно. Все, что есть, тащи сюда.

Через несколько минут в хате появились винтовки, миномет, два ящика патронов. Мать и тетка пришли в ужас.

— Так я ж все это не в доме, а в окопе прятал, — смущенно оправдывался братишка.

Пока семья собиралась, мы послали за председателем сельсовета коммунистом Александром Григорьевичем Куртенковым. Он вскоре приехал из так называемого поселка «Коммуна».

— Шура, ты знаешь, что завтра всех коммунистов, комсомольцев и патриотов арестуют немцы? — спросил я.

— Знаю, — ответил Куртенков. — Нам сообщил об этом Капитанов. Завтра уходим.

— Завтра будет поздно. Нужно уходить сейчас же.

— Не успеем.

— Нужно успеть. Собирай людей, мы подождем.

— Да не беспокойтесь вы, все будет в порядке. Мы готовы. Утром уйдем. Скажите только, куда являться. Предупредите, чтобы нас не задержали партизаны.

— За это можешь быть спокоен.

— Вы сами уезжайте скорее, пока темно. А мы-то выберемся!

Мы уехали, а Куртенков отправился собирать людей в дорогу. С виду все было спокойно и довольно мирно. Однако это было затишье перед грозой.

Рано утром в Шарапово и Иванево ворвались гитлеровские танки. Деревни окружили отряды карателей. А подпольщики еще оставались на местах. Те, кто находился в Иваневе, схватили оружие и бросились в старые, оставшиеся со времен летних боев, окопы. Командование над небольшой группой смельчаков взял на себя бригадир колхоза Петр Мартыненков. Патриоты отбивались отчаянно, но силы были неравны, ряды героев стали редеть. Погиб комсомолец Ваня Горемыкин, затем — Миша Куликовский. Упал на землю, сраженный вражеской пулей, комсомолец Морозов. Оставшиеся храбрецы попытались вырваться из окружения и бросились через реку в сторону темневшего невдалеке лесочка. Но лишь немногим удалось добраться до нашего отряда. Во время отхода погиб и Петр Мартыненков.

В тот же день фашисты захватили многих шараповских активистов, в том числе председателя сельсовета Александра Григорьевича Куртенкова, секретаря партийной организации Дольникова, старых коммунаров Максима Парфенова, Бориса Ключникова.

О шараповской трагедии мы узнали лишь через сутки, когда к нам добрались уцелевшие патриоты.