За пределом. Том 3

Глава 132

Многих людей можно узнать по мелочам. Понять, кто перед тобой, что он любит делать, его характер, темперамент. Достаточно просто быть очень внимательным.

Я не был внимательным, я много чего пропускал, не замечал многих мелочей, но интонации в голосе чувствовал хорошо. Музыкальный слух, не иначе.

У каждого человека интонации были свои. У кого-то благородные, у кого-то покровительственные и величественные, кто-то в приказном тоне говорит, кто-то в деловом. Интонация задаёт атмосферу и даёт понять, кто перед тобой: солдат, гопник, аристократ или бизнесмен. Это слышалось в напоре, слышалось, в каких местах делается ударение, в каких местах голос выше или ниже.

Так я мог сказать, что Фея всё же была ближе к бизнес-леди. Она умела договариваться, она держалась ровно, без каких-либо нервных перепадов, без вычурных интонаций — скромно и по-деловому. Она ставила себя равной тому, с кем пыталась договориться, иногда наезжая, иногда спуская напор, словно волна, которая пытается смыть тебя.

С таким человеком можно было договориться. По крайней мере, я на это надеялся всей душой. Очень надеялся, потому что пусть я и знал, как вести дела, — насмотрелся на Бурого, — но практика была на нуле. А знания и опыт — вещи разные. Нужен был опытный помощник или даже наставник, который поможет мне.

Я вернулся через час, по пути созвонившись с Французом и удостоверившись, что всё хорошо.

Деньги, о который говорила Фея, были на месте. Два небольших огнеупорных металлических чемоданчика, которые были вмурованы в стену. Чтоб пробиться туда, нам пришлось купить кувалды и на протяжении пяти минут буквально выбивать прореху для того, чтоб вытащить чемоданы. В какой-то момент я даже подумал, что над нами пошутили и мы просто ломаем стену, за которой ничего нет. Но нет, они были там, на счастье Феи. Деньги я не считал, но не думаю, что она обманула. Считай, плюс два миллиона к тому, что у меня уже есть.

Оставалось дело за малым — за самой Феей. Я так понимаю, что она уже контактировала с ними, потому ей с ними и говорить. Со мной могут возникнуть проблемы даже просто потому, что они меня не знают, а действовать им придётся в городе, среди людей и полиции, и, скорее всего, противодействовать неслабым импульсникам самого Соломона. Это риски, огромные риски, и сидеть им долго, если поймают. Посему такие обычно избирают заказчиков очень осторожно, как и сами заказы.

— Так, Фея, держи телефон, — пока Джек проверяет деньги, отстегнул я один из наручников и дал ей телефон.

— Позвонить им?

— Да. Включи громкую связь, — кивнул я на телефон. — И спроси про класс. Так и спрашивай, какой класс у команды. Нам нужно для начала найти человека и потом по отмашке похитить его. Возможно, есть вариант столкновения с Легатом. Так, слово в слово, и скажешь.

— Я поняла. Кого нужно похитить?

— Тольков Владимир. Фотографии или переслать, или получат на месте, ясно?

Она кивнула и послушно сделала то, что я попросил. Послышались гудки. Ровно три гудка, после чего она сбросила и вновь набрала. Пять гудков. Вновь сбросила и вновь набрала. Один гудок. Когда набрала в следующий раз, взяли трубку мгновенно.

— Я слушаю вас, — раздался грубый мужской голос на другом конце трубки.

— Говорит Фея.

— Я узнал вас, — ответил мужчина на той стороне. — Вы хотите что-то заказать?

— Хочу узнать ваши классы.

— К сожалению, это с глазу на глаз. У вас будет возможность встретиться?

Фея вопросительно посмотрела на меня, и я кивнул, давая добро на то, чтоб она вела это дело. Иначе никак. Со мной они могут вообще не стать связываться, особенно учитывая то, что им надо похищать. А вот Фея располагала к себе куда больше. К тому же, с ней пойдёт Джек, который должен будет за всем проследить.

— Будет. Ресторан «Тиния», Верхний город. Восемь вечера. Столик на имя Марии. Вы получите исчерпывающую информацию и предоплату, как мы и договаривались.

— Вас понял. До встречи, мэм.

Пошёл сигнал прервавшейся связи.

— Значит, я в деле, — кивнула она удовлетворённо.

— С тобой поедет Джек. Твоя задача же подстричься и сменить цвет волос на… тёмно-зелёный. Объясните всё и дадите задачу искать сегодня же. Теперь всё решает время.

— Бурый взялся за Соломона?

— Бурый и Мачо. В картеле хаос, все друг против друга. Боевики вообще сами по себе и ещё не разбрелись, потому что им платят и потому что уйди они, и территорию захватят, а они лишатся работы.

— Это был вопрос времени, — заметила Фея. — Соломон уже давно стал сдавать позиции. Но боевики были на его стороне абсолютно всегда.

— Не видно.

— Потому что всё началось с войны с бандами, когда он вместо жёсткого ответа тянул. Все видели, что надо сразу их давить, видели, что убивают людей картеля, а он просто сидел и ждал, пока всё закончится. Не давил их на переговорах, не шантажировал, ничего. Он потерял хватку, и всех держат только деньги. Вот и дождался.

— Верность — это не про вас, — вздохнул я.

— Верность — это не про нас, — согласилась со мной Фея.

— Как твоё настоящее имя, Фея?

— Салме Коппель. Мне пятьдесят, если тебе это интересно.

— Интересно. Тогда мне надо возвращаться, а вы знаете, что делать. И Фея, со мной ты получишь больше, чем если попытаешься пойти против меня, имей ввиду.

— Я уже согласилась, — немного недовольно напомнила она.

— Как ты и сказала, никому нельзя верить, — пожал я плечами и вышел из комнаты. — Джек, займись ей, она всё объяснит.

Я вернулся на улицу, где созвонился с Французом, чтоб он меня забрал. Его лицо красноречиво показывало то, насколько он недоволен тем, что ему приходится возиться со мной.

— Бурый прознает об этом, если будешь частить, — предупредил он.

— Буду иметь ввиду, — кивнул я. — Поехали.

— Я сам знаю, что делать, — отрезал он и дал газу больше, чем следовало, из-за чего мы пробуксовали на месте.

— Ты видел Толькова?

— Нет. Но если бы ты не кипятился чёрт знает где, мы бы, возможно, смогли его увидеть.

— Как? Он бы телепортировался к нам?

— Остришь? Смотри, поджарят тебя вместе со мной, — недовольно пробормотал он.

— Мы хотя бы знаем, где искать? — спросил я, поглядывая на улицы Нижнего города.

— В городе.

— Да ты молодец, — похвалил я. — Ты не пробовал стать шпионом?

— Нет, не думал, — грубо ответил Француз. — В Верхнем городе. Там есть несколько квартир, где он может быть. Они принадлежат Соломону, но он вполне мог заселить туда и Толькова. Увидим, хватаем его и увозим.

— Это Бурый сказал?

— Да, а что? — покосился он в мою сторону. — Проблемы?

— Проблемы, да. Могут быть у нас, если рядом с ним будет импульсник.

— Если что, мы справимся.

— Импульсники его уровня могут один на один при удаче уничтожить БМП, а БТР вообще не станет для них проблемой. К тому же, он способен выдерживать очереди из двадцатимиллиметровых пушек или остановить шестидесятимиллиметровый снаряд. Уверен, что мы справимся?

Промолчал. Потому что понял, что нас могут просто растоптать и даже не заметить.

— Мы должны найти этого кренделя. Вот и всё. Не будем лезть в печь, — наконец разрушил он тишину, возникшую между нами. В этот момент мы въезжали в Верхний город, который знаменовал себя чистотой и более светлыми улицами. — Главное — засечь, где он законсервировался.

— Так Бурый сказал его схватить или просто найти? — уточнил я.

— Просто найти, — слишком агрессивно ответил он. — Что допёкся до меня?

— Потому что чушь сказал, — холодно ответил я. — Схватить… сто раз, блин.

— Откуда вообще у тебя такая уверенность, что его кто-то припекать будет?

— Охранять? А ты бы не стал охранять человека, что хранит все твои бабки?

— Ну… — протянул он, — да, наверное, стал бы.

— Ну вот.

Люди вообще не думают. Даже элементарно, будто первый раз в этом деле.

Неудивительно, что они слепо верят Бурому, а он вертит ими как хочет.

— Считаешь себя умным, перец? — вновь пошёл в атаку Француз. То ли пытался меня поддеть, то ли уязвить.

— Я считаю себя догадливым, — поправил я его. — Догадливый, но никак не умный.

— А в чём разница?

— В том, что я смотрю на вещь и могу догадаться. Умные всё знают.

— Тогда догадливый лучше.

— Нет. Ты можешь смотреть на какую-то вещь и не знать, что это, зачем она и так далее. И ты никогда не догадаешься, что, зачем и как. Умный знает, что это, знает, зачем, как и для чего, потому он может сразу понять всё.

— И типа ты догадливый, а не умный? — хмыкнул он.

— Да.

— Хех… Ты гордишься этим, не так ли?

— Нет. Нечем гордиться.

— Нечем? Ты ведь знаешь, что умнее многих из нас, несмотря на возраст. Сидишь с самодовольным лицом, как свежеиспечённый пирог, и строишь из себя скромного парня, который считает себя неумным, но уверен в начинке в обратном.

— И? Чего ты добиваешься этим? Пытаешься меня поддеть? Доказать мне, что я тот ещё подонок? Да я это и так знаю. Не лучше, чем остальные.

— Постоянно говоришь, что такой же батон, как и все вокруг. Но это не так, — усмехнулся он недобро. — Ты хуже. Мы уроды, согласен, но ты… Ты гнилой ублюдок, который уничтожит всё на своём пути. Все мы пытаемся выжить, и ад горюет по нам, но мы не перешагивали через своих товарищей.

— Ну-ну, Ряба тебя не слышит, — напомнил я. — Хотя это же всё Бурый, можно и на него свалить.

— Может и была причина на это. Но он помог многим. Именно помог. Но ты… тебе плевать, ты поджаришь каждого из нас, чтоб добиться своей сладкой булки. Просто потому что мы оказались на твоём пути.

— Допустим такой вариант. Но получается, что я должен умереть тогда, так?

— А чем заслужили мы это? Да, мы бандиты, но мы тебя приняли и заслужили лишь удар в спину, так? Из-за того, что оказались на твоём пути? Тем, что благодарны тому, кто нам испёк будущее? Мы убийцы и редкостные ублюдки, но мы просто живём, как и ты.

— И что? Лучше умру я? Ты к этому клонишь?

— Ты сможешь убить тех, кто хорошо к тебе относится, Томас? — внимательно посмотрел он на меня. — Ты можешь уехать, но ты не делаешь этого. А знаешь почему?

Я махнул головой, говоря, давай.

— Потому что ты не лучше Бурого, что, возможно, использовал тебя. Ты так же будешь жарить людей, что тебе верят, как и он. Ты так же будешь идти по трупам. Ты готов заплатить за это свою цену?

— Я уже заплатил свою цену, — ответил я.

— И заплатишь снова. Бурый заплатил своё матерью за желание обогатиться убийством. Гребня заплатил товарищами за то, чтоб получить лёгкие деньги, и именно поэтому корит себя. Пуля знает, чем может заплатить он, и потому хочет спрятать Гильзу. Мы все заплатили теми, кто лежал с нами на противне.

— А чем заплатил ты, Француз? Матерью?

— Это было до этого, — покачал он головой. — Я заплатил своей девушкой, — и потом уже тише добавил. — Беременной.

Пытается убедить меня ничего не делать и сдаться? Давит на совесть и пытается напугать тем, что всегда приходится платить? Не сказать, что меня это впечатлило.

— Тогда останови меня, — тихо сказал я. — Ты знаешь, что нужно сделать, не так ли? Останови меня и расскажи Бурому о случившемся. Спаси всех.

Он ничего не ответил за те две минуты, что я ждал и пока за окнами плыл Верхний город.

— Что и требовалось доказать. Ты не лучше меня, не желая помирать ради других, и думаешь только о себе. Надеешься, что это пройдёт мимо тебя, что расплатится кто-то другой, а не ты. Нам гореть в соседних котлах, Француз, так как мы оба предатели, мы оба думаем только о себе и оба готовы жертвовать другими. Так что не тебе сейчас здесь петь об ударе в спину.

— Я никого не предавал.

— Уже предаёшь. Ты спрашиваешь, что же вы сделали такого, что можете стать гипотетической жертвой для меня? Тем, что вы убийцы. Вы пришли в этот бизнес и должны понимать, чем это грозит. Не всегда нам убивать и запугивать беззащитных. За большую власть большие требования, Француз. И я настолько же хорошо, как и вы, знаю, что даже за благие поступки надо платить.

— Сколько тебе лет, Томас? — угрюмо спросил он. — Только честно.

Видимо решил зайти с другой стороны. Ладно, попробуй.

— Семнадцать.

— Семнадцать… — повторил он, будто пробуя слово на вкус. — И что ты знаешь о жизни, Томас? Ничего. Ты лишь строишь из себя взрослого, но единственное чего добился, так это стал бандитом.

Смешно это слушать от того, кто сам повяз в криминале по уши.

— Я бы с радостью ответил, что мир меня сделал таким, но это лишь отчасти правда.

— А какова другая часть?

— Я позволил ему это сделать. Дал добровольное согласие.

— Продал душу дьяволу… — хмыкнул Француз. — Стоило это того?

— Да. Пусть я заплатил за это… всем, что у меня было и остался один, однако всё исправил, — пожал я плечами. Боли от этих слов уже не было. Практически. Я смирился.

— Поэтому ты так рвёшься к власти? Что больше никогда ничего не терять и иметь возможность отстоять своё право? Думаешь она тебе это даст? Что после этого всё плохое для тебя закончится?

— В будущем, если представится возможность, мы это и прверим.

И Француз лишь хмыкнул, бросив на меня насмешливый взгляд. Он знал, что я хочу занять место Бурого. Чувствовал это, но не спешил препятствовать. Почему? Потому что трус? Или потому, что боится вновь потерять кого-то? Можно ли винить человека, который думает о себе в эгоизме? Ведь своя рубашка всегда ближе к телу, и жертвовать жизнью ради друзей… так говорят только те, кто ни разу с этим не сталкивался. Друзья становятся чужими людьми, и первое место займут лишь ты и родные тебе люди.

— У тебя есть импульс, Француз? — спросил я.

— С чего ты взял это?

— Каждый раз, когда ты начинаешь разговаривать, лезешь едва ли не в душу, и появляется желание прямо раскрыться тебе. Какое-то полное доверие, будто тебе можно доверить всё что угодно. Даже сейчас, я слишком много сказал тебе и ловлю себя на мысли, что хочу рассказать ещё.

— Это дар.

— Дар?

— Дар Хранительницы Мира.

— Я видел её, — кивнул я. — Женщина со статуей.

— Она одарила людей даром и дала им сил воспротивиться всем невзгодам.

— Рак мы так и не победили.

— Может это наказание, — пожал Француз плечами. — Наказание за то, что мы стали теми, кем стали.

— Тогда кто создал рак, если она дала дар?

— Спроси тех, кто в этом смыслит больше. Например, у жриц Хранительницы Жизни. Их храмы везде есть, даже здесь.

— Не видел ни разу, если честно.

— Видел японские храмы, где складывают ладоши вместе, молятся, дёргают за верёвки, ударяя в колокола? Он выглядит примерно схоже. Только архитектура не японская, внутри дома стоит статуя, к ногам которой надо бросать деньги. Там же можно помолиться.

— Верующий? — покосился я на него.

— Жена. Она не верит ни в Священный свет, ни в Христа, ни в Будду. Только в Хранительницу Мира.

Я поймал себя на мысли, что вновь разговариваю с Французом обо всём, будто ничего между нами и не происходило. От него буквально исходило это тепло, создающее доверительные отношения, из-за которых хотелось говорить, раскрывать душу и даже раскаиваться.

— Много людей с этим даром?

— Не знаю. Вещь не частая, и многие не признают её существование. Так что даже если обладает им человек, он может даже не знать об этом.

— И как тогда понять наличие или отсутствие этого самого дара?

— Почувствуешь.

— У Фиесты был дар?

— У Фиесты? Не знаю, не замечал никогда. Ты можешь и не заметить, если он какой-нибудь неявный.

Например, раздевать людей взглядом.

Верил ли я в дар? Учитывая мой опыт, обстоятельства и то, что я испытывал, то… скорее да, чем нет. Хотя столкнулся с этим вообще в первый раз и никогда о подобном не слышал, влияние, довольно странное, всё же на себе ощущал и объяснить никак иначе логически просто не мог. Будь Француз импульсником, он бы хоть что-то умел, раз может пробивать естественные энергетические барьеры человека и влиять непосредственно на сознание. Для этого нужны силы. Но он ничего не умеет, а влиять может. К тому же, ведьмы говорили, что Фиеста тоже способна чувствовать, от чего я склонен поверить в дар.

Да и как тут не поверишь в подобное, когда по городу бегают оборотни с ведьмами?

Но если это так, то получается, что импульс не единственное, чем могут влиять люди на других без физического контакта.

Сколько техник я теперь знал? Я имею ввиду тех, что обычный человек может использовать. Импульс, уже известная сила. Дар, что просто как аура. И магия, о которой говорили ведьмы, утверждая, что она действительно существует. Не буду отрицать, пусть доказательств мне так и не привели.

Интересно, чем отличается магия от импульса, если она вообще существует?